Каменный век: это любовь

Зика внимательно осмотрела свои руки. В мерцающем свете, отбрасываемом чадящим факелом, кисти выглядели зловеще. Краска въелась в подушечки пальцев, темными бороздами залегла в многочисленных морщинках и трещинках на ладонях. Сейчас она была похожа на жреца племени после очередного священного ритуала перед предстоящей охотой на зубра или оленя. Мизу скрывался в пещере на три дня с малым количеством воды и сушеных кореньев. Каждый раз, когда выбирался из глубоких недр скал, он бы изможден, грязен, но доволен. Въевшаяся в ладони и лицо краска смывалась долго и не до конца. Зике казалось, что эти мелкие пятнышки, кляксы и замысловатые разводы на открытых участках кожи – это особая отметка, печать на том, кто является Верховным жрецом племени.
Девушка устало опустилась на удобный для сидения булыжник, взглянула на ровную поверхность пещеры, где красовалось изображение, результат долгой и кропотливой работы.
В мечущемся свете факела ее взору предстала живописная картина свидания влюбленных. Высокий и крепкий мужчина обвил сильными руками тонкий стан девушки, а она, застеснявшись, спрятала лицо на его груди.
Зика невольно залюбовалась своим твореньем, забыв на время о неприятностях, которые нависли над ее непутевой головой. Краска, прочно въевшаяся в кожу, неоспоримо свидетельствовала о совершенном ею преступлении.
С самого раннего детства она отличалась от своих сверстников. Все девочки мечтали стать хорошими женами, матерями многих детей, которые принесут пользу на благо племени. Мальчики старательно тренировались, чтобы стать смелыми и сильными охотниками, одним мощным ударом копья убивающими мамонта. Зику же никогда не интересовала перспектива замужества, материнства, не хотела она походить и на тех девочек, которые вместе с мальчишками учились драться и побеждать диких зверей.
Ее всегда привлекало нечто иное, доступное не всем, а только тем, кому повезло получить в наследство то или иное умение. Старая Диза научила Зику плести прочные тонкие веревочки, которыми женщины их племени скрепляли отрезки шкур, создавая из них одежду. Именно Диза показала любопытной девчонке, как можно украсить перьями птиц и когтями мелких животных нарядное ожерелье для будущих невесты и жениха. Зика с удовольствием изучала способы завязывания замысловатых узлов на поясах охотников, вплетая меж грубых волокон заговоры и заклинания, которым девочек учила знахарка Рисея. Любопытство заставляло девочку учиться лепить из глины плошки для еды и питья, небольшие кувшины и кособокие фигурки животных. Однажды Зике удалось сделать фигурку человека и она с радостным криком подбежала к жрецу, предшественнику Мизу, чтобы похвастаться результатом. Но старик взбесился и накинулся на девочку с руганью и кулаками, беспощадно растоптав глиняную куколку.
- Запомни, Зика, - шипел жрец, - человек – это табу, запрет. Никогда больше не повторяй своей ошибки. Табу!
Девочка горько плакала, а старая Диза ласково гладила ее по голове, аккуратно извлекая из спутанных волос мелкий сор, сухие травинки и цветы.
В летнее время года Зика любила сидеть рядом со входом в теплую и уютную пещеру, где отдыхали после очередного трудного дня все дети племени. Прислонившись натруженной спиной к нагретому камню, девочка смотрела в огромное, необъятное небо. Синий купол простирался над всей землей, а на его фоне мерцающими точками выделялись яркие огоньки человеческих душ, ушедших в иной мир. Мизу, пришедший на смену старому жрецу, в такие ночи часто и подолгу беседовал со странной девчонкой, рассказывая легенды, сказания и небылицы. Ему нравился интерес Зики к тому, что вызывало трепет и поклонение у остальных членов племени. Девочке же был неведом страх перед секретами, которые передавались из поколения в поколение от жреца к жрецу. Мизу понимал, что роль женщин племени ограничивается семейной жизнью, материнством и собирательством, но необычность Зики привлекала, удивляла и провоцировала на общение.
