Ворон

Последний день Большой Королевской Ярмарки - самый суматошный и хлопотливый, и для торговцев, и для покупателей. Первые преисполнены радужных надежд, связанных с визитом мажордома Его Величества, мечтают обойти конкурентов и стать поставщиками двора. Вторые же прекрасно понимают, что амбициозные провинциалы приберегли к судьбоносному дню наилучшие товары и не рискнут завышать цены. Значит, можно купить все нужное для хозяйства без переплаты.

Увы, и приехавшие из дальних деревень крестьяне, и небогатые горожане, и прижимистые купцы-толстосумы прекрасно знают и то, что в последний день ярмарки сэкономить не удастся. Очаровательные супруги, дочки, невесты; охочие до пирожков, сластей и уличных вертепов непоседливые отпрыски; целый год ждавшие развлечений старики-родители – все они отправятся на ярмарку с мужьями, сыновьями, отцами и братьями. И будут выпрашивать зеркальца да бусики, шелка да игрушки, будут уговаривать прокатиться на карусели, посмотреть представление кукольного театра или дрессированных лошадок.

Пока неразумные женщины, дети, старики будут наслаждаться невинными зрелищами, сластями и баловствами, почтенные и солидные главы семейств не преминут заглянуть в трактиры, пропустить по кружечке-другой пенного эля и посмотреть представление («Строго для особ мужского пола!») с очаровательными смуглыми танцовщицами. Впрочем, если кого из мещан и купцов супруга застукает выходящим из такого трактира, ругани не оберешься.

Уж и срамота эти голые девки; и посмотреть-то там не на что – кожа да кости; и какой пример ты сыну подаешь – и ничего не дитя, уже на соседскую Баську заглядывается! - и, небось, монеток этой девке непотребной насовал за корсет, а под тем корсетом то и нет ничего. Нет, чтобы женушке новый платок узорчатый купить да доченьке – башмачки с красными каблучками.

Вздохнет отец семейства, вытрет пену с усов и пойдет за супружницей, что рассекает ярмарочную толпу могучим килем, как горячий нож кусок масла, - пойдет к башмачкам, платкам узорчатым, молочным поросятам, орехам в меду да новой упряжи с бубенцами для праздничной четверки.

Ровно в полдень на ярмарке появляется со свитой мажордом Его Величества. Мажордом обходит торговые ряды, щупает ткани, придирчиво выбирает мечи и копья, разглядывает на свет искрящиеся самоцветы, пробует мёд, копченую рыбу и плюшки. Торговцы замирают, преданно глядя на невысокого пузатого человечка, что может в единый миг одарить их выгодным договором, правом писать на вывеске «Поставщик королевского двора», - а может, скорчив брезгливую мину, небрежно бросить:

- Солонина ваша, милейший, видать, два десятка лет с покойничками на кладбище обнималась! – или, скривившись, швырнуть пустую чашу на землю, а в винодела – бранное словцо.

И тогда всё – пиши пропало: покупатели, что толпой бродят за мажордомом, обойдут стороной твою лавку, мало, что ничего не купят, так еще и засмеют.

Уходит мажордом, облегченно выдыхают торговцы, вылезают из шатров попрятавшиеся на время клоуны и акробаты, певцы и сказители. Карусельщики рассаживают ребятню на деревянных лошадок и верблюдов, продавцы сластей и медовухи снова ходят по рядам, расхваливая свои товары.

И тогда на ярмарке появляется еще один гость. Одет он, как и подобает знатному господину, в бархатную одежду. Только черен тот бархат, как самая темная ночь, лишь отсверкивают звездами самоцветы на вороте и манжетах. Черен плащ гостя, скрепленный на плече пряжкой черного золота; смотрят с пряжки на торговцев и покупателей змеи, обвивающие жезл-кадуцей; блестят черные агатовые глаза, кажется, еще немного – и увидишь, как раскроются змеиные пасти, услышишь зловещее шипение. На черных, серебрящихся лишь на висках волосах господина – обруч с вправленным в него черным бриллиантом.

