При каком же государе это было? При деде ли нынешнего императора или того раньше, не скажу. Зимний снегопад сменил осенний туман, запорошил память, укрыл белым покрывалом минувшие дни и годы, словно и не было их. Как волосы красавицы длиной в тысячу сяку – мой жизненный путь. Оборачиваюсь, думая увидеть блестящую волну на шлейфе мо цвета астра-сион, - а вижу черноту монашеского наряда. Так суждено богами: в старости с трудом вспоминать день вчерашний, смутно – зрелые годы, и ярче всего – дни детства и юности. Как знать, не потому ли так хорошо помню я их, что и несмышленой девочкой, и – позднее - проникшей в душу вещей женщиной видела вещи недостойные, постыдные. Никогда не была я подвержена греху осуждения и злословия, несовместимого с моим положением и воспитанием, потому долго и молчала о тех давних делах.
Не поведала бы и сейчас, когда бы не знала ответ загадки, заданной мне неведомо кем. Восстановлю цепь событий, как они случились – у меня на глазах, ничего не прибавляя и не убавляя. И пусть никто больше не дерзал называть грязь чистым снегом, а увядшую траву – цветущей хризантемой.
Матушка моя, хоть и происходила из простого рода, обладала чувствительной душой и получила воспитание, более подходящее знатной девице, чем особе без всякой опоры в жизни. Неудивительно, что, прослышав о ее достоинствах, некий чиновник четвертого ранга начал писать к ней и вступил с матушкой в тайную связь. Матушка была особой нежной, слабой, беспомощной – словом, идеальной возлюбленной, - потому-то чиновник и проводил в ее доме больше ночей, чем пристало. А надо сказать, что госпожой Северных покоев того чиновника была высокородная дама, дочь принца Сикибукё. Разумеется, столь ничтожная соперница не могла возбудить в сердце ее ни ревности, ни ненависти, потому-то, когда вскоре после моего рождения матушка умерла, госпожа Северных покоев приняла меня в дом и воспитала вместе со своей единственной, нежно взлелеянной дочерью.
С ранних лет видела я, как потакали отец и мать прихотям избалованной девицы, как склонялись перед ее капризами и своеволием, втайне вздыхая. Нужно ли говорить, что юная госпожа Аэва выросла вовсе не такой, какой должна быть дочь почтенных, благородных родителей.
Она знала все правила сложения пятистиший и умела при случае написать изящный ответ на письмо поклонника, прекрасно играла на бива и кото, смешивала благовония так, словно сам Дзиммё поделился с ней секретным рецептом, обладала тонким вкусом в выборе нарядов и сочетании цветов.
Но я, живя с ней в одном доме, видела и другое. Вместе с братьями она изучила все положенные науки, писала китайскими знаками, умела составлять предсказания и гороскопы и, что самое диковинное, не стыдилась показывать свою ученость перед мужчинами.
Мужчины же, о том не ведая, почитали ее чувствительной особой, постигшей суть вещей, и повсюду говорили о душевной тонкости и красоте дочери наместника. Наконец, слухи о достоинствах госпожи Аэва дошли до столицы. Левый министр прислал нашему отцу милостивое письмо, в котором от имени императора приглашал юную особу во дворец, обещая ей звание, сообразное ее достоинствам, высокому происхождению и красоте.
Пока почтенный чиновник раздумывал, советовался с супругой и сыновьями, госпожа Аэва, проявив редкую бесчувственность и дерзость, собралась, и с ближайшими прислужницами, в числе коих была и я, отправилась в столицу всего лишь на трех повозках.
Не имея возможности остановить дерзкую, отец с матерью отправили вслед еще кареты, юных девочек-служанок и все потребные в пути и во дворце вещи.
В Стовратной обители придворные, Левый министр и сам император уже ждали юную красавицу. Казалось бы, ее поведение и дошедшие до чиновников высокого ранга слухи должны были показать, какая совершена ошибка. Следовало, вероятно, во избежание скандала и дабы не опозорить уважаемого наместника, дать юной даме приличную должность в одном из дворцовых управлений. Однако случилось иное. На следующий же день после нашего приезда император призвал госпожу Аэва прислуживать в его покоях. И призывал ее потом часто – и днем, и вечером.
Принц Весенних покоев, наслышанный о чрезмерно преувеличенных достоинствах новой придворной дамы, будучи юношей легкомысленным, склонным к забавам и приключениям, начал писать к ней. Женщина чувствительная, постигшая суть вещей, облагодетельствованная самим императором, нашла бы способ уклониться от такого внимания. Но тут госпожа Аэва проявила свой ветреный нрав и, отвечая принцу полными намеков нежными письмами, изысканными пятистишьями, посылая то корень аира, то цветущую глицинию, совершенно пленила его юное сердце. Высокородного же поклонника, желавшего навещать ее тайно, томила обещаниями, вынуждая бодрствовать на галерее в течение ста ночей, от чего тот и скончался.
Когда же уважаемый всеми ученый муж, произведя изыскания в древних свитках, открыл, что все стихи госпожи Аэва - ни что иное, как переписанные копии из старых собраний, - она лишь рассмеялась, капнула водой на свитки и все бывшие там записи исчезли.
Все мы – и дамы, и простые служанки - полагали, что император наконец явит свой гнев и справедливость, но он, узнав о случившемся, только рассмеялся и повелел госпоже Аэва написать заклинание, дабы прекратить жесточайшую засуху, убившую посевы по всей стране Ямато.
Задание это, более приличествующее предсказателю или ученому, чем воспитанной и благонравной особе, не оскорбило юную госпожу, но, напротив, обрадовало. Укрывшись за пологом, она целую ночь писала что-то на нежно-сиреневых листах, потом рвала и снова писала. Наконец, утром, выйдя к дамам и девочкам-служанкам в одном утики, прочитала стихотворение – благозвучное, с изысканными рифмами, но ничем более не примечательное. Свернув лист неподобающим образом и привязав его к стеблю цветка мурасаки – оскорбительная выходка в столь ужасающих обстоятельствах, - госпожа Аэва отправила письмо императору.
И что же? Стоило Левому министру прочитать пятистишье в собрании достойных мужей, как полил такой дождь, какого уже многие месяцы не видела исстрадавшаяся земля.
Я думала, что после случившегося госпожа Аэва лишится высочайшей милости и будет изгнаны в глухую провинцию, в убогое святилище, чтобы там – вдали от столицы, от поэтических турниров, изысканной музыки и танцев, - провождать дни свои, сочиняя заклинания для бедных крестьян и рыбаков, - потому и провела ночь, рыдая так, что мои рукава промокли до нитки, а изголовье было унесено бурной волной.
Но опасения мои были напрасны. Не иначе, демоны они помогали госпоже Аэва, коли даже после такого она не лишилась милости императора, принца Весенних покоев и Левого министра. Напротив, по вечерам на нашей галерее собирались знатные юноши, высокородные министры и придворные второго и третьего рангов. И счастливыми почитали себя они, коли госпожа отвечала на их шутку или подыгрывала на кото нежным песням, звучавшим в ее честь.
Не довольствуясь теми, кто оказывал ее самые изысканные знаки внимания, госпожа вступала в союзы с неподобающими особами – помощником начальника Левой стражи, писцом из министерской канцелярии, кухонным мальчишкой, странствующим актером. Поистине, сладострастие ее не знало пределов, но все сходило ей с рук.
На праздничное шествие в честь новой жрицы Исэ госпожа Аэва явилась в пестро разукрашенной карете с поднятыми занавесями. Сопровождавший же ее Саммэ-но-тюдзё, казалось, был совсем не смущен. Он весело смеялся, глядя, как его возлюбленная показывает всем проезжающим лицо, не прикрытое ни рукавом, ни веером, а весенний ветер словно случайно поднимает края ее шелковых одежд, под которыми виднеется одно лишь полупрозрачное утики.
После того праздника я поняла, что не смогу больше – сколь ни велика моя верность отцу и воспитавшей меня госпоже Северных покоев… не смогу служить госпоже Аэва. Печалясь и горюя, я не знала, на что решиться: уйти ли от мира или вернуться в дом, ставший мне отчим, но тут почтенный помощник наместника Акаси предложил мне заключить брак с ним. Этот старец, убеленный сединами, с некрасивым загаром, исхудавшим лицом, - по виду и манерам настоящий провинциал - стал спасением от того бесстыдства, которое я воочию наблюдала каждый день.
Узнав о том, госпожа Аэва не огорчилась, ни единой слезинки не упало из ее глаз, ни словом не обмолвилась она о долгих годах, проведенных вместе, словно мой отъезд вовсе не печали ее. В назначенный же день она - с удивительной для такой особы заботой - подарила мне много полезных в дороге вещей, лично вошла во все нужды, позаботилась обо всех мелочах и оделила служанок дарами сообразно званию каждой.
Увы, вскоре после прибытия в Акаси супруг мой скончался, а я приняла решение уйти от мира и поселилась в горной келье. Слухи о причудах и странных выходках госпожи Аэва доходили даже в нашу глушь, потому я, позабыв о собственном спасении, молилась за нее, надеясь, что Милосердный снизойдет к ее безумию и вернет ей скромность и чувствительность, подобающие женщине, коли уж не в силах вернуть разум.
Но и этому не суждено было сбыться. Однажды от паломников услышала я, что госпожа Аэва покинула дворец и скитается по пустынным местам в обличье нищенки. Слезы потекли по моим щекам, и я принялась расспрашивать, верно ли известие, но и сами паломники о том не ведали.
Кто говорил, что госпожа была слишком горда, чтобы жить в Стовратной обители и носить звание первой красавицы, когда красота ее уже поблекла. Другой спорил, что охватило ее раскаяние за неподобающее поведение и намерена она принять постриг. Третий возражал, что придворным дамам и матери-императрице не достало сил терпеть выходки этой докучной особы, ведущей себя так, как постыдилась бы самая последняя служительница, самая грязная крестьянка. Четвертый поведал историю, как юный придворный пятого ранга, страдая и тоскуя от безнадежной любви, бросился в воды быстрой реки. Несчастный отец юноши обвинил в его смерти госпожу Аэва, потому и должна была она покинуть дворец и столицу.
Так спорили они, а я прислушивалась к их речам, сидя за занавесом, гадала – где истина, где слухи, и не знала, чему верить, как внезапно задул ветер, закружились в воздухе алые листья, посыпались на землю сосновые иглы. Казалось, всего миг миновал – и вот ветер стих.
На песке же причудливым узором змеились строчки, написанные знакомым мне почерком.
花の色は
うつりにけりな
いたづらに
わが身世にふる
ながめせしまに
То был знак, посланный богами. Но даже мне, постигшей суть вещей, не дано его разгадать.
Похожие статьи:
Рассказы → Маша фром Раша
Статьи → Дом бронзового бога
Статьи → Маленький японский бог
Статьи → Квайданы – загадочные и ужасные
Статьи → Обитатели Страны Восходящего Солнца