– Первый, первый,— Виктор еле удерживался от переполнявшей грудь радости,— прошу разрешения на взлет!
– Витенька, миленький, взлет разрешаю. Давай, родненький, возьми это небо! Оно отдастся тебе, так же безропотна, как я.
Пристегнувшись и разогнав машину примерно до 250 км/час, Витя плавно потянул ручку на себя. Нос истребителя поднялся на десять градусов.
– Теперь надо убрать шасси и закрылки,— думал Виктор, замечая, что с выпущенным шасси машина практически не набирает высоту.
Нервно водя вокруг себя левой рукой, он наткнулся на «жигулевскую» ручку подъема стекла. Сообразив, что, скорее всего, это и есть ручной механизм уборки и выпуска шасси c закрылками, он провернул тугую ручку против часовой стрелки.
Судя по небольшому провалу, быстрому набору высоты и скорости, самолет находился в полетной конфигурации с убранными шасси и закрылками.
Сзади радостно визжала Люся. Витя и сам не понимал, что происходит. Но ему было так хорошо, как никогда. Мысль о том, что это последний в его жизни полет, ни капельки не смущала его.
Он был целиком во власти самолета и женщины. В какой-то момент Могилевский почувствовал, что истребитель, Люся и он — одно целое. И так ему стало весело от этой мысли, что Могила на радостях крутанул «бочку».
Закручивая пилотажную фигуру, Витя с поворотом ручки начал было по инерции выжимать и педаль. Он вспомнил, что это тормоз, когда крылатая машина кувыркнулась через голову. Несмотря на крик в задней кабине и разбившуюся бутылку шампанского, Витя, нежно работая рычагом, выровнял машину.
Самолет летел на спине. Город был как на ладони. На Витю неслась сигнальная лампа, горевшая на острие меча скульптуры «Родина-мать».
Кровь прилила к голове. Повиснув на ремне, Виктор привычным движением отдал ручку от себя и снова забывшись, дал правую педаль.
Двигатель взревел, и бешеная перегрузка начала выдавливать глаза из орбит. 33-х метровый материнский меч возмездия просвистел в пяти метрах от фонаря. Вовремя сбросив обороты, Виктор выровнял самолет. Еще немного, и лопнули бы щеки.
В задней кабине была гробовая тишина.
– Ой, Витенька, любимый, до свадьбы заживет! — очнувшись, защебетала Люся.— Я выносливая, с меня как с гуся вода, не переживай!
Наслаждаясь безоблачной погодой и ночным видом города, Витя делал второй круг над Мамаевым курганом.
