Василиса и лифчики

   В пору сурового пубертата была у нас в школе игра: одним движением расстегнуть через одежду лифчик какой-нибудь зазевавшейся однокласснице. Победителем считался тот, кто за день сделает больше всего «вскрытий». После уроков проигравшие проставлялись лимонадом, сигаретами и заварными пирожными. Секрет успеха был в ловкости рук и знании конструкции застёжки. 
     Чтобы не числиться в аутсайдерах и не расставаться со своими карманными копейками, дома я тренировался на маминых бюстгальтерах. Пока никого не было, я надевал их на спинку стула и с разных положений пытался быстро расстегнуть лямки. Думаю, мои школьные товарищи готовились к урокам примерно так же.
     Итогом стало родительское собрание по поводу «недостойного поведения мальчиков на переменах». Классная была настроена решительно, и мы уже мысленно готовились к отчислению. Но, видимо, родители вспомнили себя в наши годы, и после собрания нас не то что не отчислили, а даже толком не отругали, ограничившись привычным: «Ещё одна жалоба, и готовься». Зато девчонки на следующий день пришли в школу без лифчиков.
     Отсутствие наказания приравнивало наши героические усилия к подростковой глупости, и дабы не признавать своё поражение, мальчиковая диаспора класса записала это достижение на свой счёт. Вскоре вся школа знала, что в девятом «А» девчонки не носят бюстгальтеры, потому что там суровые пацаны.
     Разве мог я тогда подумать, что через несколько лет сам буду шить и носить «лифчики».
    
    Ещё кровь не смыта с кожи,
    Только страха больше нет.
    Вроде живы, значит можно
    На броне накрыть банкет.*
    
    - Колесо, «лифчик»* поправь! Болтается, как на бабке.
    - Так у него там сало напихано, товарищ страшлетнант, – выкрикнули из строя, и вся группа грохнула смехом. 
    Младший сержант Колесников – здоровенных размеров хохол с Волыни, нервно задёргал головой, выискивая взглядом шутника. 
    - Отставить смех! Весь городок до подъёма разбудите. Попрыгали!
    Восемь обвешанных оружием лбов заскакали на месте, как зайчики на новогодней ёлке. Свет фонарей и предрассветный туман лишь добавляли сюрреализма этой картинке. Ни одна железка не звякнула. Новичков у меня не было, и все давно усвоили первое правило разведчика: «Гремит и звенит – значит, убит». 
     Вчера я получил приказ на усиление аэродромной поисково-спасательной службы. По сути, мы усиливаем сами себя, поскольку моя группа целый день и будет этой самой службой. Мы и врач, и радист, и санитары, и охранение. Не зря же говорят, что в армии нет такой работы, с которой бы не справился разведчик. Только командовать нами будет правый пилот вертолёта, на котором мы и зависнем над районом, где работает авиация. Если кого, не дай бог, собьют, или случится авария, то мы, аки голубь за голубицей, спускаемся с небес на землю и забираем горе-экипаж. Когда была погода, крокодилы* и СУшки работали постоянно, а падали относительно редко. Видимо, поэтому такое задание и называлось у нас «голубь мира» и считалось почти что халявой, если не брать в расчёт многочасовую болтанку в душном брюхе вертолёта. Но даже к «халяве» я готовил группу по полной. Здесь любой расслабон чреват двухсотым. А что такое «двухсотый» я уже знал не понаслышке. 
    - …с задачей «голубь мира», – закончил я свой немудрёный боевой приказ. - Выезд в Ханкалу через двадцать минут. Вопросы?
    - Опять в небе сидеть без парашютов! – возмутился Немец. – Когда уже бабаев рвать пойдём?
    - Лучше плохо летать, чем хорошо ползать, – буркнул ему Старый, избавив меня от цитирования Устава.
    - Разойдись!
     У входа в палатку я обернулся и уже некомандирским взглядом посмотрел на устроивших перекур бойцов. Нищета. Кто в чём. Самодельные и трофейные разгрузки и «лифчики», НАТОвские ботинки и высланные из дома любимые кроссовки. ШПС* разных фасонов и расцветок. Да, у нас есть неплохой ранец десантника и даже на облегчённые берцы командование расщедрилось. Но всё это «великолепие» не выдерживает критики тех, кому приходилось хоть раз выходить в этом на боевые. Поэтому и никакой уставщины в снаряжении. Сами мудрим, кроим и вышиваем крестиком. Жить захочешь, и парашют из плащ-палатки сделаешь. Неизменной оставалась лишь полюбившаяся разведчикам «горка»*. Наконец-то военным сшили форму, в которой удобно воевать.
    
    А движения неловки.
    Побывали в мышеловке.
    Побывали в мышеловке,
    Чудом вырвавшись из лап.
    
     У летунов, как всегда, были свои заморочки с небесной канцелярией. То им туман густоват, то облака неправильные, то спирт слили. Мы уже больше часа курили на обочине взлётки, ожидая «добро», и разговоры плавно и неминуемо перешли на баб. Я украдкой посмеивался, слушая, как мои бойцы вспоминали минувшие ночи и постельные битвы, в которых многим, судя по геройским описаниям, так и не пришлось рубиться. Ефрейтор Герасимчук, или просто Гера, как обычно, был гвоздём программы. Но тут он заметил мою ухмылку, и его торчащие из под ШПС уши вмиг порозовели. Гера быстро сменил тему.
    - Товарищ страшлетнант, а почему Ми-8 Василисой Прекрасной называют? – спросил он меня, переводя взгляд на наш «неодобренный» транспорт. – Я ещё понимаю «пчёлка»*, но Василиса-то каким боком?
    Я снова улыбнулся, вспомнив, как задал такой же вопрос, когда впервые услышал о «Василисе».
    - Да тебе на каждом аэродроме на этот счёт свою историю расскажут, – попытался я уйти от ответа, иначе до самого вылета буду сидеть как на пресс-конференции, развлекая скучающих бойцов.
    - Ну так а Вам что рассказывали? – не позволил мне соскочить Гера.
    - Да просто всё, – вздохнул я. - Летуны поначалу окрестили Ми-8 «Васей». Видимо, за простоту и неприхотливость, но десантура, услышав такое кощунство, возмутилась. У них «Вася» – самый главный дядя всей небесной пехоты. Так что назревал конфликт водителя с пассажирами. Но потом кто-то сказал, что «пчёлка» по всем признакам баба, а значит никакой она не Вася, а Василиса. Ну а «Прекрасная» уже само собой добавилось для сказочной красоты.
    Гера внимательно оглядел вертолёты на стоянке.
    - Точняк, баба. Кругленькая такая, а баки и НУРСы* как дойки висят.
    Я его поправил.
    - Дойки у коровы, а у женщины грудь. Не вздумай когда при бабах такое сказать.
    Но Геру опять понесло. 
    - Так у нас и «Корова»* есть, правда без доек, а грудь - это вон у Колеса, - рассмеялся он. - На лифчик две плащ-палатки ушло.
    - Детский сад, - отмахнулся я.
    Пилот Василисы, словно в ответ, тоже замахал нам рукой.
    - Ну, с Богом! Погнали. 
    
    Третий тост – души падение.
    За второе за рождение.
    Пенье птиц, как наваждение.
    И с небес спустился трап.
    
     Выспавшись, мои балбесы прямо в вертолёте играли в дурака на щелбаны, передавая игральный стол из полевого планшета по кругу. Я перечитывал Джека Лондона и краем глаза наблюдал за накалом «небесных» страстей. Играть в карты с подчинёнными мне не положено по статусу. Азартные игры тоже из разряда «не положено», но что мы тогда тут делаем, если не играем в злую азартную игру? Так что пусть лучше валяют дурака, отвлекаясь от дурацких мыслей. Когда висишь в небе без парашюта, а снизу могут запросто шмальнуть, то думки прут особенные, по себе знаю. Поэтому и не запрещаю. 
     Немцу сегодня дико не везло. Когда он подставлял лоб под очередную порцию затрещин, из кабины высунулось перепуганное лицо второго пилота.
    - Двести пятьдесят третий напильник сбили! – перекрикивая шум двигателей, заорал он в салон. - Штурман двухсотый. Пилот на земле.
     Лётчик опустил голову, перекрестился и, придвинувшись ко мне ближе, продолжил уже по указаниям с вышки.
    - Видимость - слоечка, снижаемся. Проскочим облака - ищите купол. Если с пилотом не будет связи, то выходим на «комарика»*. Потом к обломкам напильника, забираем тело штурмана и самописцы, уцелевшее вооружение и оборудование уничтожаем. 
    - Связь с Василисой! - крикнул я радисту.
    - Пипец, крокодила сбили, ща поскачем, - засуетился сидящий рядом Старый. 
    Расслабленные лица бойцов вмиг посуровели. За пленного пилота духам дают огромные бабки. Ставки сделаны, и колесо рулетки завертелось с бешеной скоростью. Красное или чёрное? Теперь кто быстрее, тот и выиграл.
     Уши заложило. По ощущениям, наша Василиса тупо падала вниз – пилоты спешили на выручку своему брату-летуну. Мой радист поднял вверх большой палец – значит связь с бортом есть, и «пчёлка», если начнётся жара, сможет подсыпать духам горошку*.
    Я тоже решил настроить своих на нужную волну. Поднял руку вверх, привлекая внимание, потом зажал пальцами нос и надул щёки.
    - Делай как я! Для разведчика уши важнее, чем автомат! 
    Когда все продулись, я продолжил, сопровождая слова жестами «ручной связи» для сидящих в хвосте, которые из-за шума двигателей могли меня плохо слышать.
    - Выходим парами, как на тренировке! Прикрываем взлёт, потом в подкову* и идём на «комарика». Увидели купол или лётчика – сразу доклад. Самим к летунам не лезть и ничего не трогать. Нос держим по ветру!
    
