Неожиданно откуда-то снизу с громким шипением послышалось:
– 125-й, я «Сокол 111-й». Как слышишь меня? Прием.
Ослабив ремень, Витя нагнулся к педалям.
– Ни хрена себе! — в руках у него лежал старый кожаный летный шлем с ларингофоном.
Пропустив провода за спинку кресла, Виктор надел шлем.
– 125-й, как слышишь меня? Прием,— продолжал вызывать кого-то незнакомый мужской голос.
Секунду Виктор размышлял над чужими позывными в эфире и, прижав к горлу потертую кожу ларингофона, решился ответить:
– 111-й, это Могила, слышу вас хорошо.
– Ну, наконец-то. Выручай, дружище! Курс 120, высота 4000, скорость 1700.
– 111-й, шутишь? У меня стрелку на компасе на полшестого заклинило.
– Могила! Эфир не засорять. На панели в бардачке компас и секундомер.
Перехватив руку, Виктор нащупал пластиковую клавишу. Дверца «копеечного» бардачка открылась. Яркая лампочка осветила нижнюю часть кабины.
– Охр...неть! — нацепив на руку часы, Виктор показал их Люсе.— Девятнадцать камней, однострелочный секундомер и 45-минутный счетчик! Мой первый инструктор такие же носил, только вместо компаса на ремешке была фотка Гагарина.
Самолет набрал скорость, высоту и лег на заданный курс. В полете без высотомера Виктор ориентировался примерно так: где-то на 4500 метрах ему становилось все труднее различать отдельные цвета и слегка путались мысли. Выше 5000 метров кислородное голодание заставляло все сильнее биться сердце, появлялась апатия, губы синели, темнело в глазах.
Со скоростью было еще проще. Когда он учился в Каче, инструктор вдалбливал ему наряду с техникой пилотирования не только то, что самый главный прибор в истребителе — человек, но и то, как держать машину с наивыгоднейшей скороподъемностью. У Виктора, что называется было чутье самолета. В конечном итоге, любой летчик взлетал и сажал машину визуально, практически не глядя на приборы.
Тело приятно вдавливало в кресло, Люся неестественно громко выражала радость, истребитель летел. Виктор поймал себя на мысли, что ему абсолютно наплевать, при помощи каких сил машина разрезала ночное небо. Он выполнял приказ какого-то неизвестного 111-го, и ему было даже интересно, чем все это закончится.
Он боялся спросить об этом Люсю и 111-го, потому что не хотел слышать правду. А правда виделась ему такой: это была либо белая горячка, либо нарушение психики.
— Стоп,— подумал Виктор.— Вот, кажется и ответ. Странности начались со знакомства с Люсей. Жаль констатировать очередную аксиому, что все беды приносят женщины. Хотя, какие беды? Собственно, беды-то никакой нет! Есть только приятные и, скорее всего, незабываемые минуты недолгого счастья.
Витя знал по своему скоротечному семейному быту, счастья долгого не бывает.