Высок и строен новый гость ярмарки; лицо его – как отчеканенный на золотой монете лик героя былых времен; роскошными локонами падают волосы на широкие плечи. И, как воды горного озера, холодны карие глаза его, смерть таится в их глубине. Посмотрит господин на белые розы в палатке цветочницы, и, - словно опаленные пламенем, - сворачиваются лепестки, осыпаются на прилавок. Да и сама цветочница – краснощекая, улыбчивая бабёнка, блёкнет на глазах, бледнеют розы ее щек, гаснет синий блеск в глазах.

Подойдет гость к ювелиру, коснется пальцами переливающегося на солнце смарагда, - и темнеют грани камня, затягивает их изнутри болотная ряска.

Испуганная торговка пирожками спешит прикрыть расшитым полотенцем свой товар; хорошенькая молодуха утаскивает с дороги зазевавшегося малыша, и сама скрывается в ближайшей лавке; соскальзывает на землю акробат, только что бесстрашно танцевавший на канате. Закрываются двери и ставни, покупатели и праздношатающиеся разбегаются кто куда, лишь бы не оказаться на пути черного господина.

А сам он, ничего не замечая, идет по ярмарке, посматривает по сторонам. Следом за ним, подпрыгивая и переваливаясь, спешит разряженная в шелка, парчу и кружева карлица, похожая на бочонок, которому зачем-то приделали ножки-сардельки, ручки-обрубки, а сверху – прямо на верх бочонка – прилепили круглую, как детский мячик, голову; нарисовали на ней узкие глазки-щелочки, две дырки вместо носа да перекошенный рот. Потом нарядили бочонок в знатную даму и пустили гулять. А он и доволен – идет, глазками-щелочками моргает, кривым ртом леденец посасывает.

Страшна карлица, как самый ужасный ночной кошмар, как демон полуночный. Только и есть в ней хорошего, что роскошные пепельные волосы, уложенные в замысловатую прическу и прикрытые прозрачной фатой. Поговаривают злые языки, что это парик, из волос бедных крестьянок сделанный, а на самом деле голова у страшилища – лысая да круглая, какой у человека и быть не может.

Много чего еще болтают. Дескать, была карлица в молодости такой красивой, что влюбился в нее родной брат, а как сестра не ответила на запретное чувство, начал колдовать-ворожить-привораживать, тайные знаки чертить, с демонами в союз вступать. Да только обманули его демоны – в обмен на душу запроданную не любовь сестры подарили, а превратили ее в мерзкое чудовище, людям на посмеяние.

Другие же шепчутся, что карлица сама виновата – то ли любовь демона отвергла, то ли, напротив, в связь греховную с ним вступила, только покарали ее боги проклятием великим, уродиной сделали.

Те, кто подобрее да сердцем поласковей, всё родами неудачными или болезнью страшною объясняют; жалеют убогую – что за жизнь для нее, пусть и в богатстве, да без женской радости, без семейного счастья.

Слухи и сплетни всякие ходят, только никто не знает, как оно на самом деле было. Потому что и вслух не скажешь – боязно; и напрямик не спросишь – кто ты такой, чтобы самого королевского лекаря да сестру его допрашивать. Лучше уж прикусить острый язычок да помалкивать. Все знают: у господина лекаря не только люди в шпионах ходят, но и мыши летучие, и звери лесные. Скажешь чего лишнего за стаканом ракии в трактире, или жене на ушко прошепчешь, одеялом укрывшись, - а на следующий день тебя в кандалы закуют, или болезнь приключится смертельная, или бешеная кобыла копытом лоб прошибет.

Королевский лекарь – известное дело – не только полезные травки да заговоры знает, не только Его Величество от похмелья, а Ее Величество – от дамских недомоганий лечит. Может и кубок с ядом славному победами полководцу поднести, или на невесть что о себе возомнившую наложницу наслать демона безумия.

Многознающ и умен королевский лекарь, потому-то и прозывают его Вороном – птицей мудрой, но недоброй.

***

Все, что душе угодно, все, что кошелек позволяет, можно купить на Большой Королевской Ярмарке. Но Ворону-лекарю и его сестре-карлице не нужны соленья-варенья, ткани-кружева, не нужны самоцветы и оружие, травы и напитки. Им нужны рабы. Да не какие попало, а здоровые и крепкие, с телами без изъянов.

