Алесина любовь

Не спится, думы ночами одолевают: как ей парня у соперницы увести.  Совестно немного перед Яниной, но успокаивает себя, что той и другой сгодится, а ей без Кастуся не жить.  Ворочается девица, шуршит солома мышкой-норушкой в тюфяке, того и гляди всех домочадцев разбудит.  Даже домовиха за печью не спит, переживает за Алесю: "Эх, молодо-зелено!  Ночь-полночь, а всё на луну таращится!  Завтра сызнова не выспится, а ей по дому управляться!  Надо бы травки сонной в молоко ей добавить, как сядет завтра вечерять."  Смотрит Алеся на луну полную, на небо чёрное, звёздами усыпанное, порадоваться бы ей на красоту неземную, да думки печальные всё не дают.  Третью ночь она не спит да не вечеряет, места себе не находит.  Кажется ей, что Кастусь любый уже о свадьбе думает.  Вот и Янина сегодня будто  изнутри светилась от счастья - знать, договорились они.  Плачет Алеся, судьбинушку проклинает, а сама пересуды бабские да кривотолки вспоминает: живёт де ведьма у самого леса в старой хибаре за заливным лугом, где лён вымачивают.  Потому и не ходят они туда по одной, что боязно чертовку встретить, как бы не сглазила.  Судачат бабы промеж собой про зелья сильные да ворожбу греховную - коли обратишься к ней, гореть тебе в аду.

Кажется Алесе, уж ничего не страшно, готова чертовке душу свою отдать непорочную, лишь бы с любимым вместе быть.  С тем и заснула незаметно.  Проснулась с петухами, всё в руках у неё горит, дело спорится.  Сама раскраснелась, точно в лихорадке, не терпится задуманное исполнить.  Управилась с делами, просится у матушки погулять с подружками.

 

 

     Получив дозволение, оделась Алеся потеплее и кинулась к лесу.  Сама не заметила, как оказалась перед старой ведьминой хибарой, только заходить боязно. Топчется девица, с духом собирается, а тут дверь сама перед ней отворяется - зайти приглашает.  Темно внутри, травами пахнет, ведьма старая к ней подходит, когти железные по земляному полу скребут.  Страшно Алесе, хочется глаза закрыть и бежать домой со всех ног, но стоит, не шелохнется - любовь безответная на месте держит.  Ведьма сухая, согбенная, лицо темное морщинами глубокими покрыто, словно земля трещинами в засушливое лето, глаза угольями горят, зубов острых полон рот - клацают, а клыки нет-нет, да нижнюю губу прикусывают.  Молча ведьма обнюхивает девицу, цыкает и говорит:

 

- Знаю, зачем явилась.  Помогу тебе любого приворожить.  Будет ходить за тобой следом, как телок за мамкой.  Будет слушать тебя одну и делать всё, что прикажешь.  Взамен принесёшь мне его нательный крест. Не принесешь, ворожба остынет и станет всё, как прежде.

 

- Да как же мне крест с него снять?

 

- Он сам его сымет, прикажи только.  Будем ворожить?

 

- Всё сделаю, только пусть моим Кастусь будет.

 

- Будь по-твоему, - головой старуха кивает, а сама хвать девицу за руку и колет палец костяной иглой, - кровь возьму для приворота.

 

 

     Ведьма на кровь глядит, а клыки у неё враз длиннее стали, глаза ярче вспыхнули и нос вытянулся.  Или это всё кажется испуганной девице в свете загоревшегося вдруг пламени за печной заслонкой.  Тащит чертовка Алесю за собой ближе к огню, там на печи посуда чудная у неё стоит: непонятно из чего сделана.  Накапала она крови в ступку черную да оттолкнула девицу от себя.  Замерла та на месте, шевельнуться и то боязно.  А ведьма знай бормочет, что-то из мешочков да горшочков в ступку кидает, пестиком перемалывает.  Стала ступка подпрыгивать, стала ведьма подвывать, ветер за окном ей вторит, словно волк при полной луне.  Пол у девицы под ногами дрожит, она бы и рада бежать, но ноги не слушаются, точно приросли.  Тут полыхнуло и погасло в ступке синее пламя, ветер утих за окном.  Замолчала ведьма, наклонилась над ступкой, принюхалась, подцепила ногтем кривым и вытащила комочек, на воск похожий.  Вложила Алесе в ладонь и говорит:    

 

- Сегодня же брось это в след на снегу, Кастусем оставленный.  А как придёт он к тебе, крест вели снять.  Завтра мне его принесёшь.  А пока поди прочь, мне отдохнуть надо.

 

 

     Распахнулась дверь перед девицей, а она и рада-радёхонька, что обратно живая вырвалась.  Вдохнула воздух морозный и ну бежать без оглядки. Из дома выходила она засветло, пока ворожила старая ведьма, уж и стемнело.  Поскрипывает снег под ногами, звёзды вышли луной полюбоваться, а та хмурится недовольно, на неразумную девицу глядя. Алеся покамест остановилась, прислушалась: слышен звонкий девичий смех, знать вышли подруженьки погулять.  А где девушки, там и парни скоро будут, и Кастусь ненаглядный с ними.  Застучало скоренько сердечко у Алеси, зашлось в радостном ожидании, уже и страх забылся, да и совесть замолчала.  Побежала она на голоса подружек милых, а по пути ей мечтается сладко: "Скоро любый будет со мной миловаться - это ли не счастье!  Ради этого всё можно сделать, никто мне не судья!  Да и не надобно никому знать, где была я да что задумала."

Запыхалась девица, а мороз-дружок еще краше её делает: щеки маковым цветом зажглись, ресницы инеем покрылись, как у Снегурки.  Выскочила она к пригорку, а тут друзья-подружки затеяли кататься: чуть с ног Алесю не сбили.  Отскочила она, расхохоталась да полезла наверх быстрее, чтобы допрос прежде не учинили.  Осмотрелась вокруг незаметно: нет пока Кастуся, зато Янина здесь и тоже его поджидает-высматривает.  Нащупала Алеся комочек спасительный в кармане и улыбнулась сопернице.  Та и не глянула в ответ, потому как Кастуся заметила, зарделась, да очи опустила.  Тут уж Алеся времени не стала терять, побежала парню навстречу, сама кричит подружкам:

 

- Я сейчас вернусь.  Рукавички только теплее возьму, а то ладошки совсем замёрзли.

 

 

     Тропинка узкая, никак с парнем не разойтись, а ей того и надо.  Он в снег глубокий шагнул, поздоровался и дальше пошёл.  Алеся же комочек в след оставленный кинула да припустилась бегом.  Как за домами первыми скрылась из виду, остановилась, зажмурилась, а ноги от страха подкосились - так и осела в снег.  Только сделанного не воротишь, вот и пошла девица, немного погодя, обратно судьбе навстречу.  Успела несколько шагов всего сделать, а тут Кастусь к ней приближается, она и дышать перестала, смотреть на него не решается.  А он подошёл совсем близко да заговорил тихим голосом:

 

- Где ты была, Алеся?  Я тебя одну дожидаюсь.

 

     Стоит девица, чуть не плачет от счастья, а и не знает, что сказать, слов не находит.  Тут вспомнила ведьмин наказ, встрепенулась:

 

- Кастусь, коли люба я тебе, отдай мне свой крест нательный.  Тогда поверю.

 

 

     Молча полез парень за пазуху, снял крестик и протянул без раздумий.  Спрятала Алеся крестик в карман, хотела взять парня под руку и пойти с ним гордо, чтобы все увидели, да передумала.  Навалилась усталость разом от пережитого, спать захотелось.  Взяла она любого под руку, прижалась к нему:

 

- Проводи меня домой, Кастусь.  Умаялась я сегодня, ноги не держат, да и поздно уже.

 

 

     Кивнул парень послушно и пошли они, не спеша.  Радоваться бы Алесе, но на душе неспокойно: "Что за напасть? Все собаки брешут им вслед, точно обезумели.  Отродясь такого не было, чтобы на своих так кидались да с цепей рвались."  Глядит она на Кастуся, заметил ли?  А он на неё смотрит, ничего вокруг не замечает, так и дошли до самой хаты.

 

- Можно зайду завтра вечером за тобой, Алеся? - просит тихим голосом у самой калитки.

 

- Заходи.  Я буду ждать.  До завтра, Кастусь.

 

- До завтра, Алеся.

