Апрельская луна часть 3

***

Андрей!

Сначала мне показалось, будто меня будит мама. Веки были тяжелыми, да и не хотелось открывать глаза. Еще чуть-чуть бы поспать. Единственный дискомфорт доставляла затекшая в неудобном положении шея, поэтому я повернул голову набок, вновь пытаясь уйти в сладкое забвенье.

Андрей!

Шелест ветра, пробивающийся сквозь оконные щели.

Этот звук мне напоминал мерзкое трение кусков пенопласта друг о друга. Вообще-то я равнодушен к подобным вещам, но сейчас звук меня действительно раздражал, заполняя комнату, внедряясь ко мне в голову и выталкивая из полусна.

Андрей!

Словно кто-то резанул лезвием по стеклу, и я очнулся.

Кроме меня, в комнате никого не было.

За окном уже рассвело, хотя солнце так и не показалось из-за плотных облаков. Я расправил плечи, откидываясь на спинку стула и протирая ладонями сонные глаза. Надо же – умудриться заснуть прямо за столом. Видимо, сказалось напряжение последних дней. Поэтому и слышатся во сне странные голоса.

На столе царил полный беспорядок – цифровой диктофон, подключенный к старому компьютеру, пустая кружка, почти пустая пачка сигарет, и горшок с чахлым кактусом, вокруг которого в земле торчали окурки.

Первым делом, взглянул на время – полчаса девятого. Все равно не успею. Но оценить проделанную работу стоило. Повинуясь командам мышки, экран вышел из ждущего режима, высветив папку сохраненных документов. К своему удивлению, я обнаружил почти завершенную статью. Благодаря очень удобной функции перевода звука в текст, заложенной в моем диктофоне, мне удалось быстро отредактировать полученную в прокуратуре информацию. Оставалось только подписаться.

По старой привычке пробежался глазами по тексту. Пусть я пользовался штампами и журналистскими хитростями, все же статья вышла сносной. Ничего лишнего, только сухие факты, предоставленные прокуратурой и МВД. Просмотрев текст, остался доволен. Едва расслабился, как из платяного шкафчика в прихожей завопил рингтон моего мобильника, оставленного в кармане куртки. Родители, наверняка, еще спали, поэтому пришлось поторопиться ответить на звонок.

- Спишь? – голос Оли из трубки казался ласковым, несмотря на мое вчерашнее поведение.

Зря, наверное, я с ней так обошелся.

- Уже нет.

- Про статью не забыл?

- Не забыл, – сказал я, возвращаясь к столу.

- Летучка через пятнадцать минут. Успеешь?

- Нет. Сегодня не получится. Хочу взять выходной, ты не против?

На экране появилось окно электронной почты, и мои пальцы уже вбивали в строку адрес сервера в редакции.

Ее задумчивое молчание позволило мне отправить сообщение на e-mail.

- А статья? – поинтересовалась Оля.

- Уже отправлена, проверь почту.

Шуршание пальцев по клавиатуре, доносящееся из трубки, свидетельствовало только о том, что она уже сидела в своем кабинете.

- Вижу.

Несколько минут у нее ушло на беглое прочтение завершенного текста. Я терпеливо ждал ее одобрения, вскоре выразившегося в скудное «угу».

- Вопросы, пожелания?

- Сойдет, – ответила Оля.

- Так как насчет выходного?

Казалось, в ее голосе просочилось странное сожаление:

- Ну, если тебе нужно. Что, халтурка подвернулась? Я, конечно, все понимаю, на нашу зарплату особо не развернешься. Но не нужно забывать, про основное место работы…

- Хочешь меня во фрилансеры записать?

- Не о том речь. В понедельник утром ты должен быть в редакции с намётками нового материала. Постарайся без затей.

- Добро, – сказал я, нажимая на отбой.