Торговцы людьми знают, что нужно черному господину, потому и выгоняют на помосты самых сильных юношей и красивых девушек, а старых и увечных отпихивают подальше.

Черный господин проходит по рядам, смотрит на плененных воинов и разбойников, распущенных девиц и проданных родителями детей, на мастеров и неумех, на всех, кого злая судьба или воля человеческая лишили достоинства и чести, превратили в выставленную на продажу вещь.

В самом дальнем углу рынка стоит новенький торговец – приземистый, ширококостный, темнокожий южанин, похожий на каменного тролля, что живут в далеких лесах и детских сказках. Он единственный не торопится показать товар лицом и телом, единственный, кто не опускает глаз перед королевским лекарем.

Ворон небрежно тычет затянутой в черную перчатку рукой в молодую девушку, сидящую на земле. Южанин тянет за конец цепи, поднимает рабыню, срывает с нее грязные тряпки, заменяющие несчастной одежду. Девушка смущается, краснеет, прикрывает грудь, но, получив удар кнутом, покорно опускает руки.

- Она хорошего рода, мой господин. И девственна. Можете убедиться сами.

- Меня это не интересует, - королевский лекарь поднимает голову рабыни, заглядывает в рот, проверяет – все ли зубы целы, - ощупывает руки, плечи, бедра. – Она здорова, это главное… Я возьму ее. Мне нужна еще одна женщина – средних лет, не такая худая, как эта. Крепкая, невысокая. Чтобы грудь была полной, а ноги - стройными

- Женщину я сейчас велю привести. Она в палатке. Прекрасная ткачиха, мой господин, отменная мастерица.

- Это меня тоже не интересует.

- Но цена…

- Я заплачу столько, сколько ты запросишь. И еще мне нужны двое мужчин – высоких, сильных. Один молодой, второй – лет пятидесяти.

Торговец смущается, опускает взор.

- У меня есть подходящие мужчины, мой господин. Оба здоровы, как волы, но тот, что постарше, был разбойничьим атаманом…

- Да хоть демоном ночи. Что мне с того!

Торговец испуганно оглядывается, словно опасаясь, что слова лекаря призовут демона сюда – на залитую солнцем пыльную площадь.

- На теле его есть несколько шрамов, и я боюсь…

- Шрамы – достойное украшение для настоящего мужчины и воина.– А что с молодым?

- Он… простите меня, он – северянин.

- Это еще лучше! Не так ли, любезная сестрица? - черный господин взмахивает рукой и смеется – коротко, невесело, - словно ворон каркает.

Карлица замирает, не мигая, глядит глазенками-щелочками на брата. Кажется, она хочет что-то сказать: рот полуоткрыт, по подбородку стекает красная липкая леденцовая слюна.

Королевский лекарь оборачивается к торговцу.

- Веди свой товар. Я не собираюсь стоять тут целый день.

***

Дом королевского лекаря стоит на окраине. Проезжающие мимо путники, гонцы, купцы, крестьяне спешат поскорее миновать черное, как вороново крыло, строение, что смотрит им вслед мутными бельмами занавешенных окон. Нехорошая слава ходит об этом доме, нечистые дела творятся в нем.

Днем дом так тих и спокоен, будто необитаем. Но когда садится солнце и воцаряется над миром ночь, раззолоченные кареты и крытые бархатом паланкины останавливаются возле засохшего дуба, что охраняет владения Ворона и его сестры. Богатые и знатные особы бывают здесь – тайно, спрятавшись под покровом звездного неба, убегая лучей луны и звезд.

Проскользнув за поскрипывающие ворота, входят гости в этот, словно заброшенный людьми и лишь демонами населенный дом, и оказываются в роскошном дворце. Сверкающие стосвечовые люстры освещают просторные залы, убранные коврами, сотканными лучшими мастерицами королевства; по стенам развешаны картины, написанные талантливейшими художниками; в библиотеке шкафы красного дерева хранят редкие книги, переписанные трудолюбивыми монахами и учеными мужами; а в коридорах стоят рыцарские доспехи, коим позавидовали бы самые воинственные бароны и прославленные полководцы. Но ночных гостей не удивить роскошью, их не интересуют ни книги, ни оружие. Они спешат спуститься по узкой лесенке в подвал, где королевский лекарь и творит чудеса, овеявшие имя его ужасающей славой.