- Ты знаешь, как тебя прозвали? – в одну из теплых ночей жрец присел на округлый булыжник, начиная очередной разговор.
- Еще нет, дядя, - улыбнулась девочка, - но скоро и до моих ушей дойдет шепот нового имени.
- Тебе больше нельзя называть меня дядей, - мужчина погрозил испачканным в краске пальцем, - хоть твой отец и является моим старшим братом, а ты племянницей, теперь я и для вас жрец.
- Хорошо, Верховный, - Зика наклонила голову в шутливом поклоне, пытаясь спрятать улыбку, - но поведай же о моем новом имени.
- Смотрящая вверх, - Мизу невольно взглянул в темное небо, - правда, кто-то из насмешников уже переиначил и нарек тебя «Задравшая башку».
Зика громко рассмеялась, рискуя разбудить маленьких обитателей родной пещеры, но никак не могла остановиться и потом еще долго хихикала в кулачок, под неспешное повествование дяди, ставшего жрецом.
Смотрящая вверх отличалась от остальных не только любознательностью и любопытством, не только умением и любовью к созиданию, но и физически. Зика выросла высокой и тонкокостной. Такая внешность ей досталась от матери, которую взял в жены главный охотник племени из дружественного стана, расположившегося южнее их ареала.
Мать Зики ушла к предкам в тот момент, когда произвела на свет пятого из братьев и сестер Смотрящей вверх. Главный охотник не вернулся из долгого похода через две зимы после потери жены, оставив семью на попечение младших родичей. Зика скучала по родителям больше остальных, она помнила каждую черточку лица матери, каждый шрам на теле отца. Мизу оказался ближе всех, и только ему она доверяла свои мысли, тайные желания и секреты.
А сейчас она аккуратно передвигалась в предрассветном лесу, чутко улавливая  изменения в окружающей обстановке, прислушиваясь к звукам, наполняющим зарождающееся утро. Пальцы, покрытые краской, сжимали короткое копье с острым каменным наконечником, готовое в любой момент поразить цель, представляющую угрозу для одинокого путника. Зика осторожно, но уверенно двигалась по знакомому пути, неоднократно исхоженному ее ногами. Уши чуть подрагивали, реагируя на резкие звуки, коих было полно в округе. Черные зрачки резко сужались в до маленькой точки, когда девушка зорко вглядывалась в тень, нарисованную предутренним туманом, уже пропускающим сквозь свое эфемерное тело вездесущие солнечные лучи.
Восприятие художника благоговейно впитывало в себя всю красоту пробуждающегося мира, а воображение уже дорисовывало нечто, что невольно зарождалось в душе, что заставляло нервно трепетать сердце. Крылья носа чуть раздувались, помогая обонянию воспринимать запахи лесных трав, прелого мха и, просыпающихся под ласковым прикосновением солнца, ароматных цветов.
Но над всей этой красотой довлела одна тревожная мысль, забирая всю щедрость и беззаботность утра: Зике предстояло держать ответ и признаваться, по какой причине она украла кувшинчик с краской из личных вещей Верховного жреца…

Мизу и по сей день корил себя за свое опрометчивое решение показать племяннице обрядовые наскальные рисунки. От его умения художника зависел результат большой ежегодной охоты. Величина добычи определяла, будет ли предстоящее зимовье сытым или голодным. Жрец старался прорисовать каждую линию, штришок в картине будущего, запечатленного на самом ровном участке глубокой ритуальной пещеры. Он долго смешивал краску с древесной смолой, а в лучшие и богатые на добычу годы использовал животный жир. Его пальцы умело исследовали шероховатую поверхность основы, оставляя за собой линии, складывающиеся в образ поверженного зверя. Художник улыбался, представляя радость и удовольствие на лицах усталых и изможденных охотой людей.
Мизу и представить не мог, насколько древние и совсем свежие обрядовые рисунки смогут захватить удивленный и восторженный разум девушки. Ее молчание во время путешествия по ритуальным пещерам, когда она, чуть приоткрыв рот, в изумлении рассматривала изображения, вылилось в нескончаемый поток слов, в котором Смотрящая вверх пыталась утопить жреца во время их ночных бесед.
Мизу с сожалением смотрел в разочарованное лицо племянницы, когда в очередной раз отказывал ей в возможности посетить пещеры с наскальными рисунками.
- Это табу, Зика, - он гладил ее по волосам, убранным в тяжелые косы, - нельзя, понимаешь?
Смотрящая вверх согласно кивала и упорно разглядывала что-то у себя под ногами, пытаясь скрыть предательские слезы. Мизу понимал, что у девушки талант художника, рассматривая очередные глиняные фигурки, которые она лепила для детей их племени или для особых ритуалов, часто проводимых женщинами. Но жрец также понимал, что Зика никогда не сможет стать его преемницей, а ему придется передать все знания и полномочия кому-то из менее достойных ровесников Смотрящей вверх. И порой от горьких мыслей его сердце готово было разорваться на части, окропив красным опасную тропинку в глубоких пещерах, куда он под гнетом груза, спускался и размышлял о несправедливости окружающего мира. Ему так нехватало суровой уверенности и непоколебимости старшего брата, главного охотника и несостоявшегося вождя племени.

Зике совсем чуть-чуть оставалось пройти по кромке леса. Через несколько десятков шагов она достигнет ровной тропинки, истоптанной многочисленными парами ног поселян. Там уже можно, не таясь, пробежаться до поля с черной жирной землей, засеянной злаками. В конце лета Смотрящая вверх будет собирать урожай вместе с другими молодыми девушками, радуясь большим запасам зерна и предстоящей сытой зиме. Многие из ее подруг и сверстниц выйдут замуж, станут хозяйничать у очага, обзаведутся детьми. У Зике жениха нет, но она только рада этому обстоятельству. Ей бы не хотелось, чтобы ее выдали замуж за противного и задиристого с детства Вита. Это именно он прозвал ее «Задравшая башку» и продолжал издеваться до сих пор. Смотрящая вверх была красива, на нее многие заглядывались, но общее предубеждение членов племени и статус безобидной сумасшедшей надежно охраняли от посягательств на замужество.
Девушка не могла придумать причину для собственного оправдание и с тоской посмотрела на окрашенные ладони. Яркие пятна выдавали ее с головой. Зика грустно вздохнула, понимая, что суровое наказание за воровство последует незамедлительно. Она вспомнила свежее произведение, оставшееся там, в глубокой скальной пещере, что находилась за лесом, и улыбнулась.
Внезапно, какой-то инородный для раннего утра звук заставил ее резко пригнуться к земле и замереть, напряженно сжав пальцы на грубом древке копья. Показалось или чуткий слух уловил негромкий стон животного или человека? Все тело девушки превратилось в одно большое ухо. И, когда она решила, что ей показалось, и хотела было направиться дальше, стон, полный боли и отчаяния, вновь послышался где-то совсем рядом.
Зика медленно сошла с тропинки и двинулась в густые заросли, из которых доносился звук. Она была готова к чему угодно, и даже хищный зверь пожалел бы о своем решении напасть на одинокую фигуру, умело двигающуюся по нехоженному лесу.
Человек лежал под высоким раскидистым деревом. Подле него бесформенными изломанными куклами валялись туши поверженных диких волков. Три зверя ушли к предкам, исторгнув дух из мощных тел, из-за умелых действий несостоявшейся жертвы.
Человек слабо пошевелился, и зику обдало ледяным дыханием приближающейся смерти, отразившемся на дне голубых глаз светловолосого незнакомца.
- Кто ты? – голос девушки дрожал от напряжения, она незнала, нужно ли опасаться этого человека или он уже был на половине пути к праотцам.
Мужчина попытался ответить, но лишь бессильно открывал рот, а по его светлой бороде заструилась тонкая струйка окровавленной слюны.
- Не уходи, слышишь? – Зика едва не заплакала от жалости, - Нельзя уходить. Это табу!
Девушка развернулась и юрко пробралась сквозь лесную чащобу до едва заметной тропинки, выпрямилась во весь рост и помчалась к своему поселению. Там помогут. Мизу спасет незнакомца, и Зика сможет спросить, почему у него такие светлые волосы и странные глаза, заполненные голубоватой водой из быстрой горной реки, которую так боготворят и так боятся все племена в округе.

Букат быстро восстанавливался. Племя приняло его без опаски, омыло его раны, Поместило в лазарет. Та странная девчонка с горящим взором темных глаз неустанно ухаживала за ним, поднося к губам глиняную миску с водой или терпким лекарственным питьем. Жирный бульон горячим шквалом проносился по телу, наполняя все мышцы, жилы, нервы новой силой и жаждой жить.
С каждым днем они все лучше и лучше понимали язык друг друга, объясняя и показывая предметы, заучивая новые названия. Диалекты были близки, и уловить совсем простые вещи не составляло труда с самого начала. Смотрящая вверх была любопытна и без устали задавала все новые и новые вопросы. Букат порой так и засыпал под ее негромкие слова, касающихся слуха, словно журчание лесного ручья в теплый безветренный день. Мужчину поразил живой ум, любопытство и жажда новых знаний, собравшихся в этой девушке. Она, как изголодавшийся по общению ребенок, рассказывала ему о своей жизни, умениях и даже немного приоткрыла завесу мечтаний.
- Ты уйдешь, - говорила она, - а мне останутся твои рассказы. Ты уйдешь, а я буду грезить о северном крае, где ты родился. Ты уйдешь, а я буду грустить о невозможности путешествовать, как ты…
- Я видел немного, - отвечал ей Букат, - мой внутренний художник заставил меня искать новое, а я нашел только рисунки красками. Я хотел учиться, но учил сам…
- Ты научишь меня? – Смотрящая вверх с надеждой заглядывала в глаза цвета неба.
- Но ты женщина, - отрицательно качал головой светловолосый мужчина, - твое племя не одобрит…
- Когда ты вновь встанешь на ноги, - улыбалась девушка, - я покажу тебе мой самый страшный секрет…

Мизу с тревогой наблюдал за своей племянницей. Ему не нравилось то, что Зика много времени проводит с чужеземцем, путешественником и исследователем. Их племя не опасалось подобных ему и радушно принимало на постой, требуя взамен лишь вестей от соседей и новых рассказов о далеких землях.
Но в этом светловолосом великане было нечто такое, что заставляло тревожиться любящее сердце родича безобидной сумасшедшей. Возможно, это был отблеск острого ума и любопытства, безошибочно угадываемый на дне водянистых глаз. Жрец уже видел точно такой же отсвет бушующего пламени в глазах племянницы, и тревожное предчувствие острыми иголками впивалось где-то в районе левого подреберья.
Он ограждал Зику от косых взглядов племени, которыми все чаще и чаще провожали странное создание старшие женщины, когда девушка одна отправлялась гулять в лес или купаться на реку.
- В быстрой воде водятся злые духи, - шептали по ночам старухи и рисовали в воздухе перед собой охранные знаки, - не к добру она туда ходит, ох, не к добру…
Молодые люди, которые совсем скоро заменят вождей племени, не очень-то жаловали девушку и с легкой руки забияки называли ее «Задравшая башку» и не иначе.
Мизу понимал, что еще пару лет и ему придется выдать Зику замуж за одного из претендентов в женихи из соседнего племени. Но так будет лучше для нее самой. Но откуда взять силу духа ему, чтобы навсегда расстаться с племянницей, близкой ему не только по крови, но и духу…
В то утро, когда задыхающаяся Смотрящая вверх бросилась к нему с мольбами о помощи, он с ужасом увидел на ее руках до боли знакомые разводы краски. Ему не показалось, что кувшинчиков с готовым священным материалом стало меньше. Зика, несмотря на запрет и полагающееся наказание, решилась на воровство и… Зачем же еще нужна краска, кроме ритуального рисования…
- Если спросят, откуда следы, - Мизу шипел, брызгая слюной в лицо племянницы, - скажешь, что теперь ты смешиваешь краску для жреца. Это не запрещено. Нет табу…
Зика испуганно смотрела в глаза, как две капли воды, похожие на ее, понятливо кивала. В душе девушки разливалось облегчение, смешанное с благодарностью к родичу. Но сколько ни пытал ее тогда и потом Мизу, она упорно сжимала губы и ни одним словом не выдала, где оставила свидетельство своего преступления.
Теперь же руки Смотрящей вверх напоминали о Верховном жреце всем и каждому. Он не щадил девушку и заставлял смешивать материал долго и тщательно. Зика с радостью приступила к новым обязанностям и почти все время пропадала за работой или у постели чужеземца. Ее одиночные прогулки по лесу прекратились, а купания стали реже, но от этого тревога Мизу становилась только сильнее и настойчивее…

Смотрящая вверх вела Буката по лесу, привычно ориентируясь по знакомым приметам. День выдался солнечным и теплым. Казалось, что все вокруг благоухает волшебными ароматами – деревья, травы, камни, а не только цветы.
Букат любовался грацией движений темноволосой девушки. Он видел ее глазами художника и молодого мужчины. Она была не только красива, но и умна, любознательна, талантлива. В его сумке лежало несколько десятков завернутых в мягкую кожу глиняных фигурок птиц и зверей, с нанесенной на них краской. Смотрящая вверх не только сама лепила и обжигала статуэтки, но и наносила на них рисунки, не жалея прокрашенных до костей пальцев.
- Обещай, что дашь мне разок попробовать тесло и молоток, - девушка лукаво улыбнулась, искоса взглянув на молодого человека.
- Я оставляю тебе кисти, - покачал головой Букат.
- Ты оставляешь их не мне, а жрецу…
- Ваш Верховный в тебе души не чает, - рассмеялся мужчина, - он позволит тебе воспользоваться кистью.
- Я покажу тебе секрет, а ты подаришь мне кисть. Самую маленькую, самую тоненькую, - присоединилась к заразительному смеху Смотрящая вверх. В ее словах было столько уверенности, что Букат удивленно посмотрел на девушку, которая с довольным видом перебросила древко копья из одной руки в другую, а потом обратно.
- Ну, что же, - ухмыльнулся художник, - осталось совсем немного, чтобы увидеть твой секрет.
- Неа, - Зика отрицательно махнула головой, - не немного, мы уже пришли. Но запомни, все, что ты увидишь, табу!

Уже который час Букат пораженно путешествовал по широким гротам пещеры, внимательно разглядывая с помощью дрожащего огня факела многочисленные изображения, оставленные искуссным мастером с помощью древесного угля. Рисунки животных, птиц, растений поражали воображение. Казалось, что каждый лепесток цветка или древесный лист наполнен жизненной энергией, трепетом ветра, тяжестью росы и солнечным светом. Букат был готов протянуть руку и сорвать целую охапку травы на лесной опушке. Он почти ощущал пряный запах леса, слышал бесконечное стрекотание жуков, исходящее от наскального рисунка. Вскоре за этими изображениями его взору предстали новые потрясающие картины, показывающие сюжеты из жизни племени. Художник увидел женщин, работающих в поле, девушек, купающихся в быстрой реке, мужчин перед охотой и во время нее. Часто встречались рисунки с изображением девушки, смотрящей в небо, на котором мерцали мириады звезд. Иногда к ней присоединялся мужчина, в нем Букат безошибочно узнал жреца.
- Это ты, - пораженно прошептал художник, - Это все ты…
Он вглядывался в тонкие штрихи, плавные линии, умелые мазки, складывающиеся в самую кропотливую из работ Смотрящей вверх.
- Я назвала его свиданием влюбленных, - девушка смущенно потупилась, когда синие молнии внимательного взгляда метнулись в ее сторону, - я долго работала сначала углем, потом краской. Если бы у меня была кисть…
- Я мог бы отдать тебе все свои инструменты, - светловолосый мужчина благоговейно притронулся к изображению, - только бы получить в дар твое умение…
- Зика, - резкий окрик ворвался в сознание художников, ошеломил, напугал и радостно скрылся в недрах глубоких пещер, пытаясь обогнать собственное эхо.
Мизу поднял высоко над головой факел и яростно уставился на племянницу. Пара следопытов племени стояли за его спиной и с любопытством разглядывали Смотрящую вверх и чужеземца. Они предвкушали встретить неприглядную картину тайного свидания любовников, но никак не ожидали, что потратят большое количество времени на знакомство с наскальными рисунками, которые так впечатлили их Верховного жреца.
- Ты покинешь наше племя на рассвете, чужак, - Мизу старательно сдерживал злость, не отдавая себе отчета, из-за чего он злится на Зику.
С каждым новым увиденным рисунком в его душе просыпалось неведомое ранее чувство зависти и досады. Он смотрел и понимал, что никогда не сможет создать нечто, близко похожее на творения родной племянницы. Даже первые ее рисунки были намного лучше его ритуальных изображений. И, если бы кто-то мог принести большую удачу в очередной охоте, то это могла быть только Смотрящая вверх. Но женщине не суждено стать жрецом. Табу…

Букат аккуратно перекинул ремень сумы через плечо. В ней поместилось все, что ему могло понадобиться в пути – несколько запасных кремниевых наконечников для копья, крепкая веревка, куски кожи для латания одежды и обуви, сушеные грибы, ягоды, коренья и пучки лечебных трав, которые с неменьшим успехом могли понадобиться в ритуале изгнания злых духов. Кусок вяленного мяса на ближайшие три дня пути, пара мучных лепешек и несколько мешочков с запасами зерновых культур, подходящих для посева. Бережно завернутые в прочную кожу фигурки Смотрящей вверх улеглись на самом верху, и мужчина подумал, что теперь придется быть более внимательным к своему грузу, если хочет донести хрупкую ношу в целости и сохранности.
Ему было грустно оставлять столь гостеприимное племя, но вердикт Верховного жреца был неумолим. Букату не дали и лишнего дня, чтобы понять, осознать, увидеть еще раз рисунки необычной девушки. Художник в его душе сопротивлялся и умолял остаться, дабы вновь воочию убедиться в мастерстве Смотрящей вверх, попросив ее что-либо нарисовать на шероховатой поверхности камня. Но исследователь и путешественник прекрасно осознавал, что гостеприимное племя и так дало ему много больше, чем простому путнику, забредшему в эти места.
Солнечные лучи быстро разогнали предрассветный туман, не оставив даже тонкой прядки седого эфемера. Гомон лесных птиц, шуршание в траве мелких грызунов, аромат трав и цветов наполняли душу Буката радостью и предвкушением чего-то нового, интересного. Он направлялся в обратный путь домой и теперь его не терзали досада и смятение в правильности своего решения тогда, три зимы назад. Он покинул летнее стойбище без осуждения родичей, но и видение жалостливых взглядов в след не оставляла память все это время. Теперь же, его багажом являлась не только сума с рукотворными диковинками иных земель, но и увлекательные рассказы, истории, легенды и предания племен, поселившихся намного южнее его сурового, богатого на холода и снега дома.
Светловолосый мужчина уверенно шагал по летнему лесу. Его тело вновь ощущало себя сильным и крепким, готовым к долгому пешему ходу. Увесистое копье с острым кремниевым наконечником придавала уверенности, а арсенал пополнился еще парой смертоносных клинков, подаренных жрецом по имени Мизу. Букат не единожды за время путешествия сталкивался с народами, среди которых были мастера, создававшие оружие не только из камня, но и абсолютно фантастического материала, прочного, долговечного, поблескивающего на солнце и мерцающего под взглядом луны.
Художник сам не понял, как оказался рядом с входом в пещеры, куда накануне водила его Смотрящая вверх. Видимо, ноги сами привели сюда, невольно отозвавшись на страстное желание вновь увидеть угольные рисунки на стенах, восхититься красотой изображенного свидания влюбленных.
- Ты, все равно, уйдешь, - Смотрящая вверх сидела на большом валуне справа от лаза в пещеры, - а я останусь…
- Мне пора возвращаться, - Букат осторожно погладил девушку по голове, - а у тебя теперь есть кисти.
- Мизу отобрал у меня все, - прошептала Зика, - рисунки, краски, мечты…
- Мечту невозможно забрать, - уверенно качнул головой Букат.
- Меня отдают замуж, - девушка грустно улыбнулась, - далеко на запад… Туда, где все племя живет в огромном бревенчатом доме, променяв на него жилище в скалах.
Молодой мужчина присел рядом с Зикой, положил копье поперек колен. Он пытался что-то сказать, но не находил слов. Девушку отдадут другому племени, где она не сможет продолжить заниматься своим любимым делом. Здесь она, пусть тайно и под покровом ночи, могла рисовать, а родич, ставший Верховным жрецом, властью и авторитетом защищал безобидную сумасшедшую.
Его рука невольно потянулась к ее узкой ладони, к длинным пальцам, покрытым въевшейся краской. Мужчина понимал, что не сможет передать ей свою уверенность, веру в лучшее, но участие и сочувствие были в его силах.
Глаза Смотрящей вверх наполнились слезами и она, зарыдав, порывисто спрятала лицо на груди Буката.
В душе мужчины зародилось непонятное, необъяснимое ощущение. Ему хотелось обнять девушку, утешить, спрятать ее от всех невзгод этого мира. Одновременно с этим, душа художника трепетала под гнетом безысходности и отчаяния, соприкоснувшись с душой Смотрящей вверх.
- Скажи, что в твоих землях женщины тоже рисуют, - голос Зики звучал глухо, пропадая меж складок кожаных одежд Буката, - скажи, мне станет легче.
- Моя сестра делает из дерева посуду и фигурки, похожие на твои, - улыбнулся мужчина, - моя мать умеет прясть нити из шерсти собак и диких зверей, а отец плести из них сети. Каждый из рыболовов вяжет перед большим уловом новые рукавицы, рубаху и шапку, вплетая меж нитей слова заговоров и заклинаний. И во время этих работ ни одна из женщин не может прикоснуться к клубкам. Но невеста плетет обережный пояс для своего жениха, а мать вырезает узор на деревянной ложке и прокрашивает его красками.
- А ты был жрецом в своем племени?
- Нет, - покачал головой мужчина, - я охотник, художник, зодчий. Мы выбиваем рисунки на камне, как маяки - знаки для ориентировки, как свидетельство нашего существования для потомков, дабы память о нас сохранилась на века.
- Твой народ удивительный и далекий от понимания нашим народом, - Зика утерла слезы, пригладила растрепавшиеся волосы, - мы рисуем лишь во время обряда, призывая духов на удачу.
- Мы близки и далеки, - согласно кивнул Букат, - но и у вас есть удивительные вещи, неведомые нашей земле. Они поразили меня в самое сердце. Вот ты, например. Я не додумался прорисовать контур будущей картины углем, а потом уже выбить его в камне. Теперь же я знаю, как сделать свои знаки более яркими и правдоподобными.
- Какие такие знаки ты собрался здесь делать? – насмешливый голос беспощадно нарушил все очарование, возникшее меж родственными душами.
Молодой человек, нахально и самоуверенно метивший занять место главного охотника племени, появился перед собеседниками в опасной близости. Они, увлекшись беседой, забыли об опасности, окружавшей людей со всех сторон в диком лесу, и проворонили приближение пары охотников.
- Что тебе нужно, Вит? – Смотрящая вверх с вызовом взглянула в глаза давнего недруга, - шел по своим делам, иди дальше.
- А что, если я расскажу Старейшинам, о твоем дружке, - ухмыльнулся парень, - или ты вновь будешь уповать на покровительство своего дядюшки?
- У меня нет дружка, - Зика устало махнула рукой.
- А этот чужеземец, с которым ты миловалась все это время? – молодой охотник направил острие каменного наконечника в грудь Буката.
- Он просто… - Смотрящая вверх растеряно посмотрела на Вита, перевела взгляд на его напарника.
- Он просто перед уходом решил обесчестить девушку нашего племени, - визгливо рассмеялся парень, - но мы подоспели вовремя.
- Ты фантазер, Вит, - фраза, сказанная низким голосом, едва слышно коснулась слуха молодого охотника, заставив убавить браваду и убрать с лица ухмылку.
Светловолосый художник одним плавным движением поднялся на ноги, удобно перехватив копье, навис всей мощью высокого мускулистого тела над низкорослым наглецом.
- Не стоит этого делать, парень, - Букат не отводя глаз от испуганного лица Вита, едва заметно повел сильным плечом в сторону его дружка.
- Не беспокойся о нем, - в насмешливом голосе Смотрящей вверх звучали уверенные нотки.
Девушка резким движением выхватила копье у растерявшегося парня, заняла оборонительную позицию, привычно держа сразу две смертоносных пики в крепких руках. Общение с Мизу с тех пор, как она вошла в пору девичества, не ограничивалось только беседами. Дядя часто тренировал девочку, понимая, что физическая подготовка, умение владеть оружием и концентрация во время угрозы жизни, обязательно когда-нибудь ей  пригодятся.
- Бу, - громко выдохнул светловолосый мужчина прямо в лицо несостоявшегося противника в насмешливой попытке напугать.
Вит резко присел и в таком положении прытко отскочил назад. Не давая опомниться светлобородому чужаку и его союзнице, молодой охотник в три скачка достиг густых зарослей подлеска и скрылся под их защитой. Второй парень, чуть помедлив, присоединился к своему другу, вломившись в лес с грацией раненого зайца.
- Нам надо поторопиться, - Букат тревожно взглянул на девушку.
- Нет, - Зика отрицательно качнула головой, - они ничего не поведают Старейшинам и вождям. Рассказать о моем побеге – это признаться в своей слабости и навсегда забыть об охоте.
- Ты готова пойти со мной? – голубые глаза светились радостью и надеждой.
- Только если ты обещаешь мне, - лукаво улыбнулась Зика, - что никогда не будешь запрещать мне рисовать.
- Этого тебе не избежать, - художник перекинул древко копья из одной руки в другую, - такое умение, которым ты владеешь, должно совершенствоваться и остаться нашим потомкам на память.
- Потомкам? – Смотрящая вверх извлекла из-под камня острый металлический наконечник для копья и ловко заменила им каменный, укрепив с помощью крепкой волосяной веревки замысловатым узлом.
Букат в очередной раз удивился умениям этой необычной женщины из чужого племени и чуть подрагивающей рукой почесал затылок.
- Ты должна научить детей всему, что знаешь, - светловолосый мужчина последовал за девушкой, которая уверенной походкой следопыта начала движение вглубь леса.
- Каких детей?
- Наших, - в голосе Буката звучала уверенность, - будущих…
- Это любовь, - мысленно улыбнулась Зика и высоко задрала голову, вглядываясь сквозь густую крону лесных исполинов в бесконечные небеса, подсвеченные животворящим солнцем…