Гоблин. Часть 1

1.
Водитель и мой охранник, Сашка, остановил машину на окраине заброшенной и давно уже безымянной белорусской деревушки. Деревушка ещё есть, а на спутниковом навигаторе это только широта и долгота. До зоны отчуждения ещё пятьдесят километров. Я вышел из машины и медленно, с разворотом, потянулся, при этом сквозь прищур внимательно осматривая полуразрушенные домики деревушки. Отошел подальше от машины к придорожным кустам и отлил. Всё тихо, кивнул Сашке. Сашка развернул машину и загнал ее задним ходом в полуразрушенную конюшню. Я закурил и стал лениво озирать окрестности. Сашка вытащил из машины раскладной столик, два складных шезлонга и мангал – стал готовить шашлык. Это отвлекающий маневр для любопытных, если таковые здесь окажутся – бизнесмен с водителем решили перекусить. Я неторопливо подошел к машине и вошел в конюшню. Быстро влез по лестнице под самую крышу и стал рассматривать через щели в досках деревню в бинокль. Вроде, никого. Достал сканер, запустил поиск частот – тоже ничего подозрительного. Спустился к Сашке, шашлычки уже поспели. Вынул из наплечной кобуры пистолет и подсунул его под салфетку. Из сумки термоса извлек банку пива и взял шашлычок. Вот это жизнь, век бы так жил! Можно расслабиться, правда, второй пистолет сзади за поясом немного давит спину. Ладно, займемся шашлыком, а мотодельтаплан успеем собрать позже.

Границу тридцатикилометровой зоны, набрав высоту, я преодолел, планируя с отключенным двигателем. Пролетев пяток километров, я снова включил двигатель. Ещё сорок минут полета, и я в намеченном пункте. Восток уже розовеет, я заложил вираж, высматривая огни на земле. Ничего не заметив, успокоился. На рассвете я должен сесть в поселке под названьем Хатки. Загоню дельтаплан в укрытие и пешком двину к месту встречи по направлению поселка Лес. Хабар должна принести группа сталкеров со станции Янов. Заберу хабар, это сорок-пятьдесят килограмм артефактов, и обратно в Хатки. Перед рассветом на мотодельтаплане полечу обратно. Простая работа, пока не получу хабар, вроде, опасаться нечего – деньги за хабар пойдут по другому каналу. Правда, не исключены случайности, осторожность не помешает.

Плавно сев в конце главной улицы поселка, не выключая двигатель, развернул дельтаплан. Стал всматриваться в развалины домов. Никого — порядок. Вылез из кресла, отстегнул от рюкзака автомат на втором сиденье. Через оптический прицел стал рассматривать дальние дома поселка. Никого, можно загонять дельтаплан в сарай ближайшей избы. Повернулся к дельтаплану. На чердаке второй избы слева мелькнул блик. Я не позволил себе вздрогнуть или дернуться. Что это было, блик от оптики или от куска битого стекла? Засада или просто нервы? Проверить можно только одним способом — попытаться взлететь. Повесил автомат на грудь, палец автоматически снял его с предохранителя. Работа курьера – нервная работа. Закурил и пошел открывать ворота во двор – если это засада, то это их должно успокоить. Открыл ворота, вернулся к дельтаплану. Выбросив окурок, уселся в кресло. Погазовал и медленно тронул машину с места. Потом педаль газа до упора, и на взлет.

Из-за рева двигателя выстрела я не услышал. Только понял, что выстрел был – двигатель чихнул пару раз и заглох. Колеса ещё даже не успели оторваться от земли. Ударил по тормозам, слегка развернув дельтаплан, выкатился из кресла и залег за ним. Нащупал спутниковый навигатор и отключил его. Это сигнал нашим — провал операции. Меня это, конечно, не спасет, но что поделаешь, работа курьера – опасная работа. В двигатель ударила вторая пуля. Выставив руку с автоматом над сиденьем, дал длинную очередь по шиферу чердака. Порадоваться, что выстрелы с чердака прекратились, не успел, две цепочки пылевых фонтанчиков поднялись от меня справа и слева. С треском хлопнул шелк крыльев дельтаплана, прошитый пулями в нескольких местах. Повернул голову назад и увидел, что двое бандитов с автоматами держат меня на прицеле. Живьем решили взять. А нафиг ли я им сдался? У меня же ничего нет! Ах, ну да, они же этого ещё не знают! Левой рукой отсоединил магазин от автомата и отбросил его в сторону, автомат полетел в другую. Перевернулся на спину.

— Вот это правильно, паря. Лежи и не дергайся! – раздалось слева от меня. Посмотрел в ту сторону — подходит четвертый с автоматом и, похоже, главный у них.

— Мужики, может быть, договоримся?

— Заткнись, твою мать! Обрез, обшмонай его! Штырь, канай сюда! – главарь крикнул, наверно, тому, который был на чердаке.

Бандит профессионально ощупал меня. Нашел и пистолеты, и нож, и гранаты, и всё, что было в карманах, всё выбросил к ногам главного. Только спицу в отвороте куртки пропустил, мне бы только встать – одного я точно завалю. Почему Обрез, подумал я, когда у него автомат? Взглянул на лицо, по раскосым глазам и выпирающим скулам всё понял – мусульманин. Главарь поднял навигатор, посмотрел и в сердцах шмякнул его об землю. Вот, оказывается, как – он понимает, что значит отключенный навигатор!

— Штырь, я, типа, что, два раза буду повторять?! — снова гаркнул главарь, — Нос, а ну, сгоняйте с Обрезом на чердак, посмотрите, что там и как. Я подержу этого на мушке.

— Может быть, этот Штыря подстрелил?

— Для Штыря это было бы лучше, — сказал главарь.

— Командир, может быть?.. — получил ботинком в бок, очень больно!

Парень с большим мясистым носом кивнул Обрезу, и они ушли. Через пять минут показалась троица. Обрез и Нос поддерживали хромающего долговязого парня, правая нога выше колена у него была перетянута ремнем. Парень опирался на ствол снайперской винтовки. Подведя Штыря, Нос и Обрез отпустили его, разошлись в стороны и снова взяли меня на мушки.

— Гоблин, эта падла продырявила мне ногу, — глазки Штыря бегали, ему хотелось меня пнуть, но он не мог. Во-первых, ему было больно, во-вторых, страшно – он боялся главаря. Я по-прежнему полулежал возле дельтаплана, наблюдал, что будет дальше.

Главарь сдвинул фильтр с лица, достал сигарету и закурил, только после этого взглянул на Штыря. Я ещё подумал, как точно бандюки подбирают клички. Главарь лицом и фигурой – вылитый гоблин из детских фильмов, огромный, с гориллообразным телом и низким лбом. Я взглянул на Штыря, того уже трясло, похоже, главарь — гоблин не только лицом и телом.

— Штырь, ты что, типа, не понял? Я что — велел стрелять?

— Знаю, знаю, Гоблин! Ты велел сидеть и не высовываться, мол, возьмем, когда он вернется. Но он что-то почуял и начал взлетать!

— Тебя он почуял, Штырь! Тебя! И вот смотри, что теперь получается? Столько усилий, и всё зря. Мы остались без хабара, а значит, без бабок.

— Может, он вез бабки, давай посмотрим его рюкзак.

— Нет там ничего, — главарь замолчал и сплюнул на землю. Штырь понурил голову и старался не смотреть на главаря.

Даже так! Главарь знает, что при мне ничего нет.

— Гоблин, я же его не убил, давай его потрясем.

— Лучше б ты его убил. Лучше для тебя, Штырь. Теперь, смотри сюда. Этого придется кончать, а ты ранен, идти не сможешь. И что же, парням тебя нести — того который, можно сказать, их обокрал?

— Я дойду, Гоблин! Я дойду!

Главарь щелчком отбросил окурок.

— Обрез, Нос, решайте сами — вам нести. Я пошел собирать вещи, — сказал главарь, выдернул мой рюкзак из дельтаплана, развернулся и пошел в ближайшую избу.

Обрез злобно заулыбался. Нос продолжал держать меня на мушке, на Обреза он не смотрел. Обрез медленно взялся левой рукой за дуло снайперской винтовки, на которую опирался Штырь, и перевел взгляд на него.

— Братва, братва, вы чего? — Штырь попытался попятиться, не выпуская винтовки.

— А с тем что делать будем? – спросил Обрез Носа, продолжая смотреть в лицо Штырю.

— «Чернобыльское сафари» — бег по аномалиям, — так же не глядя на Обреза, ответил Нос.

Обрез довольно гоготнул, молниеносно с разворота перерезал горло Штырю, невесть, откуда взявшимся ножом, и отскочил с винтовкой Штыря в сторону. Кровь из горла Штыря хлынула фонтаном. Штырь схватился руками за горло, стал заваливаться вперед. Один за другим прозвучало два выстрела. Я вздрогнул, но ничего не почувствовал. Нет, стреляли не в меня. Дальше всё было, как в замедленном кино. Обрез справа от меня с дыркой в голове кульком стал опускаться на землю. Нос, слева, заваливаясь назад, с раскрытыми от удивления глазами, ловил воздух ртом, у него на груди расширялся круг крови. Он разводил руки в стороны и стрелял из автомата в воздух. Что это за хрень, время течет очень медленно? Вдруг время пришло в норму. Я подхватил автомат, выпавший из рук Носа. Я всё понял, у меня есть союзник, уложил двоих уродов. Кто он, я пока не знаю. Знаю, что Гоблин на мне. Схватив валявшуюся на земле гранату, перекатился ближе к дому, в который вошел Гоблин. Выдернул чеку и метнул её в окно. Сразу после взрыва, кинулся в дом. В доме никого не было, ни живых, ни мертвых. Заметался по комнатам и увидел в окно Гоблина, уже подбегавшего к ближайшему лесочку. Вскинул автомат, автомат сухо щелкнул – Нос расстрелял весь магазин. Я сплюнул и пошел к выходу, по дороге подобрав свой рюкзак.

Вышел на порог дома и окаменел – около дельтаплана стоял высокий монах в черной рясе, подпоясанный веревкой, и с винторезом. Лица под капюшоном видно не было. «Черный монах» в зоне – это предвестник смерти! Ну да, вот так смерть и приходит, только в зоне она приходит не с косой, а с винторезом, а у тебя ни одного патрона в автомате!

— Юноша, вы как? С вами всё в порядке? – спросил монах с сильным акцентом, наверно, польским. Монах откинул капюшон. Седая голова подстрижена «под горшок», на темени круглая проплешина. Морщинистое смуглое бритое, в общем-то, лицо серебрится трехдневной щетиной. Нет, это не «Черный монах» зоны, а просто монах. Хотя, для Носа и Обреза это уже одно и то же. Надо же, назвал меня «юноша», мне уже за тридцать, а сколько же ему?

— Спасибо отец, всё нормально. Выручили вы меня сегодня. Как вас называть?

— А так и называй, падре, или падре Карло.

— Папа Карло?

— Ну, можно и так, если хотите. Сын мой, что это было, зачем вас хотели убить?

— Бизнес, падре. Я должен был обменять товар на деньги. Но продавец не привез товар, а я не привез деньги. Форс-мажор, а им это не понравилось, — соврал я.

— Людская суета. Ладно, что вы теперь собираетесь делать? Простите, не знаю вашего имени.

— Бирюк, меня кличут Бирюк. Сейчас я собираюсь уносить ноги. Гоблин сбежал, может вернуться с подмогой.

— А почему гоблин? На гоблина он не похож.

— Кличка такая. А почему не похож?

— Я видел гоблинов, они не такие, а этот, скорей, похож на Орка или Тролля.

Старческий маразм, гоблины ему не такие! И где это он видел гоблинов, может на картинках в библии?

— Падре, конечно, спасибо, выручили меня, но как вы, служитель божий, решились убить этих?

— А это не я, это Бог так решил. Раз я оказался в этом месте в это время – значит Всевышнему так было угодно. Решать, когда карать неправедных и помогать страждущим – это прерогатива Бога.

— Слава Богу, слава! А позвольте узнать, падре, к какой конфессии вы относитесь? Я перепишусь в неё из атеистов.

— Иезуит я, сын мой. Только не в конфессии дело. Переписаться можно в любую, а вот душу не перепишешь. Бог либо дал душу, либо нет. Вот этим, бог души, явно, не дал. Ладно, сын мой, прощайте, мне пора уходить, моя долгая дорога домой ещё не закончилась, — монах достал какую-то свистульку и дунул в неё. Звука не последовало. Однако из кустов, вышмыгнул черный краткошерстный такс, неприязненно покосился на меня и подбежал к монаху. Монах развернулся, поправил поудобнее вещмешок и зашагал по дороге, такс засеменил рядом, поминутно подозрительно оглядываясь. Псине, в отличие от попа, я, явно, не понравился. Взаимно, собак я тоже не люблю. Монах скрылся за деревьями, а я ещё стоял столбом. Я потряс головой, иезуит с таксой в зоне — бред, может, привиделось? Нет, вон они — трупы бандитов.

