Гермафродит. Роман. Глава 41
на личной
– Погоди, погоди, тут что-то не так! – Буро схватил Аравану выше локтя, больно, и развернул к себе. – Ты хочешь сказать, что энке, такие прямо технари? Экспериментаторы? Понятно, в чём интерес подопытного: остаться половиной гермафродита... Но ведь это без надежды на успех! Разве вам плохо живётся?.. Откуда такая страсть?
Буро путался в словах. Аравана стоял, понурившись. Дёргают его, он как марионетка тряпичная:
– Что?.. Да...
– Аравана, твой друг сбежал, будто тень, ограбившая Злого Господина моря! Что там произошло?
– Ох, Буро...
– Отвечай, чёрт тебе достанься на Цокки-Цокки! Намерен играть в молчанку? Тогда беги ты тоже за раму Собственного Мира! И не выходи! Потому что я изловлю на дне Великого Моря хризантему с пятью языками и скормлю тебя ей так медленно, как она складывается в смертный бутон, то есть по лепестку в тысячелетие!
– Хорошая идея, Бутон-биг-Надир, именно этого я и стою...
– Отвечай! Рассказывай под отрез, все целиком ваши байки!
– Я не хочу делать тебе неприятно... Тебе... Причинить вред не хочу... Нечестно, ни за что... А главное – ни зачем...
– Прекращай темнить, оу! Прямо говори!
– Сам захотел... – вздохнул Аравана. – Тут всё как бы наоборот, Биг-Буро... Превращение-то всегда удаётся, ага. Миф-то, он миф, но твёрже закона природы...
Аравана рассказал Буро легенду...
Чтоб один энке мог отрезать от себя половину существа, он должен превратить в ножницы другого энке.
Дело добровольное. На него идут отчаявшиеся люди. Соглашаются ради двух призрачных надежд: вдруг превращение, в самом деле, оделит лишний комплект гениталий... Легендарная надежда ещё более призрачна: вдруг впоследствии, как и задумано, их призрак обретёт утраченную плоть... Станет «ножницами», заберёт у хозяина свою половину, станет парнем или девушкой.
– Хозяин, осуществивший превращение, оказывается между лезвий. Таких, которые дроидам регенерации не видны, чтобы они не вмешались...
Буро вникнул, докуда мог:
– Ты меня запутал совсем. Обычное хищническое превращение в итоге им удаётся? Целиком, естественно? Как иначе?
– Я не знаю... Миф он не про то, на что хозяин способен, а про то, на что – гость. Именно энке! Результат превращения держит в уме не хозяин, а гость! Он решает, чем стать его половине, если правдива легенда, или ему целиком! По легенде, от него остаётся бесплотная половина и материальный инструмент!.. Вместе: «ножницы энке».
– И чем? Что это бывали за вещи? Нет, к дьяволу! Что со второй половиной?! Да говори же!
– Она не-ма-те-ри-аль-на...
– Подробнее! Как, что значит? И почему эти ножницы должны были оставаться тайной от меня?! Неработающие, как я понимаю?
– Не знаю... Работающие, но неправильно... Криво, косо, смертельно. Бутон-биг-Надир, ты захочешь увидеть «ножницы энке» своими глазами, верно? Отнять, отомстить? Встать на место Агавы... Хуже того, у тебя получится! Отчего не получиться... Агава непременно вернётся. Вы столкнётесь. Ты отнимешь «ножницы энке», вместе с жалкой судьбой их обладателя. Которую Агава, по крайней мере, заслужил! Которую сам выбрал! Если калла-метаморфоза не уничтожит раньше само бытие.
– Тпру, с начала. Что за ножницы?
– Раскаянье.
– В смысле?
– В прямом. Полная легенда вот: превращение всегда удаётся. Вот что бы ни превратил энке половину собрата, он должен свято хранить эту вещь, и... Когда такое время, ну знаешь, поворот дня? Он бывает в разное время суток, когда вдруг всё падает, и опоры нет? Для кого это утро, для иных – на повороте дня к вечеру... Он должен с этой вещью, с «половиной ножниц» идти туда, где совершил превращение. А надо сказать, первый раз решаются многие, но уже во второй раз – единицы. Большинство становятся изгнанниками, покидают вовсе Собственные Миры! Вроде, и хозяева, а вне миров живут, видал таких эцке в голубятнях?
Буро кивнул.
– Ну вот, с этой вещью он должен придти и поманить ей, прошептать: «Брат энке, у меня – твоё. Приди, забери. Брат, я возвращаю тебе твоё». Тогда он появится, а хозяин мира должен спрятать вещь за спиной и продолжать дразнить: возьми, забери! В этот момент и начинается путь гермафродита к «норме». Что делает девушку девушкой, парня парнем станет уменьшаться чуть-чуть и однажды сойдёт вообще!
– Но ведь это бред свихнувшихся гермафродитов, да?! – воскликнул Буро, утратив всякую вежливость.
– Не знаю... Не поручусь. Люди, провернувшие такое менялись на глазах. Но истаивали они не частично, а целиком! Они все быстро умирали. В разных возрастах и без видимых причин.
– Дроиды светлые, непреклонные, Аравана, сколько я повидал, чего только за всю жизнь не наслушался, но ты побил все рекорды... А как?
– Что именно?
– Как оно происходит физически? Как выглядит их встреча?
– Буро ты о чём? Откуда я знаю?! Мы говорим о какой-то странной болезни, о сбое в душе, или как? Я не знаю: происходит что-либо или нет, что именно. А что знаю точно: ты попытаешься выследить Агаву! Попытаешься отнять артефакт, добытый превращением! Ты не заметишь, что Агава почти уже мёртв! Что нет возврата, что призрак остался призраком! Что не он приблизился к миру живых, а живой к миру мёртвых! Что ножницы острые и хорошо стригут, но не думают останавливаться! Бывали случаи, когда артефакт «ножницы энке», «ножницы раскаянья» доставался обычным людям, отнюдь не заходившим в Собственный Мир, где было совершено превращение, не подозревавшим о неких особых свойствах артефакта. Им тоже он приносил несчастье!
– Я замшелый, старый монстр, Аравана, час назад потерявший своего золотого, драгоценного эцке. Я знаю, что воздушные реки текут в одну сторону. Что океан обширней неба, но даже в нём не найдётся течения, которое возвращается к покинутому рифу... Единственное, что неутомимо возвращается на круги своя, поистине, это человеческая глупость! Знаю... Но, именно поэтому – да! Оу, Аравана, я попытаюсь! Как ты сказал, всё так и будет.
Звонкими, глухими, частыми, редкими, близкими, далёкими... Все в дроидской сфере слышали эти звуки, ударов молотка о наковальню. Кому-то становилось от них веселей, кому-то тревожней.
Августейший в У-Гли сидел на чурбаке таким манером: два копыта уперев в землю, два – нога на ногу, и на левом из этих копыт, как на наковальне превращал монеты в звенья цепи. Вынимал раскалёнными из горнила, плющил, сминал в полоску, растягивал её, изгибал. Сам наковальня, сам молот – раскрытая стальная ладонь.
Фортуна-Августа сидела напротив, заинтересованно наблюдая процесс, упоённо любуясь мастером.
Минуты не проходило, чтобы их взгляды не встретились. Тогда суровое лицо Стража отражало мягкий полуденный свет его любви и судьбы. Тысячи вуалей дроида желания пропускали свет, как беспредельно раскинутая, под облака вознесённая крона. Где тень? Лучи играют с лучами то ярче, то тише.
– Что делаешь, братик? – кивнул вернувшийся Гелиотроп.
– Кую цепочку Фортуны.
– Звенья судьбы? - улыбнулся Гелиотроп.
