Секретарь смотрит на меня в упор, расстреливает взглядом:
- А Игорь Петрович где?
Понимаю, сейчас начнется. Такое начнется, что мало не покажется.
Говорю. Как можно спокойнее.
- Я за него.
- Да нет, я серьезно.
- Серьезно. Я за него. За Игоря Петровича.
Секретарь бледнеет.
- Я сейчас охрану позову.
Пожимаю плечами.
- Зовите. Хотите, я сам позову.
Секретарь сглатывает.
- Но… вы здесь откуда взялись?
- Я теперь за Игоря Петровича, что непонятно-то?
- А…
- Его нет. Нет. Я вместо него. Игорь Петрович завтра будет.
- А-а…
- Вот-вот. А теперь будьте добры, расскажите мне, чем Игорь Петрович занимался.
- Областью, чем…
- Какой?
- Так Свердловской.
Вздрагиваю. Заправлять целой областью мне еще не приходилось. Утешаю себя, что это только на один день, может, не случится ничего такого форсмажорного, если у них там леса не горят и плотину не прорвало…
А вот что вы будете делать, если ваша дверь закрыта?
То есть, нет, что она закрыта, это само собой, еще бы она открыта была. А вот когда вы подходите, поворачиваете ключ, и – ни в какую.
Да нет, не в квартиру дверь.
И не в дом.
А в завтра.
Да, вот и такое бывает. Иду себе в завтра, никого не трогаю, поворачиваю ключ…
И все.
Еще не понимаю, еще думаю, может, что не так, еще терзаю ключ – уже чувствую, дело дрянь.
Что скажете?
Взломщика звать?
Ну и где вы межу завтра и вчера взломщика возьмете?
То-то же.
Нигде.
Снова верчу замок, понимаю, что ключ к замку откровенно не подходит – первый раз такое вижу, чтобы ключ не подходил к собственному замку. Еще проверяю, точно ли моя дверь, да как не моя, рехнулся я, что ли, в чужие двери просачиваться…
Оборачиваюсь. Зачем-то тыкаюсь во вчерашнюю дверь, сам не знаю, зачем, если не пускают завтра, то почему бы не проломиться во вчера. Задним числом вспоминаю, что двери во вчера не открываются, двери у нас только в одну сторону…
Ну да.
А дальше нужно что-то делать. Здесь. Сейчас. И чем быстрее, тем лучше. Кто знает, сколько человек может находиться здесь, между завтра и вчера. Лихорадочно оглядываю двери, сам не понимаю, что на меня накатывает, когда тыкаю ключ во все замки – один, другой, пятый, десятый. В какой-то момент безнадежно теряю свою собственную дверь, понимаю, что это уже не имеет значения.
Ключ с легким скрипом поворачивается.
Дверь поддается.
Только сейчас спохватываюсь, что открыл чужую дверь, чужую жизнь – но это уже не имеет значения…
- А Саша где?
Молодая женщина смотрит на меня, бледнеет.
- Я за него.
- Да я серьезно спрашиваю!
- И я серьезно. Саша завтра будет. А сегодня я за него.
- Это что… розыгрыш?
- М-м-м… ну, считайте, что розыгрыш.
- Только я с вами спать не буду.
Пожимаю плечами.
- И не надо… - выхожу на кухню, смотрю на сиротливо капающий кран, рук, что ли, нет у этого Саши, кран починить…
- Счас я, омлет сготовлю… заспалась…
- Да ничего, ничего, не торопитесь… А то давайте кран поправлю.
- А вы умеете?
- Да как не уметь…
Хозяйка смотрит на меня, будто думает, а не оставить ли меня вместо Саши…
Выхожу из вчера.
Как всегда первым делом проверяю собственную дверь, может, сработает.
Нет, дверь не открывается, дверь упорно не хочет впускать меня.
Иду направо. Почему-то всегда иду направо, проверяю, в этой двери уже был, в этой тоже был, и в пятой был, и в десятой был, и в стопятисотой был, а вот здесь еще не был.
Пытаюсь повернуть ключ.
Не поворачивается.
Иду к следующей двери. К следующей. К следующей. Ничего, дело привычное, я умею выжидать, перебирать варианты…
В замке одиннадцатой двери ключ со скрипом поворачивается.
Вхожу.
Хватаю кого-то за горло, сжимаю, трясу, что есть силы.
- Деньги где?
- А?
- Деньги мои где, падла долбанная?
Человечек смотрит на меня, щуплый, тоненький, видно, ничего не понимает.
Я тоже ничего не понимаю. Отпускаю человека, смотрю, как он облизывает пересохшие губы.
Спохватываюсь.
- А то может… воды вам дать?
- Знаю я вашу воду, уксуса какого дадите…
- Да что вы…
Оглядываю видавшую виды хибарку, открываю бутыль с водой, пробую, да точно ли вода, да, вода, протягиваю незнакомцу…
- Пожалуйста.
- Издеваетесь?
Только сейчас вижу, что руки у него связаны. Вот черт…
- Это кто вас так?
- Кто-кто, дружки ваши, кто…
- Какие дружки?
- А вы сами не от Косого, что ли?
Догадываюсь.
- Сегодня я за Косого.
Пытаюсь развязать узлы, не могу, кое-как выискиваю на столе ножницы, режу путы, человек в изнеможении падает к моим ногам.
- И на том спасибо.
- Пойдемте… пойдемте… нельзя вам тут оставаться…
Кое-как вывожу человека из хибарки, кое-как усаживаю в видавший виды жигуль, кое-как выруливаю на трассу. Думаю, с какой рожей завтра придет сюда Косой, или вообще сейчас пойти полиции сдаться, порадовать Косого…
Выхожу в коридор между вчера и завтра, вижу, как прямо передо мной захлопывается моя дверь в завтра.
Нет.
Это надо рассказать пафоснее. Серьезнее. Это случилось тринадцатого апреля – событие, которое раз и навсегда перевернуло мою жизнь.
Или не так.
Я увидел его в полночь, с двенадцатого на тринадцатое апреля – еще не сразу понял, что именно вижу, когда захлопнулась дверь…
Или даже не так.
Темная рука показалась из-за двери – я даже не сразу понял, была ли это рука в перчатке или черное, кожистое, перепончатое крыло…
Нет. Все не так. Неважно. Помню, как закрывалась дверь, как я кинулся к уже закрытой двери, как дергал ручку, хорошо, ручки у нас не отрываются, как поворачивал ключ, а он не поворачивался…
- …вопросы?
- Да… - тяну руку, как в школе, - у меня вопрос… А бывает так, что идешь вот из вчера в завтра… А дверь твоя не открывается?
- Да, бывает. Это значит, вы умерли.
Холодеет спина. Чуть не ляпаю, что я не умер, как я умер, я же вот он, я же здесь же, я же живой… И вообще умирают не так, а как, а я не знаю, как, и никто не знает, потому что пока мы не умерли, мы еще не знаем, а когда узнали, как это, умирать, уже умерли, и вообще…
Сажусь, сжимаю свои запястья, черт возьми, живой я, живой, живой, быть не может, чтобы…
Вот тебе и «быть не может».
И все-таки чем дальше, тем больше понимаю – что-то здесь не так…
- А ты куда?
Лина смотрит на меня, не верит, что я уже ухожу. Я сам не верю, что уже ухожу, а так все хорошо начиналось, черт, в жизни себе не прощу, если уйду, но и если не уйду, тоже в жизни не прощу…
Признаюсь.
- Я в завтра пошел.
- Тьфу на тебя, до завтра еще полчаса.
- Мне раньше надо, - вру, - работа у меня такая, понимаешь? Секретная.
Замирает. Люди так выдрессированы, скажешь им – секретная, сразу тушуются.
Неуклюже клюю Лину в губы.
- Ну, все, увидимся.
Уже знаю, что ни фига мы с ней не увидимся.
Открываю дверь в коридор между завтра и вчера.
Жду.
Я уже знаю, он придет. Он, тот, кто забрал мою дверь. Задним числом думаю, что я буду с ним делать, когда я вообще не знаю, кто это такой, откуда, зачем, почему, может, и не человек вовсе…
Где-то бьют полночь невидимые часы.
Он появляется в конце коридора. Я еще не знаю, кто, но догадываюсь – тот самый, который…
Смотрит на меня. То есть это я так, говорю, смотрит. У него нет лица, серый туман вместо лица, серый туман, и вместо рук серый туман, и вообще…
Шагает к двери.
Кидаюсь к нему, наперерез, отталкиваю…
…когда прихожу в себя, его уже нет.
Ползу к своей двери, приподнимаюсь на руках,
- Говорите.
Смотрю на продавца. Лицо знакомое. Очень. Даже слишком.
- Э-э-э… А Бородинский хлеб есть у вас?
- Вроде была булка последняя… а нет, увели уже.
- Вот черт.
- А вы Таганайский возьмите, он похож…
Киваю.
- Что ж делать, возьму.
Вглядываюсь в лицо. Беру хлеб.
- Двадцать рублей.
- А?
- Двадцать рублей.
Черт, чуть не ушел, не заплатив. Отсчитываю пятаки.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в горло, не придушить.
Потому что этот человек – я.
Вернее, тот, который должен быть мной.
Я жду его.
Он должен появиться, когда часы начнут бить полночь.
Сжимаю в руке подвеску с полумесяцем, купил сегодня в мусульманской лавочке, старый таджик долго втолковывал, это зачем, а это для чего.
С крестом вчера ничего не получилось.
Может, с полумесяцем получится.