Посредством глаза, а не глазом
Смотреть на мир умеет разум.
Уильям Блейк
Посреди бескрайней пустыни возвышался огромный маяк. Когда-то пустыня была морем, а маяк напоминал башню из слоновой кости, обитель доброго волшебника. Теперь же вода иссохла, а маяк потемнел от пылевых бурь. Но и сейчас, ржавый и грязный, он был полон какого-то жалкого величия. На многие мили вокруг ещё встречались пожелтевшие скелеты китов и гнилые остовы кораблей. Да и те рано или поздно должны были окончательно скрыться под напором песчаных дюн.
Лишь иногда, по ночам или поздним вечером, когда лунный свет оплакивал погибший край, казалось, что всё вдруг стало как прежде: морские млекопитающие извергнут фонтаны, а суда благополучно вернутся в родную гавань. Но этого не происходило.
Наполовину утонувший в сером месиве город был заброшен. По его улицам гулял лишь ветер, разгоняя непроглядные облака и скрипя выцветшими вывесками. Все, кто мог уехать отсюда, давно уже сделал это, а кто не смог, — остался погребённым. Это место не представляло ни малейшего интереса даже для стервятников и мародёров.
Необходимость в маяке давно отпала. Он не выполнял (да и не мог выполнять) той цели, ради которой когда-то был создан. Теперь он стал предметом культурного наследия. Подобный статус закрепили за ним в соответствующих нормативных документах. И в соответствии с этим статусом маяк был взят властями под охрану.
В нём проживали смотрители, в обязанности которых входило поддержание порядка и защита маяка от посягательств вандалов. Возможности смотрителей были весьма ограничены, но уже сам факт того, что в маяке кто-то обитал, заметно мешал упадку, идущему рука об руку с запустением. Да, маяк обветшал и требовал капитального ремонта, но по сравнению с окружающим миром — это был настоящий островок жизни.
Многие называли смотрителей безумными. Согласиться на добровольное заточение, лишиться всех благ цивилизации и радости общения было под силу немногим. Скудный оклад не мог служить в этом деле определяющим мотивом. Тем более что это была та ещё «зарплата Шрёдингера»: она вроде бы и есть, и в то же время её как будто и нет. Квантовые деньги. Но даже если кто-нибудь сильно в них нуждался, да ещё и проникся глубоким чувством ответственности, этого тоже было недостаточно. Для того чтобы постоянно находиться в этом жутком, оторванном от мира месте, мало было обладать особым складом характера. Нужно было иметь профессиональную подготовку.
Жизнь на маяке подразумевала постоянную работу, в особенности — постоянный ремонт и поддержание многочисленных механизмов в исправности. Когда маяк накрывали бури высотой в полтора километра, на фоне которых он казался крошечной спичкой, — любая трещинка могла привести к катастрофе.
Помимо смелости и аскетической самодостаточности необходимо быть мастером на все руки, знать специфику работы, разбираться в медицине и технике.
В ситуации гнетущего одиночества, когда от дизельного генератора зависит не только работа, но и жизнь, смотрители начали относиться к нему как к живому существу, зачастую заводя с ним беседы на разнообразные темы. Надо отметить, что дизельный генератор был очень внимательным слушателем и никогда не перебивал. Этого у него было не отнять. Но поддерживать беседу он явно был не мастак.
Самостоятельно покинуть эти места было достаточно проблематично. Да и сюда, в общем-то, мало кто стремился. Лишь снаряды-капсулы, выпущенные из большой пушки, прилетали точно по расписанию. Они доставляли запрошенные с Большой Земли посылки со всем необходимым, а иногда — подарки или письма по случаю. Но это бывало достаточно редко.
Со связью дела обстояли не очень хорошо. Она была, но работала с перебоями. Постоянно стрелять из пушки было накладно, поэтому время от времени приходили голубеграммы, из-за чего на маяке имелся колумбарий.
Между маяком и Большой Землёй была натянута бельевая верёвка: развешанное на ней бельё то и дело приходилось стирать из-за пылевых бурь. Но иногда по ней доставлялись записки, подарки — или забредали канатоходцы.