– Выходит, что так!
А утром следующего дня Гелиотроп увидел Стражем кованую цепочку на шее Халиля, уходящего к Зеркальной Калле... Увидел, распался на нулевой орбите движения, как человек разворачивается на каблуках, и переместился через необщую форму в галдёж Турнирной площади, собравшись у братика за спиной.
– Ди, – сказал Августейший, не оборачиваясь. – Да. Можешь не пытаться следовать за ним.
– Ради чего?.. – спросил Гелиотроп.
– Бескорыстно! Дроиды должны помогать друг другу? В сущностном – ди, должны. Ты же, Хелий, не смог бы сам.
– Ты меня уничтожил. Прекратил.
– Временно блокировал. В конкретном, узком аспекте.
Суть в том, что если на цепь сажают человека или зверя, то блокируют его, а если на дроида, то его закрывают от желающих приблизиться.
Анджели-Кронос, тождественный с Халилем, очутился в изоляции от автономного коваля. Страж выполнил работу Стража, пресёк нежелательное.
– Хелий, корень монады метаморфозы с некоторых пор достигает Юлы. Ты рванул бы за Анджели и через раму, ага? Не постеснялся бы? Но если с человеком что-то пойдёт не так, путь рискует собой один малодифференцированный дроид, а не конструктор Царя-на-Троне. Мы беспокоились за тебя.
– Никогда и ни в чём больше я тебе не поверю.
Якорное плетенье цепи наглядно иллюстрирует её непобедимую внутреннюю природу, но чтобы уловить суть, необходимо иметь представление о разнице людских и дроидских взглядов на конечность пространства.
Для человека, допускающего конечность вселенной, навскидку она представляется стеной, препятствием. Не сильно отличающийся вариант: абсолютно пустое пространство за условной чертой, лишённое всяких ориентиров.
Не так для дроидов. В корне не так...
«В корне... – подумал Гелиотроп, размышляя о цепи Фортуны, и содрогнулся от идеального совпадения. – Всё-таки дроиды желания, страшные существа... Между их прозорливостью и воздействием нет чёткой грани».
Для дроидов вселенная не вероятно, а безусловно имеет предел. Вселенная конечна, но каков пограничный знак на меже? Вот досюда ойкумена, отсюда её уже нет?
Не стена. Не провал в ничто. Это точка. Недоступное в пространстве место, по определению недостижимое, а, следовательно, не обнаружимое. Из чего следует, точка предела может быть где угодно. Из чего следует: их неопределенное число, точек предела.
Каково же плетение цепи? Оно якорное: звено продето в два, два – в три, три – в четыре, четыре – в пять, пять – обратно в четыре. И так по нисходящей до единицы, с поправкой... За единицей идёт «некратное себе», несуществующее звено!
Дроиды конструируют из наличествующего, конструируют из отсутствующего с тем же успехом.
По просьбе Фортуны Страж заключил в плетение цепочки не аналог и не символ, а фактические точки предела.
Гелиотроп мог вывернуться наизнанку, призвать Тропа на помощь, уничтожить весь мир, но не приблизиться к Анджели-Кроносу, пока на шее у Халиля блестит цепь Фортуны. Пока дроид и человек не растождествились. И никто не мог. Это невозможно.
Окружённый некратным себе числом, заключённый в орбиту точки предела, дроид – не обнаружим в пространстве. Это чертовски сближало его с монадой, которая не обнаружима во времени.
Идея цепи принадлежала Фортуне и мотивацией её была защитная функция. Если гость не одолеет Зеркальную Каллу, то, по крайней мере, и она не может срикошетить в него. Ну, и Гелиотроп не вмешается.
– Я вызываю тебя! – крикнул Гелиотроп, сталкивая Августейшего с трибуны на брусчатку раньше, чем замолкло ответное, хриплое...
– Ди!
Турнирная Площадь притихла. Небывалые творятся дела.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |