Дверь распахнулась так неожиданно, что дремавший Лестрайт едва не выпал из остановившегося таксомотора.
- Приехали, Сэр! - голос шофера и тугой порыв ледяного ветра, окончательно вырвали пассажира из объятий Морфея.
- Хэмилтон-рок? Уже? - спросил Лестрайт, с трудом поднимаясь с сиденья.
- Не совсем, Сэр! - водитель такси услужливо поддержал старика под локоток. - Хэмилтон-рок в полумиле отсюда. Вверх по этой тропе. Я не смогу проехать, сэр, дорога размыта.
- Ничего страшного. Дальше я сам.
- Сэр, вы уверены, что сумеете добраться в сумерках? - водитель с сомнением окинул взглядом узенькую тропинку, круто забирающую вверх. - Может быть, проводить вас?
- Спасибо, но я еще не настолько стар, чтобы не одолеть восемьсот ярдов, - поспешил успокоить его Лестрайт. - К тому же я захватил с собой электрический фонарь.
До самого своего ухода на пенсию в чине старшего инспектора полиции он посещал спортивные залы, благодаря чему и в семьдесят семь лет сохранил подтянутость фигуры и бодрость духа. Расплатившись, Лестрайт дождался, пока огни таксомотора исчезнут за поворотом, и решительно зашагал к тропе
Сумерки быстро поглотили тропинку, луч фонаря пропадал в нагромождении каменных отвалов, кустов и торчащих корней, и когда усталый, в изодранной одежде, Лестрайт добрел, наконец, до трактира, ему показалось, что он прошел не восемьсот ярдов, а пятьдесят миль. Дрожащей рукой старик нащупал дверь и потянул ее скрипучую створку.
Трактир «Хэмилтон-рок» относился к породе тех заведений где живое слово ценится куда больше радио, газет и прочих достижений цивилизации. Что может быть ценнее путника со свежими новостями? Лестрайт не разочаровал гостеприимных хозяев. Согреваясь горячим вином и жарким из кролика, он сполна удовлетворил жажду по новостям из большого мира. Когда старик, насытившись и поблагодарив за ужин, попросил себе стаканчик вина, ему задали вопрос, которому в кругах нетерпеливых и деловых полагается звучать одним из первых.
- Сэр! А что за дело привело вас в наши края?
- Дело? - переспросил Лестрайт.
Он выдержал паузу и добавил.
- У меня здесь назначена встреча с Роджерсом. Роджерсом Пауэром.
Царившее вокруг оживление мгновенно оборвалось, едва было произнесено это имя.
Мрачная, не предвещающая ничего хорошего тишина наполнила обширную залу. Чья-то рука мягко, почти вкрадчиво, опустилась на плечо старика.
- А зачем, уважаемый, тебе потребовался Роджерс?
- Три дня назад я получил от него письмо с приглашением на встречу сегодня в этом самом трактире…
Ему не дали договорить
Сильные пальцы вдруг перекрутили воротник его куртки и рванули Лестрайта вверх.
Стул за ним опрокинулся и с грохотом отлетел в сторону.
- Письмо? Не от того ли, гаденыша, что двадцать лет тому назад ограбил музей в Лондоне?
- Да, что с ним говорить! По лицу видно, что одного поля ягода!
- Встречу с подельником решил здесь устроить!
- Ребра ему пересчитать, да вздернуть!
Держащий его молодчик в поварском колпаке приблизил свое перекошенное от гнева лицо.
- Что, задохлик? И сказать нечего?
- Сэр! - прохрипел старик.
Неожиданно с непостижимой быстротой он перехватил душившую его руку и вывернул ее так, что верзила завопил от боли.
- Вы забыли добавить - Сэр! - процедил Лестрайт, переведя дыхание. Его рука продолжила выкручивающее движение, заставив обидчика рухнуть лицом в тарелку с подливкой. Одновременно с этим другая рука старика скользнула по бедру, отбрасывая длинную полу куртки. Через мгновение на подступивших к нему с определенными намерениями людей смотрело черное дуло автоматического пистолета.
