Зелёный металл

Комки пластилина и раскалённый свинец. Солнечное решето и отдалённые шаги. Вечные зёрна на пепелищах забытых мест обитания. Племенные жеребцы и взгляд сквозь линзы сумрачных очков. Вкус дискретного сиропа и пламенный шёпот несбыточной любви. Лезвие ножа, упавшего под хрупкий кухонный стол. Кроличья нора и солипсизм. Меховые дублёнки и рычаги мысленного управления. Непокорная рвота и устаревший дискурс о революции. Архаичные ценности и лезвия кислотных коммун. Демоны в гниющих грушах. Маргиналы у ворот городских рынков. Дымящиеся окурки и смрадное безумие. Ржавые ступеньки и обновлённые лестницы. Почтовая связь и колючая проволока по фронтам. Ванильные скалы и ритм в тисках материализма. Мёртвое тело как тракт вселенской энергии. Театр жестокости и татуировки над игрушечными бровями. Совокупности пустынь и голодных колодцев. Поцелуи и их сравнение со стрельбой из пулемётов. Космические вершины и победы над глухими змеями. Пустые вёдра и уродцы в банках со спиртом. Сумасшествие и смена масок. Беглецы, смеющиеся в забинтованных шкафах. Кукольные парады и государственная ложь. Мёд липкой пропаганды. Родильные дома и приспособления для совершения трансгрессии. Беспричинная паника и остановки пластиковых автобусов. Жидкие болиды и срезанные черепа. Бурьян, укрывающий студенческие муравейники. Памятники копиям и человеческой глупости. Охота на исполинских китов. Кровавые струи и покинутые храмы. Развилки путей и нищета на ворохах облитого бензином белья. Трансцендентальные идеи и опыт, уползающий сквозь страстно сомкнутые пальцы. Следы ожогов на ладонях. Вид смерти в зеркало. Подобие и тождество. Отчуждение и опережающее отражение. Генетические поломки и демографические ямы. Инфляция и взмахи пик. Время сбора шоколадных кусков. Мешок с мусором у входной двери. Пространство, осматриваемое в бинокль. Взаимная ненависть и жуткие мелодии бомбардировок. Мельницы, обнажающие гигантские черепа. Слуги человечества и овраги бессознательного. Небоскрёбы и сфероиды внутри тотальной иллюзорности. Слитки золота и потенций, ждущих реализации. Интеллектуальная работа и насечки на трубах. Клапаны в святых подземельях. Бутылки с трупным запахом. Висельники и стервятники на чёрных запятых. Типографская краска и фрагментарность. Патологии и дневные кражи. Овечья шерсть и встречи на перекрёстках. Наждачная бумага, проповедующая спонтанность. Конвой, идущий впереди. Машинное масло и вытираемый пот. Подолы нагих штор. Сборники пафосных гимнов и утомительные лекции. Грамматика вседозволенности. Кирка, разбивающая наст. Циферблаты и конина. Тексты и диалогичность. Брезент и обугленная почва. Угрозы со стороны вопящих собак. Восторг и отчаяние. Стёртая память и сор, что не выносят из избы. Горящее сено и метафизика. Залпы мушкетов в каменных мешках. Агония около берёз. Партизанские истерики и приводные ремни. Мегамашины и залысины. Имеющиеся знания и багажи с писчей бумагой из асбеста. Плесень на ломте белого хлеба. Подробные отчёты и годовой цикл. Стекло и дым. Уровни сложности и бессмысленная игра. Экскурсы в промышленный шпионаж. Разгул мраморных стихий. Молчаливые скамейки и одушевлённые комары. Безудержный фашизм. Затяжные песни о труде и энтропии.

Фатализм и хронометраж. Ветер и опавшие короба. Застенчивые ивы и могилы. Диктатура зубной боли. Повторные операции и смелые выводы. Тоталитаризм и глубина деформации. Саморегулирующиеся системы и теории, замёрзшие в глубоких подвалах. Кладбищенские сторожа и право на фотографирование. Кальций в специальных капсулах. Сабли и белоснежные затворы винтовок. Осенние блохи и начальственная шевелюра. Огонь, угасший после волшебного хлопка.

Ручная работа помогает забыть о свирепом горе.

                                               *****

Почти всю ночь меня мучила бессонница. Я часто зевал, но сон, долгожданный и милый сон, всё не приходил, как я ни надеялся на это. Пытаясь как-то разогнать скуку и хаос разнородных и неоформленных мыслей, я слушал радио. Негромко играющий приёмник лежал рядом со мною. Я переключал каналы. Кое-где, признаться, звучала неплохая музыка. Аналитические программы меня почему-то не привлекали.

Хилый мой сон утром прервал будильник. Я был зол на этот механизм, хотя и должен был бы его благодарить за неуклонное выполнение мною же данных приказаний. Делая неспешные глотки из чашки утреннего кофе, я глазами скользил по листам газеты. В ней писали о том, что необходимость творческой инициативы человечества в деле познания и покорения мира уже никем не ставится под сомнение. Но гораздо важнее не абстрактная всеобщая инициатива, а инициатива отдельного человека или небольшой группы людей, ибо частное, единичное диалектически способствует всеобщему, множественному. Поэтому усилия одного исследователя, творца должны всячески поощряться. При этом, конечно, ничья инициатива не должна переступать через базовые этические законы. Газетные статьи вызывали прилив вдохновения, энтузиазма.

В полдень я поехал на своём чёрном автомобиле к местному административному зданию, чрезвычайно важному в пределах региона. Припарковав автомобиль, я вышел из него. И вот я сижу в коридоре и жду своей очереди. Ожидание долгое и волнительное. Но всё имеет свой конец… На особой бумаге с оттиском, чувствуя на себе доброжелательный взгляд высокопоставленного лица, пишу заявление о том, чтобы мне для проведения исследовательской деятельности предоставили участок необходимого размера. Потом мне дают  список, где пронумерованы этические нормы, которые ни в коем случае нельзя переступать даже ради самых благих намерений. Я соглашаюсь со всем, оставляя подпись в указанном месте.

Поздним вечером я пешком иду к ночному клубу. Мотыльки бьются о неоновые фонари. Первое, что я вижу – это её улыбка. Я ускоряю шаг, и вскоре она со смехом бросается в мои объятия. Охранник в чёрных очках не обращает внимания на наши проявления чувств. Она берёт меня за руку (на одном из пальцев её чёрный перстень), и увлекает за собой. Инициатива принадлежит ей, и я вовсе не желаю сопротивляться. Мы танцуем в полутьме, я обнимаю её плечи и талию. Нет никаких сомнений, что в этом облегающем, невесомом и почти прозрачном зелёном платье она обворожительна. Её тело поражает гибкостью и одновременно податливостью. Она игриво извивается, норовя выскользнуть из моих рук, но я не позволяю ей этого сделать. Впрочем, мы оба знаем, что на самом деле ей этого и не хочется. Я чувствую тёплую волну острого желания, волну, которую сложно обуздать. А она без слов лишь распаляет это влечение. Она заводит меня в безлюдный закоулок, где почти нет света, и губы наши буквально впиваются друг в друга.

Эту ночь я проведу у неё дома, она совершенно не против. Открывая дверь, мы заходим в темноту квартиры, когда время перевалило уже за полночь. Не разуваясь, она проходит в маленькую комнату, значительную часть которой занимает массивный диван. Она садится на него и просит меня, чтобы я снял с неё туфли. Я легко расстёгиваю ремешки этой изящной обуви. Пальцами ласкаю её щиколотки, и она издаёт тихий смешок. Целую смуглые ноги, и это нравится ей ещё больше. Она откидывается на диван, запрокинув обнажённые руки, и делает глубокий призывный вдох.

В ту ночь нам с нею не было скучно. Мы не спали почти до самого утра. Её голова покоилась на моих коленях, я трепал короткие её волосы. Опьянев от нескольких бокалов шампанского и чувства любви, я красноречиво рассказывал о тех исследованиях, что предстоят мне. Она внимательно меня слушала и желала удачи.

На следующий же день я приступил к работе. Мне дали восьмерых помощников и предоставили в полную собственность пустынную вершину загородного утёса. За пять дней под моим руководством сообразительные рабочие построили внушительного вида машину, которая непрестанно рыла каменистую почву. Через две с половиной недели работы увенчались успехом: удалось найти залежи зелёного металла, металла, которого человечество никогда прежде не знало.

                                               *****

Описанием и изучением свойств открытого мною металла занимались уже другие люди. Мне выплатили солидную сумму денег, дали государственную награду, потом посыпались и международные регалии. О металле, открытом мною (залежи были очень большие) было быстро написано несколько десятков научных статей, а публицистических и научно-популярных целые сотни, если не тысячи. Пришлось дать несколько интервью, но позже я отказался от утомительного общения с журналистами и учёными корреспондентами.

А металл обладал целым набором уникальных свойств. Из него начали делать множество весьма полезных машин, механизмов производства, удовлетворения практических запросов людей, машин познания и улучшения Универсума.

Из зелёного металла стали создавать роботов. Их производство поставили на поток. С конвейера сходили всё новые и новые антропоморфные безотказные рабочие. Позже на космических кораблях, сделанных из этого же металла, огромные партии роботов отправили на Луну и Марс, где их неустанными усилиями создавались первые колонии, строились дома для будущих людей-жильцов.

                                               *****

Разбитые тарелки и ушедшие поезда. Глянец обманчивых болот. Монтаж и скрепки. Энергия заблуждений и вирусное распространение пневмонии. Дипломатическая неприкосновенность и добровольная сдача наганов. Энергия заблуждений. Проливные листопады и дорожная разметка. Пощёчины и детские площадки. Катастрофы и симулякры. Площади, полные мятежных шарлатанов. Проектирование небесной голубизны. Глазурь и сиянье весеннего дня. Ноябрьская песня о безразличии. Плети и двери в ветеринарные клиники. Залежи ртути и золота. Свалки и прищепки. Слон, закинувший хобот на спину тоскливой дружбы. Бравада и удаль. Свастика и зимние плантации.