Горoд

Олег шагал по широкому, погруженному в мягкий полумрак коридору. По бокам, одна за другой проплывали железные двери. Тошнотворный смрад пробирался из-за дверей, и проникал в ноздри Олега. Низкий потолок коридора сгущал сумрак, и немного приглушал эхо шагов. В голове Олега роились мятежные, волнующие мысли. Ведь еще совсем недавно, он вдруг воспрянул ото сна, и осознал весь ужас сложившейся ситуации. Башня с самого детства служила Олегу домом. Но сегодня пришло время покинуть ее.

Олег шел по знакомому коридору. Эти двери, эти стены. Он видел их каждый день. Они уже осточертели ему. Коридор кончается. Вот и поворот. И новый теперь коридор, но здесь двери только с правой стороны. А с левой окна. За окнами шумит дождь. Там холодно, там промокший напрочь сумрак. Темная бездна. И земля так далеко внизу, а Башня так невероятно огромна. Последнее убежище. Здесь люди попрятались от нового мира. Но это неправильно. Это в корне неправильно. Не нужно прятаться от нового мира, нужно постараться принять его. Ведь каким бы ужасным он ни был, это все же твой мир. Он обезображен многочисленными войнами, безумием, мракобесием. Но это твой мир. Он породил тебя.

Редкие лампы тускло сияли, коротко перемигиваясь между собой. Они не могли рассеять сумрака. Сырые лестничные площадки, мокрые лестницы. Бесчисленные корпуса и этажи. Коридоры переплетаются за спиной хищными змеями. Чудная архитектура. Но достаточно всего этого! Пора вырваться на волю. И сейчас, когда почти все в Башне спят, для этого самое подходящее время. Когда начнется новый день, и солнце взойдет над обреченным миром, Олег уже будет далеко от Башни. Судьба ломается надвое, и великое путешествие начинается. Олег решил познать свой мир до конца, увидеть все его грани. Это верное решение. Ведь запястье все исколото. Воспаленные набухшие вены бугрясь выступают над кожей, вены эти слегка почернели. Последствия страшных инъекций. Инъекции эти почти всегда разные, и порой непонятно что они с тобой делают. А таблетки то, таблетки! Чертовы таблетки отупляют сознание, их цель зделать из человека безвольного раба. Все внутренности болят от этих таблеток.

Так вперед же! По мокрым лестницам. Вниз. К траве. К городам и поселкам. Пусть там мракобесие и безумие. Страшные послевоенные годы. И многие города прокляты, так сказывали старики. И среди этих городов есть один, который проклят более других. Северный город. Старики говорили, что там творятся страшные вещи. Вот бы попасть в этот город. Интересно ведь, страшно, невероятно страшно, но в то же время и жутко интересно. Решил познавать, так познавай до конца. Не только лицевую сторону, но так же и изнанку.

Лестница за лестницей. Этаж за этажом. Тьма скопилась в углах. Скользкие, опасные ступеньки, они предатели, они готовы низвергнуть тебя во мрак. Но ты оживил себя. Возродил свое сердце, и свою душу. И теперь ничто не собьет тебя с пути. Паруса расправлены, теперь ветер раздувает их. Ты обязательно достигнешь своей цели.

Ночное небо плачет. Гигантское строение темнее во мраке. Олег покидает Башню. Сегодня Олег покидает Башню. И перед ним открывается новое будущее. Безнадежное, как капли утренней росы. Но вместе с тем и притягательное.

                                                        ***

Ты ждешь старичка? Так он придет с севера! Ты же чувствуешь ветер в волосах. Ты же чувствуешь холод на губах. И кожа окоченела. Старичок близко. Седой, маленького роста, худой, тщедушный мужичонка.

Ты вышел на улицу. Ярко светит месяц. Скоро. Совсем скоро полнолуние. Сад погружен в мягкий полумрак. Поздно. Поздно уже. Время давно перевалило за полночь. Скоро три часа ночи. Старик близко. И какая-то радость возрастает внутри, шальная радость. Сыровато. Ох и сыро! Ох и сыро мать твою! И зябко от того. Дождь шел что ли недавно? Похоже на то. Это надо запомнить. Загнем палец, загнем и второй. Шел дождь, намочил сад, намочил листья. И листья эти теперь сверкают отражая лунный свет. И верно что старик близко! Он уже совсем рядом. Волдоаром его кличут. Веселый он, забавный, любит позабавиться. Волдоар. Старик с севера. Старик этот приходил уже год назад. И ночь была такая же лунная, светлая. И душа так же мятежно радовалась. Хитрый прищур маленьких глазок. Дряблая кожа. Он улыбался тогда, и спрашивал у тебя, чего же ты хочешь. Он уверял, что может исполнить любое желание. Он тряс бороденкой своей и божился на чем свет стоит, что исполнит любое желание. Но тогда тобой овладела похоть, и ты попросил женщину. Ты ощутил свободу, а вслед за ней и похоть. Лунный свет свел тебя с ума. Старичонка ухмыльнулся себе в бороду, и свистнул три раза. Тут же явилась и женщина. Красавица. Высокая, фигуристая. Прямые длинные черные волосы, глаза страстные, полупьяные. Но она пробыла с тобою совсем не долго, и ушла быстро. А старичонка смеялся. Ты даже не успел кончить. Проклятый старик же хохотал.

Теперь вот он снова придет. И ты ожидаешь его. А вот и он. Маленький. Хитрый. Пришел-таки с севера. Явился по зову. Ты смотришь на него, а он смотрит на тебя. Он улыбается, и какие же у него желтые зубы. Старик не будет сегодня исполнять желания. Он за другим пришел. Старик оббегает тебя кругом пару раз, а потом забегает в твой дом. Это тревожит тебя. Ты заглядываешь в окна и видишь оргию. Свечи освещают сладострастную сцену. Их трое. Двое мужчин и одна женщина. Их разум сковывает морок, они ни о чем сейчас не думают, да и не могут думать. У них теперь лишь одно стремление – стремление к наслаждению. Потная кожа, приглушенные стоны. Ты прижимаешься лицом к стеклу. Шумно дышишь. Стекло запотевает. Ты ощущаешь нарастающее возбуждение. Но вместе с этим возбуждение ты ощущаешь так же и жгучую ярость. Она тоже растет, с каждой секундой становится все больше. Она затмевает возбуждение. Она заполняет всего тебя изнутри. И ты уже больше не человек. Ты потерял человеческий облик. Ты превратился в кровожадного духа мщения.

А старик смеется за спиной. Он уже не в доме. Он совершил свое дело и покинул дом. Старик. Он подлец. Он зол и хитер, как и все нечистое племя. И сегодня он победил.

                                                               ***

Камин уютно полыхал. Горящие поленья тихонько потрескивали. Тихо, тихо. Поленья трещат. Часы приглушенно тикают. Эти часы уже на последнем издыхании, и часто сбиваются с ритма, вечно отстают. Древний механизм уже давным-давно начал давать сбои. Старые часы. Вечно приходится их подводить. Запыленный циферблат, пепельно-черные стрелки, деревянный резной корпус. Давно уже пора бы выкинуть эти часы, и купить новые, но они дороги хозяевам комнатки.

Тени танцуют на стенах. Чудная пляска. Она завораживает. Она успокаивает. Это не дикая пляска. Не жуткая. От нее веет уютом. Ветхая люстра чуть заметно покачивается. Возле камина прямо на полу, на голых дощатых досках, сидят двое. Мужчина и женщина. Мужчина ничем не примечателен. Он коротко стрижен, угрюм и сутул. Он опирается об пол рукой, взгляд его отстранен, холоден, но в то же время в этом взгляде можно найти и безумие, и рожденную этим безумием какую-то странную силу. Женщине же напротив, хочется уделить больше внимания. Женщина приковывает к себе одним лишь своим необычайным видом. Во-первых, женщина имеет синие волосы. И волосы эти слегка вьются. И если иметь воображение, то можно представить морские волны. Однако же, синий цвет у женщины имеют не только волосы, но так же и губы. А вот глаза у женщины в противовес всему желтые. Будто бы одуванчики на лугу. Прекрасное телосложение. Тонкие, но очень симпатичные черты лица. Женщина очень хороша собой, с какой стороны не посмотри. Но также, из-за синих волос, синих губ, и желтых глаз, ее облик приобретает нечто жуткое. И красиво вроде, но в то же время и жутко. Какой-то неясный суеверный страх. Дьявольская красота. Вот как можно было обозначить красоту женщины.

На руках у женщины тихонько посапывал младенец. Маленькое тельце укутанное в пеленки. Это была девочка. Маленькая девочка. Дочь женщины. Что же снилось ей? Что за грезы виделись ребенку мирно спящему на руках у матери? Наверняка ничего дурного. Наверняка какая-нибудь добрая сказка. Сказка ни о чем. Сказка без смысла, но прекрасная в своей непорочности.

Отец этой девочки сейчас был далеко, а тот мужчина что сидел рядом, был родным братом синеволосой женщины. Он долго сидел. Этот хмурый, ссутуленный человек. Было видно, что изнутри его разъедает некое мучение. Мучение страшное, и ему самому до конца непонятное. Глаза мужчины то словно бы мутнели, то вдруг необычайно оживлялись. В темных, сузившихся до предела зрачках, ничтожно маленькой искоркой отражался огонь. Наконец мужчина заговорил. Разговор оборвавшийся не менее получаса назад неожиданно возобновился.

            – Я… я же сам позволил ему залезть в мою душу. Я позволил ему себя исковеркать! И что же он сделал со мной? Я и сам не понимаю. Моя душа искорежена. Я словно разорван на части и никак не могу собрать себя вновь. И я вот еще думаю, хорошо это или плохо, что я тогда возжелал разврата? Я ведь мог возжелать богатства, или славы, или бессмертия. Но я возжелал разврата. Неужто я так низок, и у меня о другом нет мыслей? Или может я сам тогда не до конца был в разуме? Он же и пришел ко мне во второй раз именно потому, что я такой. Он почуял слабину. Он пришел и разрушил мою жизнь. Теперь я один, у меня лишь ты осталась, сестра моя. Но если бы только это, если бы только мое одиночество! И другое ведь есть. Как говорится, поведись с нечистой силой, и при любом исходе останешься в дураках. Я и остался. Я лишился почти всех кого любил, и сам стал на путь гибели. Северный город. Он зовет меня. А ты ведь знаешь про этот город, и про то, что там творится. Проклятый город. С каждым годом ситуация там все хуже и хуже. И… и я пойду! Я не могу противиться. К тому же я теряю память. Скоро я забуду тебя, сестра моя. Я все забуду.

Он протянул дрожащие руки к огню. Но это было скорее машинальным движением чем  обдуманным. Пламя бесновалось, с жадностью пожирая беззащитное дерево. Мужчина криво, болезненно улыбнулся.

– Мне страшно. – Произнес он. – Но… но ведь ничего не изменишь. Я пойду в северный город. Старик гонит меня. Его нет рядом, но он гонит меня.

Внезапно мужчина поднялся на ноги. От этого резкого, сильного движения, даже пламя в камине всколыхнулось, заскрипели ветхие половицы.

– Я не могу помочь тебе брат. – Тихо вымолвила женщина, так же осторожно поднимаясь на ноги. – Я ведь и сама полукровка, и ты об этом знаешь. Я прихожусь сродни нечистому племени. Но не помочь мне тебе. Было бы это обычное проклятие. Но ты ведь отдал свою душу на поругание нечистому. Это уже другое.

Мужчина обреченно покачал головой, как бы соглашаясь со своей участью, а потом ни говоря ни слова развернулся и покинул комнатку. Хлопнула входная дверь. Женщина с ребенком на руках осталась одна. Не так прощаются братья с сестрами. Но тут уж ничего не попишешь. Зло стремится искорежить все. Искорежило оно и эту минуту прощания.

Женщина вновь опустилась на свое прежнее место у полыхающего камина. Маленькая комнатка, маленький домик. Но здесь так уютно, и всегда было уютно. А какой сад расположился плотным кольцом вокруг этого домика! Вишни, черешни. И все это цветет, все это пахнет. Прекрасные дурманящие ароматы. Но это весной. Сейчас же осень. И почерневшие голые ветви тихо скрепят качаясь, повинуясь холодному ветру. На улице холодно и сыро, реальность окрасилась сумрачными красками.

Девочка проснулась, распахнула веки, и улыбаясь посмотрела на мать. Девочка имела синие глаза, по цвету равняющиеся волосам матери. Женщина улыбнулась девочке. И тихонько поцеловала ее в лоб. Женщина улыбалась, ведь до дня расплаты еще так далеко. И можно было пока полюбить это маленькое существо. Но душа разрывается надвое, и всегда разрывалась. Женщина умела любить, но также она могла и неистово ненавидеть. Женщина вдруг злорадно усмехнулась смотря в лицо девочке. Придет час расплаты, и вся любовь истлеет. И вновь разгорится пламя ненависти. И тогда уже не останется места для улыбки. А пока можно целовать девочку в лоб. Хоть эти несколько лет можно любить ее. Хоть эти несколько лет.

                                                             ***     

Холодным, серым, туманным вечером, именно таким, какие редко бывают зимой, но часто поздней осенью, на широкую грунтовую дорогу, петлявшую подобно диковинной серой змее в густом тумане, ступил странный человек. Именно ступил, осторожно и как бы боясь ошибиться в ее реальности. Сначала человек недоверчиво поставил одну ногу, потом уже, словно уверившись в чем-то вторую. В конце концов, он, слегка пошатываясь и пьяно петляя от одного края дороги к другому, пошел вперед. Взгляд его был отстранен. Блуждающий и отсутствующий. Человек был не просто задумчив, казалось, он находился в трансе. Его будто бы накачали наркотиками, и теперь его сознание было разметано по всей дороге и растворено в тумане. Человек вдыхал свое сознание, наступал на него, перешагивал через него, его не замечая. Объяснялось все это очень просто – человек потерял память, и сейчас погрузившись в себя, но при этом, дав своему телу установку идти вперед, пытался вспомнить хоть что-нибудь из своей биографии.

Но ничего не получалось. Ни биографии, ни имени, ни того как он оказался на этом пути человек вспомнить не мог. Тогда ему стало казаться, что небо просто выплюнуло его. Что он не пришел неизвестно откуда, а небеса, которых он сейчас не видел, отрыгнули его подобно тому, как болеющий выплевывает в лихорадке зловонный кусок слизи. Наконец человек вопреки здравому смыслу уверился в этом. Уверился в том, что небо отвергло и выплюнуло его.

Когда ты хотя бы отчасти теряешь память тебе становиться легко и в то же время страшно. Ты смотришь на то, что окружает тебя и понимаешь что за бездной небытия, за той гладкой стеной перекрывшей дорогу к остальной части твоих воспоминаний, вряд ли было что-то хорошее.

Ну и плевать. Человек зло оскалился. Теперь он знал. В разуме его неожиданно проступило четкое понимание того куда ведет дорога. Дорога ведет к городу. И раз человек вышел на эту дорогу, то вышел не зря. Значит надо идти в город. Но что же это за город? Человек прикрыл глаза. Да, он бывал там раньше, когда-то очень и очень давно. Смазанные обрывки неясных картин проносились перед внутренним взором. Нельзя было их рассмотреть. Можно было лишь уловить общую атмосферу, общий смысл. И вот это вот общее человека совсем не радовало. В городе было опасно, в хитросплетении асфальтовых рек бродило нечто очень и очень злое. Не люди, нет. Что-то совсем иное. То чего с первого взгляда не разглядишь. Но оно было там. Это человек знал определенно.