    А в груди попеременно
    Был то пепел, то алмаз.
    То лукаво, то надменно
    Смерть прищуривала глаз.
    
     Шарик рулетки застыл на «зеро» – ни вашим, ни нашим. Мы в зелёнке, они в зелёнке. Оба летуна у нас, и мёртвый и живой, но выйти из леса не можем – справа со склона бьют снайпер и пулемёт, прижимая нас к земле и стволам деревьев. А с фронта прут укуренные бабаи. У меня уже двое раненых. Когда попытались прорваться вниз, к обломкам вертолёта, одного в ноги подсёк пулемётчик, а снайпер, скорее всего, целился в рацию, но попал в плечо радисту. Пришлось прикрываться дымами* и прятаться от огня сверху в зелёнке. Наша «Василиса» отработала по этому склону, но там, видимо, было хорошее укрытие, и даже после шквала НУРСов стрельба сверху не прекратилась. Из соседней зелёнки по вертолёту сразу начали лупить духи. Лётчики мастерски ушли из-под огня и зависли над «жопой»*. Раз мы на земле, то другой поддержки с воздуха ждать нескоро. Вышка не даст «добро», пока не запустят второго «голубя», а это как минимум час на всё про всё при самом удачном раскладе. С ближайшего блок поста выслали бронегруппу с десантом, но подойти к нам на броне у них не получится. Придётся шагать ножками в гору. Арта, как назло, сюда не кроет – слишком резкий перепад высот, и это небольшое плато как раз попадает в мёртвую зону. Хотя духи всё равно прижались к нам метров на сто, чтобы мы трижды подумали, прежде чем вызывать огонь артиллерии считай что на себя.
    - Где эта броневая мазута и летуны, трубу разведчика им в гудок! - отстреливаясь, крыл матами Немец. - У меня крайний магазин остался!
    - Одиночными, мать вашу! – орал я на бойцов, от страха высаживающих боекомплект в зелёнку. - Не вижу - не стреляю! Колесо, пулемёт работает двумя короткими только куда я трассерами покажу, и сразу меняешь позицию!
    Подгоняемые командиром, духи дважды поднимались в атаку, но подойти к нам на бросок гранаты у них не получалось. Местность была практически открытой и, бросая убитых и раненых, они откатывались в зелёнку. Моя группа маневрировала вдоль опушки, и их гранатомётчики били уже по пустому месту. Интересно, сколько у нас осталось времени? Думаю, минут двадцать, не больше. С момента падения крокодила до прибытия сюда полусотни бородатых прошло где-то полчаса. Бой идёт уже минут десять, а значит, скоро появится их подкрепление с миномётами и крупным калибром. И тут уже без шансов и вариантов. С двумя ранеными и двухсотым летуном не оторваться, да и сверху покосят, как только из леса на склон выйдем. Ждали, сволочи, заранее на высотке позицию приготовили. Если ещё слева обходят, то мы и до их подкрепления в огневой мешок попадём. 
    
    А движения неловки.
    Побывали в мышеловке.
    Побывали в мышеловке,
    Чудом вырвавшись из лап. 
    
