Гермафродит. Роман. Глава 9

Виселица на треке оказалась не единственной монадой, перекинувшейся на облачные миры. Пока таковых единицы... Или как?.. Странные цветы атаковали будто демонстративно, но на беговой дорожке Рулетки – это рекорд...
При всей беспечности полудроидов, паника нарастала.
Кто-то скрывался в Собственных Мирах, иные продолжали делать вид, что ничего не происходит, а исключения лишь подтверждают правило: метаморфозам практически невозможно перебрасывать лозы с континента в облака. Кто-то предпочитал классический и не самый глупый вариант – пир во время чумы.
А кто-то по-прежнему готовился дать отпор. Разбирался, думал.
Когда информация, собранная от дроидов трёх рас, драконов и конструкторов, дроидов желания и холодных тронов, от технарей и клинчей, попала в общий котёл, обобщил её внезапно и чётко ум Морского Чудовища. В прошлом – чудовища. Да к чему оговорки, печать Великого Моря это навсегда.


Буро вынырнул из угара сладострастия, от исцеления и до последних событий лишь набиравшего силу. Огляделся. Понял, что кочует меж облаков и рынков, обустраивается на Рахат-Лукуме, каждодневно и безрезультатно заглушая тоску по континенту. Гордость взыграла.
Бутон-биг-Надир некогда отвоевал у Великого Моря жизнь, свободу, рассудок. И теперь ему не нужен эрзац воли, жалкий способ прятать голову в облака, но как изгнаннику всё: земля и небо!
«Что ли навечно Морская Звезда осталась этим проклятущим монадам?!»
Ему нужен бой и победа.


Между невесомым как пушинка, упругим и неотразимым телом Эйке-Ор, между цокки- и эцке- голубятнями, между лундансами, ордансами, лун-капри, шель-нэцке, всякой полупристойной и непристойной танцевальной лабудой Буро лишку заблудился. Далеко зашёл, забывая порой сделать глоток чистой воды, забывая несколько дней подряд направить дракона под ливень. Он даже поистратился на любовников, баснословно богатое чудовище, на разнообразных танцовщиц, танцоров и постельных акробатов.
Эйке-Ор сопровождал его, знакомил, сводил, разводил, консультировал. Исчезал, где нужно, появлялся, когда звали... В общем, был идеален до тошноты, и на очередном повороте его услужливость как-то поперёк горла встала.
Буро вспылил ни на что, на финансовый вопрос, какую танцовщицу звать. Ту, что подороже, но без отсрочки оплаты? Или, если у Буро пуст карман, тогда юную, без претензий?
Юная была изгнанницей, ей элементарно негде жить, ночёвка уже оплата. Буро, тоже изгнанник, психанул. Он хотел другую и неловок сам факт: ради изгнанницы, сестры по несчастью, трудно на минуту отвлечься от чувственных грёз. Сообразить насчёт постоянного покровителя для неё.
– Исчезни! Какое твоё дело, что кого и накогда я хочу?!
Успел выпалить, раньше, чем прикусил язык. Эйке ему и голубь, и проводник и кошелёк ходячий.
«Ач-ча, стыдно».
Андрогинное лицо энке выражало спокойное недоумение.


Буро хлопнул себя по щекам, умылся пустыми ладонями и резко сменил тон:
– Прости! Никакую. Голубь мой, нецке, если ты не гневаешься и не покидаешь меня, сослужи ещё службу. Ярь на Рулетки сейчас?
– Думаю, да. У них там гонки, финал. И там она управляет, она везде управляет! Не челноком со Злотым, так хоть улиткой беговой!
– Вот и отлично. Проводи девочку к ней. Ярь дружит с чарами, верно? Они примут её. Не в чары, а просто, в какой-нибудь закуток.
– Хорошая идея.
– И возвращайся! Вернёшься?
– Значит со второй, Биг-Буро? Я правильно понял?
– Нет! С собой возвращайся! Сам с собой. Вернёшься? Я в тишине побыть хочу. В тишине и вслух проговорить свои догадки. Пока на язык не дошли, очевидные вещи маревом носятся. Вручи мне твои ушки на эту ночь.
– Оригинальный фетиш! Да, Биг-Буро.
– Нецке, я так устал бороться с этим «биг»! Если не хочешь его отрезать, дай мне какое-нибудь прозвище, вообще новое, оу?
Гермафродит улыбнулся с неопределённым кивком, но ответил совершенно серьёзно:
– Я подумаю, Биг-Буро...
– Извини ещё раз. Я тоскую, не могу без Южного. Драконьи полёты – десерт, а жить я привык пешком. Южный Рынок был для меня вселенной, распахнутой на все четыре стороны, и одновременно Собственным Миром...
– Я понимаю, Биг-Буро, – откликнулся ласковый энке.
Хотя при чём тут Южный и заносчивость перед другом?
– Ты самый близкий мне.
– Обременительно близкий.
– Нет! – рявкнул Буро.
– Я лечу?
– Да! – зарычал снова. – Я невыносим, правда? Почему ты меня терпишь?
– У тебя голос моря, он мне нравится. Он спокойный в глубине. Я помню разбойные нападения, что визгливы, помню крики проигравшихся в пух и прах дураков, вопли торгашей, не просчитавших до конца хитрозакрученные сделки. Много всякого разного, жалкого... Но в твоём голосе море набегает, подхватывает, несёт... Хоть бы и совсем проглотило.
– Не знаешь, о чём болтаешь, – буркнул демон моря. – Жду тебя.