- Браунинг, двенадцать с половиной миллиметров, особая серия, - отрекомендовал оружие Лестрайт. - Два месяца назад в африканской саванне из этой пушки я прострелил насквозь льва. Дыра на выходе была с кокосовый орех. Так, что не извольте шутить, джентльмены. Я старый человек и меня не трудно спровоцировать излишне резким движением.
Толпа тут же отпрянула на почтительное расстояние.
- Зачем нам ссориться? - продолжил он, видя, что его хорошо поняли. - Меня на славу угостили, а ваш повар так замечательно готовит крольчатину, что с моей стороны было бы свинством, ломать ему руку. Роджерс! Где он? - неожиданно рявкнул старик.
Он сжал запястье сильнее, тело удерживаемого им человека выгнулось от нестерпимой боли.
- Отпустите его, - раздался спокойный хрипловатый голос и Лестрайт вздрогнул.
Он хорошо помнил этот голос. Черт побери, даже слишком хорошо!
Толпа расступилась, пропуская вперед невысокого, средних лет господина с невыразительными чертами лица, одетого в серый длиннополый сюртук и брюки из черной фланели. Инспектор мог бы поклясться, что не видел этого человека в зале прежде. Вглядевшись в его лицо, Лестрайт отшатнулся, как от удара. «Этого не может быть!», - мысленно воскликнул старик.
- Отпустите его, Сэр! - повторил господин, направляясь к столу. Лестрайт едва заметно кивнул и разжал руку. Лишившись опоры, детина упал на колени, застонав от боли.
- Вон! - брезгливо скривив губы, процедил Лестрайт. Повара не пришлось просить дважды. Осторожно придерживая едва не искалеченную руку, он кинулся прочь.
- Это касается всех, - инспектор сделал ударение на последнем слове. - Скажите им!
- Уважаемые, оставьте нас! - господин повернулся к толпе, приветливо улыбаясь. - Я все улажу и оплачу ваше вечернее угощение.
- Да, но кто Вы, Сэр? И откуда? - взволнованно раздавалось со всех сторон.
- Кто и откуда - не столь важно. Гораздо важнее то, что я смогу разрешить проблему между вами, - он выдержал паузу, - и этим почтенным старцем.
Спокойствие и уверенность его голоса, а может быть и огромный пистолет в руке старика, оказали нужное воздействие, и мрачные жители «Хэмптол-рока», помедлив, все же выполнили просьбу.
- Не может этого быть, - медленно проговорил инспектор, когда за последним посетителем закрылась входная дверь. Его пальцы крепко сжимали рукоять пистолета, направленного теперь на господина в сюртуке. - Не знай, что Рождерсу сейчас без малого семьдесят лет, решил бы, что перенесся на двадцать лет в прошлое.
- Я не узнаю вас, инспектор, - ответил господин, щедро наполняя стаканы из оплетенной бутыли.
С пистолетом в руке, Лестрай присел на скамью.
- Прежде вы не были таким нетерпеливым, - заметил его собеседник, устраиваясь напротив. - Неужели Вы собираетесь убить меня прямо здесь и сейчас, не удовлетворив свое любопытство?
- Где настоящий Роджерс Пауэр? - хрипло поинтересовался Лестрайт, опуская пистолет на стол. - Вы не можете ни быть им самим, ни сойти за его сына.
- Инспектор, хочется вам этого или нет, но я и есть тот, кто вам нужен, - начал терять терпение господин в сюртуке.
- Двадцать лет я гонялся за Роджерсом по всему миру! - рявкнул Лестрайт. - Меня дважды понижали в должности по его милости, и за сорок лет работы венцом моей карьеры стало звание старшего инспектора! А вы, Сэр, хотите убедить меня в том, что Роджерс Пауэр не постарел ни на год с нашего первого знакомства? Даже с точки зрения обыкновенной справедливости это немыслимо!
Лестрайт залпом осушил стакан. Пламя очага плясало в серых, наполненных яростью глазах.
- Знаете, что? - спросил инспектор, отдышавшись и несколько успокоившись. - Вам придется исчезнуть.
- Исчезнуть?
- Да, да. Я был тому свидетелем двадцать лет назад. Вы в полицейском участке по подозрению в ограблении выставки. В ручных кандалах. Один в закрытой камере. Вы исчезли вместе с уликами своего преступления. Чтобы развеять мои сомнения, исчезните, сэр. Прямо здесь и сейчас!
В высшей степени необыкновенная просьба, не вызвала у господина, ни малейшего недоумения.
- Я мог бы догадаться, что вам потребуется более солидное доказательство, чем честное слово. Что же, извольте.
Он встал из-за стола, и отошел в центр зала. Лестрайт впился в демонстратора взглядом, готовясь к любым неожиданностям.
Что-то щелкнуло, силуэт предполагаемого Роджерса расплылся бесформенной кляксой и через неуловимое мгновение из нее соткался… Другой! Другой Роджерс! Вместо длиннополого сюртука и брюк, на нем теперь было гимнастическое трико, в волосах прибавилось седины, лицо украшала небольшая бородка, высокий с залысинами лоб покрывали крохотные капельки пота. Но Лестрайт отдал бы голову на отсечение, что это был он - Роджерс!
Последние сомнения исчезли. Лестрайт был готов к этому. Он никогда не считал себя слишком религиозным, но сейчас перед ним был лишь один факт, способный все разъяснить. И этот факт только что перевернул его мир с ног на голову. И черт с ней, с пенсией.
- Дьявол! - выругался Лестрайт, вскидывая оружие и прицеливаясь. - Двадцать лет охоты за Роджерсом Пауэром убедили меня в том, что он дьявол!
Грохот выстрела прозвучал пушечным залпом. Роджерса развернуло и словно пушинку отбросило в сторону.
- Двадцать лет кое-чему меня научили, Роджерс, - тихо сказал инспектор. - Как тебе мои разрывные пули с нитритом серебра и серебряной же оболочкой?
Ответа Лестрайт не получил. Из развороченной груди застреленного им человека упругими толчками струилась черная кровь.
Инспектор опустил пистолет, но тут снова что-то щелкнуло. Тело погибшего расплылось давешней кляксой и материализовалось в живого и невредимого Роджерса.
- Не будьте болваном, инспектор, во мне нет ничего дьявольского! - вскричал тот, видя, как поднимается ствол тяжелого пистолета.
Лестрайт не дал ему договорить. На этот раз он опустошил магазин до конца. Крупнокалиберные пули разорвали тело в клочья, однако спустя короткое время послышался еще один щелчок и перед инспектором снова возник Роджерс.
- Между прочим, это дьявольски больно! - констатировал он. - Наше счастье, что констебля нет в городке, а телеграфная линия повреждена недавним ураганом.
Лестрайт отбросил бесполезное оружие и сорвал с груди маленький крестик.
- Именем Господа, заклинаю тебя…
- Болван. Какой же вы болван, Лестрайт! - всплеснул руками Роджерс.
Лестрайт недоуменно созерцал происходящее. Щелчок, клякса, Роджерс Пауэр. Тот. Предыдущий. В сюртуке и брюках. Вот он проходит к столу, присаживается, с удовольствием смакует вино. Живой и невредимый, никак не реагирующий на силу заклятья святого креста и прямое попадание серебряных пуль ….
У Лестрайта подкосились ноги, и он упал на скамью. Дрожащая рука против воли сама пододвинула стакан к Роджерсу, и тот ни слова не говоря, наполнил сосуд до краев. Грубое и терпкое, вино для крестьян и солдат, легко и быстро согрело дрожащее от пережитого тело.
- Я двадцать лет гонялся за призраком, - тихо произнес инспектор. - Только что вы были в Австрии, вас ловят, предъявляют обвинения, вы исчезаете и тут же приходит телеграмма, что вы замечены в Гонконге. А спустя еще шесть часов - в Швеции. Двадцать лет вы поочередно объявлялись на всех континентах. Один лишь Бог вездесущ. Но вы не Бог, Роджерс. Но и не порождение дьявола, в противном случае я мог бы убить вас. Так кто же вы?
Вместо ответа Роджерс наполнил опустевший стакан и внимательно посмотрел на Лестрайта. Тот не отвел глаз.
- Я имею желание доказать вам, инспектор, - торжественно заявил Роджерс, - что в моих сверхбыстрых перемещениях нет ничего дьявольского.
Он полез в карман, выудил кисет с табаком, и принялся набивать свою трубку.
- Вы знаете, что есть вид моллюсков, способных вырастить себе раковину в дистиллированной воде, не тратя при этом ни грамма собственного веса? Знаете?
- Не знаю. И, честно говоря, понятия не имею, каким образом моллюски относятся к тому, свидетелем чего я был минуту назад.
- Немного терпения, мой друг, - улыбнулся Роджерс, раскуривая трубку. - Сейчас вы все поймете. Как, по-вашему - где моллюск добывает строительный материал в дистиллированной, повторю, воде?
- Может быть там же, где вы обрели способность к перевоплощению? - пожал плечами старик. - Я сыщик, а не ученый, откуда мне знать такие вещи?
- И, тем не менее, вы попали в точку, дорогой Лестрайт! - весело захохотал Роджерс. - Невероятно близко к истине! Тридцать лет назад, в восьмидесятые я занимался увлекательными экспериментами, целью которых было изучение органов чувств. Я хотел выяснить, ограничивается ли человеческое восприятие мира зрением, обонянием, слухом и осязанием. Это были времена триумфа Максвелла. Он только-только измерил скорость поперечной электромагнитной волны в вакууме. Так вот, хотел я ни много, ни мало определить - есть ли у человека орган, способный улавливать электромагнитные колебания! Можете себе вообразить? Я подыскал добровольца, закупорил восковыми пробками его уши и ноздри, связал руки, надел повязку на глаза и отвел в комнату-лабиринт. В фальшивый потолок комнаты были встроены электрические обмотки, располагавшиеся точно по линии маршрута, ведущего из центра нашего лабиринта на выход. По замыслу, подопытный должен был найти выход, следуя за электромагнитным излучением, не используя привычные органы чувств. Однако мой доброволец не смог найти выход. Значило ли это, что человек не может улавливать проходящие сквозь него электромагнитные волны? Или доброволец не чувствовал электромагнитных колебаний, так как с рождения ориентировался исключительно с помощью зрения, слуха, осязания и обоняния? В одном из домов скорби я нашел слепо-глухо-немого, контакт с которым осуществлялся посредством азбуки Морзе. Для того чтобы поговорить с таким человеком, нужно простучать ему по лбу необходимую комбинацию точек и тире. Я объяснил слепо-глухо-немому, что от него требуется, связал ему руки и спустил в старую шахту, где был подготовлен еще один лабиринт с электрическими обмотками. И знаете, что сделал этот негодник? Он вышел! Слепо-глухо-немой вышел из лабиринта, устроенного на глубине сто ярдов, используя нить Ариадны электромагнитной волны! Не могу выразить охватившей меня радости! Человек способен улавливать электромагнитные колебания! Какие перспективы сулило это открытие! Мне уже виделись почетные звания, собственные кафедры, обширные исследовательские лаборатории. Мечты рассыпались в прах, когда выяснилось, что во время эксперимента в проводке случился обрыв, и на обмотки не поступал электрический ток. Позже я пробовал менять лабиринт, но мой подопытный всегда безошибочно находил дорогу, вне зависимости от тока в обмотках. Я без конца задавал себе один и тот же вопрос - где слепо-глухо-немой черпал информацию для поиска выхода из лабиринта? Мое открытие было сродни тем модным опытам, где добровольцев со свето-звуконепроницаемыми капюшонами на головах часами возят в телегах, поворачивая налево, направо, выписывая восьмерки, и бог еще знает какие фигуры, с целью выяснить, обладает ли человек чувством направления. Как вы, должно быть, знаете, Лестрайт, большинство людей в той или иной мере обладают чувством направления. Но, все-таки, откуда люди берут направление, и как подопытный вышел из лабиринта? Три недели я терзался раздумьями, пока не свел их с вопросом - «откуда моллюск берет для раковины строительный материал в дистиллированной воде?» и учением Максвелла об эфирном распространение волн. «Колебания!» - вскричал я, пораженный наитием. - «Они свободно проходят через твердые тела! Однако для того, чтобы объяснить скорость их распространения придумали гипотетическую среду - эфир, которая с одной стороны обладает легкостью вакуума, а с другой - невероятной упругостью! Но верно ли это? Что если? Что если мы до смешного мало знаем не только о природе электромагнитных волн, но и о природе, так называемых твердых тел? Что если все, что нас окружает, не наборы молекул и атомов, а различного рода колебания, природу которых мы познаем столетиями позже?»
- Пока что я до смешного мало чего понял в вашем рассказе, - нахмурился Лестрайт.
- Немного терпения, - успокоил его Роджерс. - Опираясь на гипотезу о волновом строении мира, я пришел к выводу, что нас окружает некое пространство, в любой точке которого может находиться любой объект, заданный набором неких колебаний. Кто и зачем создал это пространство, не беспокоило меня. Еще не хватало мне опускаться в сферу религий! Для рассуждений хватило и того, что все это пространство - насквозь пронизано колебаниями, и что эти колебания можно читать, как открытую книгу! Слепо-глухо-немой вышел из лабиринта потому, что с рождения не пользовался органами чувств. Как у слепца развивается слух, у него развилось некое внутреннее зрение, позволяющее попросту «читать» окружающее пространство. Индийские йоги, по их мнению, способны выходить в среду, называемую астральной, но могу поклясться, они никуда не выходят, а попросту отключают чувства, и развитым внутренним зрением созерцают мир таким, какой он есть на самом деле. Ни химические элементы, ни атомы, материал для раковины моллюска - а исключительно колебания! Этот примитивный организм научился генерировать колебания так, чтобы вырастить себе раковину. Разумеется, у меня и в мыслях не было заниматься поиском природы этих колебаний. Вместо того чтобы искать неизвестно что и неизвестно где, я попытался скопировать уже созданное природой.
- Скопировать? - удивился инспектор. - Уж не хотите ли вы сказать, что проделали эту штуку с самим собой?
- Вы поразительно догадливы, Лестрайт! - воскликнул Роджерс. - Я возложил на алтарь науки последнее, чем обладал - себя самого! Это был долгий путь, по большей части состоящий из разочарований, проб и ошибок. Я пытался развить в себе внутренне зрение, для чего проводил очищение организма, часами предавался медитации, но не достиг результатов. Если первое организм еще худо-бедно переносил, то упражнение в сосредоточении давались из рук вон плохо. Мой нетерпеливый разум буквально вскипал от насилия над собой. Попробуйте ни о чем, совсем ни о чем не думать и через пять минут поймете, что нет большей пытки для человеческого существа! Особенно для ученого, чей разум постоянно находится в поиске. В конечном итоге, я отказался от мысли читать пространство самостоятельно и обратился к камню.
- К камню? - переспросил инспектор.
В ответ Роджерс вытащил из кармана небольшой цилиндр из полированного черного минерала и показал его Лестрайту. Глаза инспектора вспыхнули.
- Узнаете? - коротко спросил Роджерс.
- Еще бы! - буркнул инспектор. - Это ваша визитная карточка, кою вы оставляли на месте своих краткосрочных визитов.
- Это цилиндр из обсидиана, - продолжил Роджерс. - Бьюсь об заклад, за двадцать лет Скотланд-Ярд собрал целую коллекцию подобных минералов!
- Собрал, - согласился инспектор. - Точное их число - тысяча двести. В отделе вещественных доказательств они заняли собою целых три шкафа. Никто так и не понял, для чего вы оставляете их.
- Эти, с вашего позволения, вещественные доказательства, - Роджерс многозначительно покатал в ладонях черный цилиндр, - ни что иное, как механизм записи и воспроизводства. Дело в том, что я сумел подобрать к этому минералу ключ. Рассуждения о волновой теории мироустройства, вылились в гипотезу, утверждающую, что предметы, находящиеся в непосредственной близости, должны пропускать сквозь себя чужие вибрации. Как ощущает внутренним взором слепо-глухо-немой проходящие через него колебания окружающего пространства, так и стены лабиринта обязаны пропускать сквозь себя набор колебаний, формирующих человека в определенном месте пространства. Понимаете?