2

Осмотрел дельтаплан — двигатель безнадежно испорчен. Собрав наскоро всё, что было полезного у бандитов, и прихватив винторез Штыря, я двинулся к периметру зоны. Там есть два более-менее надежных прохода. Каким воспользоваться решу потом. Шел и мысленно перебирал всех наших, какая сука меня слила бандитам? Вдруг, мой мозг буквально прострелила мысль, а куда это, собственно, я тороплюсь? Тот, кто меня продал, наверняка уже знает о провале. И про проходы он тоже знает. Мой выход из зоны — ему неминуемая смерть. Значит, он сделает всё, чтобы я не вышел. Что же делать? Надо идти на станцию Янов, а оттуда связаться с руководством. Стоп, а вдруг наши ни при чем, а утечка информации идет со станции Янов? Вот же, блин, ситуёвина. Что делать, и кто виноват? Я же не Герцен, я не знаю! Ага, вот, можно попытаться выскочить из зоны под Чернобылем – там меня никто не ожидает, и там больше военных, значит и бардака больше. Черт, это же почти пятьдесят километров, если по прямой. А по прямой идти нельзя, там Припять, значит, в обход, а это выльется во все сто. Однако Бирюку семь верст не круг, я шесть лет отходил вольным сталкером и еще пять проводником. Вот только карты у меня дрянь – спутниковые снимки, почти никаких сталкерских отметок. Зато вооружением я упакован под завязку. Решено – иду на Чернобыль.

К вечеру я основательно вымотался, ноги гудели гуднем. Потерял я форму в курьерах или, может, это уже старость? Ладно, долой грустные мысли, надо выбирать место для ночлега. Вдруг я услышал выстрелы из пистолета, от неожиданности даже присел. Одиночные выстрелы, как стрельба в тире, причем совсем рядом. Скинул рюкзак и двинулся на звук выстрелов. В одной руке винторез, в другой автомат. Собачий лай, выстрелы. Кто-то отстреливается от слепых псов. Перебегая от дерева к дереву, приблизился к месту стычки. Вот оно что. Падре бьется со слепыми псами. Бросив рюкзак и винторез, он стоит на большом валуне. Подмышкой в левой руке он держит такса и отстреливает из пистолета собак, запрыгивающих на валун. Такс грозно скалит зубы, бьет в воздухе лапами и гавкает, чем ещё больше дразнит собак. Отложив винторез, я дал несколько очередей по собакам из калаша. Собаки, не ожидавшие нападения сзади, вмиг бросились врассыпную.

— Я рад вас видеть, друг мой. Я же говорил – твори добро и господь тебя в своей милости не оставит! — падре прижимает к себе и гладит не в меру разошедшегося такса. Такс пытается вырваться, наверно, хочет догнать и порвать слепых псов на тряпки.

— Я тоже рад вас видеть, падре. Однако, боевой у вас пес.

— Да, Крюгер у меня парень серьезный. Может, и не следовало его брать сюда. Но он со мной уже пять лет, единственная родная мне душа. Я не мог оставить его там. Днем, конечно, с ним хлопотно, зато ночью спокойно — ни один шорох не пропустит.

— А почему Крюгер?

Падре спустился с валуна и опустил такса на землю. Такс осторожно начал подходить ко мне, принюхиваясь к моим ботинкам. Короткая шерсть на его загривке стояла торчком.

— Свои, Крюгер! Свои! Знакомьтесь, Фреди Крюгер, Почему Крюгер? Посмотрите на когти на его лапах.

Да, действительно. Для такой мелкой собаки, такие большие лапы с когтями, как крючья. Я подставил открытую ладонь таксу, тот приблизился, понюхал и даже стал повиливать хвостом.

— Ну, вот и познакомились. Простите, Бирюк, а что это за твари? – падре указал на мертвого пса, которого теперь обнюхивал такс.

— Слепые псы Чернобыля. А разве в ваших краях таких нет?

— Не знаю, я там с войны не был.

— С какой войны? – удивился я.

— С Отечественной, какой же ещё? — в свою очередь удивился падре.

Для ночлега мы выбрали поляну среди валунов. Во-первых, из-за валунов не будет видно нашего костра, во-вторых, проход через валуны только один. Такс улегся перед проходом – свое дело псина знает.

— Да, сын мой, мне уже восемьдесят четыре года, простите за фамильярность, Бирюк, многолетняя привычка.

— Ничего, ничего, падре, называйте, как вам удобнее, — а про себя отметил, однако папа Карло, в свои восемьдесят четыре, сохранил верный глаз и крепкие руки – выстрелил всего два раза в бандитов и ни разу не промахнулся.

— Мои предки, покинув Альпийские горы, переселились под Чернобыль около трехсот лет назад. На безымянном притоке реки Уж, это в районе Залесья, они основали селение Люсдорф. Так же называлось их родное село в Альпах. Места были безлюдные, речки безымянные. Речушку, на которой они остановились, стали называть Ужица. Население села то разрасталось, то уменьшалось. Часть людей переехало в Чернобыль. Там была большая немецкая община. К 1941 году у нас в селе было около трех десятков только капитальных каменных домов, многие в два этажа. В каждой семье не менее десятка человек. Была своя мельница и лесопилка. Богатое, зажиточное село.

— Формально, на бумаге, наше село числилось сначала коммуной, а потом колхозом имени «Карла Маркса», а мой отец, Карл Ёган был председателем. Несмотря на то, что он был коммунистом, он всё же оставался практичным немцем – старался сохранить сложившийся уклад в селе. Односельчане за это его уважали.

— Когда началась война, отец с группой односельчан уехал в Чернобыль, записываться добровольцами биться с фашистами. Что с ними стало неизвестно. Больше никто и никогда их не видел. А в начале августа сорок первого в село пригнали два десятка полуторок. Всем велели собраться в кирхе. Когда все собрались, нам объявили, что в целях защиты немецкого населения Украины, всех переселяют в Казахстан. Всех, как есть, посадили в грузовики и увезли. Ничего с собой брать было нельзя, вокруг кирхи стояли автоматчики. Я один скрылся – как же так, отец вернется с войны, а меня нет. Я спрятался в нише под органом, я пел в церковном хоре и знал все закоулки кирхи. НКВДешник, командовавший переселением, был суровый дядька – застрелил одного нашего мужика, когда тот заартачился. Но он застрелил и красноармейца, попытавшегося мародерствовать в кирхе, я видел это через щели в досках. Правда, весь скот, который был в селе, угнали в Чернобыль. Тоже и с имуществом – все ценное в домах собрали и вывезли на грузовиках. Вот так я остался один во всём селе. Жить одному страшно и неуютно. Меня приютила семья Тедерика, Теди, моего друга. Теди со своим прадедом жил отдельно в лесу, недалеко от нашего села. А с сорок второго года начались мои мытарства по Европе.

— Падре, так вы идете под Чернобыль? Почему через Белоруссию? Почему не через Украину?

— Я пытался, сын мой, ничего не вышло.

— Вы знаете, падре, а ведь нам по пути, я иду в том же направлении.

— Вот, ещё одно доказательство милости божией — добрый попутчик в трудной дороге. Спасибо тебе, владыка, созидатель всего сущего! – падре сложил ладони лодочкой, склонил голову и стал бормотать молитвы.

3

— Падре, падре, вставайте! Отдых придется отложить на потом! Слышите, завыли псевдособаки. Они нас почуяли, ветер гонит наш запах в их сторону.

— Ничего не слышу. Ну и что, что собаки, перестреляем их, и всё.

— Зато Крюгер их слышит, посмотрите на него. И это не просто псевдособаки, это чернобыльские волки.

— О господи! Что — опять мутанты?

— Ещё какие! Они крупнее и сильнее собак. И очень быстрые. Надо лишить их этого преимущества. Хватайте подмышку Крюгера и бегом к тому валуну в центре болота. По болоту волки шибко не разгонятся. Помните, они очень живучи, стрелять надо только в голову. И ещё, они почти ничего не боятся и никогда не отступают.

— А вы куда?

— Я же говорю, они почти ничего не боятся, кроме огня, конечно. Я уведу их в камыши и подожгу камыш. Давайте, давайте, быстрей в болото. Я пошел!

Я бежал через камыши по краю болота и выкрикивал грязные ругательства в адрес волков. Я грозил им отрезать их хвосты и сшить из них себе шапку. На секунду остановился и прислушался. Ага, стая ломится через камыши ко мне. Всё, пора бежать к открытой воде, там глубина не меньше метра там у меня будет преимущество.

Бросился бежать в болото, по дороге выхватил фальшфейер и поджег его. Стал поджигать камыш. Ох, кажется, я немного опоздал, камыш медленно разгорается! Оглянулся, средь камышей уже показалась черная голова первого волка. Двумя выстрелами всё-таки свалил его. Побежал дальше. Открытая вода уже близко. Но теперь мне кажется, что камыш я поджег слишком рано. Языки пламени уже лижут мне спину. Чертов камыш, он горит и против ветра, вдвое медленнее, чем по ветру, но быстрее, чем я могу бежать по болоту. Вот уже я бегу наравне с огнем. Дышать от жара совершенно нечем. Задержав дыхание, я сделал отчаянный рывок и выскочил из камышей. Вздохнув поглубже, я рухнул в воду, это потушит тлеющий рюкзак и комбинезон. Вынырнул и на четвереньках стал отползать от стены огня. Оглянулся, в огне метались и выли волки. Сделать шапку из волчьих хвостов, пожалуй, теперь не получится. Показав волкам неприличный жест рукой, согнутой в локте, побрел к центру болота искать падре.

Крюгер встретил меня радостным лаем, славная, в общем-то, собаченция. Он даже по-своему красив, во всяком случае, он не кажется мне таким уродцем, как вначале. Падре спрыгнул в болото и помог мне взобраться на валун. Я потрепал Крюгера по загривку, и он впервые позволил мне это сделать. Оглянулся, камыш ещё горел полукольцом от нашего валуна. Скинув рюкзак, я стал раздеваться. Падре стал мазать мне ожоги и накладывать пластырь на порезы от камыша. Небо быстро темнеет.

— Падре, сегодня придется заночевать на этом валуне.

— Ничего, сын мой, ничего. Бог терпел и нам велел.

Ночь, мы сидим на валуне, низкая облачность скрывает небо. Камыш кольцом выгорел вокруг болота. Отдельные камышины вспыхивают во мраке. Казалось, что это глаза сотни волков, высматривающих нас в темноте.

— Падре, а как вы попали Европу?

— Это случилось уже в сорок втором. Когда я остался один, Теди привел меня к себе домой. Хотя мы дружили с ним давно, я оказался у него в доме впервые. Теди жил вдвоём со своим прадедом, Аурвангом. Аурванг был другом нашей семьи, и я его пару раз до этого видел в нашем доме. Отец рассказывал, что старому Аурвангу около четырехсот лет, что он пришел из Альп вместе с предками нашей семьи. Отец много чего рассказывал про старого Аурванга, всегда было очень интересно и очень страшно – никогда нельзя было понять где правда, а где сказка. Однажды Аурванг пришел к нам в дом со своим правнуком. С Теди мы были одногодки, и мы как-то сразу подружились. Потом Теди часто прибегал ко мне. Я же в урочище у известковых столбов ни разу не ходил. Да и никто из наших туда не ходил. Теди был очень скрытным, никогда ничего о себе и о своем прадеде не рассказывал. Но с ним было всегда интересно, он много чего умел. Умел голыми руками ловить рыбу, умел ставить силки на всякого мелкого зверя в лесу. Он прекрасно видел в темноте. Он мог пускать искры из пальца и разжечь от них костер. А ещё он мог наводить морок — пройдет в паре метров, а ты его не увидишь. Играть с ним в прятки было бесполезно.

Ох, сдается мне, Падре заговаривается, годы берут свое! Искры из своих глаз — это я и сам видел, но чтобы из пальцев?! Похоже, что у Падре морок поселился в его голове! Между тем Падре продолжал:

— Я прожил в жилище Аурванга до весны, а весной перебрался обратно в село, я ждал возвращения отца. Тогда мне было уже шестнадцать лет. Однажды летом пришел Теди со своей собакой, черной таксой. У Аурванга был пяток таких такс, но Алфихар, Альфик, считал своим хозяином Теди и таскался за ним везде как хвост. В тот день мы с Теди пошли по сельской дороге к старой водяной мельнице ловить раков. Вдруг раздался какой-то треск, мы остановились. В село въехали военные в камуфляжной форме на мотоциклах и стали кружить вокруг нас. Вслед за мотоциклистами подъехала легковая машина и грузовая с солдатами. Я окаменел — неужто это немцы?

— Из легковой машины вышел, я так понял, офицер в черной форме. Казалось, меня он даже не заметил, он смотрел на Теди, а ведь я был значительно выше Теди. Как только офицер отвернулся, Теди исчез, а Альфик с лаем сорвался с места и юркнул в ближайший сад. Началась суматоха, один из солдат хотел стрелять по Альфику, но офицер запретил. Офицер говорил по-немецки, вот тут я окончательно понял, что это немцы, фашисты. Я стал пятиться, но один из солдат схватил меня за шиворот.

— Офицер отдал команду, и из грузовика выпрыгнули солдаты в черной форме, а с ними проводник с овчаркой. Собака быстро взяла след — то ли Теди, то ли Альфика и солдаты убежали вслед за проводником с собакой. Офицер махнул стеком, и солдат, державший меня, подвел меня к нему. Офицер спросил по-немецки, как меня зовут и где все жители села. Я ответил тоже по-немецки, что меня зовут Николас Ёган, всех жителей в начале войны переселили в Казахстан, а я убежал. Офицер потрепал меня по щеке и сказал, что, мол, из такого фольксдойче, как я, получится отличный солдат фюрера. Солдат отпустил меня, но продолжал внимательно следить за мной. Офицер снял свою черную фуражку с высокой тульей и вошел в нашу кирху.

Не знаю, что он делал в кирхе, но вышел он только, когда вернулись его черные солдаты. Всё это время я просидел возле кирхи под присмотром мотоциклистов. Солдаты принесли на самодельных носилках старого Аурванга. Он был мертв. Из рассказа солдата я понял, что Аурванг живым в руки не дался, при этом убил троих. Ещё двое солдат попали под завал — ловушку, устроенную в жилище старика. Овчарку таксы заманили в узкий проход между камней и там её загрызли. Насчет мальчишки солдатам ничего неизвестно. Скорей всего, мальчишку завалило вместе с солдатами, откопать без спецоборудования их не представляется  возможным. Еще солдаты принесли гравюру и книгу. Книгу я раньше не видел. А гравюра висела в большой комнате жилища Аурванга. Сейчас гравюра была прострелена пулей.

— Офицер был крайне недоволен и еле сдерживался, о чем-то думал, молчал и только стучал стеком по голенищу сапога. Потом он долго разглядывал Аурванга. А вот гравюра и книга привели его в восторг. Потом офицер подозвал меня и спросил, знаю ли я этого старика. Я ответил, мол, знаю – это старый Аурванг. Я думаю, что этот ответ и определил мою дальнейшую судьбу.

— Тело старика завернули в брезент и аккуратно положили в грузовик. Гравюру и книгу офицер положил в портфель из крокодильей кожи. Меня посадили в грузовик, и мы поехали. Сначала в Киев. По дороге я узнал, что офицера СС зовут барон фон Зеефельд. Он работает на Аненербе — «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». Что едет он по заданию Гиммлера в Крым для поиска остатков материальной культуры королевства готов. Узнав в Чернобыле о немецком поселении на реке Уж, барон решил по дороге в Киев заехать в наше село. Только увидев гравюру и книгу, он понял, какая удача ему улыбнулась.

— Потом меня, портфель и Аурванга в цинковом гробу передавали эстафетой с поезда на поезд. И так до самого замка Вевельсбург.

4

— Падре, до этого места болота нам были союзниками. Дальше будет не так. Эти болота подпитываются родниками, выносящими на поверхность радиоактивные изотопы цезия. Заходить в болото смертельно опасно — медленная, но неумолимая смерть! Слева от нас — зона, контролируемая группировкой Долг — отморозками с принципами. Справа – Дикие территории. Местность, местами контролируемая бандитами – отморозками без принципов. И те и другие вначале стреляют, а потом выясняют — виновен или нет.

— Кроме того по этой ничейной земле между болот шастают мутанты, типа снорков и зомби. Зомби — это люди, потерявшие разум, живущие на уровне инстинктов. Причем главным инстинктом у них — инстинкт убивать. Снорки – это вообще не поймешь что. Вроде бы люди, некоторые даже с остатками военной формы. Но бегают на четвереньках, Они чрезвычайно сильны и агрессивны, оружием не пользуются. Их оружие — зубы и когти.

— Люди, что вы сделали с моей родиной! Бог вас покарает!

— Уже, падре, уже! Эта местность изобилует аномалиями. Аномалия  — это место с измененными физическими свойствами. Смерть, если хотите, божья кара, в чистом физическом виде, будь то электричество или гравитация.

— Мы не пройдем, бедный Крюгер, ладно, я грешен, но он-то в чем виноват?

— Падре, мы пройдем! Сажайте Крюгера в люльку и не выпускайте его, что бы ни случилось. Слушайте меня и делайте, как я скажу. Я пять лет был проводником в зоне. Идите строго за мной. Шаг влево, шаг вправо – попытка самоубийства. В случае нападения — отбиваться на месте, ни шагу назад.

— А может, в обход, через Припять?

— Боже упаси, падре. Там вообще сущий ад. Поверьте мне, я там бывал, я знаю. Туда без скафандров высшей защиты лучше не соваться.

Наконец-то мы перемахнули через железную дорогу. Вечер, полуразрушенный домик путевого обходчика. Прошли опасный участок на редкость удачно, стычка с кабанами не в счет. Правда, нас пару раз обстреляли, я так и не понял откуда, но это мелочи – все живы, никто не ранен. Крюгер выступил в боевое охранение, лег в проеме двери. Я развел небольшой костер в обрезке бочки посереди комнаты, готовлю похлебку из бич-пакетов.

— Падре, старинные гравюры и книги — это я понимаю. А зачем фашистам понадобилось тащить труп старика через всю Европу?

— Потому что он был кобольд. А что, я разве не сказал?

— Простите, кто?

— Кобольд. Ну или гоблин, если называть на английский манер.

Я утопил ложку в котелке, обжег пальцы, пока её поймал. Вынул ложку, посмотрел на падре. Папа Карло меня разводит и даже не улыбается.

— Падре, вы хотите сказать, что Теди и Аурванг были гоблинами?

— Да, но кобольдами или гоблинами называли их мы, люди. Они называли себя Дварфами. Хотя, это самоназвание, я думаю, ими тоже было придумано для людей. Они никогда не называли своих настоящих имен. Я дружил с Теди, но настоящего его имени так и не узнал. Вот, Аурванг, я думаю, это было настоящее имя старика, всё-таки триста лет бок обок с людьми — это что-то значит.

— Падре, а гоблины это люди или какие-то другие божьи твари?

— Конечно люди! Когда-то они жили на поверхности земли и были очень похожи на других людей. Но их стали сильно притеснять соседние племена. И однажды дварфы просто исчезли. Однако вместо того, чтобы уйти в какую-нибудь другую страну, они нашли убежище в подземных пещерах. Живя вдали от солнца, в холодных, сырых и темных пещерах в течение нескольких поколений, дварфы значительно изменились, внешность их стала причудливой. Они невысоки и непропорционально сложены, самые высокие из них не выше 120 сантиметров. Руки доходят до колен. Пальцы рук у них короткие и толстые. У большинства из них пальцы ног сросшиеся. Лица, с непривычки, кажутся уродливыми. Непропорционально крупные глаза прикрытые щелочками век, большие крючковатые носы и рты от уха до уха. Кстати, уши у них, заостренные к верху и густо покрыты волосами.

— Падре, чем же это гоблины могли заинтересовать фашистов?

— Ну как же, во-первых, кобольды почти ничем не болеют и живут до трёхсот пятидесяти лет, некоторые и дольше. Во-вторых, их умение генерировать природное электричество. Но самое главное, рунная магия. Почти все в нацистской верхушке были мистиками, они были уверены, что рунная магия существует, и кобольды ею владеют. В замке Вевельсбург я попал в отделение исследований оккультных наук в области парапсихологии, спиритизма и магии. Меня там даже не били. Мне кололи какой-то препарат, называемый «сывороткой правды», и спрашивали, спрашивали, спрашивали. Их интересовало всё без исключений, связанное с кобольдами, любая мелочь. Но и я от них тоже кое-что узнал. Оказывается — Аурванг, а следовательно и Тедерик были королевских кровей – у них на ногах было по шесть раздельных пальцев. Это они обратили мое внимание на имя Теди и его собаки. Тедерик, с немецкого означает «король нации». Кстати, они полагали, что таксы — это не людские собаки, а ищейки кобальдов, которые к людям попали по воле случая, и это несмотря на то, что таксы почти символ немецкой нации.

5

В том, что нападение снорков для нас стало неожиданным, виноват был только я. Я расслабился. Мы вошли в заброшенную деревню, и я уже думал об ужине. Я очнулся от кулинарных фантазий, когда увидел, что Крюгер принял охотничью стойку, оскалился, и шерсть на его загривке стала дыбом. Три снорка выскочили из-за дома и бросились на нас. Первого снорка я завалил сразу, из пистолета. Падре тоже не оплошал, завалил второго. А вот третий сбил меня с ног и выбил из руки пистолет. Я выхватил нож и готовился встретить снорка лежа, выставив вперед ноги, встать я уже не успевал. Падре тоже мне помочь не мог, он был в пяти метрах от меня, а я находился на линии огня. И тут такс показал себя настоящим бойцом. Он ухватил снорка сзади мертвой хваткой за сухожилие ноги. Снорк закрутился на месте, пытаясь сбросить Крюгера, я перекатился в сторону, и это позволило падре пристрелить снорка. Спасибо тебе, маленькая псина, с большим бесстрашным сердцем.

Вечером, после ужина в заброшенном доме я задал вопрос, давно уже крутившийся у меня в голове:

— Падре, а где вы научились так стрелять?

Падре грустно улыбнулся и, немного помолчав, ответил:

— Во французском сопротивлении, сын мой. В том же сорок втором специалисты из Аненербе установили, что кобольд сидящий на троне на гравюре, сидит на фоне горы Монте-Визо, которая находится в Котских Альпах на границе Франции и Италии. Эсэсовцы полагали, что кобольды по-прежнему могут обитать там. Они решили отыскать их и захватить живого кобольда. Меня взяли в эту экспедицию, потому что должны были подъехать итальянские экстрасенсы. Они надеялись вытащить из моего подсознания дополнительную информацию о кобольдах. Мы уже подъезжали к подножию горы Монте-Визо, когда попали в засаду, устроенную французскими партизанами. Они взорвали мост, две легковые машины и грузовик, в котором я ехал, упали в реку. Но я не погиб, только был контужен и был без сознания. А так как я был в арестантской робе, партизаны меня вытащили и отнесли к себе в отряд. Первое время после контузии я не мог говорить, но думать уже мог. И я надумал, что быть немцем стыдно, это почти что быть фашистом. Поэтому я назвался русским, Николаем Ивановым, тем более, что моя мать была наполовину полькой и наполовину русской, и я хорошо владел русским и польским языками. Французского я тогда не знал, но в отряде был беглый пленный поляк. Вот он и натаскал меня во французском. Вот тогда передо мной встал вопрос – убивать немцев или нет? Я убедил себя, что убивать я буду не немцев, а фашистов. Я объявил фашистам свою собственную войну, за Теди и Аурванга. И я стал бойцом в отряде, а позже снайпером.

— Убивать людей из снайперской винтовки легко, ты не чувствуешь себя убийцей. Другое дело, когда убиваешь ножом. Лицо зарезанного мной немецкого альпийского стрелка врезалось мне в память. Я запомнил каждую черточку, каждую мелочь, даже кольцо с мертвой головой на его пальце. Но тогда стоял вопрос, или егеря нас, или мы их. Отряд тогда понес большие потери, и нам пришлось уйти на Итальянскую территорию. Там мы соединились с итальянскими партизанами и продолжили войну. Пока шла война, думать об этом зарезанном мной немце было некогда. А после войны он стал являться мне по ночам, во снах, с ножом. Именно он, хотя я убивал ножом за время войны не единожды. Дошло до того, что я боялся спать и прятал кухонные ножи на ночь под подушку. И тогда я решил обратиться к богу и замолить свои грехи. Я решил стать монахом.

6

О том, что мы приближаемся к обширному аномальному полю, я понял по жгучему пуху. При быстром приближении, эта аномально видоизменившаяся растительность выбрасывает облако частиц, которые в случае контакта с открытой или слабо защищенной кожей, серьёзно травмируют последнюю. Многие сталкеры считают жгучий пух самостоятельной аномалией. Я же воспринимаю эти косматые бороды, свисающие с веток деревьев, по-другому, как последнее предупреждение зоны. Объявив привал, я стал готовить спецоборудование для поиска аномалий — вязал куски бинта на гайки, найденные в домике путевого обходчика. Есть только один способ борьбы с аномалиями – это не попадать в них. Заметить аномалию, при определенном навыке, несложно. Большинство аномалий невидимы, но их можно засечь по визуальным проявлениям, странной вибрации воздуха, по необычному мареву или странным теням, отбрасываемыми предметами, искрению и ряду других признаков. Сложность заключается в том, чтобы определить границы аномалии. Сейчас уже существует аппаратура для поиска аномальных зон. Но, к сожалению, такой аппаратуры у меня с собой нет, я не готовился так далеко заходить в зону. Поэтому придется воспользоваться старым проверенным сталкерским средством – гайкой с бинтом. Опытный глаз, по полету гайки и её приземлению, всегда поймет, есть впереди аномалия или нет.

Вы бывали на Куршской косе, видели «пьяный лес»? Вот примерно такая же фантастическая картина стояла перед нами – отдельно стоящие скрученные и изогнутые неведомой силой стволы деревьев, кривые, чуть ли не в узел завязанные ветки. Между деревьями то здесь, то там вибрирует воздух, от чего деревья кажутся живыми, как будто они продолжают изгибаться. Я бывал в этом месте раньше, в пяти километрах отсюда имеется любопытный природный феномен – «каменная речка». Участок земли между двумя пригорками выложенный округлыми булыжниками, которые не обрастают мхом. И вот к этой «речке» мне надо найти проход. Дойдем до «речки», считай, прошли.

Нарезав в ивняке у ручья веток, я объяснил падре, что пойду впереди и буду ставить вешки. Падре должен идти следом метрах в десяти сзади. Строго от вешки к вешке. Вешки он должен собирать, этих двух десятков вешек на пять километров мне, конечно же, не хватит. Когда махну рукой, падре должен подойти ко мне и передать собранные вешки. Крюгера следует держать на коротком поводке, а лучше нести.

На то, что бы пройти эти пять километров, у нас ушло пять часов – неплохой результат для зоны. Мы вышли к пригорку, поросшему ровными стройными березками. Зона почему-то пощадила этот крохотный участок. Сразу за пригорком, в метрах ста, была видна «каменная речка». На этот раз я не позволил себе расслабиться – сколько сталкеров грохнулись на последних метрах. Так, слева небольшое болотце, справа голубоватая дымка. Ага, справа улеглась «Электра», копит статику, ждет, на ком бы её разрядить. Впереди ровный участок, можно идти. Нет, не могу, что-то не так. Что-то меня смущает. Болотце! Слишком оно спокойное и гладкое! Кинул через болотце гайку. Гайка рухнула в болотце со звуком ружейного выстрела. «Воронка», гравитационная аномалия. Дело принимает дурной оборот. Рядом с «Воронкой» всегда гуляет другая аномалия  — «Трамплин», тоже гравитационная аномалия, только с другим знаком. Они как два полюса магнита, всегда вместе. Кинул гайку вперед, так и есть! Гайка, подхваченная «Трамплином», улетела сначала вверх и потом далеко вбок. Снял рюкзак, объяснил падре, что теперь торопиться некуда. Будем пережидать в березняке, пока не откроется проход. Может дня три-четыре.

— Душа, Бирюк, душа у человека, безусловно, есть! Во всяком случае, должна быть. Называйте её, как хотите – самоконтроль, совесть или ещё как. Вот я и пришел после войны в Ватикан, чтобы снять с души грех, чтобы залечить мою больную совесть. Меня как «русского» сразу же взяли в «Русский католический колледж» — «Руссикум». Тогда-то я и принял, в память об отце, имя Карло. «Руссикум», фактически, был центром по подготовке агентов для нелегальной засылки на территорию СССР, для борьбы с коммунизмом. Мне тогда основательно промыли мозги, и я верил, что буду бороться за правое, богоугодное дело. К тому же я хотел попасть домой. Но жизнь сложилась иначе. В колледже заметили мои способности к языкам, ведь к моменту окончания колледжа я уже знал семь языков. Поэтому меня по окончании колледжа направили в «Бюро информации». Бюро представляло собой подсобный орган ватиканской разведки, которым является так называемый «Центр информации для бога». В мои обязанности входила первичная сортировка разведывательной информации и рассылка их по отделам и секциям бюро. Работа напряженная и кропотливая, но я со смирением иезуита выполнял её.

— Время от времени к нам приходили и посылки, в которых кроме разведывательной информации содержались вещи, которые могли бы заинтересовать Ватикан – свитки, древние фолианты и прочие артефакты. Такие вещи мы передавали в библиотеку Ватикана. И вот, в пятьдесят четвертом, я открыл такую посылку, и руки у меня затряслись. Среди прочего лежала гравюра, гравюра Аурванга, та самая, простреленная пулей.

— Я промучился несколько дней и, наконец, принял решение – записался на приём к Анджело Май, главному библиотекарю Ватикана. Решение я вам скажу, Бирюк, непростое. Ведь, неизвестно, как иерархи отнесутся к моим откровениям. Ну, меня, положим, могут сослать в какую-нибудь, забытую богом, миссию, где-нибудь в Полинезии или на острова зеленого мыса. Но могут полететь и головы начальников контрразведки, ведь получается, что в ватиканской разведке много лет проработал неизвестно кто.

— Анджело Май выслушал мою исповедь заинтересованно и благосклонно. Обещал подумать и принять решение. В результате, через несколько дней меня перевели из разведки в библиотеку, в секретный фонд. Работа в фонде почти ничем не отличалась от моей прошлой работы, та же сортировка и каталогизация документов, только теперь это были старинные или запретные книги. Но зато я получил доступ к артефактам и книгам невыясненного происхождения. Я много и напряженно работал и к восемьдесят шестому году вычленил руническую библиотечку кобольдов и приступил к составлению словаря. Работа была очень сложной, ведь я помнил всего несколько фраз на языке кобольдов, ну, тех, которым меня обучил Теди, да и то, по большей части, это были ругательства.

— Я думал, что мой разговор с главным библиотекарем остался между нами. Однако, каково было мое удивление, когда в начале восемьдесят шестого года меня пригласил начальник контрразведки и спросил, не хочу ли я побывать на родине, повидать могилы предков. На такие вопросы у нас не принято отвечать нет. Я только спросил, мол, я поеду нелегально? Нет, отвечает, абсолютно легально. Да кто меня пустит? Там же где-то рядом, объект «Чернобыль-2» — загоризонтная РЛС, о которой пишут все западные газеты. Пусть только попробуют не пустить старика, святого отца, антифашиста и в прошлом партизана, мы такой скандал подымем в прессе, с вами поедут газетчики. Я понял, меня не пустят, а политическому руководству нужен именно скандал. А если пустят, то КГБ возьмет нас под Чернобылем за шпионаж, газетчики поедут, ведь, явно, непростые. Да и мне в багаж, конечно же, насуют шпионской аппаратуры.

— Помню, приехали мы в Киев в субботу, двадцать шестого апреля. Город готовился к празднику. До вечера я гулял по городу, восхищался восстановленным городом, ведь я видел Киев в сорок втором. А уже на следующий день утром меня, без объяснения причин, выдворили обратно. Уже в Риме я узнал, что Ватикану не до скандала с выдворенным иезуитом – они уже знали, что двадцать шестого апреля произошла авария на Чернобыльской АЭС. Поэтому-то, сейчас, я и пошел домой не через Украину, а через Литву и Белоруссию – Украинской ССР нет, а КГБ осталось, а там всё помнят.

7

Проход из аномальной зоны открылся только на четвертый лень. Мы вышли на «каменную речку». Если судить по карте, мы в полутора днях от намеченной точки. Места тут безлюдные — ни бандитов, ни военных. Для сталкеров эта часть зоны тоже совершенно бесперспективна, если и забредают сюда сталкеры, так только для того, чтоб отлежатся, залечить раны.

На ночь свернули на хутор бабы Мани. Героическая личность баба Маня. Вернулась домой, минуя все заграждения и кордоны. Да не одна, привела с собой трех коз. Куда там сталкерам, я б ни за какие деньги не согласился и одну козу протащить в зону. Живет баба Маня натуральным хозяйством. И ничего её не берет — ни годы, ни радиация. Вот и не верь после этого рассказам о «Вечных старухах». И память у неё в порядке, я был у неё последний раз три года назад, а она меня сразу узнала.

— Падре, а почему Аурванг ушел с людьми в Россию?

— В Ливонию, в Россию это уже потом. Да, я это узнал, составляя историю кланов дварфов. «Седина в бороду, черт в ребро». Нет, это я не про Аурванга, это про его отца. Его отец, король, на старости лет стал страдать манией величия. Чтобы возвеличить свой королевский статус, он приказал выкрасть настоящую человеческую принцессу. И её действительно выкрали из одного захудалого европейского княжества. Старейшины кланов возмутились — никто не был против, чтобы король, после смерти жены, вновь женился. Но брать человеческую жену это было уже слишком — у старейшин кланов, полно своих дочек и племянниц, нормальных, дварфских. Старший сын короля, кстати, его звали Гном, встал на сторону старейшин. Он усмотрел в поступке отца угрозу своему престолонаследию. Назревала междоусобица, а так как Аурванг был седьмым сыном короля, то ему в этой войне ничего не светило.

— Младшие дети всегда избалованные дети. Аурвангу сходило с рук, что он выходит на поверхность и водит знакомство среди людей. А тут Аурванг узнает, что семья его человеческого друга, между прочим, тоже Карла Ёгана, собирается перебраться в Ливонию. И Аурванг решился, он забрал свою жену и ушел с моими предками, подальше от гражданской войны.

— Аурванг был прав. Война случилась. В результате много дварфов погибло. Отдельные выжившие кланы разбрелись по всей Европе. Это и английские пикты, и немецкие кобольды и норвежские гномы. Некоторые дошли аж до Урала – они там известны под прозвищем «Стуканцы». Бирюк, вы читаете по-немецки? Жаль! У меня с собой моя монография – история кланов дварфов. Очень поучительная история!

8

Это была действительно немецкая деревня. Я был поражен на сколько она отличалась от близлежащих хуторов. Каменные дома, крытые черепицей, пусть полуразрушенные, но достаточно крепкие. Кирха с остатками цветных витражей. Дорога, мощеная булыжником. Немцы есть немцы.

Падре долго стоял перед своим домом, не решаясь войти. Наконец вошел. Я, до последнего момента, надеялся, что истории, рассказанные папой Карло — плод больного воображения. Но увидев немецкую деревню, я уже не знал, чему верить — то ли здравому смыслу, то ли рассказам старика.

Примерно через час падре вышел из дома. Интересно, что можно делать в заброшенном доме целый час. Падре, невидящим взглядом, посмотрел на меня и пошел дальше.

— Падре, вы куда?

Монах не ответил, просто шел вперед, а вслед за ним семенил такс, поминутно оглядываясь на меня. Мне казалось, что такс хочет сказать: «Помоги, хозяин явно не в себе». Я поднялся и поплелся вслед за таксом и его хозяином.

Вышли на кладбище, вот, оказывается, как – две сестры падре похоронены рядом с могилами предков. Значит, в пятьдесят восьмом кто-то из семьи падре вернулся на родину.

Немцы есть немцы, Даже заброшенное кладбище выглядело ухоженным. Крюгер зарычал, и я оглянулся. Взгляду моему открылась жуткая картинка. Средь могильных плит стоял уродливый карлик. В черном кожаном длиннополом плаще, в руках карлик держит немецкий шмайсер. Рука моя замерла на полпути к пистолету, неужто тот самый мифический «бюрер», а говорили, что оружием он не пользуется. Дуло шмайсера было направлено на нас, так что, если бы карлик только захотел, то мы бы с падре уже были покойниками. Даже Крюгер понял напряженность ситуации, прекратил рычать и залег на землю. Падре тоже отреагировал на повисшую тишину, повернулся и, с криками – «Теди, Теди, живой!», бросился к карлику. Было странно смотреть, как почти двухметровый монах обнимается с маленьким уродливым человечком.

9

Они проговорили до самого утра. Я, ничего не понимавший по-немецки, просто лег спать. Крюгер, обиженный невниманием хозяина, лег возле меня, под боком. Утром меня растолкал падре. Спросонок такс даже рыкнул на хозяина.

— Бирюк, вставайте, вы просили разбудить вас рано утром.

— Что, ах, да. Спасибо, падре.

— Бирюк, а какие у вас планы на будущее?

— Мои ближайшие планы, падре, это выбраться из зоны. А потом мне надо найти кое-кого, и кое с кем рассчитаться.

— А потом, Бирюк?

— А потом будет видно, падре.

— Бирюк, у меня есть к вам просьба. Помогите Теди отыскать соплеменников. Я примерно знаю, где их можно найти. Теди уже восемьдесят пять, еще пару-тройку лет и ему можно будет жениться. А я за это хорошо заплачу.

— Падре, откуда у бедного иезуита, библиотекаря, могут быть деньги?

— Не забывайте, сын мой, в какой библиотеке я работал. В секретном фонде ватиканской библиотеки, имеется черный список книг, которые Ватикан хотел бы получить, невзирая, на средства. Для этой цели созданы специальные счета в различных банках Европы. Собираясь домой, я кое-что прихватил с собой. Вот, возьмите, это карточка одного швейцарского банка, тут без малого миллион евро. Это совершенно чистые, отмытые, деньги, и не грех их будет потратить на богоугодное дело.

Я замолчал, уставившись на падре. Потом достал карту и развернул её.

— Падре, мне нужно время, чтобы уладить свои дела. Но ровно через месяц я буду ждать Теди вот в этой точке. Он сможет выйти из зоны к этому времени?

— Не сомневайтесь, Бирюк, Теди сможет! Он будет в назначенное время в назначенном месте.

Конец.

Похожие статьи:

Рассказы → Стать Славной. Глава 2 - Шокирующая новость

Рассказы → Байки сталкера Бабая. Часть 1

Рассказы → Крик

Рассказы → Мечтательница

Рассказы → Сказки трех котов. Женитьба Василисы ч. 01