Мне исполнилось ни много ни мало шестьдесят лет. На праздничный обед приехали мои дети: Галия и Барух. Галия привезла и мужа, чуть расплывшегося от сытой жизни, и сына, Натана, юркого десятилетнего мальчика.
Барух так и не завёл семью, занимался научной деятельностью, преподавал в одном из престижных израильских университетов. Я был крайне удивлён, что он смог вырваться и приехать, несмотря на огромную загруженность. Моя жена хлопотала: зажгла свечи, и стала выносить блюдо за блюдом. Барух, как примерный сын, помогал матери. Так повелось с самого раннего детства: когда ему было только два года, он, бывало, хватал утюг, возюкал им по простыне, и говорил с сияющей улыбкой: «Мам, я гажу!». А потом подходил к кастрюле, где моя жена намешивала хумус, и своей лопаткой для песочницы пытался помогать: «Мам, я мешаю!». Мы с женой переглядывались, но хвалили его, приглаживали курчавые чёрные волосы. И что же, вырос приличным человеком, мать не нарадуется: пишет доклады для научных конференций, а скоро так вообще, докторскую защитит, будет в большом почёте.
Сели за стол, полностью заставленного всяческими изысками, не хватало только флута, свадебного супа. Я немного рассердился, мне хумуса с какой-нибудь рыбкой было бы достаточно:
- Ох, жена, жена… Ты как ни приготовишь – у тебя всё деревенская свадьба выходит!
- А ты хочешь, чтобы я яичницу с остатками из холодильника на такой праздник подавала?
Я понял, что вести спор на эту тему бесполезно, и мир в семье – важнее всего, и согласился:
- Конечно, ты права, жена, права!
После традиционного благословения над хлебом мы принялись за угощение. Барух, видимо, соскучился по домашней кухне, и с жадностью набросился на еду, заталкивая в рот листья винограда, фаршированные мясом и рисом, баклажанное пюре и маринованные огурцы. Еще больше, чем по вкусной пище, он соскучился по общению, и, не прожевав хорошенько это месиво, прямо с набитым ртом, принялся болтать.
- Пап, а ты молодец, до тебя маразм ещё не добрался.
- Рано, сынок, рано. Стану чуть постарше, и доберётся. Ещё успеешь полюбоваться на мой маразм, не волнуйся.
- Да ладно, я недавно ехал на лекции в трамвае, ко мне подошёл дедушка твоего возраста и потребовал уступить ему место.
- А почему ты сам не уступил?
- Потому что в трамвае ехало пять человек, и свободных мест было полным-полно.
- Странно, странно. Но ты всё равно правильно сделал, старших надо уважать.
- Да, я так и решил, что лучше пересесть. Но потом он снова подошёл ко мне с тем же требованием. Я пересел. По его лицу было видно, что он ехал в поликлинику поругаться, но не дотерпел.
Моя жена погрозила Баруху пальцем, услышав такие слова. Он всё понял, и притих.
Но тут вмешался мой внук, Натан:
- Дядя Барух, так это же «Ералаш» такой был! Только там не дедушка, а бабушка была.
- «Ералаш»? Какой «Ералаш»?! Это случилось со мной неделю назад!
- «Ералаш» - это иностранный фильм, я смотрел недавно по детскому каналу. И там было почти так, как ты описываешь.
Лицо Баруха побледнело, как недопечённые лепёшки, и он ушёл на балкон. Я последовал за ним.
- Ну что ты, сынок, так на мальчишку обиделся? Перестань. Галия его потом накажет, будь уверен.
- Не в мальчике дело. И не надо никого наказывать.
Он говорил еле-еле, почти шептал, и мне пришлось подойти к нему поближе. Ему показалось, что я собираюсь его жалеть, как маленького, и он устранился.
Барух долго смотрел на огни не гаснущих окон, на отражение огоньков свечи на стекле. Потом повернулся ко мне.
- Понимаешь, пап, я ненастоящий человек.
- О чём ты говоришь?
- Да, я ненастоящий, глиняный чурбан. Я пишу статью - мне говорят: «Это уже написано». Я рассказываю случай из своей жизни – мне говорят, что это уже было в фильме, книге, анекдоте.
- Это простые совпадения.
- Когда это случается два-три раза за всю жизнь – согласен, это совпадения. Но у меня так всегда. Каждый день. Каждый божий день. Это ужасно. Я ненастоящий человек, я – голем, которому вложили в рот порванные черновики сценариев фильмов, статей, книг. И я хожу с этими бумажками и пережёвываю, пережёвываю.
- Сынок, то, что ты говоришь – действительно ужасно. Но ты вспомни: голему удалось-таки вырваться из сценария, предначертанного создателем. И ты сможешь. Однажды сможешь.
И мы обнялись.