 

 

     Стряхнула девица снег с одёжи, зашла в сени и стоит, к двери спиной привалившись.  Всё слова долгожданные вспоминает, хлопцем сказанные: "Я тебя одну дожидаюсь." Взгляд глаз его необыкновенных, что к ней был прикован, руку его крепкую, за которую так бы и держалась всю жизнь, не отпускала.  Сняла Алеся рукавички, в карман сунула, а там крестик лежит.  Враз будто студёной колодезной водицы глотнула, обожгло нутро: завтра сызнова к ведьме идти.  Нахмурилась девица, ножкой притопнула: "Завтра об этом подумаю!  Зато мой Кастусь навек, не обманула чертовка!"

Утром подхватилась ни свет ни заря: всё ей любо вокруг, все хлопоты приятны.  Матушке помогла на кухне, дров принесла, скотину покормила, как встали младшие сестры с братишкой, играть с ними затеяла.  Смех в доме колокольчиками звенит, учит Алеся малышню колядовать, песни петь.  Бабушка на печи улыбается, родители не нарадуются на старшую дочь: такая она у них выросла красавица да умница.  

 

- Батюшка, - Алеся говорит, - обронила я вчера рукавицу на пригорке, можно сбегаю поищу, пока светло?

 

- Иди, конечно.  Одевайся теплее, морозно нынче. 

 

 

     А ей только того и надо, собралась вмиг и выскочила на улицу.  Торопится к ведьме, сама по сторонам смотрит: не идёт ли кто.  Так и добежала до самой опушки, а к ведьминой хибаре ноги не идут.  Смотрит она на то, чего вчера и не приметила: стоит изба древняя без окон, без трубы, мхом поросла и снег на крыше не лежит.  Вот проклятое место - даже снегу боязно!  Перекрестилась Алеся, вздохнула поглубже: "Коли затеяла дело, надобно до конца его довести."  С тем и подходит к двери, а та уже приоткрылась со скрипом.  Хотела девица шагнуть да не успела: из тьмы непроглядной рука к ней тянется, пятнами покрытая, когтями желтыми скребёт в воздухе, будто ищет чего.  Охнула Алеся от страха, сунула в руку крестик Кастуся и обратно рванулась.  Только возле домов ей полегчало: заметила она солнышко ясное, снег искрящийся, посмотрела на поленницу у крайней хаты и совсем ей радостно стало.  Вечером соберутся все на посиделки, а они придут вдвоём с Кастусем - это ли не счастье.  Засмеялась девица, щёки и нос рукавичками прикрыла от мороза - уж больно щиплет сегодня, и домой побежала.

Еле дождалась вечера, когда любый за ней зайдёт, все глаза проглядела в окошко, даже сестрицы над ней смеялись - озорницы.  Как только увидела его, бросилась в сени одеваться и вышла навстречу.  Пришли они под руку с Кастусем, подружки примолкли -  глазам не верят, да и парни удивляются такой перемене.  Только Кастусь ничего вокруг не замечает, кроме Алеси, а ей того и надобно.  Постепенно заговорили все, потом затеяли в снежки играть, но Кастусь с Алесей остались сидеть возле поленницы.  Там она задумала Янину встретить, чтоб та сразу увидела: не мила она больше хлопцу, другую полюбил.  Так и вышло, как девица задумала.  Янина даже подходить не стала, развернулась и домой ушла.  Счастлива Алеся.

 

- Покружи меня на руках, любый, - просит Кастуся, - прижми к груди покрепче, я твоя навеки.

 

 

     Незаметно за забавами да шутками-прибаутками вечер прошёл, все по домам разошлись.  Тихо в деревне стало, спят все и старые, и малые, только домовым и домовихам худо, чувствуют - зло крепнет, пьёт душу чистую да стонет жутко неясытью в ночи.

 

 

     Неделя всего остаётся до Рождества.  Парни и девушки радостно колядовать готовятся, выбирают, в кого обряжаться будут. Рядиться надобно, кто как может в медведя, коня, быка, козу, гуся, журавля, чтобы никто колядников не узнал.  Потому все костюмы стараются получше сделать.  Алесе бы тоже со всеми радоваться да рядиться, а не хочется.  Страшно девице, неспокойно на душе, переживает она за Кастуся - неможится ему, хворь неведомая с ним приключилась.  Бледнеет и силы теряет с каждым днём, будто жизнь из него вытекает по капле.  Перестал улыбаться да смеяться, смотрит аки агнец на Алесю, а ей укоризна во взгляде его всё видится.  Совестно ей перед Кастусем, чувствует вину свою да не знает, что делать.  Извелась совсем на него бледного глядючи, не спится, не дышится, мысли одолевают: "Стоило ли её счастье личное таких мук и страданий, что всем она причинила.  Сама не живёт, Янина страдает, а Кастусь того и гляди на тот свет отправится.  Тогда и ей с грехом таким на душе не жить."  Назавтра Коляда, ей бы выспаться, а сон не идёт: ворочается она с боку на бок, шуршит свежая солома в тюфяке, только уж вдругорядь домовиха в сторонке не стоит, помогает.  Села в ногах у Алеси и ну шуршать пуще прежнего, бабушку на печке будить.  Проснулась бабушка, зовёт внучку тихонько:

 

- Иди сюда, дитя.  Знаю, есть у тебя вопросы непростые, что спать ночами не дают.  Чем смогу, помогу. Ежели чего, домовиха нам подсобит. Правда, моя хорошая? - а сама будто смотрит на кого-то невидимого.

 

- Бабушка, ты кого сейчас спросила?  Меня ли?

 

- Не тебя, глупышка. Домовиху нашу пытаю, она согласная.

 

- Бабушка, - чуть не плачет внучка, - зачем меня пугаешь, мне и без того страшно.  Не вижу я никого, кроме тебя.

 

- Это потому, внученька, что молода ты ещё.  Взгляд у тебя больно пристальный, вот и не видишь.  Я-то одной ногой в этом мире, а другой уже почитай в могиле, потому доступно мне видение иное.  Глаза здесь слепы почти, зато домовиху нашу я вижу ясно.  Поверь мне на слово, не пытай больше о том, что не важно сейчас.  Узнаешь в свой черёд.  Покамест расскажи мне про свою беду, а я послушаю.

 

 

     Рассказала Алеся всё бабушке, ничего не утаила и стало на душе у неё немного легче.  Смотрит с надеждой на бабушку, та лишь хмурится и головой качает:

 

- Что же наделала ты, неразумная, что натворила, сама того не ведая.  Отдала Кастуся древней стрыге на заклание, а душу его нечисти на поругание, да и свою почти сгубила.  Выпьет карга проклятая всю его кровушку до капли последней, сил наберётся нам всем на погибель.

 

    После слов таких охнула девица, побелела да губу прикусила, а бабушка продолжает:

 

- Тебе ответ держать или сделанное поправлять.  Можно спасти хлопца от гибели, только опасное это дело - сама погибнуть можешь.  Но если справишься, и свою душу спасёшь, и Кастуся выручишь.  Любить тебя он не станет, зато жив останется.  Решать тебе, внученька.

 

- Что же здесь решать?  Лучше мне сгинуть, чем Кастуся погубить!  Пусть любит другую, я на всё согласна!  Лишь бы жив остался.

 

- Страшно мне за тебя, ягодка. Да ничего уж не поделаешь, буду молиться.  Ни дня больше медлить нельзя.  Завтра пойдут все колядовать, а ты отправишься содеянное исправлять.  Вот тебе в дорогу моя иконка нательная.  Всю долгую жизнь хранила меня Богоматерь, верю и тебя она не оставит.  Сейчас домовиха рушник, матерью твоей для отца вышитый, пошукает и принесёт.  Он тебя защит, любовью родительской окутает, спрячет в трудную минуту.  Еще свечу свою крестильную возьми, она силу имеет великую супротив силы нечистой.  Больше нечего мне тебе дать.  Пока спи, силы тебе понадобятся.

 

- Спасибо, бабушка.

 

Обняла Алеся бабушку, расцеловала и спать легла.  Думала глаз не сомкнёт, но уснула сразу на диво.  Как тут не уснуть, если домовиха колыбельную тихонько твоей подушке напеть успела.

 

 

     День прошёл мимо Алеси, будто не замечая её среди домочадцев - вот уже и вечерять сели.  Младшие сёстры ей завидуют, рано им еще колядниками рядиться, только днём отпустили родители по деревне с детворой поколядовать. Девице бы радоваться, а она улыбается через силу, чтобы тревогу её никто не заметил.  Не терпится всем в костюм медведя Алесю обрядить, смеются загодя.  Вот уже высыпали в сени, помогают тулуп вывернуть мехом наружу, лицо угольком мажут, на платок сверху треух отцов старый натянули.  Хохочут, глядя во что девицу превратили, а ей плакать хочется.  Сунула бабушка ей сверток в руку незаметно, перекрестила, да шепнула что-то на прощание.  С тем и выскочила Алеся во двор, чтобы не расплакаться на пороге.  Побежала прямёхонько к бане, как бабушка ей велела, а там на поленнице сидит старушка кругленькая, ладная да румяная.  Сама росточком Алесе до пояса едва достаёт, платочек на ней тонкий, рубаха льняная вышитая и юбка длинная.  Так и ахнула девица:

 

- Ужель не холодно тебе в стужу зимнюю?

 

- Ой не холодно, не тревожься, - домовиха рассмеялась, - заходи лучше в баню быстрее, пока никто нас не заметил.

 

- Что будем делать в бане?  Бабушка не сказала.

 

- Банника просить дорогу показать.  Вся нечисть в ночь Коляды хороводы в лесу на поляне ведьминой водит, пирует.  Вот и стрыга непременно там будет.  Обождёшь её, потом до логова выследишь, а там делай, что бабушка велела.

 

- Хорошо.  Только верно ли, что не живёт она в той хибаре, где я была?  Может ошибаетесь?  Пока водит она хороводы, я зашла бы к ней.

 

- Полно пустые разговоры вести, - домовиха её перебила, - и хотела бы я ошибаться, чтобы проще тебе было.  Только логово стрыги в укромном месте спрятано, а где оно - никто не ведает.  Надеюсь, удастся тебе узнать этой ночью, если нет, то сгинешь и парня погубишь.  Пошли уже, неча время дольше терять.

 

     Первой зашла домовиха в баню, за ней Алеся с опаской, по сторонам в темноте осматриваясь.

 

- Банник, не гневайся, выйди к нам.  Есть просьба к тебе, а я в долгу не останусь, - домовиха негромко говорит в темноту, - Летом трав нарву да насушу, каких пожелаешь, Алеся в бане их развесит.  Будет она веник свежий, парок хороший да лоханку воды чистой оставлять всякий раз, прибираться у тебя тут, как следует.  Помоги, не откажи.

 

 

     Скрипнула дверь парной, ноги босые по полу зашлепали.  Банник на скамейку залез, возле оконца встал, чтобы лучше было его видно, да отвечает сердито:

 

- Чего надобно в такую ночь?  Мне в лес на праздник пора, а они тут ходють, просьбами одолевают.

 

     Смотрит Алеся на банника во все глаза: сам ростом с ведёрко, голый да щуплый, борода косматая плесневелая пол при ходьбе подметает, того и гляди на неё наступит.  

 

- Смотри глаза не прогляди, ишь уставилась, бесстыдница, - банник ей пальцем грозит, - Говорите, зачем пришли.

 

- Чего там смотреть?  Кожа да кости и борода плесневелая.  Не шуми на девку, - домовиха смеётся, - любопытно ей.  Когда еще тебя увидит, да и не надо этого.  Не к добру с тобой свидеться, коли гневаться изволишь.  А пришли мы, чтобы Алесю с собой в лес взял.  Натворила она дел, теперь расхлёбывать надобно.  Доведи её до поляны ведьминой, а дальше не твоя забота, гуляй себе да веселись.  Подумай хорошенько: делать тебе ничего не придётся, а травок я тебе на цельный год заготовлю.  Соглашайся.

 

 

     Поскрёб банник бороду, спрыгнул с лавочки и пошёл обратно.  Стоит Алеся, слёзы на глаза наворачиваются.  " Видно не судьба мне любого спасти, раз банник уходит." - думает.  А он стукнул её кулачком, мимо проходя:

 

- Чего стоишь, пугало?  Пошли уже.  И чтобы ни звука от тебя не слышал! - веник на ходу подхватил, - На вот, держись!  Потеряешься ещё в темноте.

 

 

     Девица молчит, даже дышать боится, чтоб не передумал.  Кивнула домовихе на прощание, схватилась за веник, а сама удивляется: "Зачем ведёт меня в парную, если нет там выхода.  Может ему взять чего надобно."  Идёт Алеся в полной темноте, шлёпает банник впереди по полу, только вдруг под ногами у них снег заскрипел.  Не успела девица ничего разглядеть, уже на тропинке лесной оказались, а деревни родной нигде не видать.  Любопытно ей, что за диво, но молчит, уговор соблюдает.  Скоро остановился банник да говорит:

 

- Дальше один пойду, ты с тропинки сворачивай, меня из вида пока не теряй, посматривай.  Ведьмина поляна впереди, иди к ней по снегу и прячься получше, если хочешь живая домой вернуться.  Я тебе не защитник.

 

- Спасибо.  Век твоей должницей буду, - Алеся тихо отвечает.  

 

     Сама тут же с тропинки сошла и начала потихоньку по снегу глубокому вперед пробираться.  По сторонам озирается, идёт от дерева к дереву, чтобы спрятаться быстро, если кого приметит.  Вот и поляна в просвете между деревьев показалась, Алеся правее свернула, выбрала место, откуда видно хорошо и устроилась покамест под большой ёлкой.  А тем временем на поляну прибывала нечисть и чем больше её становилось, тем больше в размерах увеличивалась поляна.  Запылали на ней костры синим пламенем, завизжала нечисть и захрюкала, давай плясать и через огонь прыгать.  Снег на поляне весь растаял, даже Алесе под ёлкой не холодно.  Сидит она ни жива ни мертва от ужаса, сама себе думает: "Это сколько же нечисти по белому свету пакостит, добрых людей с пути сбивает да губит."  Молится девица про себя Богородице, вслух молитву не произносит, помнит, что бабушка ей наказала:" Вслух при нечисти имени Господа нашего не произноси, да не молись другим святым.  Враз нечистые тебя почуют, не будет тогда спасения.  Их от молитвы корчит да крутит, так что молчи, дитя, что бы не случилось!"  Беснуется нечисть на поляне, Алеся же чуть не плачет от досады!  Как среди  многих ей стрыгу проклятую разглядеть, если даже края поляны уже не видно, а нечистого отродья на ней, точно муравьёв в муравейнике.  Вдруг примолкли все, рыла и морды страшные задрали, высматривают в небе что-то.  Пригляделась и девица, видит: на поляну анчутки спускаются, дюжина, не меньше.  Прыгают, копытцами притоптывают, крыльями машут, похрюкивают:

 

- Стрыга-стрыга, покажись!  Перед нами появись!  Мы тебе подарочек принесли знатный!  Как раз на праздник угощение - дитя некрещёное!

 

 

     Расступилась нечисть, стрыга к анчуткам ковыляет, землю когтями железными взрывает, зубами клацает, шипит.  Вытянула руки вперёд на сажень да схватила дитя когтями остыми.  Еще миг и впилась клыками в тельце крохотное.

Тут уж Алеся всё на свете забыла, глаза закрыла да запричитала:

 

- Господи, спаси и сохрани!  Не оставь меня, Господи!

 

     Не успела больше сказать ничего, а нечисть уже в корчах бьется, стрыга верещит:

 

- Знать рядом человечишка!  Ищите его, ловите, ко мне ведите!  Напьюсь сегодня кровушки досыта! - потом бросила дитя загубленное русалкам, - Забирайте нехристя себе, будет вашему племени добавок.

 

 

     Алеся сжалась в комочек под ёлкой, губу закусила, что делать - не знает.  Тут затеплилась иконка бабушкина у неё на груди, словно сказать что-то хочет.  Себя не помня, схватила девица рушник льняной, матушкой вышитый, да кругом на землю выложила, сама внутри легла: стоять нет мочи, ноги трясутся.  Только сделала, как затрещали рядом сучья - это нечисть лес вокруг поляны проверяет, её ищет.  Несутся к ней три анчутки да волколак косматый, принюхиваются.  Волколак рычит, глазами жёлтыми вращает, смотрит прямо на девицу да не видит её, не чует.  Так и пробежали мимо.  Плачет Алеся беззвучно, губы кусает, молится про себя истово.  Всё внутри у неё от ужаса застыло, живот скрутило, сердце того гляди из груди выскочит, руки-ноги трясутся.  Села она кое-как, смотрит на поляну, чтобы стрыгу ненавистную из вида не выпустить.  Каков бы ни был страх, что сердце сковал, а любовь всё равно сильнее.  Тут возвернулась нечисть ни с чем, стрыга шипит на них рассерженно да делать нечего.

 

- Скоро петухи запоют, задержались мы нынче, - крикнула.

 

 

      И заковыляла первая по тропинке в чащу лесную.  Вмиг не стало никого на поляне: разлетелись, разбежались и сгинули, кто куда.  На счастье, тропинка аккурат мимо Алеси ведьму повела.  Подождала девица, пока та за деревьями скрылась, рушником подпоясалась, да припустила следом: боязно после всего стрыгу потерять.  Почти бежит по тропинке, очи опустила, да к следам присматривается, что ведьма оставила.  Порядком тропинка по чаще петляла, а как стало светлеть, приметила Алеся впереди избу.  Стоит изба низкая, чёрная от времени, дранкой крытая, нет ни окон, ни трубы печной.  Дошла девица по следам до самой двери, медлить не стала, взялась за ручку ржавую и потянула.  

 

 

     Заскрипела дверь, отворилась - впустила девицу.   Сделала та пару шагов несмелых, а тут что-то возьми да захрусти под ногами.  Остановилась она, дышать перестала - смолкли звуки, тишина вокруг мёртвая да темень непроглядная.  Достала Алеся свечку свою крестильную, зажечь бы сейчас, чтобы крестик Кастуся найти и забрать, а нечем.  Закрыла она глаза, перекрестилась, попросила Богородицу путь ей указать, всю душу в просьбу вложив.  Открыла глаза, а свечка в руке дрожащей горит - спасибо Пресвятой Богородице.  Видит девица, стоит посреди избы домовина старая, из цельной колоды рубленая, крышкой накрытая, а пол вокруг неё весь крестами усыпан.  Опять будто кто ей подсказывает, что крестик любого надо внутри домовины искать.  Сняла Алеся иконку нательную, в руку взяла и с молитвой на устах стала крышку сдвигать.  Тяжело крышка идёт, но и девица не сдаётся, сдвинула верхнюю часть так, что стрыгу видно стало.  Зашипела проклятая, зашевелилась, глаза открыла, а девица возьми да положи ей на лоб иконку бабушкину.  Завопила стрыга так, что стены задрожали, а пошевелиться не может.  Тут приметила Алеся: лежит в изголовье рядом с ведьмой крестик Кастуся.  Схватила она его и бежать.  На пороге замерла на мгновение, обернулась и бросила в избу свечку горящую.  

 

 

     Занялось пламя тут же за её спиной, набросились языки его разъярённо на домовину.  На миг показалось Алесе - видит она людей огненных и заполняют они собой всю избу.  Только дальше глядеть она не стала, а прочь кинулась и не обернулась ни разу.  Визжала стрыга на всю чащу, ревел огонь ей в ответ, а девица бежала, пока силы её не покинули, не разбирая дороги.  Упала в снег обессиленная да лежала без движения, пока сердечко немного не успокоилось.  Потом села, лицо снегом от угля стала оттирать, холода не чуя.  Когда снег в ладонях перестал быть чёрным, почувствовала она щёки горящие и разрыдалась.  Плакала, пока лились слёзы да  крестик спасённый целовала, себя уговаривала-причитала: "Не могу я в лесу пропасть.  Хоть и сгинула кровопийца проклятая, а крестик я пока любому не вернула."  С тем и встала на ноги, да побрела по тропинке устало из последних сил.  

 

 

     Расступились деревья, головами качая, а там уже дома показались, дым из труб поднимается.  Смотрит Алеся и глазам не верит: вышла она к родной деревне.  Откуда только силы взялись, побежала домой, смеётся: уже и не чаяла родных обнять.  

Зашла в сени, тихонько разделась, только хотела в горницу пойти, а тут бабушка ей навстречу выходит.  Бросилась Алеся ей на грудь и расплакалась:

 

- Бабушка родненькая, стрыга дитя в лесу загубила.  Пропала душа его, быть ему теперь навеки с русалками.

 

- Не плачь, внученька.  Даст Боженька, спасёт дитя кого от погибели в воде, вот и душа его спасена тем будет.  А сейчас спать пойдем, ты на ногах не держишься.  Потом мне всё расскажешь, как было.  Знать хранила тебя Богородица, помогла найти крестик, раз ты домой вернулась живая да невредимая.  

 

- Спасибо тебе, бабушка.  Спасла нас от погибели!  Побегу спозаранку  Кастусю крестик вернуть, да повиниться перед ним.  Потом еще перед Яниной надобно.  Я так решила.

 

     Улыбнулась бабушка, по голове внучку погладила да перекрестила:

 

- Храни вас Господь.