В светлой, чистой, прохладной комнате, возле отполированного деревянного стола стоит Ворон, похожий сейчас на птицу-альбиноса, ибо одет он во все белое, и роскошные кудри его упрятаны под белую шапочку. Лишь темные глаза сверкают из-под насупленных бровей.

Рядом суетятся два помощника, готовя все потребное для лечения: травяные настои, чистые повязки, сверкающие металлические инструменты – орудиями палача назвали бы их, окажись они в другом месте и в иных руках. А в углу на низеньком стульчике сидит карлица и сосет красный леденец.

Она так и просидит всю ночь, не сдвигаясь с места, не шевелясь, уставившись, не моргая, на широкий стол, где рядом лежат молодая рабыня, обездвиженная ремнями и наркотической настойкой, и герцогиня, лишь недавно излечившаяся от нехорошей болезни, которую получила от любовника вместе с уверениями в верности. Любовника нашли с перерезанным горлом в сточной канаве, но, увы, не от слез ослепли глаза прекрасной дамы.

Карлица будет сидеть и смотреть, как ее брат – воистину, величайший лекарь королевства, - вырежет глаза молоденькой рабыни и пересадит их герцогине; как тонкими сверкающими, полупрозрачными нитями, похожими на осеннюю паутину, зашьет края раны, обработает волшебной мазью, дабы ускорить заживление. И в то время, как один из помощников осторожно отведет легкомысленную красотку в приготовленную для нее комнату – отдохнуть, выспаться и проснуться уже вновь зрячей; второй протрет окровавленные глазницы рабыни раствором, останавливающим кровотечение, завяжет девушке глаза чистой тряпицей и, пробормотав парочку простеньких заклинаний, уведет за руку в клетку к другим рабам. Девушка молода и здорова, у нее еще много того, что пригодится богатым, но калечным господам, готовым платить за новые руки, ноги, матку, груди. Побуждаемая силой лекарского искусства и демонической магии, рабыня будет жить, пока не превратится в слепой, глухой, немой, безрукий и безногий кусок мяса, лишенный внутренних органов, - который помощники, не утруждая себя убийством, однажды вынесут в близкий лес и закопают в яме, а то – если зима холодна, а земля промерзла, - бросят на корм волкам и медведям.

Когда завершится труд королевского лекаря, когда снимет он окровавленные одежды, омоет руки и, усталый, уйдет в спальню – отдыхать, не забыв прежде наведаться в часовню и поблагодарить демонов за помощь в трудах, - только тогда карлица встанет со стульчика и вернется в свои покои. Ляжет на кровать и будет без сна лежать час, и другой, и третий, не шевелясь, заломив коротенькие ручки, глядя на портрет статной красавицы, что уже много лет – не старея, не меняясь, - смотрит синими очами в зеркало, кокетливо поправляя белую розу в пепельных волосах.

***

Ужин закончен.

Лекарь отдает последние распоряжения помощникам. Нужно подготовить раба, привести его в подвал, одурманить травами, привязать беспомощное тело к столу, на котором сегодня он будет лежать рядом с отважным генералом, потерявшим ногу в недавней стычке на границе.

Карлица, посасывая леденец, ждет, когда помощники покинут столовую. У нее немного времени, но другого не будет.

- Брат, в клетке заперты трое молодых рабов. Почему именно этот?

- Сестренка, не верю своим ушам! Ты решилась нарушить обед молчания, которому верна вот уже без малого двадцать лет, ради какого-то мальчишки-северянина!

- Возьми другого! – настаивает карлица. Глаза ее сверкают, голос дрожит от гнева.

- Ну конечно, как же я сразу не догадался! Этот щенок так похож на того, в которого ты влюбилась, когда была молода. Ты бегала за ничтожным конюхом, как течная сучка за кобелем, вертела задницей и кокетничала, пока не добилась своего. Тебе по-прежнему нравятся светловолосые синеглазые выродки. За чем же дело стало, сестренка? У тебя еще есть время. Только скажи, и я велю помощникам привести в твою спальню это ничтожество. Попробуй соблазнить его, а я, так и быть, поболтаю с генералом-инвалидом за бокалом хорошего вина, пока ты удовлетворяешь свою похоть.

Карлица вскакивает, бросает на пол леденец. Из перекошенного рта на подбородок стекает красная липкая слюна.

- Мерзавец! Мы любили друг друга, а ты приказал своим подручным убить его, а меня искалечил. Учился призывать демонов, совершенствовал на мне свое лекарское и колдовское мастерство. Ты прекрасно знаешь, что ни один мужчина уже давно не может взглянуть на меня без отвращения и жалости.

- Ты опозорила наш род, поганая тварь! Связалась с северянином, понесла от него. Я сохранил тебе жизнь, хотя мог и убить.

- Ты отнял мое дитя!

- Я – я, а не кто-то другой, - принял у тебя роды, не дал истечь кровью, лечил послеродовую горячку. Я мог убить твоего ублюдка, расшибить ему башку об стену. Но нет, я снизошел к твоим слезам, пожалел грязное отродье, отдал бродягам. А ты еще смеешь упрекать меня, неблагодарная тварь! Хочешь – бери этого мужчину, если сумеешь увлечь. Нет – оставь меня в покое.

Королевский лекарь разворачивается, собираясь уходить. Карлица хватает со стола нож, напрыгивает брату на спину, повисает на нем, как мерзкая, уродливая обезьяна, изо всех сил бьет ножом в голову, в шею, в спину – бьет, куда придется, куда попадет, куда дотянется, бьет до тех пор, пока Ворон не падает ничком. Но даже тогда, оглушенная падением с высоты, безумная не может успокоиться – все режет, колет, кромсает тело, - не обращая внимания на пачкающую роскошный наряд кровь.

Наконец, утомившись, тяжело пыхтя и отдуваясь, карлица встает и, не выпуская из рук ножа, выходит из столовой.

Черно-красное изувеченное тело остается лежать на ковре. Губы королевского лекаря подрагивают, словно он готовится произнести заклинание, но над телом уже роятся серебристые искры, а из углов комнаты выходят темные тени. Они пришли, чтобы забрать душу своего верного адепта, забрать в мир, откуда нет возврата.

***

- Вот, я принесла вам плащи и кинжалы. Вы сможете покинуть дом незамеченными под покровом ночи. Но торопитесь, скоро сюда придут его помощники.

- Почему ты сделала это? Почему ради нас – не людей, но вещей, - ты убила родного брата?

- Когда-то давно он искалечил мое тело, унизил мою душу, разбил мое сердце. Он лишил меня радости жизни, отнял мою любовь. По его вине я потеряла всё, что было мне дорого. Если бы не ты, напомнивший мне того, кого я когда-то любила, - я бы молчала еще двадцать лет, ибо страхом полнилась моя душа. Я знала, как силен мой брат – не лекарь, но колдун, - и как могущественны те, кого он призывает… Но есть предел и страху, и сегодня я перешла его. Идите, люди, вы свободны. Иди и ты, мальчик. Только пообещай мне, что не оставишь своим попечением эту бедняжку. Она слепа, ей не на кого опереться в этом жестоком мире.

- Обещаю, госпожа моя. Но почему тебе не пойти с нами? Ты еще можешь спастись.

- Никто не будет гоняться за беглыми рабами. Но убийце королевского лекаря не дадут уйти безнаказанной. Сегодня я воскресила себя настоящую. Я останусь здесь и встречу свою судьбу, какой бы она ни была.

- Да будут боги милостивы к тебе, добрая госпожа!

Рабы спешат к тайному выходу, указанному сестрой лекаря. Последним идет мальчик-северянин. Он бережно ведет за руку слепую рабыню.

Возле самой двери юноша останавливает и, обернувшись, низко кланяется карлице.

- Прощай, моя госпожа! Я сохраню твой образ в сердце своем.

Закутанные в плащи люди давно уже исчезли в темноте ночи и леса, а карлица все стояла возле клетки, не в силах пошевелиться.

- Прощай, сынок! – наконец тихо сказала она.

Но ее уже никто не услышал.

Похожие статьи:

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер