Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 25

02.25

Существование тени суть баланс захватывания и усвоения относительно объёма захваченного. Нарушается баланс, тень распадается или претерпевает пропорциональное видоизменение.
Увеличение обеих позиций, слишком быстро хватает, слишком много, как правило, приводит к распаду. Голод, медлительность – к трансформации.
Рассогласованность между позициями порождает более интересные варианты.
Когда скорость тени велика, а потенциальной добычи, упавших людей, остатков других теней, чудовищ мало, её скорость возрастает ещё и это приводит к гибели. Не из-за голода, что практически невероятно, а из-за того, что разбивается о Свободные Впечатления, игнорируя потоки течений, режется и разбивается. Виновен перепад. Есть множество медлительных теней, жадности не познавших, осторожных.
Если же такая туповатая тень попадает в ситуацию, где много еды, получается именно деградация к состоянию придонного монстра или сразу Падающего Факела.
Объективности ради следует отметить, что «много еды», касательно Великого Моря, всегда лежит в промежутке именуемом «лютый, постоянный голод».


А вот как меняется устройство чудовища, если говорить о присущих тенях, то есть о чудовище с Огненным Кругом...
Предположим, а оно и зримо чаще всего так, что хватательная часть – периферия со щупальцами. Что она может расти.
Вспомним, что усваивающая – Огненный Круг. И он расти не может, он такой, какой есть, да ещё и порядком подостывший.
Наступает момент, когда щупальца, хватив нечто снаружи, обратно уже сгибаются, не дотягиваются! Если понимать Огненный Круг как рот, то они еду в рот не могут положить!
Таково упрощённое объяснение. На самом деле монстр уже не туповат на этой стадии, а почти бессознателен, на элементарную трансформацию хватательных частей, увеличение их не способен. И он, оно – лежит на дне. Хватающее, но голодное. Ядовитое. Опасное. Его щупальца красивы, как всё функциональное, и дико страшны. Актиньи дёсны. Хризантемы. Над подобной штукой и завис некогда Халиль.
Ещё бывают змеи. Актиньи шипастые, стреляющие. Бабочки, о коей разновидности и пойдёт речь.


Будь то змея, ёж, хризантема с пустым, светящимся центром, – правильнее герберой или подсолнухом назвать, но формой лепестков: хризантема. Общее у них – неспособность собраться. Коснуться своего центра. Огненный Круг продолжает тихо поддерживать до предела замедлившуюся жизнь. Снаружи он ничего не получает, кроме Свободных Впечатлений, ненароком сложившихся в крошечный связный отрывок, и ставших таким образом доступными усвоению. Благодаря ловле их немного утоляется голод.
Дольше прочих живут монстры не придонные, а зависшие в толще воды, на ветвях мёртвых лесов. Ведь ставшее связным Впечатление стремится всплыть на поверхность Великого Моря, чтобы собраться заново в настоящих облаках, хранилищах былого. Всплывая, они случайно достаются монстру, при движении снизу вверх. Придонным актиньям, плотно лежащим на грунте, совсем ничего такого не достаётся. Зато, пока способны сожрать, они лучше стреляют, намного дальше, дилемма.


Существа примитивные, именно тени, а не чудовища, устроены на стадии деградации принципиально так же как Чудовища Моря, но не завязаны на Огненный Круг. Сама их внутренняя организация должна стискивать, сокращаться и тем усваивать захваченное.
Лепестки, щупальца не дотягиваются внутрь, змея не может свернуться в клубок. Она и прежде не заглатывала, а стискивала, выдавливая сок из жертвы, и впитывая его, теперь кольца крепче, но шире. В такую змею можно попасть как в железный капкан навсегда, но в итоге как блюдо достаться не ей, а пронырливой стае ро или демону, проплывавшему мимо.
Бой-кобры напоминает, да. Карат Биг-Фазан, как неморской демон мечтал, помнил, ужасаясь себе, изводясь вожделением и виной.
Бабочки, о которых речь, постепенно теряют способность плотно сложить крылья. А им надо сложить, чтобы жертву, кусок тени, глоток связного Впечатления стиснуть.