Отколол номер! До возращения Эйке, унимая беспокойство, Буро умудрился объесться сладостей на рекламной «карусели оу-вау-баев». Обожрался, проще говоря. Ему было смешно на себя, его мучила жажда, улыбка бродила по лоснящемуся лицу. Обожрался сладостей, кому сказать!
Угнездился в дальнем гамаке, обставился бутылками, плошками... Светильник-канделябр, курительницу горьковатого аромата зажёг...
– Анджел, – с почтительной улыбкой и устаревшим поклоном Эйке-Ор возник в дверях.
Привыкший, что день за днём, ночь за ночью, энке приводит кого-то нового в его постель, Буро глянул ему за спину. Может всё-таки решил порадовать сладострастника блиц-соитием? Никого.
– Кто ангел? – прищурился Буро, тряхнув головой.
– Ты просил нового имени. Я придумал, пока летел. Там чудный вечер, все облака, словно Рынок Веретено, снизу горят. Ветер сверху мятный... Жаль в шатре просидеть такой вечер!.. Я покружил, а тут и стемнело...
– Я?! Ангел?!
Тут уж голос Буро действительно стал океанически глубок!
– Мимо? Странно... Жаль... Я могу придумать другое... Но, честно говоря, я не хочу. Совсем не нравится?
Буро лысую голову на грудь уронил и покачал: совсем. Его разбирал смех.
– Вот незадача! Оно мне будто почудилось... Облако чьё-то, как перо в небе плыло, а за рамой будто нежности, разговор чей-то...
– Зови, как хочешь. Чудо-нецке, за издёвку бы принял, да только не от тебя, от тебя не получается.
– Прекрасно! И так, Биг-Анджел, мои уши в твоём распоряжении. О чём беседуем? Идти за вирту, добыть какой-нибудь словарь?
– То есть, вот это «биг», оно бессмертно?!
– Ой... Да!
– Я сдаюсь.


Помимо сводни, спутника и кошелька, Эйке служил Буро записной книжкой.
– Не надо словарей. Всё в голове. Не выходило из неё, день и ночь копилось. Скажи, Эйке, вот, монада, одномоментное явление, вытягивает воду за момент возникновения и высыхания. Имеет она время усвоить её, преобразить, хоть во что-то?
– По логике, нет, Впечатление, выпитое этим цветком, не очистится в нём до пустой воды и не рафинируется, это дело Огненного Круга.
– Логично. А если она выпила всего человека? Во что превратился он?
– Ни во что... Он... Как бы остался... Он перешёл...
– ...как бы в следующую монаду?.. И она...
– Кто-то был первый! Он передал монадам свои качества, не исчез никуда! – воскликнул Эйке, уловив его мысль. – Кто же?!
– Как знать... И как узнать, с какой стороны подступиться? Скажи, а давно ли Рынок Лючия носит имя этого гермафродита?
– По сравненью с другими – со вчера. Вовсе недавно. А что?
– А уверен ты, что Лючию превратили латники?
– Какая связь?
– Полетели? Проводи меня на ваш танцпол.


Не откладывая, озарённые лунным светом, они летели на озадаченных, смирных под всадниками Белых Драконах в облачный Рынок Лючия.
Во мраке ночи картина из глубины танцевального зала взирала на гостей до жути реалистичная, потусторонняя.
Роскошный портрет...
Лючия... Полуобнажённый, прелестный энке на качелях...
Но что-то в картине мешало, что-то задевало взгляд. Изображённого энке задевало. Хотелось заросли отвести рукой.


Ясно, что... Как она могла раскачиваться, не сминая высокой сочной травы? Если это трава... А если не трава, то – оно – качелям не помеха.
Метаморфозы, цветы эпохи экологических катастроф, мгновенно зарастают на сломе, да и поломать их трудно, отклоняются...
«А?.. О, я и не замечал...» – Эйке-Ор скользил взглядом по портрету.
Лючия смеялась над ночными гостями. Как живая. Её подол, изящные босые стопы, сиденье деревянных качелей, всё взлетало над густым цветником крупных белых калл...
– О, дроидские горние выси, – прошептал Эйке. – Биг-Буро, Биг-Анджел моей жизни, я слышал Мему, не посмотрел на них с этой стороны...
– ...и мы не совершим большой вольности, предположив, что мутант растения и человека родился под взмахом руки чистого хозяина. Так создают живой артефакт. Схему не требуется знать, достаточно намерения. Как цель превращения, хозяин в порыве гнева избрал что-то случайно попавшееся на глаза.
– И рядом – каллы цвели.
– Не просто каллы, метаморфозы.
 

Похожие статьи:

Рассказы → Малыш

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]

Рассказы → Разбуди меня!

Рассказы → Гайди

Рассказы → Любовь в коммуналке [18+]