В компьютере уже не было надобности, посему, отложив мобильник, сразу задал команду на отключение. Закурил, вставая с кресла и подходя к окну, выходящему во двор. Пасмурное утро отживало свое, медленно перетекая в не менее пасмурный день. Лишь изредка сквозь прореху в облаках появлялось солнце, играясь ослепительными искорками на тающих сосульках. Прямо под окном, на скамейке, возле недавно возведенной детской площадки с горкой и лестницами, сидели две старушки, видимо, обсуждая насущные проблемы пенсионеров и злободневные аспекты отечественного здравоохранения. Чуть в стороне, на автомобильной парковке виднелся незнакомый мне парень, тщательно протирающий тряпкой лобовое стекло «четверки».

Оторвавшись от занятия, полного трепетной любви к машине, он с минуту что-то объяснял случайному прохожему в длинном стеганом плаще с высоким воротником и в аляповатой шляпе с загнутыми полями. Как только я его заметил, он повернул голову, словно пристально всматриваясь в окна дома. Неожиданно, он взялся за козырек своей шляпы, приподнимая ее в форме приветствия, а на губах дрогнула кривая, вызывающая ухмылка. Будто этот жест предназначался именно мне. Подчиняясь неведомому импульсу, я отступил на шаг от окна.

- Сколько раз тебе говорить, не кури в комнате!

Я резко обернулся – даже не услышал, как из прихожей вошла мама. Затягивая пояс домашнего халата, она рассерженно водила ладонью перед носом, пытаясь отогнать повисшую в воздухе сигаретную дымку. Возмущение по поводу того, что нужно стучаться, прежде чем входить, тут же было встречно ответной волной нравоучения с ее стороны.

- Да и еще растение загубил, паршивец, – сказала мама, наблюдая, как под моими пальцами тонет бычок в земле импровизированной пепельницы.

В ее словах не чувствовалось злости, только справедливый упрек на мою беспечность. В окне автомобилист продолжал прилежно тереть тряпкой зеркало заднего вида, будто и не было никакого прохожего.

- Всю ночь работал? – укоризненно бубнила за спиной мама, вероятно, обратив внимание на заправленную кровать. – Ведь сейчас опять в редакцию полетишь. Так тоже нельзя, совсем о своем здоровье не заботишься.

Затем взяла со стола горшок с несчастным кактусом, направляясь на кухню, и добавила на ходу:

- Завтракать будешь?

Я не ответил, какое-то время силясь найти в уголках двора уходящего незнакомца. Но он словно растворился в пасмурном мираже апрельского дня.

 

***

- Вовремя пришел, – сказал Валерка, роясь на взгроможденных у стены стеллажах. От его неуклюжего движения локтем целая стопка папок повалилась на пол, вздыбившись густым облаком пыли.

Я невольно отвернулся, ощущая, как неприятно щиплет в носу. Чихнув, Валерка непристойно выругался. Затем со свойственной ему суматошностью начал складывать папки обратно. Мы знались с университета, одно время даже тусовались в общей компании.

Уже тогда он отличался особой болтливостью и простецкой туповатостью. Учился всегда неважно, без усердия, предпочитая книгам дамское общество, поэтому и женился рано. Диплом все же получил, благодаря стараниям матушки из ректората. Тем не менее, несмотря на все его недостатки, сотрудничество с ним лично для меня всегда оказывалось выгодным. Какой именно работой Валерка занимался в должности архивного администратора, меня мало занимало.  Судя по стеллажам – скучным, рутинным документооборотом. Но, стоит отдать ему должное, в качестве сотрудника серьезного информационного агентства (а по совместительству мелкого администратора в архиве), он делал неплохие подборки. Не единожды мне удавалось состряпать приличную статью, опираясь на его информационную поддержку.

Кабинет, который он занимал в здании городского архива, был небольшим, но просторным. У широкого окна располагались письменный стол с плоским монитором компьютера и старое, пережившее не одно поколение, кресло. Обстановку дополняла невзрачная софа у стены, на которой кто-то оставил женский чулок. Очевидно, Валерка продолжал хранить стойкую неверность своей жене.

- То есть, вовремя? – полюбопытствовал я.

Валерка ощерился желтыми зубами, поправляя закатанные по локоть рукава рубахи. Сколько его помню, всегда он был неряшливым, что лишний раз подтверждали взлохмаченные волосы, ослабленная петля закинутого через плечо галстука и явная нехватка пары пуговиц под мятым воротником.

- Я как раз делаю  подборку для Стасиса Збынского, – как-то по смешному он дернул головой, подбородком указывая на стол. – Помнишь такого?

В памяти сразу всплыл образ русого, широколицего прибалта. Задорный, умный парень, любимец девушек и преподавателей. Многое связывало с ним – турниры по бильярду во время лекций, недельные попойки в студенческой общаге... Было время. После завершения учебы Стасис уехал на родину, и я о нем больше ничего не слышал.

- Он вернулся?

Валерка по-детски затряс головой:

- Ага, вернулся. Занимается чем-то вроде подпольного оборота информации. Торговец воздухом, в общем. Зажиточным типом стал! Видно, доходное дело. Ряху отъел – во!

В подтверждение словам архивный администратор обозначил ладонями приблизительный размер «ряхи» Стасиса.

- И где обитает? – спросил я.

- В бильярдной на Южном, знаешь?

Ухмылка на моем лице почему-то заставила его слегка задуматься.

- Ты это… небось тоже по делу, – тягучим голосом произнес он, виновато глядя на меня. Будто не я отвлекаю его от дел, а он тратит мое время.

- Нет. – Чтобы хоть как-то избавить его от суетного поведения покачав головой, я легкомысленно соврал: – Так, просто зашел, поздороваться.

Все-таки славный он парень. Ко всем относился с душевной открытостью. Вот и сейчас расплылся в умилении.

- Кофе с коньяком будешь? – спросил Валерка, ожидая моего согласия с глазами побитой собаки.

- Неплохо бы.

Он уже натягивал куртку, стоя у двери.

- Я сейчас сгоняю, а ты пока поройся в базе, может, найдешь что-нибудь для себя. Лады?

- Лады, – едва успел сказать я, как за ним хлопнула дверь.

С его уходом в кабинете стало непривычно тихо и тоскливо. Даже не слышались звуки города за окном. Словно стеллажи у стен являлись своеобразным барьером, заглушающие пронизывающей тишиной все вокруг. Я сразу устроился за столом, чтобы воспользоваться предложением Валерки. Собственно, именно поэтому сюда и пришел. В основе своей, здесь было много пустой информации, сформированной из слухов, результатов социальных опросов и бестолковых статей желтой прессы. Приходилось попотеть, чтобы найти что-то стоящее.

Рабочий стол компьютера был фактически забит различными папками, среди которых я увидел наименование «Стасис» и не удержался. Внутри находилось несколько документов, пришлось щелкнуть курсором наугад. Word послушно раскрылся, высветив на экране небольшую статью. В ней говорилось про какую-то научную группу из закрытого НИИ в Архангельске. По большому счету ничего конкретного, общие характеристики ученых, упоминание о финансовых отчетах по закупке расходных материалов и оборудования, список лиц с доступом совершенной секретности и т.п. Правда, далее оказалось намного увлекательнее, чем на первый взгляд. Под грифом нераскрытого источника предоставлялась справка, утверждающая, что двадцать восьмого января сего года здание НИИ было разрушено во время колоссального пожара. К этому прилагался список жертв, составляющий более восьмидесяти процентов научного персонала проекта.

Интересно, на кой это сдалось Стасису?

В конце концов, меня это не касалось, а любопытство было удовлетворено сполна. Напоследок я ткнул оставшуюся ссылку. Окно загружалось с минуту, видимо, у Валерки компьютер старый, едва вытягивал высокие разрешения. Затем на мониторе возникла блеклая, явно отсканированная фотография с пятнами желтизны многолетней давности. На ней прорисовывались три человека – две женщины и сутулый мужчина преклонного возраста. Все дружно улыбались в объектив на фоне покосившейся вывески «Чулым». Под фотографией имелась надпись: «1997 год. Руководитель научной группы Л. Фидлер (в центре)». Но меня больше заинтересовала другая женщина. Пусть она выглядела моложе, ошибиться я попросту не мог: не так много времени прошло с тех пор, как мне довелось ее увидеть.

Дверь внезапно распахнулась, и в кабинет буквально влетел Валерка, запыхаясь и тряся над головой бутылкой коньяка.

- Ликуй народ! – радостно завопил он. – Дагестанский!

Я никак не отреагировал на его бурное появление. Меня определенно шокировало то, что слишком жутковатым было совпадение. Будто что-то не позволяло мне забыть о той девочке…

Поставив бутылку на стол, Валерка с присущей ему суетливостью бросил куртку на софу и начал свой очередной поиск на стеллажах. Через минуту в его руках возникли жестяная банка кофе с чашками. Я покосился на бутылку с неказистой, криво наклеенной этикеткой с пятью звездочками.

- Сейчас кофе заварю, – говорил архивный администратор, пытаясь выдуть из чашек накопившуюся пыль. – Нашел что-нибудь?

- Кажется, да, – ответил я, разглядывая на фотографии белокурую девушку по имени Галя. И чем больше смотрел, тем больше во мне росла уверенность навестить еще одного старого друга.

 

***

Солнце уже клонилось за горизонт, погружая дальнюю посадку тополей в зыбкие сумерки. Его пурпурно-шафрановый свет расползался по пустырю, на котором громоздились одинокие домики городского отшиба. Закат всеобъемлющей волной перекатился через кустарник дикого шиповника, окаймляющего тропинку, и стал надвигаться в другой конец безжизненного поля, ведя за собой наступающую ночь. Небо приобрело темно-лиловый цвет, кое-где на нем уже загорелись искорки звезд.

В доме Михаила было подозрительно тихо. Во всяком случае, на мой стук в дверь никто не откликался. Но уйти просто так не позволяли странное предчувствие и дурные мысли о сомнительных стечениях обстоятельств, которые в здравом уме не укладывались под определение совпадений. Меня просто выводила из себя мысль о том, что могу стать подставной пешкой в каком-то гнусном деле. И чем больше я злился, тем сильнее бил кулаком в массивную деревянную дверь.

- Чего долбишь-то? – одернул меня грубый женский голос со спины. – Нет его, сбежал давеча.

Я обернулся, увидев у изгороди грузную женщину в дерматиновом пальто с облезлым беретом на голове. Вероятно, местная из «отшибников». В руках она держала набитые под завязку пакеты с логотипом популярного гипермаркета. Видимо, возвращалась с трамвайной остановки домой, в одну из немногочисленных изб на этом забытом пустыре.

- Что значит: сбежал? – спросил я.

Женщина дернула плечами, обозначая жест недоумения и невольно заставив подпрыгнуть пакеты в руках. Странно, но в ней не ощущалось опаски к незнакомому человеку. Будто для нее привычное дело, когда чужаки ломятся в соседские дома. Она держалась со статью хозяйки всего пустыря, изучая меня прищуренными поросячьими глазками.

- То и значит, – с просветительским тоном произнесла она. – Натворил что-то и сбежал. Спасу от него не было. Вечно в его доме ужасные вещи творились. Не понаслышке знаю. Он же колдун, порчу на людей наводил, человеческой болью сытился. Не понимаю, как земля-матушка выносит таких.

Ее серьезный голос и вера в истинность своих убеждений забавляли меня. Сохранить выражение каменного лица было сложно, особенно, когда предательская ухмылка оттягивала уголки губ. Женщина нахмурилась, в очередной раз, окидывая меня с ног до головы оценивающим взглядом шпика.

- А ты ведь не из этих, – сурово заявила она.

- Из кого? – как можно безразлично уточнил я.

- Ну… этих… из милиции, – без колебаний ответила соседка Михаила. – Как колдун исчез, сюда нагрянули двое. Представительные такие, не то, что ты. В пиджаках, галстуках. На машине иностранной. Все про него расспрашивали у нас с моим лоботрясом. Вот есть справедливость на свете! Неспроста же они его искали, а он, упырь проклятый, явно понял, что паленым запахло, и смылся. Хоть на том спасибо. Во всяком случае, теперь здесь спокойнее станет. Не будут теперь всякие типы ошиваться возле его дома. Ты-то чего здесь забыл?

Я неуверенно пожал плечами.

- Имей в виду – плохое это место, в нем нечисть обитает. Ждет возвращения хозяина, дом стережет. Еще накличешь на себя… - Ее поросячьи глазки вдруг сузились. – Что-то не похож ты на милиционера.

Прозвучало как утверждение. Ну, точно шпик в дерматиновом пальто. Даже представилось, как она, сидя у окна своего дома, фокусирует астрономический телескоп, этакий незаменимый инструмент в лютом противостоянии с нечистью.

- Нет, – смущенно заговорил я. – Я из другого ведомства.

- Ну-ну... – буркнула женщина, направляясь своей дорогой.

Не знаю, о чем она думала в этот момент, но, судя по тому, как иногда оглядывалась в мою сторону, в ней пробудилась интуитивная подозрительность. Я закурил, наблюдая, как она не спеша шагает по тропинке, покачиваясь в попытке балансировать тяжелыми пакетами в руках. Ее слова меня немного озадачили. Нет, вовсе не из-за суеверных предубеждений, основанных на домыслах человеческого страха и явного признака малообразованности. Михаила часто называли колдуном из-за его скрытности, что на самом деле было далеко от правды. Большее беспокойство вызывало внезапное исчезновение целителя. Не могу объяснить, почему вместо желания забыть обо всем и уйти, вдруг захотелось попасть внутрь дома.

Насколько мне помнилось, со двора был еще один вход. Обогнув пристройку, в которой размещалась кухня, я заметил, что шторка на окне плотно задернута. Перешагнул смердящую лужу из густой, цвета меда, жидкости, в центре которой валялась опрокинутая бочка, и уперся в дверь. Словно ожидая меня, она была приоткрыта. Сам Михаил редко покидал свое жилище, при этом считая бесполезным пользоваться наружными замками. Но, все-таки, выбираясь из дома, он пользовался именно этим выходом, разумеется, предусмотрительно закрывая щеколду. Будто совсем не опасался, что кто-то заберется в дом, а наоборот боялся выпустить из него что-то. Волей-неволей задумаешься о присутствии нечисти. Хотя, самым подозрительным было то, что дверь не заперта, из чего следовало: либо Михаил в спешке забыл ее закрыть, либо здесь побывал кто-то еще (что более убедительно). У самого порога я остановился, взвешивая про себя все «за» и «против» этого решения. Достав мобильник, некоторое время повозился с настройками и отключил звонок.

На всякий случай.

Внутри чувствовался насыщенный запах трав. От самой двери вели ступеньки, оканчивающиеся душной темнотой коридора, сквозь которую из окна на кухне робко пробивались шафранные отсветы заката. Ориентируясь по ним, я без труда добрался до жилой части дома сквозь сени. Под ногами недовольно заскрипели половицы, словно своего рода сигнализация, визгливым эхом отражаясь от молчаливых стен. Даже остановившись в дверном проеме, мне слышался их скрип, заполняющий весь дом. Передо мной была большая комната с зашторенными окнами. Здесь все осталось по-прежнему, если, конечно, не учитывать царящий беспорядок. Возможно, кто-то покопался в доме Михаила без его ведома. Повсюду лежали разбросанные вещи и книги, выпотрошенные из шкафа, гнездившегося у стены рядом с дверью. Вряд ли это сделал Михаил, как бы он не торопился. Искали тщательно, проверяя сантиметр за сантиметром. В правом углу, стояла накренившаяся на бок железная этажерка, которая держалась в таком положении лишь благодаря зацепившейся за ее угол занавеске.

Занавеска являлась ширмой, огораживающей старый топчан. Тот самый топчан, на который два года назад меня, истекающего кровью после случайной потасовки, уложил Михаил. Потом были мучительные часы болезненной агонии, вырывающей крик из легких. Казалось, вновь во рту возник горький привкус травяных отваров, ноздри заполнились удушающей вонью компрессов, а над ухом твердит суровый голос целителя: «Терпи! Мужик ты или нет?» От нахлынувших воспоминаний я невольно коснулся плеча, на котором осталась отметина от того дня. Даже сквозь ткань одежды, было ощутимо, как шрам наливается кровью, начинает зудеть.

Слева от меня, тоже у стены, располагалась аккуратно заправленная кровать. Между окон стоял деревянный стол, заваленный различным хламом. Переступая разбросанные книги, я шагнул прямо к нему. Среди скомканных листов бумаги, потрепанных справочников, каких-то пинцетов и ложек лежала старая фотография с помятыми уголками, изображающая молодого, еще черноволосого с густыми бровями и скуластым лицом Михаила в диковинном халате. Рядом с ним, скромно улыбаясь, стоял пожилой индус в таком же наряде и с тюрбаном на голове. На заднем фоне виднелась узкая улочка, заполненная снующими между торговых лавок людьми. На обратной стороне фотографии мелким почерком было подписано: «Калькутта, 1987 год». Так вот, где Михаил научился своему мастерству целителя – мудрецы Индии знали толк в народной медицине.

Отложив фото, я заметил загранпаспорт. Судя по всему, он был новый, с фотокарточкой Михаила, но оформлен на другое имя:

Мигель Рамиро, 1957 года рождения.

Вот это уже интересно. Если подумать, на оформление подобного документа требуется минимум месяц. Изготовление более-менее качественной подделки обходится в пределах двух недель. Значит, Михаил уже давно планировал собственное исчезновение.

Сквозь щель в задернутых шторках, в глаза брызнул едкий свет заходящего солнца, заставив меня невольно отвернуться. И только сейчас я понял, что стол сдвинут. А у самой ножки, вплотную к стене прижимался завалившийся листок. Пришлось опуститься на корточки, чтобы дотянуться до него. Это была распечатка с расписанием электричек. Никаких отметок карандашом или ручек. Только неглубокая, едва различимая черточка, оставленная чьим-то ноготком под временем отправления поезда.

20:50, завтрашним числом.

Внезапно дом ожил, наполняясь зловещим треском и скрипом. То ли так совпало с тем, что солнце скрылось за горизонт, то ли действительно нечисть проснулась, но все вокруг моментально погрузилось в кромешный сумрак. А наводящие ужас звуки наоборот усилились, будто скрывающиеся в недрах дома черти и бесы одновременно выползли из щелей и устроили празднование наступления ночи.

Только сейчас я обратил внимание на то, какая в доме поразительная слышимость. Эхо было настолько раскатистым, что почти невозможно определить его источник. Быстро сложив во внутренний карман куртки расписание электричек, я огляделся в поиске спасительного убежища, задержал взгляд на узком дверном проеме в углу, занавешенном пледом. Там Михаил хранил всякие травы и снадобья. Нет, не то.

Дом недовольно кряхтел ветхими половицами, словно желая изгнать незваных возмутителей своего покоя. В висках застучала кровь, мозг пытался отогнать приступ безумной паники и сложить судорожно мечущиеся мысли в логическую цепочку. На грудь надавил вязкий, холодный ком страха. Чувствовалось, как рубашка прилипла к мокрой от пота спине. Подчиняясь очнувшемуся во мне инстинкту самосохранения, я приник к полу. Затем, как можно бесшумно, заполз под кровать, спиной к стене. Свернулся калачиком, теснее прижимая колени к подбородку. Казалось, все мое естество ощущало вибрацию пола под давлением чьих-то размеренных шагов.

Темно, душно, пыльно.

Беспомощность подпитывает страх. Осознание страха пробуждает панику.

Поняв, что выбрал не самое лучшее место для укрытия, собрался было вылезти, но замер. Даже дышать перестал – в комнату вошли.

В глаза сразу бросилась серебристая пряжка в виде шестиконечной звезды, притороченная на черных ботинках. В отсветах дневного света, пробивающегося сквозь щель в занавеске, звезда искрилась сапфировыми огоньками, подпрыгивающими в такт движениям. Хозяин ботинок остановился у порога комнаты, некоторое время не двигаясь. Видимо, осматривался. Затем сделал шаг, потревожив трухлявую половицу, накрытую половиком. Снова остановился, медленно отступил.

Словно душа съежилась. Хорошо, что звонок у мобильника отключил. Как чувствовал. Собственно, с такой слышимостью вокруг даже с не натренированным слухом можно различить сигнал вибровызова. Не хватало только, чтобы кто-то в самый неподходящий момент додумался набрать мой номер.

Человек в черных ботинках (сомнений быть не могло, что это человек – вряд ли бы черти стали обременять себя обувью) плавно обошел шкаф, направляясь к топчану. Встал у этажерки, вокруг которой темнело густое пятно, вытекшее из разбитых пузырьков с различными растворами. Рассмотреть его мне не удавалось до тех пор, пока он не переместился к кладовой Михаила. Впрочем, из-за полумрака я видел лишь темный силуэт, стоящий ко мне спиной и придерживающий одной рукой подол нависающего пледа. Теперь отблески снаружи приоткрыли тень загадочности незнакомца, видно было то, что на нем однотонные атласные брюки. Кроме того, сапфировые огоньки, как живые, перепрыгнули с пряжки на ботинках вверх, на уровень пояса. Они игриво стали обводить контур предмета, который силуэт держал в другой руке. Смотрелось довольно завораживающе, особенно в спектральном разнообразии росинок света и хромированной стали крупнокалиберного ствола…

Это был пистолет с глушителем!

Вот уж для полного счастья мне киллеров не хватало. По мне бы лучше нечисть. Одним словом, грех не дать воли красноречивому, многообразному, русскому мату. Но материться приходилось молча.

Тем временем, человек в черных ботинках развернулся к столу. У меня вновь перехватило дыхание. Ведь стоило ему подойти ближе, он сразу бы заметил мое присутствие. Человек протянул руку с пистолетом к окну, отодвигая занавеску глушителем, чтобы улучшить обзор с помощью естественного освещения умирающего дня. И все же умудрился сделать так, чтобы лицо осталось в тени. На изучение стола у него ушло не больше полминуты, затем фыркнул и опустил руку, погрузив комнату в привычный сумрак. Судя по всему, осмотром комнаты человек в черных ботинках остался разочарованным, и сопровождающие его сапфировые огоньки устремились к выходу. Правда, в сенях что-то его задержало. Мне послышались приглушенные голоса. Вероятно, человек в черных ботинках был не один. Или говорил с кем-то по мобильнику. Может, мне это лишь померещилось в раскатистом отзвуке скрипучих половиц под его удаляющимся шагом.

Не могу сказать, сколько прошло времени, когда в доме все стихло. Знаю лишь, что солнце уже окончательно село, темнота постепенно затопила комнату. Зыбкая тишина окутала все вокруг непроницаемым барьером, изредка пропуская через себя далекие звонки трамваев. А я продолжал лежать под кроватью, не в силах пошевелиться.