Смотрители сильно отличались.
Северини в прошлом был морским офицером, в то время как Мориано был блондином. Северини был высокого роста, а Мориано увлекался нумизматикой. Северини разговаривал раскатистым басом, а Мориано немного прихрамывал. Северини давно уже не курил, но любил по старой памяти закусить трубку, а в роду у Мориано было немного восточной крови. Северини любил классическую музыку, а Мориано являлся сторонником социал-демократии. Но, несмотря на всё это, Северини был предан памяти жены, а Мориано в свободное время разводил виноградных улиток: естественно, не прямо на маяке, потому что на маяке он разводил ручных микробов в пробирках у микроскопа, и даже пытался их дрессировать, хотя и без особого успеха.
И вот однажды они готовились заступить на очередную вахту.
Северини в этот день зашёл к зубному. Причиной послужило то, что вот уже долгое время у него изо рта раздавались нацистские гимны. Стоматолог попросил его открыть рот и посветил внутрь фонариком. И действительно, внутри находился нацистский бункер с мрачными тёмными катакомбами, в которых несколько фашистов в жёстких кепи, с моноклями, стэками и в галифе, распевали весёлые песни, наигрывая их на губной гармошке и распивая шнапс.
Порывшись у себя в лотке, доктор нашёл традиционное средство против фашистов — гранату. Он попросил Северини открыть рот пошире и, взяв для верности целую связку, направился в бункер, пообещав, что больно не будет. Вскоре он вернулся в бодром расположении духа, прописав Северини принимать по гранате в день для профилактики.
В это время Мориано угораздило направиться за покупками в супермаркет. Заблудившись среди стоек с товаром, он окончательно сбился с пути, безуспешно звал на помощь и вскоре набрёл на колонию-поселение таких же несчастных. Ему предстояло бы ещё долго находиться внутри, если кто-то неожиданно не пригласил бы его принять участие в экспедиции в поисках особой породы крупных грибов. Или крупной породы особых грибов. Словом, не суть важно. Суть важно то, что вместо этого они совершенно случайно выбрели к выходу.
Ну, как «к выходу»? Не совсем. Почти.
Они выбрели прямиком к гаражу, где находился автомобиль, в котором проживала женщина, которая, посредством целого ряда своеобразных умозаключений, пришла к определённому выводу. Не к выходу из супермаркета, а к логическому, или, скорее, алогическому. Она начала отождествлять любимый автомобиль своего погибшего мужа с самим мужем, после чего начала испытывать к автомобилю определённые чувства, а растроганный автомобиль проникся человечностью и начал отвечать ей взаимностью.
Как бы там ни было, миновав гараж, Мориано повстречал Северини у самой транспортной пушки. Перед ними как раз следовала одна старушка. Она попросила как можно осторожнее упаковать её багаж, потому что вместе с ней отправлялся в путь чрезвычайно хрупкий чайный сервиз. Затем она залезла в капсулу сама, и через мгновение орудие громогласно сотрясло землю, исторгнув снаряд, отправляя его в неведомые дали.
За время ожидания Северини уже успел написать картину заката. Правда, закат ещё не наступил, и необходимо было подождать до тех пор, пока окружающая обстановка не адаптируется, начав соответствовать изображению на холсте. Также он написал схематичный потрет Мориано и попросил того уподобиться наброску.
В детстве Северини всегда хотелось написать мемуары младенца. Но на тот момент у него было слишком много обязанностей, потому он отложил их написание на то время, когда впадёт в детство. Если этому, конечно, суждено будет случиться.
Казалось бы, со времени назначения он уже давно должен был адаптироваться. Новое место, новые обязанности, новые знакомства. Но нет. Даже во сне ему снилось, что он спит и ему снится сон, что он спит и ему снится сон, в котором он ходит на работу и исполняет её добросовестно. А ещё ему снились Грибной Царь, паровозики, снег на ладони, книжный шкаф, крокомобиль, кукольный домик, волшебный фонарь, омбраман, таумантроп, игра теней, Геновефа, сова Минервы, осколки снов, сарабанда, круги на полях, скорлупа, динозавры и многое другое.
Пока наши герои ждали своей очереди, их то и дело отвлекали гудки на пробке. Автомобили стояли здесь так долго, как Северини и Мориано себя помнили. Люди рождались в пробке, заводили семьи, обменивались новостями, и пробка даже изредка двигалась. Каждое подобное перемещение отмечалось в учебниках истории. Но края и конца видно не было…
Человек, следовавший в очереди сразу за Мориано, был увлечён созданием идеального бутерброда: он то и дело раскладывал сыр и колбасу на поверхности хлеба, стараясь добиться идеального покрытия.
Другой незнакомец листал газету: дети, играя в песочнице, случайно откопали мумию фараона; в курятнике вылупился птеродактиль; бегемота долгое время пытались развести в воде, но, поняв, что бегемоты в воде не разводятся, — пытаются развести его в уксусе…
…Словом, ничего интересного.
Мориано клонило в сон. Он считал себя «совой». Разумеется, не потому, что поздно ложился и поздно вставал: просто он любил пучить глаза, громко кричать и охотиться на мышей.
Северини вспомнилось, что прошлый раз на этом месте к нему в карман залез воришка. Площадь постепенно становилась безлюдной, но, как знать, может быть, он по-прежнему там? Открыв нагрудный карман, Северини решил в этом удостовериться.
Подозрения оправдались: карманник и в самом деле сидел внутри со скучающим видом. Аккуратно достав его, Северини расплылся в улыбке, потеряв очертания. Вскоре он снова сконцентрировался и показал находку напарнику. Мориано с раздражением отмахнулся.
Не найдя поблизости урну, Северини выбросил карманника в почтовый ящик. К слову сказать, почтовый ящик в это время жевал газету. Вот только сегодняшнюю или завтрашнюю? Ах, вчерашнюю! Ну, тогда не страшно.
Очередь в транспортный снаряд тем временем затягивалась. Отобрав у ящика газету, Мориано прилёг на кроватную скамейку и, послюнявив пальцы, загасил светило, чтобы ему ничего не мешало. Мир погрузился во мрак…
…Длилось это недолго. На небосводе появилась планета, с которой у Северини сложились достаточно тёплые отношения. Всё началось с того, что он начал смотреть каждый вечер в телескоп, а она, заметив это, начала приходить в то же время. Так они и подружились.
Но это так мешало спать Мориано, что он, не скупясь на эпитеты, высказал всё своему товарищу. Северини пытался взывать к голосу разума, но тщетно. Раз уж Мориано не собирался идти на работу, работе не оставалось ничего другого, как самой заявиться к Мориано. В скором времени город занесло пустыней, а где-то вдали показались очертания знакомого маяка.
Сетуя на испорченный сон, Мориано отплевался от песка, пригладил острые, как бритва, бачки, заправил кровать майонезом и побрёл следом за Северини. Такими темпами не они останутся без работы, а работа останется без них.
Что только не встретится в пустыне! Испещрённые кракелюром полотна импоссибилистов; антикварные телефоны и радио; пустые клетки для канареек, накрытые широкими шляпами и алыми полотнами; слонообразные существа на длинных и тонких ногах; и даже суповая кастрюля, подпёртая собранием сочинений Раймона Русселя.
Заглянув в кастрюлю, Северини остался недоволен: согласно его убеждениям, в кастрюле должен быть ужин, а не сюрреализм.
Почти добравшись до места работы, коллеги набрели на выставку коммуны свободных художников, недавно арендовавших пустыню. По сути, пустыня и была произведением искусства. Саморазвивающимся проектом. А маяк с его обитателями, соответственно, становился частью инсталляции. Как, впрочем, и наш уважаемый читатель.
Похожие статьи:
Рассказы → Бородуля
Рассказы → Гиперкубическая Симфония, или Дым без огня
Статьи → "Истоки постмодернизма, краткая история авангарда"
Рассказы → Сказка в полумраке [18+]
Рассказы → Пожиратель комнат