Большинство совсем деградировавших теней мелки, но некоторые огромны, как мутные области, как раскинутые сети. Их используют чудовища, сохранившее рассудок в качестве сетей, отнимают запутавшееся. Порой наоборот самого монстра подкармливают.
В такое, когда оно в полной силе, не в деградации, упадёшь в желудок сразу, попрощаешься с жизнью! А если оно не в форме уже... Глянь, побарахтался, и выплыл, или вытащили тебя.
На малявку наступил, тридакна, к примеру, сомкнулась на стопе, ужас, не поминайте лихом! А ей, бедняге, не откусить, деградировавшая тридакна. Стряхнул и дальше пошёл по дну, хотя лучше – поплыл над ним. На йоту, но безопаснее.
Неприятно, что любое из этих приключений оставит в теле яд. Хоть некоторым наоборот – приятно! Жить не могут без. И «лёд» добывают, «слизь, сопли», ага, яд для ценителей. Несмертельный.


Великое Море – ненастоящее море, полно особенностей, отличий.
Например, обитатели его сильно зависят от течений, но мало – от глубин. Компрессии, декомпрессии противостоит структура монстра, если озаботился ею, течения агрессивны для всех без исключения, даже толстошкурых тварей. Тени и чудовища, которые на поверхность не поднимаются, имеют охотничьи приспособления легко достигающие её.
Отсюда вывод: если где Великое Море более-менее безопасно, это на мелководьях. По крайней мере, снизу шипом никто не пульнёт. Но не на берегу! На берег слишком многие тени и чудовища ориентированы, по берегу вкусные люди ходят! А по мелководью нет, и некоторые демоны человекообразные устраивают в камнях себе тайники.


Бабочки...
Форма этого типа монстров...
Ну, во-первых, они, конечно, не бабочки. Сходству сильно мешает размер и тот факт, что тела нет, крылья они складывают как в одну, так и в другую сторону...
Казалось бы, мелочь. Но эта мелочь переводит тень в совсем другой класс. Тридакна элементарная по определению с конкретной стороны раскрывается и захлопывается. Способность делать это с противоположных сторон всё равно, что способность выворачиваться наизнанку, восстанавливаясь сразу и полностью. Какие бы причудливые формы не обретала тень, шкура её остаётся шкурой, требуха – требухой. Бабочки-кардиналы исключение.


Во-вторых, они красивы как бабочки. Эффектны, порой гипнотически эффектны.
Великое Море изобретательно и наделено хорошим вкусом, ибо – оно экспериментирует вслепую. Без права на ошибку. Играет на выбывание. Не может позволить себе халтуру, только прямое попадание, только высший класс.
Бабочки не сверхъестественны, но велики, два, четыре человеческих роста. Их «крылья» порхают, складываясь поочерёдно с противоположных сторон. Закрепи их мысленно в одной точке, и станет видно, что бабочка по классификации – тридакна. Но те – донные, эти в толще водной порхают и на ветвях сторожат.
Между крыльями нет тельца, но может быть голова. Если бабочка – монстр, промеж крыльев виднеется светящаяся пустота неотчётливого Огненного Круга. Если бабочка – тень, между крыльев мутная пустота, как штриховка натянутых «струн».
Они издают при полёте тревожный и зовущий, ни на что в мире не похожий свист, той же цели служащий, что и привлекательный окрас. Концентрация горячих цветов в бабочках моря достигла рекордной густоты среди не дроидорукотворных объектов. В большинстве своём они бархатно-синие, чёрные, фиолетовые с пятнами, лучащимися мнимым теплом, оранжевыми пятнами «павлиньих» глаз.


