Демиург местного значения. Часть 1, глава 15

Глава 15

 

Чертова жара! Что, вообще, здесь за климат такой дурацкий! Неделю назад доставали дожди с их вездесущей сыростью и промозглым холодом, теперь – жара. И это притом, что уже начало осени, и мы находимся километров на триста севернее Кийграда. Кустарник, в зарослях которого мы затаились, тень давал чисто символическую. Шлем с доспехами раскалились и ощутимо припекали тело даже через поддоспешник и подшлемник.  Поддоспешник пропитался потом и неприятно лип к телу. Струйки пота из под шлема сбегали по лбу, обтекали брови, струились по щекам и капали с подбородка. Уф! Где эти чертовы румийцы! Ползут, как черепахи! Сколько можно ждать!

Наконец, уши уловили цокот копыт. Похоже, по дороге двигался румийский головной дозор. Наконец-то! Цокот становился все громче и вскоре из-за поворота дороги показался конный отряд в полсотни человек. Доспехи и вооружение у них были не типичными для румийцев. Во всяком случае, для тех, которых я до сих пор видел.

- Герулы, - прошептал, сидящий рядом Хегни. – Северное племя германцев. Конные стрелки. В рукопашной – так себе.

Я кивнул, поблагодарив за пояснение. Вооружение у этих румийских федератов, по моему разумению, относилось к легкому: безрукавные кольчуги, с поддетыми под них кожаными куртками, яйцевидные шлемы с короткой бармицей, небольшие круглые щиты, притороченные к седлам. Больше защитного вооружения не наблюдалось. Не видно было и копий. Зато к задней части седел, с обеих сторон были приторочены колчаны со стрелами, а из-за спины торчал мощный лук в налучье. На поясах висели прямые мечи средней длины.

Этим тоже было жарко. Шлемы почти у всех болтались между лопаток, держась подбородочным ремнем за шею. Видимо, в таком положении его можно было быстро водрузить на положенное место в случае опасности. Подшлемники герулы куда-то засунули, но, наверное, тоже не слишком далеко. Дозорную службу германцы несли не слишком внимательно. То ли жара тому виной, то ли слишком уверены были в отсутствии здесь какого-либо врага, а может герулы по жизни такие раздолбаи. Хотя, последнее – вряд ли: кто бы таких послал в боевое охранение. Но, факт остается фактом – нашу засаду дозор не обнаружил. Хоть и мог. По крайней мере, командир казачьего полка Хитрован уверил меня, что он бы нашу засаду просек в легкую. И птички пищат не те и не так и запах можно учуять от такой массы потеющих людей и потоптались мы в окрестностях изрядно. В общем, пока герулы не скрылись за дальней купой деревьев, обрамляющих Лешачье болото, я старался даже дышать через раз. Слава богу – таких спецов, как Хитрован среди герулов не оказалось. Теперь нужно было ждать основные силы румийцев. Какое там расстояние по их уставу между головным дозором и походной колонной. Километр? Два? Думаю, не меньше. Это значит еще минут пятнадцать-двадцать, а то и полчаса неподвижно сидеть на этой жаре. Тяжко. А, что делать – придется. Прикрыл глаза от слепящего солнца и еще раз стал прокручивать в голове события последних дней.

До места на Лютецкой дороге, предложенного Дубыней для засады, добрались неожиданно быстро. Собиралось основное войско, действительно, до полудня, но славские воины оказались легки на ногу. Потому, не сильно напрягаясь, войсковая колонна проходила тридцать пять-сорок километров в день. Играла тут роль, конечно, и хорошая дорога.

К полудню первого дня пути я, Хегни и Хитрован, с полком которого мы двигались, решили послать в дальний дозор два десятка казачков-разбойников с командиром, которого рекомендовал Хитрован, как человека умного и осторожного. Отряд должен был оторваться от нас километров на сорок-пятьдесят и, не обнаруживая себя, добраться до румийцев, которые, скорее всего, уже выступили из Лютеции. Далее, двигаясь параллельно с ними, сообщать о месте их нахождения, численности, составе и поведении.

Казачки свою задачу выполнили. Гонец от них прибыл к исходу третьего дня похода и доложил, что румийское войско, действительно, уже выступило, но движется не спеша, и добраться мы до нужного места успеем раньше, хотя, лучше, все же, поторопиться. В состав вражеского войска входят четыре легиона, четыре алы румийской тяжелой конницы, пять тысяч сарматской конницы, тоже тяжелой, пять тысяч герульских конных стрелков и пять тысяч тяжелой готской пехоты. Итого – двадцать девять тысяч пехоты и четырнадцать тысяч конницы. Что ж, могло быть хуже. Получается, в Лютеции осталось два легиона и остатки Кийградского гарнизона. 

Спросил у гонца, откуда такие точные сведения по количеству и составу. Оказалось, что ребята проявили инициативу и взяли языка. Причем, кого-то из мелкого начальства. Тот оказался человеком информированным, царство ему небесное.

Что ж, раз рекомендовано поспешить – будем спешить. Отцы-командиры донесли до личного состава, не приказ - просьбу, еще ускориться. Ускорились, хоть при наступившей жаре это было не просто. Пехота выматывалась изрядно. Но – успели. Румийцев опередили более чем на сутки.

Место для засады, действительно, оказалось очень удобным. Дорога здесь проходила по самому краю огромного болота, прозванного Лешачьим. Болото тянулось на десятки километров и производило довольно мрачное впечатление кочковатой пожелтевшей травой, темной водой окон и чахлыми кривыми соснами, редко натыканными на обозримом пространстве. Метрах в пятидесяти-ста от, заросшего кустарником и тростником берега болота, параллельно ему, тянулась гряда невысоких холмов. Сторона гряды, обращенная к болоту, в том месте, где планировалась засада, образовывала, своего рода, вал высотой метров пятьдесят-шестьдесят. Склон был крутой – враз не заберешься. Спускаться с него приходилось, сидя на заднице – просто сбежать, было невозможно. Спуститься на лошади я бы вообще не рискнул – сломаешь шею и себе и коняшке. Гребень гряды порос густым низким кустарником, в котором вполне возможно было скрыть изрядное количество народа. Вот между этой грядой и берегом болота, по узкой, от пятидесяти до ста метров, более или менее ровной полоске земли и проходила румийская дорога.

Лагерь разбили между холмов в паре километров от дороги. Перекусив, приказал замотавшемуся личному составу отдыхать, а начальство собрал на совет. Здесь разработали диспозицию предстоящего сражения. Всю пехоту и спешенную легкую кавалерию решено было поставить на гребне «вала», скрыв в кустарнике. Воинов нужно было растянуть на всю длину походной колонны румийцев, чтобы атаковать ее одновременно на всем протяжении и не дать врагам выстроиться в боевой порядок. Примерную длину колонны, благодаря нашей дальней разведке, мы знали. Спешенные казачки, по замыслу, строились за рядами пехоты и должны были поддерживать ее атаку стрельбой из луков. В этом искусстве им не было равных.

Каких-то хитроумных планов не разрабатывали. Задачей пехоты было в стремительной атаке смешать румийский строй и, не давая им сгруппироваться во что-то упорядоченное, тупо мочить. Имея небольшое численное преимущество и фактор внезапности, я оценивал наши шансы, как довольно высокие.

Кавалерией, идущей в голове и хвосте колонны, должна была заняться наша конница, разделенная примерно пополам. Отряд, атакующий хвост, решили усилить тысячей всадников, северян. В хвосте двигались пять тысяч тяжелой сарматской конницы, и об их боевых качествах все присутствующие были весьма высокого мнения. Выход конницы в голову румийской колонны предполагалось осуществить по довольно широкой лощине, рассекающей холмистую гряду. Отряду, атакующему хвост, приходилось труднее – им предстояло спускаться с гряды. Нашлось местечко на нашем правом фланге поположе и пониже, но как пройдет это десантирование на дорогу, меня здорово беспокоило. А что делать, приходилось рисковать.

Составив план предстоящего на завтра сражения, и выставив охранение, завалились спать. И проспали часов шестнадцать. Всем войском, естественно, за исключением часовых. Проснувшись, позавтракали и стали готовиться к бою. Время еще имелось – румийская колонна должна была подойти часа в три пополудни. Тоже плюс – притомятся ребята за полдня ходьбы пехом. А пока проверяли оружие, точили мечи, подгоняли доспехи. В полдень пообедали и начали строиться на гребне гряды. Выдвигались со стороны лагеря к дороге, стараясь двигаться осторожно, не ломая кустарника и не сильно приминая траву. Дошли до места, расположились, замаскировались и стали ждать. Ожидание затянулось часов до четырех – румийцы никуда не спешили. И вот, наконец, дождались.

Основная колонна появилась минут через пятнадцать после головного дозора. Первыми двигались герулы. Все пять тысяч: я посчитал, естественно, очень приблизительно. От тех, что двигались в дозоре, эти ничем не отличались. За герулами шли четыре алы тяжелой румийской конницы. Лошади у них были покрупнее герульских. Вооружение, а двигались румийцы по полной выкладке, тоже посолиднее. Стальные шлемы, в отличие от германцев, находились на своих положенных местах – головах. Глубоко сидящие, с нащечниками и мощной пластиной внизу затылочной части, защищающей шею. По бокам макушки шлема торчали небольшие трубки, в которые были вставлены пышные перья. Белые у отряда, едущего первым, черные – вторым, красные – третьим и зеленые – четвертым. Как я понял, у каждой алы – свой цвет. Грудь защищали чешуйчатые панцири с оплечьями, бедра – кожаные юбки с разрезами для удобства посадки в седло, усиленные металлическими бляшками. Юбки доходили до колена. На голенях – поножи. Под панцирями, похоже, поддеты кольчуги. Во всяком случае, руки защищали кольчужные рукава, выходившие из под нагрудника. Маленькие, круглые, металлические щиты были приторочены к передней луке седла, в правой руке длинное копье, упертое в стремя, на поясе длинный прямой меч, за седлом объемистый тюк с поклажей. Жарко, должно быть, мужикам. И, тем не менее, никаких нарушений формы одежды. Дисциплинка, однако. Это вам не германцы и не мои охламоны. Конных румийцев насчитал две тысячи с половиной. Как в аптеке.

Дальше шла пехота. Железные римские (в смысле румийские) легионы. Эти шли с непокрытыми головами. Шлемы, похожие на кавалерийские, только без плюмажа, висели на груди. Плюмажи имелись у центурионов. У них на макушках шлемов находился поперечный красный гребень. Панцири имелись трех видов. У большей части - пластинчатые кирасы с пластинчатыми же оплечьями. У других такие же, как у кавалеристов – чешуйчатые. Меньшинство, в том числе все центурионы, были облачены в кольчуги. Последние, судя по всему, были наиболее удобны и надежны, но, как и все хорошее, сложны в изготовлении и, соответственно, дороги. Кольчуги по длине достигали колена. У воинов с пластинчатыми и чешуйчатыми панцирями бедра защищали юбки из кожаных полос. У всех имелись широкие кожаные пояса, усаженные металлическими клепками. Помнится, где-то читал, что пояс легионера являлся предметом особой гордости – на него наносили знаки отличия и воинской доблести. Потому этими поясами весьма дорожили. Интересно, здесь так же? На голенях – поножи и наручь на правой руке,  ну правильно – левая-то под щитом. Сами щиты – прямоугольные, с характерным выгибом по продольной оси легионеры несли за спиной, как рюкзаки. На щитах были надеты кожаные чехлы с дыркой в середине для торчащего металлического умбона. Зачем чехлы?

Шепотом задал этот вопрос, сопящему справа Хегни.

- В такую жару – чтобы не рассыхались, в сырость – не разбухали, - предельно лаконично пояснил варанг.

Нежные какие штуковины, оказывается.

Из наступательного вооружения у легионеров наблюдался короткий меч. Знаменитый гладиус, надо полагать, и пучок копий – пилумов в кожаном чехле. Меч, почему-то, крепился справа. Подумав, сообразил, что будучи слева, мешал бы действовать щитом. Копья пехотинцы несли на правом плече. На левом несли шест с укрепленным на его конце узлом, набитым  каким-то скарбом. Некоторые тащили шанцевый инструмент: лопаты, киркомотыги и ломы. Помниться, где-то читал, что легионеры несли с собой на походе колья для ограды лагеря. Здесь ничего такого не наблюдалось. Должно быть, потому, что леса для частокола было и так в избытке. Тяжеловооруженных легионеров разбавляли легковооруженные пехотинцы. Велиты, кажется. У этих защитное вооружение состояло из кожаного нагрудника и круглого щита, несомого, так же за спиной. На поясе – меч и связка пилумов на плече, ну и тот же шест с узлом через левое плечо.

Мерный топот ног, позвякивание железа, редкие команды центурионов.  Поймал себя на ощущении нереальности происходящего. Словно я смотрю масштабный, несколько затянувшийся исторический фильм и никакого моего вмешательства в события не предусматривается. Жара, что ли виной. Тряхнул головой, глотнул из фляги теплой воды. Наваждение отступило.

Сигнал к атаке должен был подать Велимир, находящийся на нашем правом фланге, когда с ним поравняется хвост колонны пехоты. Дожидаться сарматскую конницу, шедшую в арьергарде, не предполагалось. Ее должна была нейтрализовать наша кавалерия. Левый фланг поручил Дубыне. В теории, к моменту подачи сигнала к атаке, с ним должна была поравняться голова пехотной колонны.  Для себя выбрал место в середине, поскольку основной проблемой считал легионеров и атаку на них решил возглавить лично. Сражаться решил пешим – десантироваться с гряды, где мы сейчас сидели, верхом, как я уже говорил – чистое самоубийство, да и не созрел я еще для конного боя. Почему-то искусством владения мечом и копьем на коне местные боги меня не наградили. Приходилось осваивать его, как простому смертному – потом и тренировками.

Судя по количеству прошедшей пехоты, Велимир вскоре подаст сигнал. Плеснул из фляги воды в ладонь, ополоснул лицо, огляделся. Справа, от меня находился Хегни, слева – Туробой. За правым плечом – Валька (уговорить ее, остаться в лагере, ожидаемо не получилось), за левым пристроился Хитрован. Сидели плотно, буквально, локоть к локтю – народу на гребне разместилось весьма приличное количество. Кстати, меня мои соратники тоже пытались отговорить от личного участия в сражении. С тем же результатом, что Вальку. И не то что бы я так уж рвался в бой, просто в этом мире, даже великий князь всегда дрался в первых рядах. Ну а посланцу богов, да еще с его сверхспособностями, участвовать в рукопашной сами боги велели. По моему разумению.

Сигналом к атаке служил звук рога, который должен был подхватываться всеми сигнальщиками по цепи. Напряжение росло. Всякие шевеления среди окружавшей меня плотной массы воинов прекратились. Люди подобрались, как-то напружинились и подались вперед.

Рог прозвучал, тем не менее, неожиданно. Звук оказался не слишком сильным – до правого фланга, все же было километра два. Но обострившийся слух уловил его вполне уверенно. Тем более, сигнал сразу подхватили и он раздался где-то совсем рядом, а потом покатился дальше, на левый фланг. Я с некоторым трудом – ноги подзатекли – вскочил, выхватил меч из ножен, изо всех сил завопил что-то воинственное и сиганул вниз со склона. Крик мой утонул в многоголосом реве и треске ломающегося под напором тысяч тел укрывавшего нас, кустарника.

Стремительно съехал с кручи на пятой точке – благо бронированная – поднялся на ноги и кинулся к колонне, все еще не пришедших в себя, румийцев. До тех было метров сорок-пятьдесят. Надо отдать им должное – пока преодолел это расстояние, легионеры опомнились и начали реагировать на изменившуюся ситуацию: побросали лишнюю для боя поклажу, надели шлемы, расчехлили щиты и пилумы, кто-то вытащил из ножен мечи. Передо мной, чуть правее, метрах в десяти, из смешавшей ряды колонны, выскочил на обочину дороги, судя по гребнистому шлему, центурион, выбросил в сторону левую руку и что-то проорал. Тут же слева от него начали выстраиваться в коробочку рядовые легионеры. Нельзя было им это позволить. Кинулся на слишком шустрого командира. Тот, похоже, оказался воякой опытным. Выставил щит, левая нога впереди, на задней, правой - основной вес тела, в ожидании столкновения. Меч спрятан за правый край щита.

Полетели пилумы. Пару отбил щитом, один скользнул по оплечью. Тут же, словно в ответ, на легионеров обрушился дождь стрел. Это спешенные казаки выбрались на гребень гряды и открыли стрельбу из луков. Не получить бы дружественную стрелу в спину.

Все эти события произошли, пока я бежал к слишком предприимчивому центуриону. Наконец добежал. Без затей ударил щитом в его щит, вкладывая в удар всю массу тела и доспехов, помноженную на скорость. Румиец пошатнулся, попятился на пару шагов, но на ногах устоял. Упорный. Еще и попытался достать своим гладиусом в обход моего щита в открывшуюся подмышку. И достал ведь, паразит. Благо под кирасой кольчуга: не хватило замаха ее пробить. Аккуратнее надо. А то здешние приключения закончатся раньше, чем хотелось бы. В свою очередь, попытался уколоть противника поверх верхнего края щита в горло. Тот легко отбил атаку, приподняв скутум. В следующую секунду, наконец-то догнав меня, на легионеров ударили славы. Центуриону, сцепившемуся со мной и оторвавшемуся от формирующегося с его подачи строя, кто-то из славских воинов рубанул топором поперек спины. Хрипло закричав, тот выгнулся и  начал заваливаться на спину. Ударом ноги в открывшуюся грудь ускорил процесс, перепрыгнул через упавшего и кинулся, к успевшей сформироваться стене прямоугольных щитов.

Здесь меня уже опередили – румийцев закрыли спины славов. Отрывистая команда, дружный выдох и из-за щитов ударил залп пилумов. Количество славских воинов, бегущих впереди, резко сократилось и я, довольно неожиданно, снова оказался во главе атаки. Черт! Надо успеть добраться до строя румийцев, прежде чем они сделают следующий бросок. Прибавил ходу. Успел. Удар щитом в щит легионера, стоящего в первом ряду. Этот оказался не таким устойчивым, как покойный командир – опрокинулся. Втянув голову в плечи, и мысленно перекрестившись, рванул внутрь строя, раздавая направо и налево, рубящие удары. С двух сторон ко мне пристроилось по соратнику. Скосив глаза, опознал в одном Хегни, во втором Туробоя. В составе трио дело пошло веселее – напарники прикрывали мне бока и спину, а я, используя дарованное богами фехтовальное искусство, сокращал поголовье румийцев, а главное – ломал их строй.

Легионеры держались стойко. Со всех сторон на нас троих сыпался град ударов. Причем, большая часть приходилась на меня. Отразить удавалось далеко не все: все же бой в строю, оказывается, сильно отличался от драки в одиночку, как было под Святым. Тут не попрыгаешь, да и вообще маневр сильно ограничен. Основа защиты – щит и доспехи. Парирование мечом – вообще не катит. Все это я констатировал чуть отстраненно, наблюдая за своим телом, действующим без участия разума.  Слава Богам, вложившим в меня и эти умения.

Щит и доспехи пока держались. Правда, почти пропустил укол в лицо. Хорошо успел вовремя отдернуть голову. Но порез над левой бровью, все же, заработал. Левый глаз почти сразу залило кровью, и я наполовину ослеп. Бинокулярное зрение, соответственно, пострадало, а без него картинка внешнего мира становится плоской, расстояния не определяются и правильно отреагировать на летящую в тебя острую железку становится сложно. Потому очень быстро получил добавку по кумполу, слава богу, прикрытому прочным шлемом. В голове, тем не менее, загудело, а в оставшемся зрячим правом глазу слегка потемнело. Ко всему, изначально взял слишком высокий темп и, соответственно, начало не хватать дыхалки.

Туробой просек мои трудности, плавно перетек вперед, втиснулся между мной и Хегни, беря на себя роль острия нашего треугольника. Теперь львиная доля ударов сыпалась на него, а я, находясь сбоку, сумел перевести дух и протереть залитый кровью глаз. Тут еще откуда-то сзади и слева подперли наши соратники, двое из них пробились вперед, надежно заслонив от румийцев, жаждущих выпустить на волю мои потроха.

Воспользовавшись моментом, осмотрелся. Наши, насколько смог увидеть, уверенно теснили легионеров к болоту, разорвав колонну уже в нескольких местах. Довольно непочтительно толкая посланца богов, меня обтекла основная масса атакующих и я оказался в тылу. Наклонился и, опершись руками в колени, попытался отдышаться. Когда поднял голову, рядом уже стояли Туробой и Хегни, которые, обнаружив мое исчезновение, быстренько вышли из боя.

- С вами все в порядке, господин? – заботливо поинтересовался варанг.

- Нормально, - отдуваясь, махнул я рукой.

Туробой, не удовлетворившись ответом, обошел вокруг, проверяя мою тушку на предмет лишних дырок. Потом осмотрел порез над бровью. Кивнул, соглашаясь, что действительно – все в порядке.

- Слава Богам! – облегченно вздохнул Хегни.

Потом оба они синхронно перевели взгляды куда-то мне за спину. Оглянулся. По откосу гряды, с гребня которой толпа казачков продолжала азартно пускать стрелы, съезжала на попе Валька. Облачена она была в свою вороненую кольчужку. За спиной болтался колчан со стрелами. Лук держала в руках. Доехав до низа, она вскочила на ноги и кинулась к нам. Врезалась в меня с разбегу и сразу ухватила за подбородочный ремень шлема, наклоняя и поворачивая мою голову, пытаясь рассмотреть окровавленный глаз.

- Что? Как ты? Больно? – щебетала она, ощупывая порез.

Не скрою, такая трогательная забота была приятна. Тем более, от всегда держащей дистанцию, где-то даже чопорной жрицы. Мои телохранители тактично отвернулись, переключив внимание на продолжавшуюся битву.

- Все хорошо, Валюш, - попытался ее успокоить.

Впрочем, это она уже сама поняла. Лицо ее почти мгновенно приняло обычное, немного отстраненное выражение.

- Волеслава, с твоего разрешения, господин, - ставшим опять студеным голосом, поправила меня жрица. Оставила мою покоцаную голову в покое, вытащила стрелу из колчана, наложила ее на лук и начала выцеливать жертву, среди продолжающих отбиваться румийцев.

Ну вот – опять! Чего такого сказал?! Опять назвал не тем именем. Чего из-за этого так беситься? Волеслава, тем временем, спустила тетиву и, судя по тому, как ее лицо вспыхнуло злой радостью, в кого-то попала. Кровожадная, какая девица! Впрочем, времена здесь такие. И нравы, соответствующие.

Однако хватит геройствовать, пора выяснить, как, собственно, разворачивается сражение. Для этой цели было запасено местное «ноу хау».

- Готовьте «насест»! – крикнул я, азартно стреляющим с гребня казакам и начал карабкаться вверх по откосу. Туробой с Хегни полезли следом. Оглянувшись на середине склона, увидел, что немного поотстав, к нам присоединилась и мрачная Валька.

«Насест» представлял собой три тонких бревна, соединенных друг с другом с одного конца прочным ременным канатом, продетым в высверленные в этих концах отверстия. Соединение было подвижным и бревнышки могли немного двигаться относительно друг друга. К одному из бревнышек в месте соединения, с торца крепилось легкое деревянное сиденье со спинкой. Когда несколько человек тащили за веревку, прицепленную к сиденью, все это сооружение поднималось вертикально. Благодаря подвижности соединения, из бревен выстраивали треногу и втыкали нижние заостренные концы в землю, придавая ей устойчивость. Получался этакий наблюдательный пункт, высотой метров десять. На сиденье можно было довольно удобно устроиться, забравшись туда по легкой веревочной лестнице. При некоторой сноровке, естественно. Для быстрого спуска имелся канат. Гряда и так ощутимо возвышалась над местностью, но с «насеста» картина сражения, по заверению Хитрована, будет,  как на ладони.

Я в этом убедился, когда с некоторым трудом (доспехи все же мешали) взгромоздился на сиденье. Часть румийской колонны, находящаяся прямо подо мной, та на которую я возглавил атаку, была прижата к болоту и частично загнана в него. Организованного сопротивления здесь уже не наблюдалось. Мы пожинали плоды, внезапной атаки. Легионеры бились мелкими кучками, или даже, вообще, в одиночку. Но не сдавались. То ли характер у них был такой упертый, то ли знали, что ничего хорошего в плену их не ждет. А действительно, что славы делают, обычно, с пленными румийцами? Надо будет спросить.

Примерно та же картина наблюдалась на протяжении всей средней части колонны легионеров. Осложнения нарисовались в голове и хвосте. Похоже, в хвосте произошла совсем маленькая заминка между сигналом и атакой. У румийцев, услышавших сигнал, было несколько лишних секунд для подготовки. И они их сумели использовать. В голове колонны  наши тоже, чуть промедлили – не сразу услышали сигнал.

В итоге, в хвосте колонны румийцы сумели сбить в строй около двух десятков манипул, между которыми и за которыми концентрировались велиты и пока неорганизованные легионеры. В голове колонны манипулярных «коробок» было больше и они даже сумели выстроиться в две линии – благо расстояние между грядой и берегом болота это позволяло.

Еще левее наша конница, хлынувшая из лощины, уверенно теснила герульских конных стрелков. В тылу у Герулов, правда, заканчивали выстраиваться, четыре алы тяжелой румийской конницы, и чем там все закончится, пока было неясно.  

На правом фланге, в самом хвосте румийской колонны, сцепилась наша и сарматская конница. На чьей стороне преимущество я не понял. Между сарматской конницей и хвостом колонны легионеров, славы вели бой с воинами в черных, видимо, вороненых доспехах. Готы. Догадался по описанию. Эти тоже держались весьма неплохо: уцелевшие после первого удара, сбились во что-то вроде фаланги, или швейцарской баталии не менее двадцати рядов в глубину и шириной метров в сто, ощетинились длинными копьями и уверенно отбивали все наскоки славских воинов.

Мд-а, быстрого разгрома не получилось. Да, в общем-то, я на это особо и не надеялся. Вопрос – что делать дальше? По моему скромному разумению надо было, как можно быстрее добивать расстроенную середку колонны и идти с освободившимися силами на помощь флангам и коннице. В первую очередь помощь требовалось флангу левому.

Съехал по канату на землю и скомандовал, находящемуся под насестом Хитровану, назначенному мной командующим всех казачьих формирований:

- Здесь мы разберемся. Бери своих и в голову колонны. Бейте стрелами выстроившихся румийцев и тяжелую конницу. Стрел не жалейте. Строй надо разбить.

Стрел, действительно, было запасено много. Каждый стрелок имел два колчана по полусотне стрел в каждом, и еще обозники постоянно подтаскивали запасные связки из лагеря. Хитрован кивнул, и отдал команду, тут же переданную по рядам. Казачки прекратили стрельбу, зачехлили луки и легкой рысцой потянулись на левый фланг в голову колонны.

Теперь нужно было побыстрее разобраться со средней частью. В пределах видимости уже всех румийцев загнали в болото. Травяной покров размолотили и бой шел по колено  в ржавой жиже. Оценил отсюда сверху действия своих воинов. Ребята держались хорошо. Честно говоря, думал будет хуже. Строя они, конечно, не держали, да он в данной ситуации не был и нужен. Зато дрались с полной самоотдачей, что, в какой-то степени компенсировало недостаток умения. Но, в конце концов, увязающие в болоте все глубже румийцы, поняли, что дальше отступать нельзя и сбились в полтора десятка небольших кучек, продолжающих отчаянно отбиваться. Одиночек и совсем мелкие группки, к этому времени, перебили. Пленных так и не было видно.

Дело, вопреки чаяниям, затягивалось. Легионеры залезли в болотную жижу до середины бедра. Двигаться им было тяжело, но и наши, залезшие следом в болото, оказались в той же ситуации. Обойти они румийцев  не могли – глубина болота нарастала очень быстро, да и подустали, похоже, ребята, сбавили напор. Надо было как-то ускорять развязку.

Опять съехал с гребня вниз. Бегом, перепрыгивая через трупы, пересек дорогу, добрался до болота. Под ногами зачавкала рыжая жижа. Туробой и Хегни молча, пристроились по бокам. Сзади пыхтела Валька. Добрался до ближайшего очага сражения. Здесь пара сотен увязших легионеров отбивались от четырех-пяти сотен славских воинов. Последние, так же основательно увязнув, окружили румийцев полукольцом. Между противоборствующими сторонами оставался промежуток свободного пространства метра в три. Румийцы, все же, сумели сбить щиты. Видимо, и это, так же, ослабило натиск славов. Попытки атаковать были какими-то неуверенными. Они увязали в болоте и не могли толком разогнаться, чтобы ударом щита о щит столкнуть легионеров с занятой позиции и разбить строй. Румийцы ловко кололи из-за щитов своими короткими мечами, давящих на них славов, и те, потеряв с десяток человек, не выдерживали и откатывались на исходную позицию. Враги, при этом, потерь почти не несли.

Славы перемешались: мечники, копейщики атаковали разрозненно, беспорядочно и бестолково. Решение созрело быстро. Может я военный гений? Хотя, вроде бы все вполне очевидно – я обратил внимание, что румийские копейщики практически все потеряли свои копья. Добрался до задних рядов, месящих грязь воинов и рявкнул:

- Все, кто с копьями и рогатинами! Ко мне!

Хегни продублировал команду. Несколько голосов подхватили, и из топчущейся толпы, начали проталкиваться воины с названным вооружением.

Приказал им строиться в четыре ряда. Минут через пять получил этакую минифалангу длиной метров в пятьдесят из двух с лишним сотен копейщиков. В первые два ряда поставил воинов с рогатинами – рогатины короче копий, в задние – с копьями, рассчитывая, что два задних ряда дотянуться до врага и из глубины строя. Некоторый опыт большинство славов имело – тренировки под Кийградом прошли не зря, потому  быстро просекли мой замысел.

Чуть не сорвав голос, заставил попятиться и отступить мечников, все еще пытавшихся разбить строй румийцев. Как только те, недовольно ворча, расступились, вперед на увязших легионеров двинулась стена копейщиков.

Вообще, здешние румийцы копейный бой, как таковой, в сражениях применяли, как-то ограниченно. Это мне объяснили местные учителя военного дела. Не помню, так ли было с нашими римлянами, но, вроде бы так же. Строилась манипула следующим образом: первый ряд, вообще, копий не имел, только мечи. У второго и третьего ряда копья имелись. Причем, у третьего копья были длиннее, чтобы и со своего места доставать до врага. Так вот, если местные легионеры сталкивались с копейным строем, вроде фаланги, они сближались на уверенный бросок метательного копья и делали несколько залпов пилумами. Как правило, передние ряды противника приходили в расстройство. Пользуясь этим, румийцы стремительным броском сокращали дистанцию до сверхмалой.  Длинные копья противника становились, при этом, практически, бесполезными. Легионеры же, уперев свои щиты в щиты противников, сноровисто кололи тех своими короткими мечами, постоянно напирая и не давая разорвать дистанцию. Следующие два ряда с копьями, по мере сил, помогали бойцам из первого ряда. При гибели, или ранении впередистоящего соратника, легионер из второго ряда бросал копье под ноги, вынимал меч, выдвигался в первый ряд и действовал, как мечник. Брошенное копье подбирал воин из четвертого ряда, ставшего третьим, и действовал, как копейщик. Сложно? Наверное, но у румийцев получалось.

Ну и, естественно,  копейщики активно использовались при атаках вражеской кавалерии. В этом случае копьями вооружались первые две шеренги воинов и по два воина на флангах в каждом ряду, на случай, если конница проникнет между манипулами и нападет с боков. При фронтальной атаке первая шеренга становилась на колено, утыкая древки копий в землю и направляя острия в сторону атакующих. Вторая шеренга оставалась стоять, но с копьями производила точно такие же манипуляции. В итоге всадников встречала смертоносная изгородь, пробить которую тяжелой кавалерии, если и удавалось, то ценой больших потерь и потери скорости и пробивной мощи. А потерявшую скорость конницу, румийцы довольно уверенно разили своими гладиусами (в основном лошадей), закрываясь от рубящих ударов сверху, щитами.

Сейчас пилумов у румийцев не было. Быстро и одновременно броситься вперед, сидя почти по пояс в болоте, они не могли, так что все преимущества были на стороне копейщиков. Сблизившись с легионерами до полутора-двух метров, они заработали копьями. Все четыре ряда – благо длина древков это позволяла. В итоге против одного румийца, стоящего в первом ряду, действовали четверо копейщиков из всей глубины строя. Те из легионеров, кто пытался рвануться вперед, неизбежно открывались и хоть одно копье, да находило цель. Кто-то пытался рубить древки, но для хорошего замаха, способного перерубить толстое, выдержанное дерево, опять нужно было приоткрыться. Последствия этого для таких вот дровосеков, так же были печальными. Ушедших вглухую защиту, пытающихся укрыться за щитами, копья тоже, рано или поздно, доставали.

Не выдержав, передние ряды румийцев подались назад. Задние, не удержав массы отступающих, попятились еще на несколько метров вглубь болота, в итоге, погрузившись в ржавую жижу по грудь. Нормально действовать щитами они уже не могли и стали гибнуть один за другим. Пытаясь уйти от гибельных стальных наконечников, румийцы продолжали пятиться, и через пару минут основная их масса погрузилась в болото почти по горло. Теперь щитами действовать стало совсем  невозможно, и, ставших  практически беззащитными легионеров, перекололи буквально в минуту. Посетившую, было, меня идею, предложить румийцам сдаться, я реализовать не успел. Да, подозреваю, и не смог бы. Сами они о пощаде так и не попросили. Ни один.

Копейщики выбрались на сушу и восторженно заорали. К ним присоединились отдышавшиеся мечники. Ну, правильно – победили непобедимых румийцев. Только рановато радоваться. Даже здесь, в середине колонны, где дела идут, в общем, неплохо, еще далеко не все закончилось. Справа и слева от нас разворачивались два минисражения точно по тому же сценарию: отступившие в болото легионеры, сумели сомкнуть ряды и успешно отбивали все наскоки славов. И, главное, никому из командиров не приходило в голову применить только что использованную мной тактику. А ведь, среди сражающихся, наверняка были и сотники, и даже тысяцкие, которые должны были быть вполне себе опытными вояками. Выяснил, у продолжающих восторженно орать воинов, кто у них командир. Из толпы выбрались трое сотников. Выбрал двоих, показавшихся более сообразительными. Спросил:

- Поняли, что делать?

Оба синхронно кивнули.

- Действуйте моим именем. Ты – направо, ты – налево.

Сотники разбежались в указанные стороны. Так, что дальше? Повернулся, к стоящему рядом, варангу.

- Хегни, тебе придется двигать направо, к хвосту колонны. Бери с собой вот этих, - кивнул на торжествующих славов. - И помогаешь добивать по дороге остатки румийцев. Освободившихся воинов забираешь с собой. Потом с ними атакуешь румийцев на правом фланге: они сумели выстроиться в манипулы. И там еще готская пехота. С ней тоже справиться не могут. В общем, дальше действуй по обстановке.

Варанг попытался заартачиться – мол, не может меня оставить без охраны. Я рявкнул, обрывая все возражения. Потом уже более мягко пояснил, что со мной остается Туробой и остатки ближней дружины, участвующей в победоносной схватке. Кстати, надо их отсортировать из общей кучи, пока Хегни не увел ее с собой.

Наконец, варанг нехотя согласился. Выкрикнул команду, и вскоре ближняя дружина собралась рядом с нами. Из пятидесяти двух человек осталось сорок четыре. Хегни провел с ними кратенький инструктаж. Потом, перекрикивая все еще радостно галдящую толпу, в двух словах объяснил задачу и побежал направо, к ближней группе сражающихся. Притихшие воины, порысили за ним.

Я, Туробой, Валька и сорок четыре воина, двинули налево. В хвост к нам пристроился десяток, приданных мне Хитрованом, казаков, несущих «насест».  

Схватка, первая, до которой мы добрались, уже заканчивалась в нашу пользу – посланный сотник воспользовался, подсказанной мной тактикой. Через пару минут измазанные в грязи и крови, но жутко довольные воины выбрались из болота. Времени на торжество им не дал. Быстренько привел в чувство, построил и уже во главе пяти сотен побежал дальше.

Километр до головы колонны мы преодолели примерно за полчаса, добивая оставшиеся разрозненные очаги сопротивления. Периодически навстречу попадались конные герулы, удиравшие в одиночку и небольшими группами. С ними разбирались быстро, принимая на копья. Благо деваться всадникам было некуда – бегущие со мной воины, перегородили все пространство между грядой и берегом болота. К этому моменту под моей командой находилось около четырех тысяч славов, воодушевленных победой над непобедимыми румийцами.

В сотне метров от сражения, развернувшегося на левом фланге, приказал командирам остановить и построить воинов в боевой порядок. Казаков попросил установить «насест» - отсюда, с дороги, сложившуюся ситуацию видно было плохо, а лезть на гребень долго и командовать оттуда неудобно. Трехногий наблюдательный пункт поставили быстро. Забравшись наверх, обозрел открывшуюся панораму.

Ситуация оказалась не так плоха, как я боялся. Герулов наша конница смяла и обратила в бегство. При этом они расстроили ряды построившейся за ними тяжелой румийской кавалерии и сейчас славские всадники рассекли ее в нескольких местах и теснили, на отбивающуюся от нашей, румийскую пехоту. С этой самой пехотой дело обстояло гораздо хуже. Румийцы сумели выстроить коробки семнадцати манипул. Семь в первой линии, шесть во второй и четыре в третьей. В третьей линии в настоящий момент формировалась еще одна. Центральные манипулы были развернуты фронтом к холмам, откуда продолжали атаку наши, правый фланг развернулся к своей  отступающей коннице и ощетинился копьями, готовясь отразить конницу нашу. Левый фланг повернулся фронтом к нам, вновь прибывшим.  

Так, двести человек в манипуле, пусть чуть меньше – потери, все же легионеры несли. Умножаем на семнадцать, вернее уже на восемнадцать – последняя манипула почти построилась. Итого – три тысячи шестьсот тяжелой пехоты. Между прямоугольниками манипул, построившихся в классическом шахматном порядке, организованно перемещались несколько отрядов велитов. Навскидку под тысячу человек. Еще, за последней третьей линией, у самого края болота кучковались герульские всадники, те, у которых хватило ума не удирать, сломя голову, напарываясь по пути на наши копья. Этих я насчитал около двух сотен. Полоска земли между холмами и болотом в этом месте расширялась почти до трехсот метров, так, что места хватало всем.

Атаковало голову колонны два пехотных полка из бывших крестьян и полк варангов. Изначально тринадцать тысяч. Какие-то потери наши, естественно, понесли. Присмотрелся. Трупов на поле боя было накидано изрядно. Хоть по ним и успели хорошо потоптаться, наши от легионеров заметно отличались – доспехами, а главное, шлемами. Мертвых румийцев валялось, вроде бы, больше. Все же и здесь урожай жизней, благодаря внезапному нападению, славы собрали изрядный.

В атаке славской и варангской пехоты, к моменту нашего прибытия, наметилась пауза. Загнанные в угол легионеры, отбивались яростно и наши, не выдержав резни грудь в грудь, отхлынули, оставив между собой и противником участок нейтральной земли, заваленной трупами, шириной метров двадцать. Сразу отправил посыльных к их начальству, для согласования действий.

Два казачьих полка, один из которых сюда послал я, скопившись на гребне, засыпали стрелами, отступающую румийскую кавалерию. Доставалось от них всадникам крепко – обращенные к стреляющим казакам спинами, они буквально, пачками валились с седел. Лошадям приходилось еще хуже – ржание раненых животных заглушало все остальные звуки битвы.

Тем временем, пришедшие со мной воины, выстроились в боевой порядок. Под рукой у меня оказался полк городского ополчения. В основном. Можно сказать, повезло – и вооружены довольно качественно и подготовка на высоте. Хегни, ушедшему на правый фланг, соответственно, достался, в основном, крестьянский полк. В городском полку в строю осталось тысячи четыре, из изначальных четырех с половиной тысяч человек. Тоже неплохо. Потери, можно сказать, минимальные. Построились «стеной» - четыреста человек по фронту, десять рядов в глубину. Перегородили всю ширину участка от гряды холмов до берега болота. В четыре первых ряда тысяцкие поставили воинов, вооруженных копьями – вполне логично, после таких успешных действий за последний час. Правда здесь на суше они вряд ли покажут себя столь же эффективно. Но ничего лучшего у нас против румийцев все равно нет.

Обратил внимание, что около меня, в опасной близости начали посвистывать стрелы. Румийские велиты, по отзывам специалистов, лучники никакие. Скорее, это герулы достать пытаются. Вон несколько группок подъехали к задним рядам обращенных к нам манипул. Точно, они - луки натягивают. Один из герулов оказался особо метким – стрела со звоном отскочила от кирасы. Не пробила – далековато. Однако могут в лицо угодить, или в сочленение доспехов. Надо слезать с «насеста» - слишком заманчивую мишень я из себя представляю. Придется, видно, все же перебраться на гребень гряды. К казачкам поближе. Не так удобно, но словить стрелу в тушку не хочется категорически. Исцеляйся потом, если раньше не помрешь. Кстати, по поводу исцеления. Порез над бровью опять начал кровить – напрягся, когда лез наверх. Попробовать полечиться, так сказать, в полевых условиях. Я уже говорил, что для этого надо войти в определенное состояние? Не скажу, что это в полном смысле медитация,  но определенного сосредоточения процесс требует. Здесь наверху сосредоточиться не получилось – отвлекали все чаще летящие стрелы. Съехал по канату вниз. Здесь меня подхватил Туробой и погрозил пальцем. Понятно – ругается, что так долго сидел под герульскими стрелами.

- Прости, так нужно было, - покаянно развел руками.

Неудачная попытка излечения беспокоила. Похлопал телохранителя по плечу, отошел в сторонку и, упершись головой в одну их опор своего наблюдательного пункта, снова попытался ввести себя в нужное состояние. Опять мимо. Стресс, что ли виноват? Будем считать, что так. Ладно, после разберемся. А теперь двигаем на гряду.

Добрались до гребня гряды быстро – почти бежали. Я, Туробой, Волеслава и ближняя дружина. Здесь к нам присоединился Хитрован.

- Что будем с этим делать, Посланник? – встретил он меня вопросом и кивнул в сторону румийцев.

- Разберемся, - буркнул в ответ.

Найдя местечко повыше, присел на подходящий камень и приготовился наблюдать за дальнейшим развитием событий. Командовать атаку не спешил: имелась надежда на то, что отступающая румийская конница смешает строй своей пехоты и наши конники прорвутся в глубину вражеского боевого порядка.

Увы! Когда наши додавили румийских всадников до передних манипул, задние развернули лошадей и галопом ринулись в промежутки между манипулами, в глубину румийского строя. Минуту спустя за ними последовала остальная масса румийской кавалерии. Манипулы второй линии, не дожидаясь, когда проскачут последние всадники, двинулись в промежутки между манипулами первой линии, встречая нашу конницу, кинувшуюся следом, сплошной стеной щитов, с торчащими из-за них копьями. Толком не разогнавшаяся конная лава, разбилась об эту стену и отхлынула.

В течение следующих двух-трех минут румийцы произвели молниеносное перестроение. В центре и на своем левом фланге манипулы из задних рядов произвели ту же эволюцию, что и на фланге правом – переместились в первый ряд и, выстроившись в одну линию. В середине образовавшегося п-образного строя осталось три манипулы (видимо подвижный резерв), тысяча велитов, сотен пять уцелевших всадников-румийцев и две сотни герулов. Образовавшееся каре чуть попятилось, так, что ножки буквы «П» уперлись в берег болота и застыло. Проделано все это было поразительно четко и слаженно.

- Теперь взять их будет не просто, - прокомментировал Хитрован.

- Догадываюсь, - мрачно пробурчал я. – А чего твои стрелять прекратили? Стрел не хватает?

Казачки, действительно, опустили луки, должно быть, завороженные мастерскими строевыми эволюциями румийцев.

- Куда стрелять? Командуй, - пожал плечами атаман казачьего войска.

Действительно, куда? Конница и легковооруженные велиты упятились к самому болоту и стрельба по ним с расстояние триста метров, даже из мощных казачьих луков, будет малоэффективной. Остается строй легионеров. Наша отступившая конница, кстати, уже начала обстрел со своего фланга. Славский всадник – воин универсальный: имея довольно тяжелое вооружение, он, ко всему, еще и конный стрелок. Причем, стрелок весьма неплохой – видел их упражнения под Кийградом. Луки, по качеству ничем не уступающие казачьим, они всегда возят с собой, притороченными к левой задней луке седла, колчаны – к задней правой. Сейчас, образовав гигантскую, двигающуюся не спеша, карусель славы засыпали стрелами правый румийский фланг.

Ну, что ж, поможем нашей кавалерии.

- Бей одним полком по правому флангу - в спины, а вторым – по центру, - приказал, ожидающему моего решения, Хитровану.

Тот кивнул и направился к своим людям. Через минуту казачьи полки возобновили стрельбу, исходя из моих целеуказаний.

Следующие десять минут правый фланг и центр румийского каре подвергался массированному обстрелу нашей конницей и казачьими полками. Сокрушительного эффекта не наблюдалось. Румийцы плотно сомкнули края щитов. Первые шеренги легионеров опустились на колено, полностью за ними укрывшись. Вторые шеренги поставили нижние края своих щитов на верхние края щитов рядов первых и немного наклонили их на себя. Третьи и последующие шеренги подняли скутумы над головами, образовав над строем, своего рода, крышу. Задние шеренги правого фланга, получавшие от казаков стрелы в спину, развернулись на сто восемьдесят градусов и построили ту же защиту, что и их соратники, стоящие в первых рядах. Если обстрел и наносил румийцам какие-то потери, то они, судя по всему, были не слишком значительными.

Прошло еще минут десять. Складывалось впечатление, что обстрел легионеров не слишком-то и беспокоит.

- Становится скучновато, - пробормотал я себе под нос фразу капитана Смоллета из любимого мультика «Остров сокровищ». Помните, когда они обороняются от пиратов в форте.

Еще десять минут обстрела – тот же результат. Этак стрел не напасешься, подумал я, посматривая на снующих между лагерем и стреляющими казаками, обозных мужиков, подносящих связки запасных стрел. Неужто придется атаковать в лоб эту живую крепость. Представив, каких потерь это будет стоить, поежился. Ладно, подождем, пока стрелы не кончатся.

Черт, еще не понятно, как там дела в хвосте колонны! А ведь там тяжелая сарматская конница. У наших, конечно численное преимущество, но кто знает. Посмотрел в ту сторону. Отсюда ничего толком было не рассмотреть. Приказал снова поставить насест. Забрался. Глянул. И чуть не загремел вниз. В нашу сторону двигалась плохо организованная колонна странного состава. Впереди рысила славская конница, за ней славская же пехота. Ну, это понятно. Но за нашей пехотой двигались готы, в своих вороненых доспехах, а за готами конные сарматы. Замыкали колонну опять славские всадники. Так, а что с румийцами? Протер глаза, присмотрелся. На месте боя навалены трупы, между которыми бродили одинокие фигурки. Похоже, кирдык румийцам. Получается, готы и сарматы перешли на нашу сторону? Другого объяснения, открывшейся картине, я не находил.

Так и оказалось. Впереди подошедшей колонны гарцевали Велимир, Хегни, уже успевший раздобыть где-то коня, и еще с десяток воинов из свиты Великого князя. Я съехал на заднице со склона им навстречу. Туробой и Волеслава, как две тени последовали за мной. Распираемый гордостью Велимир, спешился, кивнул на приближающихся готов и сарматов, и произнес:

- Принимай пополнение, Посланник. Теперь эти будут биться на нашей стороне. Удалось уговорить. Они недолго и упирались. Хотя, мы, надо сказать, были очень убедительны.

- Хорошая работа, Великий князь, - одобрительно хлопнул по плечу Велимира. – Что с румийцами?

Князь и Хегни, перебивая друг друга, поведали, что произошло в хвосте румийской колонны. После первого сокрушающего (со слов Велимира) удара готы и легионеры были прижаты к болоту, но успели построиться. Этот момент я видел, обозревая с «насеста» ход битвы в первый раз. Однако вскоре сарматы, пятящиеся под натиском нашей конницы, расстроили боевое построение готов. Вот тут готы, видя бессмысленность сопротивления, и сдались, опустив наконечники копий на землю. Есть у них такой обычай. Велимир, к счастью, этот знак понял и приказал остановить, начавшуюся было, резню. Заодно с готами сдались и остатки сарматской конницы.

Румийцы, к тому моменту отрезанные от своих федератов и занятые построением оборонительных порядков, всего этого не видели и у Великого князя мгновенно возник план. Найдя командира готов, он объяснил ему, что нужно сделать. Тот оказался человеком понятливым, опять же, нужно было доказать новым союзникам свою лояльность. Готы снова сплотили ряды, издали боевой клич и двинулись на соединение с румийцами сквозь, разделяющую их толпу славов. Те, повинуясь командам сотников, которых успели ввести в курс дела, отхлынули к гряде холмов. Румийцев не смутил такой легкий прорыв к ним союзников, и они разорвали строй, пропуская в середину фалангу готов. Вот тут и пошла потеха! Готы ударили изнутри, наши снаружи, потом в разрывы врубилась конница. И сарматская в том числе…. В общем, с румийцами, потерявшими строй, покончили достаточно быстро. Молодцы! Особенно Велимир. Я зауважал его еще больше – так быстро сориентироваться!

Еще раз от души поздравил Великого князя с победой и озабоченно оглянулся, на продолжающее несокрушимо стоять, румийское каре. Может и здесь попробовать тот же фокус. Да нет, они же видели, что готы и сарматы явились сюда в составе нашей колонны и все поняли. Ладно.

Я приказал, чтобы пехота строилась в боевые порядки, а вновь прибывшая славская конница занялась обстрелом левого фланга румийского каре – пусть и тем не скучно будет. Потом все вместе забрались на гребень и устроились, на облюбованной мной, возвышенности. Минут пять наблюдали за сыплющимся на легионеров дождем стрел. Потом Велимир почесал бороду, крякнул и констатировал:

- Да, не берет!

Все присутствующие, молча, согласились, глубокомысленно кивнув. Я в том числе.

- Что будем делать? – это опять Велимир.

Идей ни у кого, похоже, не было. Опять воцарилось молчание. Хеканье стрелков, щелканье тетив, шелест летящих стрел, все это слилось в своеобразную мелодию. Так бы слушал и слушал. Опять посетило ощущение, что все происходящее не реально: кино, сон, или горячечный бред воспаленного мозга. Фу ты, черт! Тряхнул головой, возвращаясь в реальность. Так, а стрелы, похоже, подходят к концу. Конный отряд на нашем левом фланге, прекратил стрельбу и начал выстраиваться тремя клиньями, готовясь к атаке. Этими командовал Дубыня. Решительный, однако, мужик. Срочно отправил к нему посыльного, чтобы не гнал коней – ждал распоряжений. Обозные мужики подтаскивали казакам последние связки стрел. Всадники на нашем правом фланге, пока стреляли. Ну, правильно – они занялись этим делом самыми последними.

Через десяток минут стрелы закончились и у них. По рядам легионеров, словно прошел вздох облегчения. Пропела труба, и румийцы взяли щиты в обычное положение. В следующую минуту, к поблескивающим сталью рядам, побежали велиты, которые протискивались между легионерами, подбирали раненых и тащили их в центр каре. Задетые стрелами полегче,  выбирались из строя самостоятельно и ковыляли к берегу болота. Раненых было не так уж мало. А ведь есть еще убитые, лежащие внутри строя под ногами живых. Или их тоже вытащили. Отличить мертвых от живых на таком расстоянии было невозможно. Толк от обстрела, все же, имелся. Находили стрелы в этой стене щели.

После выноса раненых шеренги легионеров пришли в движение, уплотнившись и немного попятившись к болоту. Ножки буквы «П» стали короче, а перекладинка – уже. Через пару минут строй опять застыл в какой-то механической неподвижности. Все же придется атаковать. Ох, как не хочется! Внизу у подошвы гребня возникло движение. Глянул туда. Вверх по склону карабкалась группа из десятка человек. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это Ратослав – командир Новуградского полка и Атли – командир полка варангов. Оба с небольшим сопровождением. Подойдя к нам, вся группа опустилась на колено. Сделал знак подняться и вопросительно глянул, сначала на одного, потом на другого.

- Позволь сказать, Посланник, - начал Ратослав.

- Говори, говори, - поторопил я.

- Мои люди хотят первыми пойти в атаку на румийцев. Там, - он кивнул в сторону уничтоженного хвоста колонны, - мы и размяться, толком не успели.

- Достойное желание, - кивнул в ответ. – Ты и твои люди возглавят атаку левого фланга румийского каре. Ступай. Строй людей.

Командир новуградцев степенно кивнул и двинулся к откосу.

- Я с такой же просьбой, - выступил вперед Атли. – Прости, но твои славы во время боя только мешались под ногами, не давая развернуться моим воинам.

Я хмыкнул – от скромности варангам, похоже, смерть не грозит. Потом важно произнес:

- Ты и твои люди атакуют правый фланг.

Атли поклонился, прижав руку к груди, и почти бегом двинулся к своему отряду.

Вскоре внизу среди нашего войска началось движение. Выстроившиеся стеной городские ополченцы, которых сюда привел я, немного попятились, пропуская впереди себя полк новуградцев. Те построились тремя отрядами в виде клиньев, обращенных острыми углами в сторону румийского каре. Справа от каре, потеснив конницу Дубыни, строились варанги. Точно таким же образом. Только «клина»  было два. Такого типа построения пехоты я здесь пока не видел. Поинтересовался, у стоящего рядом Хегни.

- Так строятся варанги. Для атаки. С незапамятных времен. Некоторые соседи переняли у нас такой строй. В том числе новуградцы. На острие клина всегда находится сильнейший воин. Два, тоже сильных воина, по бокам и чуть сзади, прикрывают его, их бока прикрывают следующие из клина. Сразу за центральным воином стоит такой же сильный боец, на случай, если первого убьют. Тогда он встает на его место. Такие клинья очень хороши против плотного строя пехоты.

- Понятно, - кивнул я и снова перевел взгляд на поле битвы.

Два, изрядно потрепанных крестьянских полка, атаковавшие румийцев с фронта, перестроились и тоже были готовы к бою. Получалось, в первой волне атаки, даже с учетом потерь, количество наших воинов составит тысяч пятнадцать-шестнадцать. Еще тысяч одиннадцать-двенадцать во втором эшелоне. Плюс три тысячи казаков, плюс кавалерия. И это против пяти с небольшим тысяч румийцев! Шансов у них, видимо, нет, и они сами это понимают. Вот, только в какую цену нам обойдется эта победа? А если предложить им капитуляцию?

Поделился этой идеей с Хегни. Тот с сомнением покачал головой.

- Не слышал, чтобы румийцы когда-либо сдавались. Пленных в бою, да – брали, но, чтобы вот так, целым подразделением, готовым к бою…

- И, все же, попробуем. Как можно вызвать на переговоры их командира?

- Белый флаг, - опять пожал плечами варанг.

И тут же обеспокоенно спросил:

- Надеюсь, ты не собираешься сам с ними разговаривать?

- Только сам. Ну, еще тебя возьму и Туробоя.

- Тогда ладно, - успокоено кивнул варанг.

Нашли белую тряпку, водрузили ее на древко и отправили к румийскому каре бойца из ближней дружины. Тот вышел на нейтральную пятидесятиметровую полосу перед фронтом каре. Минут пять разговора, и дружинник развернулся обратно. Мы втроем, к этому времени, уже спустились с гребня, прошли через промежуток между двумя крестьянскими полками и остановились на уровне их первой шеренги. Наш парламентер легкой рысью приблизился и сообщил:

- Их командир согласен говорить. Прямо здесь.

Он ткнул пальцем в середину ничейного пространства. Я глянул на своих спутников. Ну, что, пошли? Туробой и Хегни позаимствовали у стоявших рядом воинов по щиту. Я двинулся налегке. Преодолели половину расстояния до румийского строя и остановились, ожидая противную сторону.

До легионеров было метров двадцать с небольшим и их стало можно рассмотреть поподробнее. Румийские воины поставили щиты на землю. Их серые от пыли, в потеках пота лица, выражали усталое любопытство. Приветственно помахал им рукой. К любопытству на лицах легионеров добавилась толика недоумения. Ну да, наверное, этот мой жест в данной ситуации немного неуместен.

Один из рядов румийских воинов синхронно сделал шаг назад и вправо. В образовавшемся коридоре показалось три человека. Офицеры, судя по богатым, золоченым доспехам и пышному красному плюмажу на шлемах. Четким, почти строевым шагом они приблизились и остановились в метре напротив нас.

Вперед выступил командир. Суровый мужчина лет сорока. Этакий типичный римский патриций. Довольно высокий, повыше меня. Сухощавого телосложения, но крепкий и жилистый. Смугловатое, гладко выбритое лицо, тонкий с горбинкой нос, тонкие, крепко сжатые губы, волевой подбородок с ямочкой, впалые щеки, выраженные носогубные складки. Можно сказать, красив суровой мужской красотой с южноевропейским уклоном. Лицо выражало скуку с налетом презрения. Двое его спутников оказались заметно моложе – лет двадцать пять, плюс-минус пара лет. Щитов при них не было, только гладиусы. Причем прицепленные к левому боку. Ну, правильно – начальство - щиты не носят. Эти встали по бокам своего патрона и чуть позади, расставив ноги и заложив руки за спину. Лица так же выражали скуку и презрение. Вот юберменши чертовы.

- Кто ты и о чем хочешь говорить? – разжав губы, процедил главный.

- Хотелось бы вначале услышать твое имя, - добавив в голос надменности, ответствовал я. Таких на место надо ставить сразу. Проверено.

Похоже, румиец слегка удивился такой наглости. Потом усмехнулся и, с издевкой в голосе,  представился:

- Гай Луций Флавий, легат «восьмого молниеносного».

Надо же, имена у них, действительно, земные латинские. Может они сюда перебрались из моего мира? Но причем тут какая-то катастрофа, от которой они бежали? На Земле во времена Римской Империи ничего такого, вроде, не было. Какой-то еще один параллельный мир, третий по счету, еще более похожий на мой? Видимо, так.

- Остатков «восьмого молниеносного», - поправил этого достойного представителя народа, повелевающего местным миром. – От которого вскоре, вообще, останется только название. 

Гай Луций дернул углом рта. И ответил:

- Ты вызвал меня на переговоры только за тем, чтобы сообщить это? Если боги отвернулись от нас, мы сумеем умереть с честью, как подобает румийским воинам.

С чувством сказал. Так сказал, что я поверил – умрут с честью. И еще утащат за собой кучу наших воинов. А вот этого не хотелось бы. Помолчали. Потом румиец спросил:

- Так все же, с кем я говорю?

- С Посланником Богов, - скромно так, представился я.

В глазах легата загорелся интерес. Нехороший, надо сказать интерес.

- Тот самый? – уточнил он.

- А что, они здесь стадами пасутся? – добавил в голос раздражения.

- Ну да, действительно, а какой же еще, - констатировал румиец и, вроде бы случайно, поправил меч.

- Не советую, - предостерег я. – Убить меня не просто. Опять же – мы парламентеры, а румийцы люди чести. Так, кажется?

- Это так…. – разочарованно обронил Гай Луций.

Воцарилось недолгое молчание. За это время легат взял себя в руки, видимо, отказавшись от попытки меня убить. Лицо его вновь стало бесстрастным. Он снова заговорил. На этот раз презрения в голосе румийца не было слышно. Только легкий сарказм.

- Так что же Посланник Богов хочет от нас, смертных?

- Хочет прекратить кровопролитие и предложить вам почетную капитуляцию.

- Почетную? – сарказма в голосе моего собеседника прибавилось. – И в чем будет заключаться почет?

Я, как-то, сразу понял, что дальнейший разговор бесполезен, но по инерции продолжал говорить.

- Вам оставят знамена. Командному составу – личное оружие. На все время войны вы и ваши люди разместятся в глубине славской земли и будут снабжаться всем необходимым. После нашей победы всех отпустят восвояси.

- Вашей победы? Ты бредишь, Посланник. Эта ваша случайная победа, одержанная нечестно, исподтишка, ничего не значит. Не смотря на твое возможное отношение к богам, ты, похоже, не представляешь мощь Империи. Вы будете раздавлены. Рано, или поздно. И никакие боги тебе здесь не помогут.

Легат даже слегка зарумянился в процессе своей эмоциональной речи. Сделав небольшую передышку, он продолжил:

- Я сделаю тебе встречное предложение. Эту битву мы, конечно, проиграли. Но теперь, когда мы готовы к последней для нас схватке, за каждую свою жизнь мои воины возьмут по три жизни твоих воинов. И, если ты хочешь избежать этих потерь пропусти нас обратно в Лютецию. И дай слово, что не нападешь во время марша. Почему-то я верю, что ты сдержишь слово. - Румиец криво усмехнулся. - Что скажешь на это?

- Ну да, в Лютеции, обороняясь за стенами, твои люди точно возьмут по три жизни моих воинов каждый. А может и больше. Потому, или вы сейчас отправитесь, сложив оружие, в почетный плен, или все останетесь здесь, в виде трупов.

- Не договорились, - опять усмехнулся Гай Луций. Но мне показалось, что в глубине глаз его мелькнула смертная тоска. – Прощай, Посланник. Встретимся в Ирии.

Легат повернулся кругом, четко, через левое плечо и зашагал к строю легионеров. Два, сопровождающих его офицера, двинулись следом. Румийские воины опять сдвоили ряды, пропуская командира, затем сомкнулись. М-да, не вышло. Хегни дернул меня за кольчужный рукав.

- Нам пора, господин.

Да, действительно – пора. Не стоит искушать румийцев своей персоной в такой доступной близости. Мы развернулись и, стараясь не спешить, направились к своим.

Добравшись до гребня откоса, еще на подходе, махнул Велимиру, окруженному свитой и командирами подразделений, подтянувшимися к нашему НП.

- Командуй атаку, Великий князь!

Взревела сигнальная труба, и масса войск внизу пришла в движение. К этому времени я занял удобное для наблюдения место. Командиры полков разбежались по своим подразделениям и рядом со мной остались Велимир со свитой, Хитрован, ну и, естественно, троица в лице Хегни, Туробоя и Вальки. Сзади толпились воины ближней дружины. Велимир, тоже, испросив разрешения, убыл на правый фланг, чтобы возглавить находящиеся там войска.

Низменность, по которой шла дорога, оказалась сыроватой, поросшей сочной высокой травой. Траву, конечно, вытоптали, но пыли, сражающиеся, не поднимали. Потому панорама битвы просматривалась, как на ладони.

Два крестьянских полка, стоящих против фронта румийского каре, издали воинственный вопль, бегом преодолели полсотни метров, отделяющие их от врагов, и с грохотом врезались в строй легионеров. Клинья варангов и новуградцев на румийских флангах, начали разбег. Перед самым каре скорость достигла максимума. Мощные воины, находящиеся на острие клиньев своими щитами ударили в щиты, противостоящих им в первых рядах легионеров, вкладывая в удар всю свою массу, помноженную на массу, давящих им в спину соратников. К счастью, метательные копья у легионеров кончились, и сбить напор атаки им было нечем. Румийцы встретили удар, уплотнив ряды, уперевшись щитами в спины впереди стоящих. Удар клиньев был страшен. Грохот, лязг металла, предсмертный вой. По-моему, воины, находящиеся в месте первого столкновения погибли мгновенно. И наши и румийские. Строй легионеров в местах удара клиньев прогнулся – все же глубина строя в клиньях была больше, соответственно, больше была и масса наших воинов, давящих на румийцев. Но те удержались. Отступив на несколько шагов, они спрямили строй и заработали своими короткими мечами.

В общем, клинья увязли. Они продолжали давить, румийцы гибли под их мечами, но гибли и наши. Острые углы клиньев, словно затупились,  размазались по строю легионеров. Похоже, самых крутых бойцов румийцам удалось выбить. Атака с фронта развивалась еще менее успешно. Два крестьянских полка, понесшие ощутимые потери в предыдущей стычке, похоже, психологически надломились. Получив жесткий отпор, они отхлынули назад, разорвав дистанцию между собой и противником до десяти метров. Ряды их расстроились. Если бы румийцы сейчас предприняли контратаку, наши, пожалуй, дрогнули бы и побежали. Сотники и тысяцкие пытались привести воинов в чувство и выровнять ряды. Получалось, пока, плохо.

Командир одного из полков, приведенных Велимиром, находящийся пока в резерве, вдруг решил проявить инициативу и начал движение, пытаясь обойти каре болотом. Хотел остановить эту авантюру, но потом подумалось, а вдруг получится? Не получилось. С трудом передвигающихся в вязкой жиже славов, прямо в болоте встретила тяжелая румийская кавалерия, которую поддержали стрелами герулы. Наши брели, погрузившись до пояса, лошадям же ржавая грязь не доходила и до брюха. Потому передвигались они в болоте довольно свободно и всадники буквально вырубали нашу, расстроившую боевые порядки, пехоту. Славы не выдержали и побежали, пытаясь выбраться на берег. Бежать получалось плохо – увязали. Румийская кавалерия тоже повернула направо, к берегу, настигала бегущих, и рубила, рубила… Спас остатки разбитого полка конный полк, тоже, стоящий в резерве. Командир молодец – сориентировался. Загнал своих людей в болото и ударил, увлекшимся преследованием румийцам, в левый фланг. Наших было намного больше, и они легко их смяли. Враги развернули коней и попытались добраться до берега, отгороженного румийским каре. Удалось это не более чем сотне. Наша конница попыталась на плечах отступающих ворваться в середину легионного строя, но на берегу их уже ждала стена воинов из трех резервных манипул.  Они, сдвоив ряды, пропустили своих всадников, а затем встретили наших в копья. Славы несли потери, но не отступали, продолжая давить на железный строй. Опять над полем битвы, заглушая грохот, крики и лязг, разнеслось ржание и визг, смертельно раненых коней.

Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Наши давили, румийцы стояли. Стояли непоколебимо. Во всяком случае, отсюда, с гребня, так казалось. И что делать? Вводить в бой резерв? Ему просто некуда ударить – бой шел по всему периметру каре, новые отряды будут просто топтаться за спинами, уже сражающихся подразделений. Попробовать спровоцировать легионеров нарушить строй? Ложным отступлением, например. Только, вот, такой сложный маневр готовится заранее, причем, тщательно. А почему отступление обязательно должно быть ложным? Крестьянские полки, отогнанные румийцами, командиры кое-как привели в порядок, но на следующую атаку, пока, не решались. А что, если…. Ну, да – если сейчас их, деморализованных неудачами, опять погнать вперед на строй легионеров, то они неизбежно снова отступят. А если кто-то в их рядах поднимет панику, то и побегут. Бегущий противник – большой соблазн. Может, румийцы не удержатся? Значит, надо заслать в ряды атакующих паникеров. Ну, это просто.

Выбрал, из толпящейся за спиной ближней дружины, десяток воинов, показавшихся наиболее сообразительными, и объяснил задачу. Те понятливо кивнули и, съехав вниз по склону, побежали, к переминающимся в нерешительности, полкам. Я повернулся к Хитровану.

- Как, твоим ребятам не хочется размяться?

- Еще бы не хотелось! Стрелы истратили. Застоялись уже.

Быстренько объяснил атаману диспозицию.

- Все понял, - кивнул Хитрован и бегом бросился к своим людям, на ходу раздавая приказы.

К этому времени, к двум казачьим полкам, находящимся на гребне, уже присоединился третий, действовавший до того в хвосте колонны. Казаки разобрали, сложенные в кучи щиты, сложили на их место колчаны с луками и, разделившись на две, примерно равные группы, посыпались вниз. Там они обогнули крестьянские полки и начали выстраиваться справа и слева от них, на некотором удалении. Увидев, что казаки заняли свои места, я отправил посыльного к командирам с приказом начинать атаку.

Через пару минут крестьянские полки двинулись вперед. Без всякого энтузиазма. Ну, в данном случае, этого и не требовалось. Короткое столкновение и славы опять отхлынули. Панических криков в шуме сражения я не услышал, но, видимо, таковые имели место быть, поскольку относительно организованное подразделение вдруг расстроило ряды, и народ в нем заметался. Некоторые покинули строй и побежали. И тут румийцы не выдержали – все же они были людьми, а не неодушевленными механизмами. Они ударили, по  заколебавшемуся противнику. Правда, даже здесь у них был сплошной «ordnung und disziplin». Вперед бросились три манипулы из шести, обороняющих фронт легионного каре. Через одну, согласно римско-румийской тактике. Эффект удара этих манипул по колеблющемуся славскому строю был сокрушительным – началось повальное бегство. Легионеры начали преследование, разя славов в незащищенные спины. Вот здесь их, до того безукоризненный строй, начал рассыпаться. А иначе, бегущего в беспорядке противника, преследовать, в принципе, невозможно.

Отступающие славы добежали до откоса, на гребне которого мы стояли и, не решившись карабкаться на него, порскнули, кто вправо, кто влево. На этом румийцы решили прекратить преследование и начали сбиваться в коробки манипул. Вот тут-то им во фланг и ударили спешенные казачьи полки. Бились они безо всякого строя, исключительно на индивидуальном мастерстве. Румийцы до казачьей атаки выстроиться толком не успели, а теперь те им этого старались не позволить. Имея подавляющее численное преимущество, они отрезали три, покинувшие румийский строй, манипулы и прижали их к откосу. Правда, при этом казачки неосторожно повернулись тылом к легионному каре. Этим не преминули воспользоваться, оставшиеся три, стоящие во фронте каре, манипулы. Сомкнувшись в сплошную фалангу, они  совершили стремительный бросок и ударили казакам в спину. Но казачки это не крестьянская пехота: задние ряды развернулись и достойно встретили, атакующих румийцев. Кстати, эти степные разбойники не взяли в сражение сабель и дрались длиннющими кинжалами, очень похожими на кавказские кинжалы из моего мира. Против румийских гладиусов в тесном бою – самое то.

Все эти события происходили, практически, прямо под нами, у подножия гребня, с которого мы наблюдали за ходом битвы. В настоящее время расстроенные манипулы, покинувшие каре первыми, были обращены к нам тылом. Что ж, грех не воспользоваться моментом. У меня под рукой все еще находилось человек тридцать ближней дружины, плюс Хегни, Туробой, ну и сам я, без ложной скромности, боец не из последних. Вот только, что медлят Велимир с Дубыней – сейчас коннице самое время ударить во фланг и тыл, атаковавшим казаков легионерам. Что, отправлять к ним посыльных с соответствующим приказом? Но нет, князь и воевода свое дело знают. Два конных полка, по одному с каждого фланга начали разворачиваться для атаки. Надо поторопиться - отвлечь румийцев от готовящихся к удару конников. Подхватил, лежащий в общей куче щит, и, не давая Хегни опомниться и начать отговаривать меня, прыгнул вниз, командуя уже на лету:

- Все за мной!

Прижатые к откосу румийцы, успели среагировать. Задние развернулись к нам и закрылись щитами. Подъезжая на заднице к подошве откоса, вскочил на ноги и, выставив щит, со всего разгона врезался в толпу легионеров. Опрокинул первого, ткнул острием меча в лицо второго. Третий встретил жестко, встречным ударом щита в щит, затормозив мое продвижение в толпе врагов. Но тут до румийцев добрались воины ближней дружины, ну и, естественно, Хегни с Туробоем. Последние тут же пристроились справа и слева, прикрывая мне бока. Остановивший меня легионер, оказался тертым калачом. Зацепив умбоном правый край моего щита, и сбив его влево, он хитро над верхним краем своего щита попытался уколоть меня, в открывшееся горло. С трудом отбил выпад крестовиной меча и тут же провел контратаку, рубанув противника в открывшийся левый бок. Чешуйчатый панцирь не пробил, но удар, судя по всему, оказался весьма болезненным. Румиец дернул щит влево, рефлекторно пытаясь прикрыть пострадавший бок и открывая правую сторону груди. Я тут же нанес ему диагональный рубящий удар между правым плечом и шеей. Легионер глухо вскрикнул и завалился навзничь. Следующего противника убили в спину казаки, громящие румийцев с фронта. Глянул вправо, влево – больше в поле зрения живых противников не наблюдалось, сплошь казаки и мои дружинники. Видимо, наш удар стал той последней соломинкой, сломавшей хребет верблюда. С этими тремя манипулами было покончено. Оставались еще три, атаковавшие казаков, и в тыл которым сейчас должны были ударить всадники Дубыни и Велимира. Попытался, было, протиснуться вперед, но меня притормозил Хегни, ухватив за рукав и сказав:

- Хватит на сегодня испытывать судьбу, господин. Теперь справятся и без тебя.

В другой рукав вцепился Туробой, давая понять, что целиком поддерживает мнение варанга.

- Они правы, посланник.

Это уже голос Волеславы, раздавшийся откуда-то из-за спины. Чертова девка все же полезла вместе с нами в гущу схватки. Обернулся посмотреть, как у нее дела. Слава богам - вроде цела.

Впереди справа и слева нарастал грохот копыт – пошла в атаку наша конница. Отсюда снизу разглядеть, что либо, было сложно, лезть опять на гребень гряды не хотелось. Решил забраться вверх метров на семь. Там из склона выпирала известняковая глыба, на которой вполне могли устроиться несколько человек. Залезли туда вчетвером. Бойцы ближней дружины остались внизу.

К этому времени, три оставшихся манипулы почти добили – удара в тыл тяжелой конницы румийцы отразить не смогли. Большая часть всадников развернула коней и, переходя на галоп, устремились, в оставшуюся открытой, середину каре. Легионеры пытались загнуть фланги и прикрыть брешь в построении. Однако атакующие новуградцы и варанги усилили напор и румийцы не успели. Кавалерия ворвалась в центр вражеского строя и, разделившись, ударила по флангам и трем резервным манипулам, отбивающим атаку со стороны болота. Ожидаемой паники и неразберихи не произошло: прямоугольники манипул, за исключением двух ближних, слишком растянувших свой строй, в стремлении закрыть брешь в построении, как-то укоротились и покрылись с боков и сверху панцирем щитов. Вот она – знаменитая римская, в смысле, румийская «черепаха». Целых шесть штук. Две растянувшиеся манипулы, не сумевшие совершить спасительную метаморфозу, наши раскололи на части и, сейчас, добивали. Так же,  добивали велитов и остатки румийской и герульской конницы.

А вот «черепахи» устояли. Этакие прямоугольные острова в бушующем море, перемешавшейся в боевом угаре, варанго-славской пехоты и конницы. Конницу, которая не могла разогнаться для хорошего таранного удара, легионеры отбивали просунутыми между щитов, копьями. Наскоки пехоты встречали убийственными ударами гладиусов. Отбив первый самый страшный натиск, «черепахи» начали двигаться, убивая, опрокидывая и давя наших воинов. Оба бывших фланга сблизились друг с другом и прямоугольники, превратившихся в черепах манипул, выстроились в линию. Длинными сторонами почти вплотную друг к другу. С интервалом метров в пять. Все славы, оказавшиеся в этих промежутках, были переколоты в минуту. Потом «черепаший строй» медленно двинулся вдоль дороги. В сторону Лютеции.

Да что же такое творится! Какие-то роботы не убиваемые! Терминаторы! Черт бы их взял! Меня переполняло чувство почти мистического ужаса и восхищения при виде того, что творили эти ребята. Разбитые, обреченные, они выполняли свой долг, как они его понимали, до конца.  «Черепахи» двигались вперед. Не быстро, но и не замедляясь. Этакие танки античности. И, казалось, нет такой силы, которая могла бы их остановить. Но, нет – нашлась такая. Постепенно вокруг двигающихся манипул концентрировались новуградские и варангские воины. Они не кидались бестолково на клинки и копья румийцев, они выжидали, как охотящийся хищник, выбирающий момент для смертельного прыжка. И вот, момент настал: охотники, издав оглушительный рев, кинулись на румийцев. Идущие в передних рядах были облачены в прочные доспехи и вооружены тяжелыми боевыми топорами. Они мощными ударами крушили щиты, перерубали копья, добирались до скрывающихся за щитами легионеров, прорубая доспехи, раскалывая шлемы. Самые отчаянные, карабкались по плечам своих соратников, перепрыгивали на «крышу» «черепах» и отчаянно рубили ее. Легионеры размыкали щиты, и храбрецы проваливались внутрь под удары гладиусов, но, судя по образующимся провалам в крыше, успевали убить или искалечить двух-трех, а иногда и больше, легионеров. Прорех и дыр в «черепахах» становилось все больше, они расширялись, а потом от «черепах» начали откалываться целые куски, быстро исчезающие в бушующем море, окружающего их, славского войска. Манипулы раскалывались и таяли, как льдины под жарким солнцем. Их огрызки начали смыкаться, соединяясь друг с другом, слившись вскоре, в общую кучу. Именно кучу, строем это назвать уже было нельзя – неправильный, быстро уменьшающийся круг с легионным орлом и пучком, колеблющихся манипулярных знамен в центре. Пять-семь  минут и круг сжался метров до десяти в диаметре. Наши подступили вплотную к знаменам. Их древки, с прикрепленными в верхней части манипулярными значками, наклонялись и падали одно за другим. Вскоре от румийцев остался совсем жалкий островок с одиноким орлом на древке. Миг и волны славов затопили его. Орел наклонился, выпрямился, еще раз наклонился, почти упал, но снова выпрямился. Потом, наклонился и рухнул окончательно. Все. Кончено. Alles gemacht.   

Секунду спустя, над полем боя разнесся рев ликования десятков тысяч глоток. Победа! Великая победа! Но мне, почему-то было не радостно. Вспомнилась тоска, мелькнувшая в глазах румийского легата, усталые, запыленные лица легионеров, рассматривающие меня во время переговоров, их несгибаемая храбрость и воля к победе до самого конца…

Расстегнул подбородочный ремень, снял шлем и отдал его Туробою, стянул с головы подшлемник, взъерошил, слипшиеся от пота волосы. Втянул носом воздух. Легкий ветерок доносил с поля битвы тошнотворный запах крови и вывороченных внутренностей.

- Что-то не так, господин? - не заметив на моем лице радости от одержанной победы, поинтересовался Хегни.

Глянул на него, Туробоя, оглянулся через правое плечо на Вальку. Все они с легкой тревогой смотрели на меня. Через силу улыбнулся.

- Все в порядке. Я бы даже сказал, все замечательно. Но надо позаботиться о раненых. Хегни, распорядись. Пусть собирают и несут вот сюда, - ткнул пальцем вниз, на свободный от трупов участок рядом с откосом. – В первую очередь тяжелых.

Варанг кивнул и приготовился съехать вниз.

- Да, - остановил я его, - пусть не добивают раненых румийцев. Тоже несут сюда. После всех наших, естественно.

Хегни еще раз кивнул и поехал по склону.

- Зачем лечить румийцев?

Это уже Валька. Голос звенит от злости. Ишь, кровожадная какая девица.

- Исключительно из гуманизма, - был мой ответ.

- Гуманизм – это какой-то бог Ирия? Не знаю такого, - Волеслава наморщила лобик, видимо, честно пытаясь вспомнить имя незнакомого бога.

- Именно. В ваших краях он малоизвестен, но, тем не менее, в Ирии весьма уважаем и влиятелен. И он не любит, когда добивают раненых. Даже врагов.

- Странный бог, - в голосе жрицы слышалось плохо скрытое недоверие, но в открытую выразить сомнение в словах признанного Посланца Богов, она не решилась.

Ликование войска продолжалось минут десять. Потом командиры, озадаченные Хегни, начали действовать, приводя в чувство воинов и отдавая соответствующие приказы. Я спустился вниз и приказал дружинникам подтаскивать ко мне раненых, лежащих поблизости. Сам уселся на валяющийся рядом булыжник и, уткнув лицо в ладони, попытался сосредоточиться на предстоящем лечении. Валька и Туробой встали позади меня.

Наконец почувствовал, что можно попробовать провести первый сеанс. Поднял голову. Дружинники за это время успели подтащить с полсотни раненых. Десятка полтора сумели добрести самостоятельно. Попробовал – получилось. Слава богам. Исцеленные, кто мог, сами покидали место лечения, кто не мог (после тяжелых ран требовалось восстановление, истраченных на лечение резервов организма), тех укладывали у откоса воины моей ближней дружины. Раненых все подтаскивали. Я исцелял. Заодно выяснялись мои возможности в этом вопросе. Поправлялись болящие, находящиеся от меня в радиусе метров пятнадцати, не дальше. Где-то минут через сорок стало ясно, что и по количеству сеансов есть ограничения. К этому времени вызывать радужный поток стало почти невозможно – в глазах темнело, в затылке стучало, конечности дрожали. В общем, я был на грани обморока, если не чего-нибудь похуже, вроде инсульта. Пришлось сделать перерыв. Но раненые все прибывали. Их стоны и крики буквально корежили психику. И, потому, как только почувствовал некоторое облегчение, опять принялся за лечение. Отдыха хватило еще на три партии раненых. Потом опять приплохело. Пришлось снова делать перерыв. Раненых подтаскивали. Опять приступил к излечению. Так, балансируя на грани обморока, проработал часов пять. Наконец, раненые закончились. Уже в сумерки. В последней партии находились, выжившие румийцы. Человек семьдесят. Не много, надо сказать. Их лечил, буквально, на последнем издыхании. Потом, повиснув на Туробое, добрел до участка с чистой травой, рухнул навзничь и провалился в сон.

Проснулся рано – только-только начинало светать. Жрать хотелось неимоверно. Туробой сидел неподалеку у тлеющего костра – стерег мой сон. Увидев, что я зашевелился, вскочил, подхватил греющийся у углей котелок с кашей и сунул мне в руки. Достав из сапога, протянул ложку. Каша была щедро заправлена мясом и показалась неимоверно вкусной. Проглотил ее в один присест. Запил родниковой водой из фляги, протянутой все тем же Туробоем. Уф! Хорошо! Чувствовал себя, не смотря на тяжелый вчерашний день, вполне бодро. Огляделся. О, вот и Валька появилась - куда же без нее. Ладно – хоть есть, кого расспросить, чем вчерашний день закончился.

- Раненые, кто дождался твоей помощи, все живы, - пожав плечами, начала отвечать на заданный вопрос Волеслава. – Их почти десять тысяч было. Убитых наших больше семи. Войско ушло в лагерь, отдыхает. Мужики из обоза собирают трофеи и роют могилы.

Валька замолчала, решив, что исчерпывающе ответила на мой вопрос. Спартанка, блин.

- Велимир, Дубыня живы?

- Да, слава Богам.

- Что с румийскими пленными?

- Живы. Под надежной охраной, - опять пожала плечами моя неразговорчивая собеседница. Не выспалась, что ли?

- Да, - видимо, только что вспомнила Валька, - один из них хотел тебя видеть.

- Кто именно?

- Тот, с которым ты разговаривал. 

Легат Гай Луций!? Жив, оказывается! Надо пойти поговорить с человеком.

- Где пленные? Проводишь?

- Пойдем.

Жрица повернулась и зашагала вдоль откоса. Я поспешил следом. За мной, моя вторая тень – Туробой. Пленные легионеры находились неподалеку, метрах в ста. Почти все спали, восстанавливая силы после излечения ран. Здоровые в плен не сдавались. Об этом поведал, один из охранявших румийцев, воинов. Несколько человек сидели, положив головы на руки, покоящиеся на подтянутых к груди, коленях. Один из сидящих поднял голову, всмотрелся в меня, узнал, с трудом поднялся на ноги и направился к нам. Охранник угрожающе опустил копье. Я успокаивающе  похлопал его по плечу. Румиец подошел.

- Здравствуй, Посланец Богов, - голос его был слабым и потухшим. Да и сам он выглядел как-то потерянно. Тогда на переговорах, за какой-то час до своей предполагаемой гибели, он смотрелся не в пример уверенней и импозантней. Сейчас румийский командир был в одной тунике, изрядно запачканной засохшей кровью.

- Здравствуй, легат Гай Луций. Рад видеть тебя живым.

- Не могу сказать того же, - криво усмехнулся румиец, на мгновение став похожим на себя прежнего.

- Зачем ты спас меня и моих людей? – спросил он после короткого молчания.

- Уважаю достойных противников. А ты мне просто понравился. Скажем так.

- Странно. Ты, действительно, не из нашего мира. Неужели и, правда, из Ирия? Тогда для Румийской империи настали тяжелые времена.

Я скромно поклонился.

- Ну, хорошо, что ты хочешь сделать с моими людьми? Как обычно поступают твои соплеменники – принести в жертву Богу Войны? – задал следующий вопрос легат.

Вот, оказывается, как поступают славы с пленными. Не мудрено, что румийцы дрались до последнего.

- Нет. Этому обычаю положен конец. Ведь теперь у славов есть другой бог – живой, которого можно потрогать. И он крайне отрицательно относится к человеческим жертвам.

Я усмехнулся. Румиец же посмотрел на меня вполне серьезно.

- И что же все-таки с моими людьми?

- Их отправят в Кийград и там продержат до конца войны. Ну и поработать придется, чтобы не зря хлеб есть.

Помолчали. Потом я спросил:

- А твоя судьба тебя не интересует?

- Моя? – искренне удивился Гай Луций. – Моя – нет. Моя судьба мне известна.

- Тебя в жертву тоже никто не принесет, - успокоил его.

- Тем хуже, - непонятно усмехнулся мой собеседник. – Кстати, ты обещал сохранить начальствующему составу личное оружие.

- Ну, речь тогда шла о капитуляции. Сейчас ситуация, согласись, другая.

По лицу легата пробежала тень разочарования.

- Но, если ты пообещаешь не пытаться нанести вред моим людям, я прикажу вернуть тебе меч.

- Обещаю, - ни секунды не колеблясь, ответил румиец.

- Хорошо.

Я подозвал одного из воинов и приказал ему принести меч из кучи трофейного оружия, собранного обозниками. Тот обернулся быстро. Гладиус оказался простым солдатским, но, зато с ножнами и перевязью. Легат принял его, как величайшую ценность.

- Благодарю, - только и сказал он.

- Не за что.

Я вздохнул, развернулся и зашагал к месту нашей временной стоянки. Когда мы уже подходили к подернутым пеплом углям костра, позади, в месте размещения румийских пленников возникло какое-то оживление.

- Схожу, узнаю, в чем дело, - вызвалась Волеслава.

Я кивнул. Через пять минут Валька вернулась.

- Румийский легат бросился на меч, - сообщила она.

Нельзя сказать, что новость была неожиданной – не совсем же дебил, понимал для чего румийцу гладиус, но стало грустно. Может, не стоило давать оружие? Да нет, Гай Луций нашел бы другой способ свести счеты с жизнью. А так, умер, как воин – от меча. Кажется, у римлян такой способ самоубийства считался даже почетным, как сеппука у самураев…