    - Мины! – крикнул Гера, когда с той стороны послышались характерные хлопки и свист. 
    Началось. Или точнее будет, закончилось? Что в таких случаях думают? Да нифига не думают. Задницу свою спасают. А когда бежать и прятаться некуда, тут уже от человека зависит, как он умереть предпочтёт. С соплями, или с песней.
     Первые мины легли метров на пятьдесят левее. Второй залп ушёл на тридцать вправо. Дохнуло жаром, на головы посыпались скошенные осколками листва и ветки. Вилка.
    - Командир! – заорал Немец. - Сейчас накроет! Что делать?!
    На языке крутился ответ: «расслабиться», но в разведке таких приказов не отдают. Разум отчаянно искал выход. Останемся на месте – перемесят с землёй. Назад нельзя – снайпер и пулемёт. Расстреляют, как в тире. Значит, по-сталинградски, вперёд, на бросок гранаты. Между залпами секунд шесть, должны успеть. Сейчас ударят по нашей позиции, и в пыли от разрывов можно незаметно прижаться к бабаям и выключить из игры их миномёты. Если получится их захватить, то вообще сказка. Тогда можно будет и пулемёт со снайпером на склоне отработать. Да, их впереди не меньше полусотни, а нас будет шестеро, но такого расклада они вряд ли ждут, а значит, у сказки есть хоть и маленький, но шанс стать былью.
    - Приготовить гранаты! – крикнул я. – Немец, остаёшься с летуном и ранеными. Закапывайтесь, как кроты. Остальные сразу после прилёта броском вперёд. Кроем зелёнку гринами* и, пока духи не очухались, поливаем, грызём зубами и скидываем вниз.
    - «Батальонная разведка, мы без дел скучаем редко», - запел Гера под свист летящих мин, вызвав у меня невольную улыбку. Не зря мою группу называют «ансамбль песни и пляски». 
    Однажды я уже пел свою песню смерти. Тогда казалось, что единственный выход – это умереть покрасивее. Но на моих бойцов это подействовало иначе, и мы вырвались из окружения, не потеряв ни единого человека. Гера этим жестом, видимо, намекал, что и сейчас моя песня не помешала бы. Нет, ефрейтор, ещё рано. Нам втихую проскочить надо. Вот доберёмся до духов, тогда и споём.
    Взрыв. Передо мной упал чей-то автомат. Его тут же накрыл бесформенный кусок тела в остатках «горки». Истошно заревел Колесников. Волной от второй мины меня приложило головой о дерево. Картинка помутнела, звук выключился. «Нужно бежать вперёд». Я попытался встать, но ноги неуклюже завернулись, и взгляд упёрся в кусочек неба между крон. Голубой треугольник перечеркнуло с десяток дымных биссектрис. Разогнав винтом всю геометрию, в кадр вплыло синее брюхо Ми-24. «Никогда не думал, что так обрадуюсь летящему крокодилу».
    
    Третий тост – души падение.
    За второе за рождение.
    Пенье птиц, как наваждение.
    И с небес спустился трап.
    
    Официант закончил разливать вино, и по старшинству первый тост был моим.
    - Да простят меня присутствующие дамы, но первый бокал я подниму за летунов. Если бы они не отмудохали штабных и не прилетели к нам на выручку, мы бы тут с вами не сидели. Чего там лётчикам желают? Чистого неба ребятам. Да, и равного количества взлётов и посадок!
    Первым встал Гера.
    - Алаверды, командир?
    Я кивнул.
    - И чтобы у них хрен стоял, и винт крутился, и никогда наоборот! – выпалил ефрейтор. За столом, как в детской песне, «от улыбки стало всем теплей». Опустошив бокал, я ткнул в Геру пальцем.
    - Сам на тамаду подписался. Теперь ты рулишь.
    Тот вытянулся по стойке «смирно», щёлкнул каблуками и тут же приступил к своим обязанностям. 
    - Ну что, а теперь давайте нормально познакомимся, – обратился он к сидящим за столом мёдсёстрам. – Меня Андреем зовут, но можно просто Гера. 
    - Василиса, – смущённо представилась девушка справа от меня.
    - Твою ж мать! – хохотнул я.
    - Что, нормальное славянское имя, - возмутилась медсестричка.
    - Нормальное, нормальное. Даже прекрасное. Есть в нём что-то небесное, – попытался я выкрутиться.
    - И дойки! – задорно выкрикнул Гера, и моя поредевшая группа дружно загоготала. 
    Девушка фыркнула, гневно зыркнула на глупо улыбающихся подруг и попыталась вылезти из-за стола, но я схватил её за руку.
    - Да мы не о тебе, а о вертолёте. Есть у нас вертолёт – Василиса Прекрасная с дойками. Юмор такой казарменный, понимаешь?
    - Придурки, - заулыбалась Василиса, передвигая стул поближе ко мне.
    На тризне нельзя грустить, но без слёз всё равно не обошлось. Когда подняли третий, слёзы были у всех, кроме меня - при подчинённых плакать не положено. «Голубь мира» забрал с собой Старого – прямое попадание мины. Колесо умер в операционной – проникающее в грудь и живот. Хакер – связист, получивший касательное в плечо, сидел рядом. У меня получилось отпросить его из госпиталя на два часа при условии, что пить он не будет. Раненый в ноги Славка с позывным«Тракторист»после нескольких операций лежал под капельницей, и о том, чтобы отпросить и его, не могло быть и речи. Поэтому мы сперва наведались к нему и помянули пацанов из-под полы прямо в палате. На выходе из госпиталя нам улыбнулась удача в виде четырёх сменившихся медсестричек и, уговорив девушек присоединиться, мы поехали в лучший грозненский ресторан поговорить и выпить за жизнь.
    
    Не убит, не искалечен -
    Выигрыш в злого дурака.
    И закинул мне на плечи
    Ангел ноги в каблучках.
    А движения...
    
    Как только мы зашли в номер, Василиса начала раздеваться.
    - Погоди, - остановил я её. – Щас проверим, не потерял ли я сноровки. 
    Я подошёл к ней со спины и привычным движением потянул лямки лифчика под блузкой навстречу друг другу, потом в стороны. Ожидаемого «вскрытия» не получилось. Я начал искать пальцами застёжку, но её не было. Ни малейшего намёка. Василиса рассмеялась.
    -Балда, он спереди расстёгивается! Чаще практиковаться нужно, отстаёшь от жизни.
    Мои руки безвольно опустились. Перед глазами снова хрипел раненый сержант Колесников, а я судорожно пытался снять с него пробитый лифчик, чтобы наложить повязку. Испачканные кровью пальцы соскальзывали с затянутых по моему же приказу лямок, и я никак не мог содрать с него эту сбрую. Пришлось доставать нож и резать тугое плетение ремней. Когда я наконец-то отбросил окровавленный лифчик в сторону, обнаружилось, что под нагрудником у пулемётчика на самом деле хранился небольшой кусок сала, аккуратно завёрнутый в газету на украинском языке.
    К горлу подкатил комок, и чтобы снова не оконфузиться перед дамой, я запел: «Hiч яка мiсячна, зоряна, ясная. Видно, хоч голки збирай. Вийди, коханая, працею зморена, хоч на хвилиночку в гай».
    Василиса повернулась ко мне и сразу всё поняла. В госпитале ей пришлось повидать крови и мужских слёз всяко побольше нашего. Она обняла меня, и шепнув на ухо: «Будем жить, командир», повалила на кровать. 
    
     * * * * * *
    *Здесь и далее, переделанная военными песня группы Пикник «Из мышеловки».
    *Колесо, Немец, Гера, Старый и пр. – кличка, позывной. При выполнении боевых задач, особенно в разведке, по ряду причин не принято обращаться к товарищам по имени и фамилии, поэтому каждый боец и командир имеет свой позывной, который приклеивается к нему и в повседневной жизни.
    *Лифчик – разгрузочный нагрудник для переноски боеприпасов и снаряжения (военный сленг).
    *Крокодил – боевой вертолёт Ми-24 (сухопутный военный сленг). Сами лётчики за угловатость и огневую мощь называют этот вертолёт «рашпиль, напильник», или «стакан»(гранёный).
    *ШПС – шапка-пидарка спецназовская (военный сленг).
    *«Горка» - горный ветрозащитный костюм для спецподразделений.
    *Пчёлка, Василиса Прекрасная, Восьмёрка – Транспортный вертолёт Ми-8 (военный сленг).
    *НУРС – неуправляемый реактивный снаряд. В тексте подразумевается пусковая установка НУРС в виде большого цилиндра, размещённая на пилонах вертолёта. 
    *Корова – тяжёлый транспортный вертолёт Ми-26(военный сленг).
    *Комарик – автоматический радиомаяк «Комар-2М», по сигналу которого определяют местонахождение пилота на земле.
    *Подкова – боевой порядок разведгруппы, позволяющий быстро организовать круговую оборону.
    *Горошек – огонь неуправляемыми реактивными снарядами мелкого калибра(военный сленг).
    *Прикрываться дымами – использовать ручные дымовые гранаты с целью маскировки и «ослепления» противника. 
    *Жопа – точка эвакуации (военный сленг). В зависимости от типа растительности может быть голой, волосатой или мохнатой.
    *Гринами – боевыми гранатами (военный сленг). От английского «green» - зелёный. Все боевые гранаты окрашены в зелёный цвет.