- Вполне, - кивнул головой инспектор.
- Так вот, - восторженно продолжил Роджерс, ободренный понятливостью собеседника, - мне удалось записать собственные колебания внутри волновой структуры, создавшей этот минерал. Я вычислил код! В буквальном смысле - достучался до камня, уговорив его «записать» колебания из заданного объема и направления.
- И как вам это удалось? - спросил инспектор. Он привстал и, взяв черный цилиндр, с интересом принялся его рассматривать, точно видел впервые.
- С помощью ключа, - ответил Роджерс, демонстрируя Лестрайту массивный перстень, украшавший безымянный палец на правой руке. К тыльной стороне кольца был припаян диск из серебристого металла.
- В перстне спрятано устройство, генерирующее серию механических импульсов. С их помощью минералу дается команда на запись или воспроизведение записанных колебаний. И не спрашивайте, как мне удалось подобрать ключ. Скажу лишь, что достучаться до камня несоизмеримо труднее, чем до слепо-глухо-немого. Помните сказку «Али-Баба и сорок разбойников»? И знаменитое - «Сим-Сим, откройся»? Первая удачная попытка, едва не обернулась трагедией. Я постоянно комбинировал серии вибраций на резонансных частотах, пытаясь открыть «свой» Сим-Сим и «это» случилось во время приема ванны. Щелчок, вспышка, ледяной холод, полная потеря ориентации. Я с огромным трудом превозмог сковавшую тело судорогу и выбрался из холодной купели. Представьте мое удивление, когда я выяснил, что с момента начала записи, как было определено по хронометру, прошло шесть часов. В течение этого времени я был полностью обездвижен и только чудом я не погиб от переохлаждения.
Следующий опыт был проведен уже в кровати. Забравшись под одеяло, я повторил последнюю серию колебаний на новом цилиндре. Благополучно очнувшись там же, я приступил к следующему этапу своих исследований. Мной был приобретен автоматический фотографический аппарат, из тех, что использовали, наблюдая за ростом растений. В таких аппаратах смена фотопластинок и взвод затвора осуществлялась пружинным механизмом через определенные промежутки времени. Имея на руках две свои копии, я решил воссоздать самого себя в произвольной точке пространства. Установив фотокамеру и направив ее на цилиндр, размещенный в центре комнаты, ведь неизвестно где именно должен появиться двойник, я дистанционно активировал ключ. Через мгновение, голый, я уже барахтался на полу, упав с высоты нескольких дюймов вместе с десятком галлонов горячей воды. Поднявшись на ноги, я с ужасом обнаружил, что в комнате нахожусь совершенно один. Тот, предыдущий я бесследно исчез вместе с цилиндром.
Роджерс налил себе еще вина, и, промочив горло, укоризненно погрозил инспектору пальцем.
- Вы не представляете, себе, Лестрайт, что было со мною, на протяжении следующих шести часов! Ведь известно, что ария не может продолжаться дольше самой записи на валике фонографа! Мое душевное отчаяние было столь велико, что впору сойти с ума. Наскоро одевшись, я покинул дом и побежал по улицам ночного города, сам не зная куда. Рассвет застал меня в грязном кабаке на окраине Лондона. Помню, как я пил дрянной виски, как какие-то люди пытались затеять ссору, как очутился в своей комнате … Я очнулся в том самом углу, где дистанционно активировал ключ. Когда были проявлены фотопластинки, выяснилось, что, очутившись голым в центре комнаты, я одновременно исчез из угла вместе с самим цилиндром, который остался там - на окраине города. Вы понимаете, Лестрайт? Я вырезал из своей жизни кусок, продолжительностью шесть часов и законсервировал его. А потом, в произвольной точке пространства воспроизвел самого себя, на те же самые шесть часов, по завершению которых вернулся в отправную точку! Понимаете? Время! Только время имеет постоянную величину! Время и душа! В один и тот же промежуток времени на свете может быть только один Роджерс Пауэр, вне зависимости от того, сколько было сделано записей!
- Поэтому я не смог убить вас? - поинтересовался Лестрайт. - Роджерс Пауэр возвращался к жизни потому, что был…э-э-э… Записью?
- Все верно, инспектор, - кивнул Роджерс. - Вы не могли убить меня, ведь тот - я, на протяжении записи был цел и невредим! Меня попросту переписывало всякий раз, когда я получал пулю. Время, повторю, постоянно. Как душа. И, если угодно, сознание. Я помню все, что проделывали мои записи, так как проделывал это лично.
- Вот как? - удивился инспектор. - Нет ли здесь противоречия? Вы хотите сказать, что запись вас - сорокасемилетнего, обладает памятью Роджерса за все его шестьдесят семь лет по сию минуту включительно?
- Конечно! - подтвердил Роджерс. - Ведь меняется только оболочка - а сознание продолжает жить в том же течении времени! Однако продолжу. Я изготовил таймер отложенной активации, установил его на цилиндр с записью и отправил их почтой в Ливерпуль, распорядившись доставить посылку в номер гостиницы, которую забронировал по телеграфу из Лондона. К посылке прилагались щедрые чаевые и просьба оставить ее на кровати. Я оправдался тем, что это подарок для моей возлюбленной. В назначенный час я сидел дома, ожидая момента, когда сработает таймер в посылке, находящейся за пару сотен миль от меня. Опыт удался прекрасно. Вспышка - и я поднимаюсь с постели в другом городе, шесть часов прогулок по его набережным - вспышка, и снова оказываюсь в Лондоне. Веселое путешествие, не правда ли? К тому же очень дешевое!
Со временем я научился прерывать воспроизведение. Достаточно запустить новое с другого цилиндра и предыдущее тут же будет остановлено. Понимаете? Одно время, одна душа, одно сознание. Всегда и везде. Я не мог исполнить вашу просьбу, Лестрайт. Я исчезну лишь тогда, когда закончится запись. Поэтому вместо того, чтобы исчезать, я воспользовался вторым цилиндром, что захватил с собой. Сожалею, что мое перевоплощение испугало вас. Настолько, что побудило остановить во мне дьявола, нашпиговав бренную плоть серебряными пулями.
- Хорошо, - медленно произнес инспектор. - Допустим сказанное вами, открывает глаза на быстроту ваших перемещений по свету. Вы заранее отправляли свои записи почтой и устанавливали таймеры так, чтобы они срабатывали один за другим. Но как быть с алмазом, что вы похитили с выставки? Служитель музея запомнил подозрительную личность, что крутилась возле ценного экспоната. А так же именную пригласительную карточку искомого субъекта. Вас взяли на квартире с поличным и доставили в участок. А спустя три часа вы исчезаете из камеры. И черт бы с вами с одним! Но вы исчезаете вместе с вещественным доказательством своего преступления - с алмазом! Как понимаю, тогда, двадцать лет назад я арестовал… э-э-э…. записи вас и алмаза, которые через положенное время исчезли. Но как это было воспринято окружающими? Преступник с украденной им драгоценностью сбегает из Скотланд-Ярда! Уже тогда, двадцать лет назад я был старшим инспектором! Понижение в звании и перевод к черту на рога, это самое легкое, что сделали со мной по вашей милости!
- Я очень сожалею, Лестрайт! - произнес Роджерс. - Однако теперь то вы понимаете, что на самом деле никакого алмаза я не крал, а просто сделал его запись. Алмаз исчез с постамента ночью, когда музей уже закрыт. Я и понятия не имел, что кто-нибудь пострадает.
- И за каким дьяволом, смею спросить, вам это понадобилось? - вскинулся Лестрайт. - И потом, где же он? Куда вы его подевали?
- Вы представляете, сколько он стоит? - невинно ответил Роджерс. - Как еще я мог позаимствовать алмаз такой величины? Все шесть часов, что были в моем распоряжении, я намеревался подобрать к нему ключ, однако потерпел неудачу, так как был арестован вами, Лестрайт. Мое счастье, что я догадался подстраховаться и не засовывать голову в пасть льва. В то время я был в Гонконге. В операции же было задействовано целых три моих записи. Одна скрытно установила цилиндр возле алмаза. Вторая забрала цилиндр, а уже третья активировалась по таймеру одновременно с записью алмаза и приступила к работе. После того, как в стенах участка записи подошли к концу, я материализовался в Гонконге, а ваша драгоценность - на своем постаменте, в музее.
