1W

Две стороны, одна правда

article10950.jpg

Степан Васильевич мучился аритмией. Когда ты болен, то многие заботы отходят на второй план. Это раньше Степан Васильевич мог ловко нарубить дров, растопить печку в доме, приготовить баранину в сметанном соусе…

Пригладив волосы рукой, ветеран посмотрел на себя в зеркало. Он невольно вспомнил поручение, которое ему отдал командир в самый последний день Великой Отечественной. Преисполненный отваги, он не мог с ним согласиться.

- Я не позволю так с ним обращаться! – сказал Степан Васильевич командиру, имея в виду пленного немца.

Да, эти воспоминания до сих пор не отпускают ветерана. Не богоугодное это дело – убивать пленника.

На немце Фридрихе был последний фасон сапогов. Он смотрел совсем уж жалостливо на Степана Васильевича, на лбу кожа у него облупилась.

Под одобрительный гул пленников, Степан Васильевич развязал руки немцу. Тот был настоящим гигантом с ростом метра два. Глядел не лукаво, а по-доброму. Вид у него был слишком уж немецкий – блондин, холщовая кожа, гладковыбритый.

Степан Васильевич до сих пор хранил подарок Фридриха – дерматиновый футбольный мяч. Возможно, правду говорят: «в футбол играют все, а побеждают немцы».

Перед отправкой Фридриха в Западную Германию они со Степаном Васильевичем присели на скамейку на вокзале.

- Ты скучаешь по родине? – спросил у немца Степан Васильевич.

- Прости мой народ за всё, Степан – за концлагери, за бессмысленные убийства, за всё, - сказал Фридрих.

Немецкие солдаты отличались от советских многим, и прежде всего выправкой. Если немецкие командиры были личностями участливыми, были на короткой ноге с солдатами, то советские неизменно требовали от своих солдат подвига, и никак иначе.

Сердце у Фридриха действительно болело. Этот ребячливый взгляд, с которым он смотрел на окружающих.… Он рассказал, что в Германии у него остались жена, ребёнок, собака. Он говорил, что грезит о тех временах, когда мир простит Германию.

- Спасибо, что ты пригрел меня, - сказал на прощание Фридрих. – Эта война себя исчерпала. Она тянулась слишком долго, - он пожал руку Степану Васильевичу, и сказал напоследок: - Меня не покидает предчувствие, что мы ещё встретимся…

Они поддерживали связь на расстоянии – то Фридрих пришлёт ботинки, то Степан Васильевич отправит льняные штаны. Судьба их сложилось хорошо – у обоих были дети, внуки, уважение, почёт…

Снова проявилась мучительная боль в правом виске. Степан Васильевич дал себе обещание – он не будет делать себе поблажек, и неизменно будет присутствовать на всех парадах в честь дня победы.

В советское время он пахал в конструкторском НИИ. Когда Союз развалился, решил заняться разведением щенков. Даже пробовал себя на писательском поприще, но увы, безуспешно.

Зеркало отразило ещё статную фигуру. Степан Васильевич решил чуточку посидеть, перед тем, как идти на парад. Жара стояла изнурительная, почти летняя.

Да, Степан Васильевич уже давно заверил у нотариуса завещание, по которому он делит своё имущество поровну между детьми, внуками и правнуками.

Ему всё ещё было непривычно, что в его доме не слышится монотонный звук ткацкого станка – жены уже как шесть лет не было с ним. Она и борщ посолит как надо, и приберётся в дома.

Людочка с чернявыми волосами…Это он, весь седой, простой, неприхотливый…

Степан Васильевич закурил трубку. Да, он ощутимо состарился за последние несколько лет. Бывало раньше, придёт в баню с друзьями, здорово так пропотеет, и потом отправится наматывать круги вокруг стадиона….

Одевшись в благопристойную одежду, он был готов ехать к Площади Победы, где и пройдут торжества. Прошлогодний парад он помнил отрывочно – преклонный возраст сказывался и на памяти.

«Чего притворяться, - сказал себе Степан Васильевич, - я и живу-то на свете ради этого одного дня в году. Пропал мой привычный кураж в жизни. Только бы после смерти не попасть в пекло ада.. И каждый парад я думаю, как там мой милейший Фридрих. С ним я столько всего не успел обговорить… Он писал, что работает преподавателем. Я и сейчас помню этот его неистребимый оптимизм. Хоть увидеть его одним глазком, дотронуться до него… Как же промчалась моя жизнь! И как же сейчас нестерпимо больно…»

Взяв с собой лекарства, Степан Васильевич вышел из дома. Он почувствовал воодушевление, когда увидел двух школьниц с георгиевскими ленточками. Глаза девочек округлились, когда они увидели ветерана с орденами на груди. Они решили проводить Степана Васильевича к метро.

- Вы живёте в нашем микрорайоне? – спросила та, что выглядела постарше.

Степан Васильевич не стал озвучивать то, что он не живёт, а существует, и ответил утвердительно.

Что ни говори, но Степан Васильевич в последнее время выбирался из дома лишь изредка. Он держал дома кавказскую овчарку, и она была единственным его обществом – дети, внуки и правнуки жили заграницей.

Пригожий денёк. Витиеватые облака плыли по небу. Но тут небо дрогнуло и полил дождь.

- Дедушка, держите зонтик, - сказала школьница.

Капли забарабанили по зонтику. Тук-тук-тук. Непогода вовсю разыгралась, и обрушился ветер. Небо тускнело. От непогоды школьниц и Степана Васильевича скрывал тент, под который они встали.

Ветеран купил школьницам мороженое.

Повсеместно виднелись красные флажки, украшающие эту улицу. Улица была и впрямь красивой, как заставка на компьютере.

- Давайте мы вас тоже угостим, - сказала рыжеволосая школьница и достала из рюкзака пакет с пирожками.

- Да, не питаться ведь одними пилюлями, - пошутил Степан Васильевич и откусил кусок от румяного пирожка.

По истечении получаса дождь прекратился. Степан Васильевич со школьницами решили сократить путь и поехать на трамвае. В его глазах стояла печаль.

- Дедушка, вам грустно? – спросила одна из школьниц. – Вы совершили великий подвиг и не должны грустить.

Степан Васильевич решил не хитрить и поведал причину своей печали.

- Был один немец, его звали Фридрих, и он был воплощением всего хорошего, что только есть в нашем мире. Я без сомнений доверил бы ему свою жизнь. Он был по-хорошему безразличен к вещам. Он хорошо разбирался в выпивке и в оружии. А какой у него одухотворённый взгляд!

Перед Степаном Васильевичем отчётливо встала картина их с Фридрихом прощания на вокзале. Был канун нового года, ребятня баловалась с хлопушками.

Фридрих потушил сигарету и крепко обнял своего друга. Жуткая тогда была холодина.

Проводницы поторапливали отправляющихся, послышался протяжный гудок. Из глаз Степана Васильевича потекли непослушные слёзы.

- Меня не покидает предчувствие, что мы ещё встретимся…

Школьницы преобразились, что-то надумав.

- Дорогой дедушка, а давайте найдём вашего друга в интернете, - предложила рыжеволосая.

Степан Васильевич поднял на них усталые глаза.

- Мне представляется, что это отличная идея, - и он улыбнулся, подогреваемый смутной надеждой.

По удивительному стечению обстоятельств, школьницы нашли-таки Фридриха Мюллера из городка Майнц.

- Вы хотите отправить ему письмо? – спросили они у ветерана.

- Как же тесен мир! – воскликнул Степан Васильевич, когда ему показали фотографии Фридриха и его семьи.

Степан Васильевич застонал – кольнуло сердце. В следующий момент сердце словно раздулось, и ветеран стремительно потерял равновесие…

Степан Васильевич очнулся с одной-единственной мыслью – смерть была близка, как никогда. Он почувствовал всю прохладу больничной палаты.

На нём была расшитая узорами рубаха и какие-то слишком приятные на ощупь штаны. Мерно работала сушилка – на ней лежали чьи-то тапочки.

Ветеран всем своим слабым и добрым сердцем надеялся, что обошлось без неприятных неожиданностей. Он захлопал глазами, когда в палату зашла медсестра, и приподнялся на кровати.

Спустя минуту в палату зашёл сутулый доктор. Он излучал оптимизм.

- Вам повезло, что у вас такие заботливые друзья, - присев рядом, сказал доктор. – Правда, вам всю жизнь придётся принимать варфарин.

Степан Васильевич живо отреагировал на слова доктора.

- Неужели кто-то оплатил мою операцию? – спросил он.

- Ваш диагноз был, как петля на шее, - сказал подтянутый доктор. – Но нам удалось переломить ситуацию. Вы ведь знали, что вам нельзя кофе, вы ночь перед девятым мая не спали…. Держите хвост пистолетом – к вам посетитель, - и доктор замолчал, устремив взгляд на пациента.

Когда Степан Васильевич увидел посетителя, они с посетителем дружно заулыбались, с трудом сдерживая эмоции. Мгновенно Степан Васильевич преобразился и повеселел нравом – перед ним был Фридрих.

- Прекрасный день, чтобы снова увидеться, - произнёс немец на чистом русском. – Неужели ты, Стёпа, уже намылился на тот свет? Я молился за тебя всю ночь. Согласись, что ты ещё не выполнил в жизни своё предназначение, и тебе рано умирать. Многие наши друзья ушли, и мы с тобой просто не можем потерять друг друга.

Степан Васильевич пожал своё отёчной рукой руку Фридриха. Он был всё ещё храбр и готов был сражаться за свою жизнь.

- Ты должен беречь себя. Кстати, почему ты прекратил мне писать? – добродушно спросил Фридрих.

- Я бы с радостью полоснул бы своё горло вином вместе с тобой, вот только письма перестали доходить. Я посылал тебе телогрейки, варенье, сало, но посылки возвращались.

- А я тебе посылал чехословацкое пиво. Я так рад, что мы пронесли нашу дружбу через столько лет. Дай Бог нам здоровья, и мы горы свернём.

Фридрих достал из кармана листок бумаги и сказал:

- На этом листке будет список того, что мы должны успеть сделать. Только поступим справедливо – три позиции заполнишь ты и три заполню я.

- Ты скоро уезжаешь? – с беспокойством в голосе спросил Степан Васильевич.

В ответ прозвучало:

- Только тогда, когда мы исполним наши мечты…

Фридрих глубокомысленно вздохнул. Взору открывался прекрасный вид с высоты в три тысячи метров.

Вниз падали листья, камни. Плясали причудливые тени.

- Прокручивая свою жизнь, - заговорил Фридрих, - я понимаю, что совершил лишь один смертный грех.

Пение птиц сопровождало разговор у костра.

- Я видел, как на войне отправлялись в небытие мои товарищи, и я не убивал, так как служил медбратом. И ничто так не тяготит меня, как мой грех. Это меня преследует и поныне.

Фридрих поправил прилизанные волосы.

- … и это перевешивает то хорошее, что я успел сделать. Я мог спасти еврейского мальчика, если бы усыновил его, но так этого и не сделал.

Фридрих посмотрел на друга пытливым взглядом.

Вдруг солнце ослепило глаза. Прошло достаточно времени, прежде чем оно скрылось за тучами.

Тревога овладела Степаном Васильевичем. Солнечный свет разливался по равнине внизу, и было невозможно не заметить скрюченную фигуру, распластавшуюся там. Три тысячи метров высоты…

- Во всяком случае, Фридрих, ты выполнил все три свои мечты из списка, - сказал Степан Васильевич в пустоту и помолился.

Похожие статьи:

РассказыДочь шамана

РассказыЭфемеры Вселенной (Внеконкурс)

РассказыЯблоко

СтатьиКонкурс "Две тысячи лет война"

РассказыПриглашение на войну

Рейтинг: +2 Голосов: 2 1611 просмотров
Нравится
Комментарии (23)
Конкурс "Две тысячи лет война" # 28 апреля 2017 в 12:56 +5
Встречаем первый рассказ!!! dance dance
Мария Костылева # 28 апреля 2017 в 13:57 +6
Ура первому рассказу!)
Местами даже прям трогательно, но, честно говоря, многое ускользнуло от моего понимания scratch Запуталась в причинно-следственных связях)) Плюс некоторые шороховатости есть (типа "фасона сапогов").
Подумаю пока smile
DaraFromChaos # 28 апреля 2017 в 14:24 +4
нееее
:(((
Тёркин # 28 апреля 2017 в 14:26 +3
Не осилил, простите. Классический лубок на корявом языке.
shelegov # 28 апреля 2017 в 15:36 +4
ужасно, извинити...
совершенно искусственный язык у персонажей. а уж "в заклёпках" просто "обнять и плакать". и да - таки лубок. cry
Александр Амдусциас # 28 апреля 2017 в 15:39 +3
Текст бы еще вычитать пару раз, а то повторов много, окончаний несогласованных...

Концовку я что-то не догнал - они же в больнице встретились, а потом раз и какая-то высота в три тыщи метров... немец сам спрыгнул или ему друг помог? про листок с тремя желаниями от каждого тоже не совсем понял... ну не понял я, простите.
Славик Слесарев # 28 апреля 2017 в 15:58 +3
Прости мой народ за всё, Степан – за концлагери, за бессмысленные убийства

- а за осмысленные убийства - вроде как и не стыдно?! Или так: "Убивать вас не было смысла, вот другое дело, если бы был, тогда, может быть, и ладно бы. А так мы маху дали."

Немецкие солдаты отличались от советских многим, и прежде всего выправкой. Если немецкие командиры были личностями участливыми, были на короткой ноге с солдатами, то советские неизменно требовали от своих солдат подвига, и никак иначе.

-рюсский командирь - есть плёхой командирь, он есть забойщик на базе скота. А рюсский сольдат - расхристанный бидло и он есть без эта... фыправка!

...- сказал на прощание Фридрих. – Эта война себя исчерпала. Она тянулась слишком долго,
- мало того, исчерпала: вы её просрали! Да, получилась не очень хорошая, недостаточно короткая война, и в этом мы полностью разделяем боль доброго душевного немца. Нам бы тоже хотелось покороче, но немного не так покороче, как ему.
А вообще, такие пафосные фразы "эта война себя исчерпала" - к лицу только всемогущим главарям мафиозных кланов или индейским вождям, которые во время их произнесения должны пронзительно смотреть вдаль и многозначительно посасывать дорогую сигару / трубку мира.

Я не позволю так с ним обращаться! – сказал Степан Васильевич командиру, имея в виду пленного немца... На немце Фридрихе был последний фасон сапогов. Он смотрел совсем уж жалостливо на Степана Васильевича, на лбу кожа у него облупилась. Под одобрительный гул пленников, Степан Васильевич развязал руки немцу.

После таких увлекательных дебатов с настоящим боевым командиром, дед Стёпа отправился бы прямиком в госпиталь или же в Сибирь - поднимать пошатнувшееся за годы войны народное хозяйство.
Впрочем, прочитав про "облупившуюся на лбу кожу", я начал в душе лелеять надежду, что немец всё-таки окажется андроидом, заброшенным из будущего. Это бы многое объяснило. Увы, нет.
Анна Орлянская # 28 апреля 2017 в 18:12 +1
- Я не позволю так с ним обращаться! – сказал Степан Васильевич командиру, имея в виду пленного немца. насколько мне известно, за неподчинение, и тем более за такое обращение к командиру, его самого могли расстрелять.

Не очень понятна привязанность Степана Васильевича к немцу. Если у них была крепкая дружба - стоило это как-то раскрыть. Нескольких фраз о первой встрече и прощания на вокзале не достаточно.

Не понятно, какие такие заслуги были у Фридриха - автор указывает, что он сделал много чего хорошего, которое однако не перевешивает того поступка с евреем. опять-таки про еврея - указывается только в конце, и не вызывает эмоций. Почему бы эту мысль не раскрыть? Мысль о его великих поступках и мысль о плохом поступке.

Про три желания - вообще не понятно. Что за желания? Остается только догадываться - может, он хотел работать врачом, может, он построил дом, посадил дерево, детей воспитал, может, хотел вновь увидеться со Степаном, может, хотел полетать с парашютом, может, не хотел вновь войны, может, хотел отдать свою жизнь во имя и т.д... Что оставить из списка?

Нелогично, когда человек говорит другу, который только-только пришел в сознание, что "мы не должны потерять друг друга", "мы горы свернем", и тут же кидается в пропасть... Странно и жестоко по отношению к другу - а может, того инсульт схватит от увиденного. Пусть бы ушел и тогда, раз уж нужно было...

Про войну ничего толком не сказано - впрочем, лично мне это и не нужно. Но мне нужна мысль - ее не увидела или не поняла.

Итак, вывод: не прочувствовалось, не поверилось.

Из плюсов: затронутые так или иначе темы можно было развернуть, например ту же мысль про еврея; идея с записками интересна; текст написан чисто.
Ольга Маргаритовна # 28 апреля 2017 в 19:29 +3
Нет. Всё написали выше.
Вячеслав Lexx Тимонин # 28 апреля 2017 в 20:06 +2
Нет
Дмитрий Липатов # 29 апреля 2017 в 11:10 +2
Задача: У Степан Василича была аритмия, а у немца Фридриха последний фасон сапогов. Внимание вопрос: если бы у Стёпы болело в другом месте, какая обувка была бы у фашиста? И главное облупилась бы у него кожа лбу? Прости, Господи!

