На ночлег остановились в чистом поле. А где еще, если нет ничего кроме этого самого чистого поля. Как всегда на меня повесили почетную обязанность — развести огонь. Конечно, мне интереснее смотреть, как Ууг разводит огонь, возится с кремешком, высекает искры. У меня просто эффектнее получается, чиркнул зажигалкой — и готово.
У меня вообще много что эффектнее получается. Тех же хищников отгонять. И еду варить. Ну, сильно им нравится, когда заливаю пюре кипятком, и нате вам, готово, не объяснишь им, что лучше бы настоящей картошечки сварить…
Лег в палатке, мохнатая моя братия расположилась вокруг, я их по именам не знаю, да и есть ли у них имена…
А завтра опять в путь. По времени. Туда. Вперед.
Это поначалу мы друг друга боялись. Особенно я. Мне так кажется. Когда между нами были еще расстояния — века и века. Когда первый раз увидел, как идет за мной сзади мохнатое, обросшее шерстью, со сплющенной мордой, тащит в когтистой лапе острый камень…
Он, кажется, тоже тогда испугался. Это потом уже попривыкли друг другу, нашли друг друга — через года, через века, пошли гуськом, за мной мохнатые, сгорбленные, хвостатые, замыкая шествие каким-нибудь древолазающим, которому и по земле двигаться сложно.
Вылез рассвет, тусклый, робкий, вытащил нас из сна, можно бы и дальше идти, вперед по времени, в никуда. Я заварил кофе, остальные только брезгливо поморщились, правда, когда нарезал курчонка гриль, сменили гнев на милость. Ууг или кто-то из его предков накопал кореньев, настойчиво предлагал мне, ладно, спасибо, в суп куда-нибудь кинем…
Иногда за нами увязывалась сошка помельче, какие-то четвероногие, хвостатые, чем-то похожие на крыс, иногда за ними тащились какие-то звероящеры, впрочем, и те и другие быстро отставали, слишком большой разрыв по времени был между нами.
Шли в никуда. По времени. Шли из прош…
— Э-э-э-эй!
Вздрагиваю. Ууг, молодец, увидел, углядел, закричал, там, впереди какая-то хрень, еще бы разобраться, какая…
Вглядываюсь. Еще толком не понимаю, маячит что-то там, впереди, недоброе что-то, непонятное что-то, несомненно, — живое.
Идем вперед. Осторожно, чуть медленнее, Угг дергает меня за куртку, вопит что-то, а-ага, аа-ага, мол, не ходи, не ходи, может, этот там злой-злой…
Киваю. Я и сам знаю, что может быть злой-злой, да не может быть, а злой. Где это видано, чтобы наш брат был добрый. А что это наш брат, я уже не сомневаюсь, кому еще там быть…
На ночлег остановились в чистом поле. Больше негде. Самый старший из нас, мохнатый, хвостатый, устроился впереди, смотреть в будущее, любит он это — смотреть в будущее, не дают ему покоя грядущие дни, угомонись, нету там ничего такого, пробки на дорогах и дым коромыслом, и интернет виснет, и вообще…
Ночью кричал мохнатый, громко, жалобно, рычали предки, отбивались от кого-то, когда я вышел из палатки, там, в темноте ночи уже никого не было кроме моих спутников. Косо посмотрели на меня, чего телился, чего проспал, и чему тебя только миллионы лет эволюции научили…
Да ничему.
На следующую ночь, чтобы показать, что не лыком шит, поставил видеокамеры, датчики, они-то ночью и запиликали, и засекли кого-то, кто приближался к нам. На этот раз я и первый вышел из палатки, вскинул ружье, крикнул по-нашенски — кто идет, только бы этот там, впереди, меня понял…
Понял.
Когда вскинул руки, — не стреляй.
— Э-эд ту френдс!
Это я тоже понял. С трудом, но понял.
У него оказались три пальца на руке, то есть, было их пять, только два уже трудно было назвать пальцами. Почему-то мощные передние зубы. Почему-то глаза, которые не могли смотреть вдаль. Почему-то не было носа. Много еще всяких почему-то…
Теперь он шел впереди, мне даже как-то не по себе было, непривычно, что кто-то идет впереди меня, теперь надо думать, как бы не наступить на пятки. Перед нами расступалось время, большое, бескрайнее, бесконечное, миллион лет, два миллиона, три… Новый виток, новый миллион, куранты, шампанское, Ууг ест красную икру руками, мохнатый предок лезет в вазу с фруктами.
— А-а-а! А-а-а-а-а-а! А-а-а-а!
Это мохнатый предок. Не тот, который на четырех ногах и с хвостом, а тот, который уже без хвоста, идет то на двух, то на четырех, ковыляет по времени.
— А-а-а!
Показывает туда. Вперед. В туман за восемь миллионов каким-то там годом. Точно, что-то мелькает в тумане, что-то четвероногое, пугливое, что-то…
Что-то…
Мы с Сорок-семь-двести пытаемся отмахнуться, отшутиться, ну мало ли что там впереди, на четырех ногах, значит, не страшно, ежели что, мы его из пушки, да сорок-семь-двести?
Сорок-семь-двести… Нет, имя у него, конечно же, было, только каждый день новое, он менял ники и аватары, как перчатки, неизменным оставался только номер банковской карты. Сорок-семь-двести.
Нет, не унимается предок, показывает в туман, видно, нехорошее там что-то. Нет, не враждебное, не хищник какой-нибудь, а… нехорошее.
Пару раз видели это нехорошее там, впереди, как оно улепетывало от нас, едва нас завидев. По вечерам гадали, что там за тварь в тумане впереди, вроде бы никогда никакого зверья здесь не водилось. Это только Ууг рисовал на камнях бизонов и оленей, да бывало мохнатые приносили каких-нибудь ящерок. То, что я приносил из супермаркета, курчат, котлеты в панировке, было не в счет.
Зверушка…
Старались не думать, что это была за зверушка. Мало ли…
Шли по бесконечному пути, в никуда, вперед по времени.
На ночлег остановились в чистом поле. Больше было негде. Джунгли, города, мегаполисы — все было лишь декорацией, неизменным оставалось только время.
Под утро нас разбудила мышиная возня, Я еще толком не проснулся, уже понял, хвостатый поймал кого-то, задрал кого-то на завтрак. И ничего не поделаешь, пришлось выбираться из палатки, продирать глаза, смотреть, что это, бесшерстное, разлапистое, лопоухое…
Что это…
Что…
Мы переглянулись с Сорок-семь-двести. Он тоже сразу понял, что это.
Он был уже мертвый. Тот, кого задрал хвостатый. Мы зарыли убитого в чистом поле, больше было негде. Шли, переглядывались обреченно, неужели все напрасно, неужели это все, неужели там, дальше — ничего нет…
На этот раз увидел я.
Не они — я.
Там.
В небе.
В десять миллионов каком-то там веке, когда, казалось, уже не осталось даже этих, разлапистых, лопоухих, которых задрал хвостатый. Вот там я и углядел что-то, легкое, летящее, треугольное, кажется, это что-то тоже углядело нас…
На ночлег поставили в дозор Ууга, углядит, если что. Да мы и не боимся, если что, на крайний случай калаш есть…
Только я чувствовал, что калаш не понадобится.
Если что…