Когда загнанная или неосмотрительная жертва оказывается вплотную, бабочка складывает крылья, расплющивает и так пожирает.
Деградирующая бабочка до конца плотно крылья сложить не может. Между ними остаётся промежуток. Она пробует заново, не отпускает. То с одной стороны сблизит крылья до острого угла, то с другой. Не получается. Угол остаётся. И он называется – ад. Он называется – будка. Самый быстрый и наиболее жёсткий способ сделать Морскую Собаку, заменив рассудок на пару рефлексов. Так Котиничка и делала себе Морских Собак, галло Великого Моря.
Суть метода понятна и непосвящённому.
«Кардинал» – название часто использующейся тени. От слова «кардинально». Ради того кардинала выбирают, что порхать не умеет, где посадили, там и сидит. Срывается – крайним усилием, разве, голос Тропа заслышав.
А посадили его вблизи подводного ключа Чистой Воды забвения, умножив Кардинала на сдирающий кожу холод. Между крыльев ни вздохнуть, ни развернуться. Пленник видит только ущелье. Выход, то расширяющийся, то сужающийся. Его взгляд, мысль, порыв, отчаянье, всё его существо направлено только вперёд. Всё. Остальное в его существе – боль.
Через некоторое время Морская Собака готова. Осталось парализовать кардинала, выпустить готовую собаку и накинуть уздечку. Морская Собака не заботится о течениях. Она разобьёт грудью кого и что угодно. Не задумавшись, сама разобьётся.


Как её ни назови: галло, Котиничка, Женщина в Красном, полудроид и Чудовище Моря... Собственноручно?.. И да, и нет. Фактически – расставила ловушки и достаёт готовое из них. Загоняет – судьба...
Котиничка милая, потому она красавица, страшно раненая, безнадёжно больная отчаяньем, непоправимым искривлением судьбы. Да, галло, да, надменная, да, Чудовище Моря. И да, она пользовалась успешно всеми его лютыми возможностями.
Пребывая в исходно чистом или морем извращённом статусе, люди эпохи высших дроидов не способны на злодеяния прежних эпох. И в море они ближе к животным. Съесть и согреться – предел их свирепости. Нигде они не найдут, наделённого рассудком, исполнителя для наихудших вещей. А люди прежних эпох без труда находили.
Обернувшись к эпохе до дроидов, выпивая чарку запретного, где плещутся Впечатления чужой жестокости и чужих самооправданий, любой полудроид, любой хищник мог бы брезгливо сказать: «Приказывали тебе? Приказ – пустой звук. На руки свои посмотри».


Кокетства она была лишена. И девичьего, – перед кем в океане красоваться? – и демонического самолюбования.
Инфернальный ужас Великого Моря в красных всполохах шали, кистей, бахромы, стрекал парализующих, безмысленно плыл за упряжкой Морских Собак, безмысленно вышел на сушу.


Нетвёрдо ступая по каменистой земле, по дну-то легче ходить, Котиничка пересекала Южный Рынок.
Багрянец её сияния, королевский пурпур предметом гордости тоже являться не мог. Он выдавал её и утомлял. Зарево, сопровождающее галло Великого Моря, зависело от Юлы, от сезона и бывало как громадным, так и обтекающим её плотным красным шёлком. Просторное он полупрозрачно, а в противоположной фазе так плотно, что она выходила гулять без одежды, в зареве. Ослепительная, невозможная.
Мадлен в такие дни ждала её близ Синих Скал. Каждый раз поражаясь, что подобное великолепие возможно для человека, а не дроида.
Статус господствующей над первой расой производил багряный феномен. Осталась бы Котиничка чистой хозяйкой, была бы как Олеандр – полностью рубиновой. Была бы обычным демоном – ярко зелёной, как Изумруд в Собственном Мире. А получилось ни то, ни сё – Женщина в Красном. Постепенно свыклась, стала наряжаться в шали теней.
Однако и у лишённой самодовольства Котинички дрогнули уголки рта, когда на пороге шатра заметила произведённый ею эффект...


В ту ночь туман не слоился по Южному, ветер не гонял его клоками. В ту ночь за туманом Южного Рынка вообще не было. Утоп, прекратил существование. На месте рынка - котёл с густой пеной.
Полное безлюдье. Сокращение гусениц-теней вдоль рядов, их абсурдные, внезапные подпрыгивания. Треск раздавливаемого стекла из-за полога, где вода в бутылке неосмотрительно оставлена на полу. Тень покрупневшая выползает... Без промедления, без рывка, перекусывает гусеницу за порогом и вырастает ещё на треть... Глаза же тени съеденной тени проступают у съевшей на хвосте, выгода получилась.