Но все же в город надо было идти. Человек вдруг ощутил это очень ясно. Город словно звал одинокого путника. Или нечто живущее в городе звало. И человек пошел. Пусть небо отвергло и выплюнуло его. Но город не отвергнет. Город примет, город обнимет серыми стенами домов. И пусть дорога безжалостно петляет под измученными ногами, пусть цепь следов исчезает в хищном полумраке. Город примет путника, примет как блудного сына, наконец возвратившегося домой. И ничто не сможет этому помешать. Ни подступающая ночь, ни грязный туман. Ничто. Вперед на север.

                                                                     ***

            Странно. Но теперь Башня казалась Олегу отдаленным, меркнущим сном. Сумрачным неясным видением. А ведь он прожил там так долго! Башня была Олегу домом довольно продолжительное время. И что же теперь? Детство, юность, все это меркнет. Новая реальность скрадывает старые воспоминания. И от этого становится страшно, и некая ментальная слабость размягчает душу изнутри.

            Но дорога приносила радость. Этот светлый путь, то под сияющим солнцем, то под тяжелым сумрачным небом. Этот путь был прекрасен. Да, он был исполнен страха, неопределенности, а порою даже и мучения. Но ведь это и правильно! Ни один настоящий путь и не может быть легким. Истинный путь должен быть тяжел, он должен закалять и учить. Он должен быть воспитателем и наставником.  Но путь пройден. И теперь вокруг Олега хищно распростерся проклятый город…

Минуты обгоняли друг друга, запах выхлопных газов давно уже стал привычным и почти не ощущался. Улицы похожие друг на друга как две капли воды, угрюмые дворы, окруженные серыми громадами слепых домов, грязные потеки на серых стенах, урчание автомобилей, резкие звуки гудков, все смешалось и все успело здорово надоесть. Олег довольно давно бродил по этому городу, и за время своего блуждания понял одно – с проклятым городом действительно что-то не так. Ну, во-первых, город путает, он заставляет петлять тебя меж одинаковых улиц, он отупляет разум. А когда ты хочешь вернуться, то обратного пути уже не находишь. Улицы словно бы перестраиваются прямо за твоей спиной, пока ты не смотришь. Проклятый город. Уже почти вечер, а Олег все еще в этом городе. И как же сильно хочется домой! Но дом так далеко. За много километров от города. И дома хорошо. Там нет марева застилающего разум. Там нет пешеходов, которые словно не замечают тебя, когда ты хочешь что-то у них спросить. Дом… Но что же значит это слово: “дом”? Что значит оно теперь для Олега? Башня? А существовала ли Башня на самом деле? Ее образ с каждым пройденным шагом отдаляется все дальше и дальше, становится все более и более размытым… Но что же с этим городом? Старики говорили Олегу, что город находиться на перекрестке реальностей. Что когда-то давно здесь была страшная война и именно с тех пор город изменился. Словно бы ненависть сотен тысяч людей столкнула город куда-то в сторону, вытолкнула его из нормального плана бытия.

Трубы, покрытые слоями стекловаты. Заводы, изрыгающие дым в вечернее небо. Что же делать? Как выбраться из проклятого города? Как распутать хищные узлы улиц? Потрескавшийся асфальт под ногами вовсе не внушает доверия. Да и вообще в городе ничто не внушает доверия.

Пару часов назад Олег был свидетелем казни человека. Какого-то парня повесили на наскоро сооруженной местными умельцами виселице установленной прямо посреди оживленной улицы. Ох, и дергался же он в петле! Недолго, правда. А народа собралось посмотреть на казнь просто немыслимое количество. И какое же счастье выражали лица всех этих людей. Они будто бы пришли не на казнь, а на любимый и давно ожидаемый праздник. Все смеялись и хлопали в ладоши, а когда парень закончил дергаться и повис безвольным мешком, разразились оглушающими аплодисментами. А что Олег? Олегу было страшно. И не столько страшно смотреть на казнь, сколько на радостных людей.

Облака ложились на крыши домов. Облака, прорезаемые закатным сиянием. А Олег шел. И собственные шаги гулким эхом отдавались в его голове. В одном из кварталов он столкнулся с пляшущими огоньками. Небольшие сгустки света носились в прохладном осеннем воздухе, и носились не просто так, а с определенной системой, они словно танец какой-то исполняли. Олег немного посмотрел на это и зашагал дальше. Ну, огоньки. Ну, пляшут в воздухе. И дальше что? Олег растер ладонью лоб. Он закрыл глаза. Лишь на секунду. Но за эту секунду успел увидеть многое. Воображение возродило картины прошлого. Автоматные очереди, блеск ножей, вопли умирающий. Сгоревшие дома. Солдаты в форме испещренной белыми узорами. Олег  поднял веки. Так здесь было раньше, в этом проклятом городе. Олег устало выдохнул. Он смотрел на город, а город смотрел на него. Живой ли этот город? Старики говорят что живой.

В ногах, как и во всем теле, скопилась усталость. В глазах почему-то уже как пятнадцать минут назад появилось странное жжение. А сумерки уже ложились на плечи. Скоро зажгутся фонари, и по улицам заскользят тени. Как же тяжело. Как тяжело думать. Почему мысли вдруг сделались  какими-то тяжелыми и неповоротливыми? Попить бы сейчас, да и поесть бы не мешало. Вот только в карманах ни копейки. И земля, словно из-под ног убегает. Не потерять бы сознание.

                                                                   ***

Путник приблизился к городу лишь под вечер следующего дня. Это был долгий, однообразный и донельзя изматывающий путь. Организм работал попросту на пределе. Но вот пред уставшим человеком возник мост, широкий и очень высокий. Человеку мост показался просто огромным. Под мостом проходила железная дорога, а за мостом начинался город. Человек радостно выдохнул. Нагромождение домов внушало уважение и благоговейный трепет. В следующее мгновение сознание покинуло путника, ноги ослабели, голову заволокло туманом, и человек повалился на землю, погрузившись в водоворот темных, ничего не значащих, обрывочных видений.

Но как бы эти ведения не были темны и обрывочны, среди них все же иногда вспыхивали цельные яркие картины. И в картинах этих все чаще преобладали лица. Из темноты внезапно всплывали то хитрое, сухощавое лицо старичка, залитое лунным светом, то лицо женщины. Странная это была женщина, она имела синие волосы, и синие губы, а желтые глаза ее, словно залитые фосфором, тускло освещали сумрак. Старик ехидно ухмылялся, а женщина то горько плакала, то счастливо смеялась. И младенец, она держала на руках младенца. То была девочка, чудная синеглазая девочка. Маленький домик, а вокруг него чудный сад. И лицо женщины, и домик этот, и сад. Все это кажется почему-то таким родным, и в то же время неимоверно далеким. И вспомнить бы, кто же эта женщина, что за девочка у нее на руках. Но память отказывается служить. А потому лица останутся только лицами, жалкими ведениями. И не понять их сути. От образа старика веет холодом, старик скалится желтыми зубами, и так и хочется выбить все эти зубы, разбить чертов рот, чтобы проклятый старик захлебнулся собственной кровью. И похоронить этого старика, закопать его в землю под старой вишней, в ночном саду залитом лунным сиянием. Так и надо было сделать. Так и надо…

                                                                     ***

Это странно когда люди тебя не видят. Не просто не замечают, а именно не видят. Будто бы ты призрак, или не существует тебя вовсе. Не только странно, но и страшно. Что-то тоскливо-щемящее просыпается внутри. Душа начинает тлеть снедаемая отчаянием. Олег понял, что его не видят именно тогда когда какой-то старичок, одетый в дурно пахнущее рванье, налетел прямо на него, после чего стал очумело оглядываться по сторонам Олега не замечая в упор. Олег даже поводил пятерней туда-сюда пред небритым лицом старичка, но тот никак не среагировал. В конце концов, они разошлись. Озадаченный старичок пошел в свою сторону, а не менее озадаченный Олег в свою. Было еще несколько подобных случаев. И всегда итог был одинаков. Олег был невидим для жителей города. Он словно существуя с ними в одной реальности, просто находился на какой-то другой ее грани. На грани недоступной взгляду прочих.

Вечерний сумрак сгущался, а фонари все не зажигались. Вскоре люди, проходящие мимо, сами стали походить на бесплотных призраков. Так, бездушные силуэты, словно вырезанные из черного картона. Не более. Страшно все это выглядело, страшно и странно. Дома громоздились в полумраке. Ветер гулял по пустым крышам, танцевал в кронах деревьев, перешептывался с листьями. Вскоре в окнах, наконец, начали зажигаться огни. Странный это был свет, чуть гуще и тусклее электрического. Свет нешуточно давил на психику, и Олег не хотел бы оказаться в одной из тех комнат, что находились за этими окнами.

Вскоре Олег вышел к проходу на просторную круглую площадь, на которой собралось большое количество народа. Здесь, в паре метрах от Олега стояла табличка, на которую был наклеен яркий плакат. “ Ночное огненное представление!” вещал плакат. “ Оставайтесь в нашем городе, и вы узреете сказочную пляску языков огня!” Эта надпись была выведена большими лихо закрученными буквами поверх нарисованного города поглощаемого огнем. На рисунке город просто тонул в огне. Были видны лишь верхушки домов, а внизу плескалось огненное море. Занятно. Олег взглянул на площадь, толпа росла на глазах.

А потом… Сумасшедший марш-бросок. Через водовороты чужих несбывшихся надежд. Как же все это утомляет! Через огонь и через сумрак, через боль и через наслаждение. Навстречу тому, что или убьет тебя или подарит тебе величайшее блаженство. Олег не хотел этого.

                                                                  ***

В далеких лабиринтах вечного ужаса он нашел себя. Он поверил в ад, а ад поверил в него. И ничего уже не будет, так как прежде. Ничего уже не вернуть. Последний рассвет давным-давно погас, и остатки длинного дня догорают в уже почти забытых глазах.

Крепкие веревки безжалостно врезаются в кожу. В потную кожу. Путник понимал, что его куда-то несут, он хотел бы увидеть, но и этого его лишили. Глаза теперь скрывала плотная повязка, не пропускающая и лучика света. Что же это? Зачем и почему? Он помнил, что подошел к мосту. А дальше? Что было дальше? Дальше просто обрыв. А теперь вот это. Путник шумно задышал, страх метался внутри требуя выхода. Путник не знал, куда его несут и кто несет. Он лишь мог слышать какофонию города и голоса. Несущие переговаривались между собой.

– Этот подойдет идеально. – Сказал Первый.

– Худой сильно. Жизни в нем почти нет. – Так молвил Второй.

– Ничего. Худые горят лучше. Можешь мне поверить. Да и не худой он, а жилистый. Посмотри, мышцы как стальные канаты. Жить будет долго, долго продержится. Долго кричать сможет, на потеху толпе.

Путник ощутил что задыхается. Страх ледяными пальцами сжал горло. Худые лучше горят. Что это значит? Его что сжигать собираются?

Паника затопила сознание. Путник закричал и задергался в руках несущих, тщетно пытаясь разорвать путы. Тяжелый удар кулака в висок, мгновенно отправил человека глубоко во внутрь собственной головы. Путник вновь потерял сознание.

И вновь из глубины борющегося со мраком воспаленного сознания выплыли призрачные лица, далекие, немного жутковатые, и вместе с тем притягательные в своей неразгаданности. Ненавистный старик осененный лунным светом, и женщина с синими волосами возрождающая в душе теплые чувства. Лица плавающие в темноте. Вся боль ушла, то что снаружи померкло, и теперь ты с этими лицами один на один. В маленьком доме тихо тикают старые часы. Огонь в камине полыхает. Синеволосая женщина сидит на полу у камина и качает на руках маленькую мирно спящую девочку. Какой милый домик, какая милая женщина, и какая милая девочка! Душа так и тянется ко всему этому. К старым часам, к этой маленькой комнатке уютно освещенной дрожащим светом огня. Синие волосы в беспорядке разбросаны по плечам, синие губы растянулись в слабую улыбку. И как же прекрасна эта слабая, тихая улыбка! Желтоглазая женщина с нежностью смотрит на спящую девочку и осторожно целует ее в лоб. А за окном холодная ночь. Но этой ночи ни за что не пробраться в уютную комнатку. Ни за что и никогда.

А старика отвергнуть! Отвергнуть и лунный свет! Лунный свет обманчив. А старик подлец. Он подлец. Он хитро улыбаясь возьмет тебя за руку и проведет во мрак. Он подлец, как и все нечистое племя. Трясет своей бороденкой  и говорит сладкие речи. Но нельзя ему верить! Ни в коем случае нельзя! Ведь если поверишь ему, он непременно сгубит тебя. И обратной дороги уже не будет.     

                                                                     ***

Мрак сгущался. И чем сильнее сгущался мрак, тем больше напряжение разрасталось в разреженном воздухе. Это напряжение было почти что физически ощутимо. Даже кожу немного покалывало. Словно бы тысячи маленьких иголочек одновременно впивались в плоть. Не то чтобы больно, просто слегка неприятно.

Фонари все так же не горели, лишь в окнах теплился проклятый, донельзя давящий на психику свет. Толпа на площади гудела как растревоженный пчелиный рой. Что говорили про этот город старики? Правильно. Этот город очень давно сотрясала война. А во имя чего велась война? Во имя веры. Последователи Высшего Духа истребляли неверующих. Да, это скорее было именно истребление, а не война. Лишь в самом конце, когда неверующие образовали слабое ополчение, это стало больше походить на войну. Так или иначе, все те, кто не разделяли идей последователей Высшего Духа, были истреблены. Истреблены безжалостно. По улицам города текли реки крови, а вопли убиваемых разносились на много километров вокруг. Такая вот она. Вера.

Посреди площади на деревянном помосте был установлен двухметровый столб. Сейчас, два донельзя веселых паренька, спешно облаживали этот столб хворостом. Когда Олег это увидел, то сердце его учащенно забилось. Внезапно по бокам площади зажглась слепящая, разноцветная иллюминация. Небольшие фонарики, весело подмигивая, вспыхивали то желтым, то зеленым, то голубым. Толпа возликовала, а у Олега от иллюминации заболели глаза. Он посмотрел на крыши домов и увидел, что по крышам стелется туман, теперь в свете иллюминации его было особенно хорошо видно. Грязно-серый, густой, он поглощал черепицу и трубы дымоходов, медленно стекал с карнизов. А напряжение в воздухе все росло. Внезапно Олег увидел, что стены домов покрываются странным узором. Этот узор, состоящий из изломанных красных линий, больше всего походил на разряды молний или на разветвление вен. Узор появлялся буквально из ниоткуда, он просто проступал на серой поверхности стен, плавно огибал окна, змеился под крышами. Да что же это такое?

Теперь посреди площади заполненной ликующей многолюдной толпой возвышался гигантский костер, из самой середины которого к небу одиноко тянулся столб. Щедро сволочи, хвороста наложили, не пожалели. Сжигать, что ли кого-то будут? Похоже на то. От такого предположения Олегу сделалось дурно. Вторая казнь за эти сутки. Не много ли?

Ну, так и есть. Олег прищурился, всматриваясь в противоположный угол площади, где толпа расступилась, дабы открыть проход двум крепко сбитым, бородатым мужикам, самой что ни на есть бандитской наружности. У обоих на лбу красовались широкие красные повязки, убористо испещренные белыми непонятными символами. На ногах берцы, в берцы заправлены плотные армейские штаны, кожаные куртки на огромных плечах мужиков сально поблескивали в свете иллюминации.

Мужики без всяких видимых усилий  несли через площадь к костру безвольное худое тело, туго обвязанное веревками. То был мужчина в довольно потрепанной, серой походной одежде. Лицо его украшали синяки и кровоподтеки, глаза скрывала плотная черная повязка. Короткий ежик русых волос топорщился на голове. Олег содрогнулся и сглотнул вязкую слюну. Потом сдавленно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Так и есть, жечь будут! Вот оно, огненное представление. Сволочи! И ведь ничего нельзя сделать. Против толпы не попрешь. А попрешь, мало не покажется. Будь ты хоть тысячу раз невидим. Но если все же попробовать? Олег судорожно сжал кулаки.

А мужики уже привязывали находящегося без сознания человека к столбу. Привязывали крепко, на совесть. Чтобы ни за что не вырвался. Серый туман, перемешанный с темнотой, тек с крыш. Красные вены взбухали на стенах домов. Проклятый город! Олег шумно задышал. Ненавистный город! Он не видел этого, но за спиной его, распугивая находящихся рядом людей, плясали сгустки белого света. Те самые, что парень встретил во дворе в паре кварталах отсюда. Они бешено носились, рассекая ночной воздух. Но Олег их не замечал. Его внимание было сконцентрировано на человеке, привязанном к столбу.

                                                                 ***

Сознание возвращалось нестерпимо медленно. Перед внутренним взором все еще стояли образы недавнего видения. Небоскребы, верхушки которых выглядывают из воды. Город затоплен. А он, путник, сидит на острове и наблюдает, как закатное солнце опускается в воду. И нет больше зла. И так хорошо. Так легко. Человек улыбнулся, потом болезненно поморщился и облизал пересохшие губы. Вот бы попить сейчас.

Неожиданно с лица человека резко сдернули повязку. И тут же в глаза ударил нестерпимо яркий и раздражающий, разноцветный свет иллюминации. А потом когда глаза, наконец, привыкли к освещению, путник увидел сотни лиц смотрящих на него снизу. Сам же он находился на каком-то возвышении точно в центре довольно большой площади. Что же это? Путник попытался двинуться и тут же понял, что крепко накрепко привязан к столбу. В толпе кто-то недобро засмеялся.

Туман тек с крыш окружающих зданий. Очень густой, грязно-серый, а еще стены этих зданий были покрыты красным узором напоминающим разветвление вен и одновременно вспышки молний. Но скорее всего узор изображал именно вены. Ведь красных молний не бывает, а вот кровь в венах течет красная. Так и есть. Вены, сосуды, артерии. Кровеносная система домов. Часть кровеносной системы города. И это вовсе не рисунок. Это действительно вены. Ведь город живой. На самом деле живой. Проклятый город это огромное живое существо.

Путник опустил голову. Он вдруг понял, что просто не может смотреть на эти стены и на эти лица. Лучше уж смотреть вниз. Там где сложен огромный костер. Что же, сжигать будут? Вот ведь невезение! Ну что ж. Этот день с самого начала не задался, и стоило ли надеяться, что вечер будет лучше? А где же паника? Паники не было. Напротив, внутри зрело чувство, что все идет именно так как надо. Что события развиваются именно по тому пути, по которому и должны. Но почему? Путник не знал, он просто неожиданно понял, что все правильно и теперь остается только ждать.

– Дамы и господа! – Перекрыл гул толпы чей-то мощный голос. – Древний праздник, древние обычаи. Прошел год и мы снова здесь. Все вместе. Мы опять готовы узреть чудо, готовы увидеть то, что укрепит нашу веру! Вы все знаете эту часть святого писания. Придет время, и Высший Дух сойдет на нашу грешную землю, вселившись в человека, тело которого будет охвачено огнем. Известен месяц и известно число, но год не известен. Это может произойти сегодня, а может и через тысячу лет. Но обряд должен соблюдаться. Кто знает, может именно мы с вами, станем свидетелями Его прихода. Высший Дух снизойдет к нам. Мы должны верить! И мы верим. Ведь так? Мы верим!

Толпа взревела, иллюминация замигала пуще прежнего. Путник поднял голову. Это позволило ему увидеть в дальнем углу площади, пляшущие в воздухе огоньки белого света. Сначала путник подумал было, что это часть иллюминации, но присмотревшись получше, понял, что никакой иллюминацией огоньки не являются. Странно. Огоньки, пляшущие в воздухе. Впрочем, в этом городе может происходить все что угодно. А внизу сухие ветви уже обливали бензином, а рядом радостно улыбаясь, стоял человек в белых просторных одеждах вооруженный ужасно чадящим факелом.

Путник подумал, что лучше закрыть глаза. К чему смотреть на все это? И он закрыл. Веки сомкнулись, отгородив человека от толпы и от проклятого города.

– Мы верим! Да снизойдет Высший Дух!

От рева толпы заложило уши. Путник сомкнул глаза еще крепче.

                                                                   ***

Сотни чужих лиц. Сотни чужих голосов. Горящие безумным огнем глаза, вонь вырывающаяся изо ртов вместе со словами. Бессмысленными словами, изрыгаемыми в обилии в ночной воздух. Все эти люди, все лишь безумные фанатики. Безумные фанатики и больше никто.

Перед тем как Олег покинул башню и отправился в этот город ему много рассказывали о нем. О разных ужасах, что творятся здесь. Но о таком не говорили ни разу. Олег словно перенесся во времена войны, и теперь воочию наблюдал казнь неверного. Сжигание заживо, во времена войны любимейшее развлечение последователей Высшего Духа. И теперь вот опять. Как будто старые времена вернулись. Но это же варварство. Просто ужасное варварство и отсталость! Сжигать человека заживо.

Олег ощущал, как внутри него разгорается ярость. Он видел, как костер облили бензином. Слышал слова человека одетого в белое. Слышал, как взревела толпа.

А потом. Всякий здравый смысл словно покинул Олега. Глаза заволокла красная пелена. И не та абстрактная красная пелена, которая обычно так красочно описывается во многих книгах. Нет, красная пелена была реальной и густой. Она мешала видеть. Но так же она и распаляла ярость бушующую внутри.

Олег ринулся прямо сквозь ревущую толпу к столбу. Люди не видели его, и это существенно облегчало задачу. Оставалось лишь бежать вперед, расшвыривая людей и не страшась возмездия. Он успел. Костер еще не был подожжен. Тогда Олег одним мощным движением выбил факел из рук человека в белом. Факел все еще горя откатился куда-то в сторону неожиданно притихшей толпы. Потом Олег что есть силы, приложился кулаком к лицу несостоявшегося поджигателя. Хорошо было бы вырубить его, да не получилось. Но и этого хватило. Фанатик повалился на землю, зажимая руками жутко кровоточащий разбитый нос.

Олег же, не теряя ни минуты, взобрался на вершину костра к столбу, и принялся возиться с веревками, жалея, что у него нет ножа. Нож бы сейчас пригодился. Чем распутывать эти узлы, разрезать бы путы и все. Но ножа не было.

– Демоны пытаются помешать благому деянию! – Вскричал вдруг фанатик с разбитым носом. Теперь безупречно белое одеяние этого человека было безнадежно испорчено. – Остановите же их!

Волна безумия прокатилась по площади. Толпа взвыла, иллюминация погасла, и даже туман на крышах словно задрожал и поредел. Лишь вены домов стали еще более красными и выпуклыми, словно налились изнутри настоящее кровью. Человеческой кровью. Кровью всех тех, кто погиб тут когда-то.

Факел все так же горел. Кто-то особо смекалистый подхватил его и бросил прямо в костер, на ветви облитые бензином. Пламя яростно полыхнуло. Огонь неистово пожирал дерево. Человек, привязанный к столбу, закричал. А потом к его крику прибавился еще один крик. Мгновение, и полыхающая фигура выскочила из костра, устремившись к толпе. Толпа расступилась, и фигура побежала по площади. Она бежала и бежала, а за ней со свистом разрезая ночной воздух, неслись небольшие сгустки света.

Человек в белых окровавленных одеждах поднялся на ноги. Он поднялся как раз тогда, когда горящая фигура упала. Человек был рад. Пусть нос сломан и болит, но представление удалось на славу. И мало того, это был знак. Знак, посланный Высшим Духом. Высший Дух хочет таким вот образом что приход его не за горами. А значит надо удесятерить сжигания. Все во славу Высшего Духа. Человек улыбнулся и утер кровь с лица. Все во славу Высшего Духа.

                                                              ***

Небоскребы, верхушки которых выглядывают из воды. Город затоплен. А он, путник, сидит на небольшом островке, наблюдая, как закатное солнце опускается в воду. И нет больше зла. Нет огня. Нет боли. И так хорошо. Так легко.

Рядом с путником сидит человек. Он так же поглощен закатом. Человек этот улыбается, а глаза его сияют. А над головой человека, едва различимые в сиянии заходящего солнца пляшут сгустки света.

Двое совершенно разных людей объединенных одной смертью. Огонь поглотил их смертные тела, уничтожил кожу, иссушил кровь, очернил кости. Огонь прервал их земное существование, и перевел их к существованию иному. Ничто не тревожит водную гладь. И она сияет, полыхает, подожженная закатом. И нечестивый старик отпустил наконец душу путника, а Олег пришел к итогу своего пути. Он окончил один путь, и теперь перед ним открывался путь новый. Оба человека стояли на пороге нового пути, нового существования. Но сейчас, каждый из них был поглощен закатом. Они видели прошлое и будущее сплетенное воедино. Огоньки света носились над Олегом. И кто знает, может это тоже были человеческие души, но только вконец освободившиеся от всего, отринувшие свой старый облик. Все может быть. Все возможно. Так пусть же горит закат! Пусть отражается он в призрачных глазах, пусть серебрится вода мягко обтекая почерневшие верхушки небоскребов. Вперед! Вперед по тропам сумеречного промежутка, навстречу промежутку сияющему. Новое путешествие началось.

                                                             ***

Ранее утро. Холодная, сырая ночь медленно отступает на запад, восточная часть неба неумолимо светлеет. Женщина с синими волосами выходит на порог. Зябко. Женщина ежится, она дрожит едва заметной дрожью, дом за ее спиной охвачен тенями. Но скоро взойдет солнце и прогонит эти тени. Осень. А вслед за осенью придет зима. Но что же принесет с собой эта зима? Врядли что-нибудь хорошее. Города поглощены мракобесием, поселки умирают. Мироздание плачет горькими слезами. Так что же делать? Куда бежать? Говорят, что где-то далеко на востоке есть какая-то Башня. И что там вроде как все хорошо, что это будто бы последнее убежище. Мракобесие не добралось до Башни. И Башня эта огромна. Она, словно многоярусный город возвышается над искалеченным миром. Но существует ли Башня на самом деле? Врядли. Скорее всего, это просто очередная легенда, выдуманная отчаявшимися людьми. Отчаявшиеся люди. Везде отчаяние, а отчаяние порождает безумие. И кто же стоит теперь за спиной? Бог или дьявол? Этого не понять. Наверняка оба. Вечная борьба за душу. И кто же победит?