- В музее? - воскликнул Лестрайт, - В музее? Роджерс, вам известна сумма, что была выплачена владельцу алмаза страховой компанией Ллойд?
Инспектор осекся. Его бледные губы сжались в тонкую линию. Он хмуро взглянул на Роджерса и тот понимающе отсалютовал ему стаканом вина.
- Черт побери, Роджерс! Вы понимаете, что произошло?
- Ну, разумеется! - улыбнулся Роджерс. - Двадцать лет вы искали не того парня. Только и всего!
- Какой же я болван! - произнес Лестрайт. - Выходит, что после того, как алмаз обнаружился на своем месте, владелец попросту спрятал его с целью получить выплату по страховке. Ведь вызванный эксперт Ллойда официально подтвердил подлинность алмаза, когда тот вместе с вами находился в участке! Идеальное преступление!
Инспектор сурово посмотрел на Роджерса.
- Вы можете мне поклясться, что не вступали в сговор с владельцем с целью поделить означенную страховую выплату? Чем вообще вы зарабатываете себе на жизнь?
- Вся моя жизнь - это шестичасовые путешествия, а такое времяпрепровождение требует определенных сумм, - ответил ему Роджерс. - Не стану скрывать, несколько записей драгоценных камней, которые я позаимствовал в разные годы, были проданы нескольким презренным ростовщикам на Востоке. При моих скромных тратах полученных средств вполне хватает на жизнь. Однако в сговоре с владельцем алмаза я не состоял. Даю вам, Лестрайт, в том мое слово.
- Жаль, что я не смогу прижать к стене этого прохвоста, - Лестрайт отпил глоток вина, собираясь с мыслями. - Читал я, через три дня он выставляет на торг два крупных брильянта. Бьюсь об заклад, прежде они вместе составляли пропавший алмаз!
Роджерс с улыбкой снял перстень и протянул инспектору.
- Возьмите. Уверяю, это настоящий активатор, не запись
- Зачем он мне? - поинтересовался Лестрайт.
- Я тоже читал об этом деле, - ответил Роджерс, - И именно поэтому захотел увидеться с вами. Воспроизведение записи неживого объекта может быть активирована бесконечное число раз. Сумеете отыскать тот, первый цилиндр в хранилище вещественных доказательств.?
- И что это даст? - спросил Лестрайт, озадаченно рассматривая перстень.
- По сути, не важно, был ли алмаз распилен или нет. Воспроизведен он будет в том же, первоначальном виде. Полагаю, вам не трудно будет явиться на торг вместе с представителем компании Ллойд, и активировать изъятый цилиндр, подложив его в ящик с брильянтами? Толпа репортеров, полный зал свидетелей, заключение эксперта. Что еще надо, чтобы восстановить репутацию?
Лестрайт спрятал перстень в карман, вскочил и порывисто обнял Роджерса.
- Это немедленно снимет с вас все обвинения! Но что мне делать с этим перстнем дальше?
- Что хотите, дорогой Лестрайт. Можете поступить так же, как я - сделать записи, и отправиться почтой в разные страны. А хотите, установите таймер на, скажем, двухтысячный год. Вам же любопытно будет увидеть мир будущего? Не известно, сработает ли воспроизведение, когда человек уже заведомо мертв, но лично я установил себе даты вплоть до третьего тысячелетия. Вон в том сундучке у двери, я сложил для вас несколько дюжин пустых цилиндров с таймерами. Возьмите, он ваш.
Инспектор посмотрел в указанном направление, а когда повернулся к Роджерсу, того уже не было. По столу медленно катился черный цилиндр.
Утро застало Лестрайта на берегу озера. Старик еще раз осмотрел подаренный ему сундучок, а затем вздохнул и со всей силы забросил его подальше в воду.
- Один лишь Бог вездесущ.