Безлюдье – не бездемонье.
С гулким бичом бродит кто-то хромой, кособокий, в плаще с капюшоном. Удары бича раскатываются как гром.
Если внимательно, осторожно выглянуть за поворот, можно заметить, что бич его не прочь сбежать! То и дело демон кусает рукоятку. Прицелившись искоса, разбивает следующую тень с резким, оглушительным хлопком.


На главном ряду туман пробивает свет из шатра Биг-Буро острым треугольником беспечно откинутого полога.
Оттуда тоже раздаются свистящее, ударом заканчивающиеся, звуки, и заразительный смех. Но не из шатра, а над ним. Смех двух демонов – негромкий, суховатый и более низкий, густой. Нипочём им эта ночь, превратившая Южный Рынок в котёл с туманом. Буро изобрёл удочку...
Ах, какая удочка! Забудь он про эстетику, это был бы уже не Биг-Буро!
Запускался процесс щелчком искры. По леске сбегал огонёк, гнал перед собой кусочек сорбента. Крючок - гарпун, так что они по-сути не удили, а стреляли. Зазубренный артефакт тени бы не повредил, но крючок – сорбент.


Взобравшись на антресоли шатра, распахнув «чердачное» окошко, приятели демоны гарпунили бестолковых теней, выдёргивали, разглядывали, отпускали...
Буро по-привычке некоторые порывался съесть и одёргивал себя, смеясь вдвойне. Часто попадались тени, облепившие какой-нибудь артефакт, бутылку с водой. Отнятую и немедленно выпитую!
Крепко зажатая десятком хрупких лапок, гравюра в раме под стеклом заставила приятелей хохотать до упаду! Жаль, тень – лапки и спинка, цокающие шипы. Головы не найти, спросить невозможно: «Тени на континент с каких-то пор за артефактами выходят? Обустраивают океан?!»
Вытащив три подряд комплекта коллекционных марблс, знакомых, в соседних шатрах с вельможами ими не раз играл, Буро понял, что завтра ему глаза отводить или смиренно каяться.
– Не я к ним пробрался? – прогудел Буро, взывая за поддержкой. – Честная добыча!
Паж кивал с полной серьёзностью, зная, Буро, конечно, вернёт.


Не успели пресытиться, как следующий бросок выудил им... Халиля... Ай да добыча!
Разгадка проста: Халиль с вечера ещё подорвался. На Краснобае в след тени наступил, вчерашней, в прохладе рыночной материальной стены день пережившую.
Не очень-то ему хотелось к Оливу... Совсем не хотелось.
Пока колебался, действие яда усилилось. В горле комок, дракона не позвать. Пешком смог дойти к Южному, а тут и ночь уже...
Когда вдаль до предела брошенная, леска встретила сопротивление на высоте человеческого роста и задёргалась, приятели мигом спрыгнули вниз. Паж ужаснулся, но не удержался от смеха: богатый улов!
Буро успокоил его, примолкшего, распутывая леску:
– Порядок, путём... Поправим брата-алхимика, – это он за коктейли Халиля так называл, слегка ревнуя к таланту. – Выправим... Дошёл, молодец.
Выправили. Словно всё это время бежал, выпив противоядие, Халиль согнувшись, сидел, не мог отдышаться.


На пороге шатра туман порозовел...
Выглянули. Отшатнулись обратно.
Не сговариваясь, демоны пихнули бутылочку с лекарством в руки Халилю, а его самого за дальние ширмы.
Минуты не прошло, как в тумане, сделавшемся вишнёвым киселём, раздались вежливые хлопки. Буро кивнул Пажу, не отправиться ли тебе к алхимику? Мотнув головой, Паж отверг такой вариант.
Хозяин образовался на пороге, обе руки гостье протянул и, пожимая её точёные ручки, поклонился:
– Коти... Сколько сезонов ветра и тумана, Коти, сколько лет...
Актинья-астра, зловещий цветок на призрачном стебле, прирученным зверем зависла на уровне её колена.
– Да, Надир. Здравствуй, Надир. Доброй ночи – добрый рассвет.
В шатре багряное зарево разбежалось по ширмам и стенам, преобразив до неузнаваемости жилище континентального демона.

Похожие статьи:

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 1)