«Тот был настоящим гигантом с ростом метра два. Вид у него был слишком уж немецкий – блондин, холщовая кожа, гладковыбритый».
Мне бы ещё полтора метра я бы так же выглядел.

«- Прости мой народ за всё, Степан – за концлагери, за бессмысленные убийства, за всё, - сказал Фридрих».
На этом месте я заплакал и простил немцам всё. Дальше читать не имеет смысла. Превосходно, автор.
(в связи я явным превосходством работы над остальными, отклик публикуется в усечённом виде)
Amateur # 30 апреля 2017 в 10:24 +3
в благопристойную одежду
.... чего?...

что-то тут не так... по-моему, всё не так)
у меня дедушка тоже был ветераном войны, авиамехаником был. его истории тоже всякие были, но чтоб так...
кароч, не зашло
Amateur # 30 апреля 2017 в 10:28 +3
стремительно потерял равновесие…
о боже! 10 из 10! rofl
Amateur # 30 апреля 2017 в 10:31 +4
Я бы с радостью полоснул бы своё горло вином вместе с тобой
вот это сверхспособности! полоснуть горло вином!
shelegov # 30 апреля 2017 в 11:57 +3
гидрообразивная резка страшная штука...
https://www.youtube.com/watch?v=e77bSQCPJiU-
Ворона # 30 апреля 2017 в 13:02 +2
вот это сверхспособности! полоснуть горло вином!
фсё бы вам, фантастам, во всё фантдопуски углядеть... sad
Мне вот это место показалось единственным, что может за юморок кагбэ проканать, ну, с натяжечкой если hoho
GuasuMorotiAnja # 30 апреля 2017 в 13:59 +4
Дочитал до этой фразы, вообразил, как кожа облупилась на лбу Фасона Сапогова и сломался. "Вот те раз, нельзя же так!" (с)

На немце Фридрихе был последний фасон сапогов. Он смотрел совсем уж жалостливо на Степана Васильевича, на лбу кожа у него облупилась.

Представим, как сие должно читаться при замене местоимений согласно правилам русского языка :

На немце Фридрихе был последний Фасон Сапогов. ОнПоследний Фасон Сапогов смотрел совсем уж жалостливо на Степана Васильевича, на лбу кожа у него Фасона Сапогова облупилась

_____

Кроме совершенно уникального языка рассказа другое провальное место - завязка.
Непонятно - с чего Фридриха собирались расстрелять (вообще-то расстрел пленных чреват трибуналом), тем более, когда боевые действия уже кончились. И солдат вермахта должны были отправлять в специальные лагеря военнопленных.
Непонятно, почему С.В. вступился за него.
Непонятно, о какой Западной Германии идет речь - в 1945 такого понятия заведомо не было.
Опять же "не богоугодное дело" - выражение крайне специфическое для бойца РККА, которое вряд ли может быть хоть какой-то мотивацией.
На ум приходит только возможность, что С.В. был убежденным баптистом - сознательно отказывающимся брать в руки оружие.
Ворона # 30 апреля 2017 в 14:33 +3
баптист, проникшийся к Облупленному Сапогу... scratch ...последнему... ох-х, да как же нелегко-то... cry
фсё. Хвостатый, этим ты меня дошиб rofl
Шушканов Павел # 3 мая 2017 в 23:54 +4
Рассказ определенно слабый. Но не безнадежный. Все с чего-то начинали)
Константин Чихунов # 4 мая 2017 в 11:05 +3
Рассказ нуждается в доработке. Для конкурсной работы слабовато.
Дмитрий Бранд # 9 мая 2017 в 18:52 +1
Неправдоподобно. Ветеран подружился с немцем и слал ему телогрейки?? Наверное всякое было в жизни, но правдоподобнее было бы, будь на месте немца поляк или болгарин или, даже, фин.
Не заметил ни подвига, ни мужества, ни отваги... Как-то сумбурно все, и главная мысль не раскрыта. Какие три вещи из списка выполнил немец и зачем они вообще здесь упомянуты? После встречи немец что, выпрыгнул из окна и разбился? ДА и наш ветеран ничем не лучше получается, сразу в обморок хлопается?
Простите, но присоединюсь к большинству и плюс не поставлю.
Анна Гале # 17 мая 2017 в 22:46 +2
Не буду повторять все, что сказано выше. Слабенько, увы.
0 # 21 мая 2017 в 07:25 +1
Оценка нейтральная.
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев