Картошка

Мария нервно мяла свои ладони: покрасневшая от холода кожа горела, суставы ломило.

– Сергей Константинович, – умоляюще пролепетала она. – Пожалуйста!

Доктор, беспокойно постукивая ногтями по шершавой поверхности стола, не отрывал взгляда от экрана компьютера.

– Мария Викторовна, – напряжённо ответил он, – ваши физические показатели очень низкие. В допуске вам отказано. 

Мария глубоко вздохнула и расстегнула верхнюю пуговицу толстой шерстяной кофты. Голова кружилась: то ли от непривычного тепла, то ли от привычного голода. Взгляд скользнул к прозрачной стене, отделяющей кабинет врача от рабочего помещения, и в горле запершило при виде сослуживца, который, глубоко засунув руки в карманы белоснежного халата, застыл в задумчивости. Он случайно встретился с ней глазами, стушевался и суетливо поспешил прочь.

– Маша, – сменил тон доктор, – я ведь тебя предупреждал о последствиях. Работа на генераторе быстро иссушает даже молодого здорового мужчину, а в твоём возрасте… Ты знала, что когда-нибудь этот день настанет.

Мария медленно сползла со стула, колени больно врезались в пол, по щеке поползла слеза. Доктор заёрзал на стуле, стилус выпал из его дрожащих пальцев и, позвякивая, покатился по столу.

– Умоляю, – с трудом прошептала Мария. – Я уже несколько дней не ела. А у моей дочери…

– А у меня жена на сносях! – жёстко выкрикнул Сергей Константинович. – И не прибедняйся тут! Я знаю, что Александра приняли в патруль! Паёк у вас есть.

– Один на троих, – горько проговорила Мария.

Она подняла глаза на доктора и, не в силах больше умолять, лишь застонала.

– А что, если ты упадёшь в обморок? – сурово спросил Сергей Константинович. – Или нажмёшь не ту кнопку? Остановка генератора даже на минуту может привести к гибели тысяч людей! Даже летом, когда температура не ниже тридцати градусов мороза, это катастрофа! К тому же… излучение за неделю убьёт тебя.

– Зато неделю мы будем сыты.

– Хочешь есть? Ищи другую работу.

Мария, дрожа, прижала руки к груди, а доктор решительно поднялся и, приблизившись к выходу из санчасти, распахнул дверь:

– Следующий! Ох, сколько уже времени… Заходите по двое! Один раздевается, второй проходит диагностику.

Мария сидела, упираясь ладонями в пол, и истерично посмеивалась, а из глаз катились редкие слёзы. Другую работу? Кому нужна больная истощённая женщина с художественным образованием? Жизнь ничего не стоит…

Крепкотелая молодка с внушительным размером обуви едва не наступила ей на пальцы. Встав на четвереньки, Мария поползла к выходу: локти подгибались, и от слабости рябило в глазах. Кто-то подхватил её под руки, добрые люди помогли встать.

– Операторша… – Услышала Мария сочувственный голос. – Говорят, там мало кто выдерживает. Облучение… Только не возьму в толк, какое излучение может быть от льда?

– Дурочка! – беззлобно буркнул мужчина и тихо добавил: – Излучение идёт от генератора, который преобразует лёд в энергию, от плавильни операторов отделяет лишь тонкая перегородка.

– Одним тепло, а другие гибнут, – всхлипнула девушка.

– Жалостливая нашлась! – От противно-скрипучего женского голоса у Марии приподнялись волоски на руках, и она машинально, будто оказалась на улице, запахнула ватник. – Да они жируют на тройном пайке!

– Ты посмотри на неё, – сурово произнёс мужчина. – Похоже, что жируют?

– Все голодают!

– По тебе не видно…

Шум всё нарастал, а Мария медленно, покачиваясь и натыкаясь на спорящих, двинулась по коридору. Пока она работала оператором, им действительно жилось хорошо, – тройного пайка как раз хватало и для неё, и для детей, – но сейчас каждый день становился испытанием на прочность.

Перед большой обитой старыми облезлыми коврами дверью Мария остановилась, скрупулёзно застегнула все пуговицы, завязала платок, надела толстые варежки и только потом вышла из здания. В лицо, впиваясь в кожу миллионом ледяных иголок, ударил ветер. Мария невольно зажмурилась и торопливо закрыла за собой дверь: драгоценное тепло нужно беречь.

Снег скрипел под ногами, ветер тянул заунывную песню. Мария медленно плелась вдоль высокой и длинной стены, к подножию которой, словно полипы, прилепились полукруглые хижины «бесполезных». Созданные из камней и снега, они пытались казаться человеческим жильём, но больше смахивали на медвежьи берлоги.

Мария тоскливо посмотрела на убогие жилища, понимая, что скоро им придётся переселиться в подобное, и так же, как другие «бесполезные», воровать, чтобы выжить. Впрочем, Сашка сможет жить в казарме. Мария вздохнула: вот, если бы у Светы в свидетельстве стояла надпись «сирота»! Дочь бы приняли в приют, а это шанс стать «полезной»…

– Эй! – От неожиданности Мария подскочила и недоумённо уставилась на пожилую женщину, которая высунулась в узкий лаз одной из «берлог». Казалось, незнакомка смотрела прямо на неё. – Где взяла?

Мария, не понимая о чём речь, пожала плечами, а из-за спины донеслось:

– Так Родик помер. Вот и забрала, пока не украли…

– Таки украла первой? – ехидно усмехнулась женщина.

Она поспешно вылезла из жилища и, переваливаясь, направилась навстречу. Ветер трепал полы грязно-кирпичного пальто, которое было натянуто поверх облезлой шубы. Мария, обернувшись, проследила, как «бесполезная» прошла мимо неё и приблизилась к невысокой плотной женщине, в руках которой серебристо переливался старый чайник. В помятых боках мелькали жёлтые пятна отражений от рваного пуховика новой хозяйки.

– Там ещё что-то осталось? – деловито спросила старуха, но обладательница канареечного пуховика отрицательно покачала головой, и женщина сникла. Но тут же вцепилась в рукав подруги и тихо спросила: – А что с Родиком-то случилось? Я ж видела его вчера… Рожа – во! – Она развела руки и сипло засмеялась: – Хвастался, что еды теперь навалом! Не знаю, может, и врал… Так как он помер? От голода или замёрз?

– От жадности, – фыркнула вторая женщина.

Она поместила чайник под мышку и, приложив руки к лицу, попыталась сквозь варежки согреть ладони дыханием. Становилось всё холоднее. Мария зябко поёжилась и, отвернувшись от сплетниц, медленно потопала к воротам. Смерть здесь – обычное событие. Возможно, скоро так же будут обсуждать и её гибель…

– Слышала, его патруль пристрелил. – Донеслось до Марии. – В заповеднике. А в руках у него обнаружили картошку! Два клубня…

Голоса давно растаяли, а Мария всё не могла выбросить из головы мысли про картошку. Наверное, в роще, которую «полезные» объявили запретной, чтобы народ не растащил драгоценную древесину на дрова, до Ледяной катастрофы кто-то сажал картошку. И теперь, под снегом, в мёрзлой земле, лежат клубни, способные сохранить жизнь… Вот только в каждого, кто осмелится сунуть нос в заповедник, патруль стреляет без предупреждения. Мария слабо покачнулась и, чтобы устоять, оперлась о стену. Сердце заколотилось, а дыхание стало рваным при одной мысли о том, что стрелявшим в беззащитного старика, который просто откапывал картошку, мог быть Сашка. Её сын…

Собравшись с силами, Мария оттолкнулась от стены и потянула створку ворот. Надрывно заскрипели петли. Пол большого помещения белел от слоя снега: ещё не подметали. Мало кто пользуется этим входом так рано. Разве что только такие, как она, – отвергнутые, но пока ещё не вышвырнутые. Оставляя следы, Мария прошла прямиком к левой дверце, ведущей в самый холодный блок, и прислонила к считывателю пропуск. Устройство пискнуло, и Мария облегчённо вздохнула, – пока ещё действует! Но когда-нибудь везение закончится. К человеку, который отвечает за пропуска, придёт мейл с её данными, и он отключит допуск в блок «полезных». Всего лишь снимет галочку, и эта карточка станет бесполезным куском пластика, а Мария окажется в мире тех, кто каждый день борется за выживание. Кто готов получить пулю за мёрзлую картофелину.

– Мама?

Мария вымученно улыбнулась взволнованной дочери, а Света, помедлив миг, стремительно подошла к матери и крепко обняла её за талию. Светлые детские волосы приятно пахли теплом и сладким хлебом. Выпечкой, которую делают исключительно для элиты, а не приплюснутыми каменными буханками, изготовленными из муки самого низкого качества, которую выдавали патрульным. Мария прижалась губами к затылку дочери и невольно всхлипнула: за стеной они и этого не увидят.

– Почему не в школе?

Света отстранилась и храбро улыбнулась матери:

– Не хочу я учиться с этими высокомерными ублюдками!

– Света, – укорила Мария. – Десятилетние девочки не должны так выражаться.

И не сдержала вздоха: неужели, в школе уже знают, что мать ученицы заболела и потеряла работу? Это плохо: она рассчитывала, что дочь днём хоть что-нибудь поест в школе, а теперь им обеим придётся терпеть до завтра, когда Сашка вернётся с дежурства и принесёт патрульный паёк, – один на троих. Мария провела дрожащими пальцами по впалой щеке Светы.

– Не все ублюдки, – серьёзно кивнула дочь. – Дора посочувствовала мне и подарила настоящие спички. Представляешь? За стеной очень пригодятся!

Мария молча кусала губы: в носу стало мокро, но глаза были сухими, – больше плакать невозможно. Дочь пыталась хорохориться, но Мария понимала, что это лишь маска, – Свете очень страшно. И сейчас нестерпимо захотелось придушить доктора, который не рискнул допустить Марию до работы.

– Тебе не холодно?

Мария покосилась на градусник: красный столбик едва дополз до цифры десять, а на Свете лишь брючный костюм. Дочь мягко улыбнулась и помотала головой, а Мария нежно потрепала её волосы и тихо проговорила:

– Сейчас переоденусь и пойду на работу.

Света встрепенулась, лицо дочери преобразилось, и Марии стало больно на сердце: права ли она, что дала ребёнку надежду?

– Так у тебя есть работа?

Голос Светы задрожал, а большие синие глаза влажно заблестели. Мария едва улыбнулась и опустила голову, избегая встречаться взглядом с дочерью. Мысль о мёрзлой картошке не казалась такой уж сумасшедшей. Со слов сына Мария знала, что утром патруль осматривает сектора, в обед – искусственные плантации, и только к вечеру обходит наружные территории. Мария сжала кулаки и решительно проговорила:

– Вернусь к ужину.

Она одевалась очень медленно, чтобы не показать дочери слабость и дрожь в руках. На улице сегодня относительно тепло, всего минус тридцать пять, но ей предстоит долго идти, а потом на ледяном ветру ковыряться в земле, так что лучше надеть всё, что только можно. Мария спиной ощущала встревоженный взгляд дочери и молилась, чтобы Света не задавала вопросов, – ненавистно врать детям! Но и сказать правду нельзя: Марии казалось, что стоит ей произнести хоть слово, как решимость растает без следа. Она прижала дочь к груди и, прикрыв веки, ощутила волну тревожной нежности. Как бы хотелось сделать так, чтобы дети никогда ни в чём не нуждались! Дочь подняла лицо.

– Я тебя люблю, – прошептала она. – Очень-очень.

Мария невольно содрогнулась и, сжав зубы до ноющей боли, кивнула. Радуясь, что обилие одежды скрывает от девочки крупную дрожь её тела, Мария поцеловала дочь и медленно двинулась к выходу.

Да! Это всё, что она может сделать. Если удастся добыть картошки, за пару дней можно набрать сил… хотя бы для того, чтобы прикинуться здоровой и получить работу. Света не должна страдать, школа – единственный шанс выжить. Дочь обязательно получит профессию и станет «полезной»!

Перед глазами поплыли разноцветные круги, и Мария, тяжело дыша, прислонилась к стене. Сердце забилось так, что, казалось, сейчас выскочит, тело заломило, а кончики пальцев потеряли чувствительность. Отдышавшись, Мария упрямо побрела к выходу.

У ворот весело переговаривались люди в тонких, не стесняющих движений, но тёплых одеждах. Мария, завистливо покосившись на встроенные в блестящую ткань солнечные батареи, неловко захлопнула дверь. Один из парней обернулся на звук и расхохотался:

– Ну и пугало! А я решил, что это Алекс! Представляете Алекса в таком наряде?..

От смеха он выронил свой сноуборд, и овальная цветная доска, гремя, повалилась на вычищенный от утреннего снега пол. Высокие двери, ведущие в средний тёплый отсек для элиты, распахнулись, и в свете ярких прожекторов к воротам вышел юноша не старше Сашки. Голова парня была непокрыта, – блестящий белоснежный шлем он держал под мышкой. Сердце Марии заныло – и светлыми волосами, и синими глазами он так напоминал ей сына! И даже имя похожее… Вот только у Сашки на лице никогда не появлялось выражения беззаботной радости.

Компания разразилась приветственными криками, и Алекс, ослепительно улыбаясь, вальяжно надел последний элемент костюма. Через пару минут всё стихло, – молодые люди ушли на прогулку, – а Мария тоскливо смотрела на раскрытые двери в элитный отсек: элита даже не задумывается о том, что для очень многих толика тепла дороже хлеба, важнее крови.

Мария, медленно передвигаясь, затворила двери за беспечным юнцом и с трудом приоткрыла ворота: слабость всё больше одолевала её, и вера в благополучный исход задуманного безумства, таяла быстрее куба льда в радиаторе. Успеет ли она дойти до заповедника и найти вмёрзшую картошку до вечернего патруля? Ветер трепал полы одежды, а глаза слепил мелкий противный снег, но Мария не замечала холода. Возможно, спасала одежда, а возможно, она потеряла чувствительность от голода.

Молоко белоснежного однообразия, окружающее её, вскоре прорезали чёрные стрелы мёртвых деревьев. Драгоценную древесину охраняли очень тщательно, – лес так и напичкан техникой слежения! – но пару дней назад ветер повалил несколько стволов, и система безопасности была нарушена. Потому-то Родик и рискнул полезть за картошкой. А теперь решилась и Мария.

Прикусив губу и с трудом переставляя проваливающиеся в сугроб ноги, она брела по лесу и старательно всматривалась в мёртвый пейзаж. Снег шёл всю ночь, но он был мелкий, так что сильно засыпать яму не должно. Заметив около поваленного дерева округлую впадину, Мария замерла на миг, и сердце её заколотилось при виде тёмного пятна на берёзовой коре. Облизав растрескавшиеся губы, она осторожно стянула варежку и прикоснулась к гладкому стволу: это кровь! Именно здесь погиб Родик…

Не медля больше ни секунды, Мария упала на колени и принялась красными от мороза руками разгребать снег. В прорехах колючего белоснежного «песка» показалась жёсткая промёрзшая ткань, и Мария, потащив за хрустящий уголок, выудила небольшой холщовый мешок и заглянула внутрь. При виде мелких клубней, горло сжал спазм, а глаза защипало. Картошка! Почти половина…

Мария вскочила и прижала драгоценную добычу к груди, а перед глазами всё расплывалось от счастья.

– Стоять!

Голос, усиленный встроенным в шлем устройством, казалось, пронзил Марию насквозь. Сердце её остановилось, а кожа на голове оледенела от ужаса, – патруль! Это конец… Она медленно развернулась и посмотрела на направленное прямо на неё чёрное дуло пистолета. Руки, что держали смертоносное оружие, затянутые в серебристые от солнечных батарей перчатки, слегка дрогнули, и Мария сжалась в ожидании выстрела, но его не последовало.

За напряжённой фигурой невысокого патрульного в тонком сером костюме, который висел на парне, как на вешалке, блестел металлическими боками снегоход. Увлекшись поисками, Мария и не услышала звука мотора…

Почему же патрульный не стреляет?

Стало трудно дышать, и Мария, не выпуская драгоценного мешка из рук, нервно дёрнула за шарф и освободила нижнюю часть лица. Патрульный издал странный звук, рука его безвольно опустилась. Мария осмелилась поднять глаза на прозрачную часть шлема патрульного и, судорожно вдохнув, порывисто шагнула вперёд: очень уж знакомым показался ей взгляд парня. Сашка?

Тот не шевелился, а Мария медленно осознавала весь ужас ситуации: в шлем вмонтирована камера, и, если патрульный хоть что-то сделает не по инструкции, то подвергнется наказанию. Возможно, окажется за стеной… Худощавая фигура сына покачнулась, и Мария попыталась улыбнуться, но непослушные губы её дрожали. В белоснежной пелене за деревьями она заметила движение, – ещё снегоходы!

– Всё к лучшему, – прошептала она и, сделав ещё шаг, вплотную приблизилась к патрульному. Протянула драгоценную находку и как можно спокойнее произнесла: – Это подарок, возьмите.

Сашка растерянно обхватил мешок обеими руками, и пистолет глухо ударился о замёрзшие клубни. Мария посмотрела в прозрачную часть шлема и с замиранием сердца заметила блестящие дорожки от слёз. Мягко улыбнулась и, не обращая на боль в растрескавшихся губах, проговорила:

– Берегите своих родных…

Обхватила безвольные руки Сашки и, направив дуло пистолета себе в грудь, нажала на палец сына, лежащий на спусковом крючке, – раздался хлопок. Боли не было, Мария медленно завалилась на бок. Донеслось приглушённое рыдание, Марии захотелось утешить сына: всё хорошо! Теперь ему не придётся делить свой паёк, а Света получит штамп сироты и отправится в тёплый приют. А сегодня на ужин у детей будет картошка…

Белоснежный холодный мир равнодушно душил Марию. Перед глазами заплясали разноцветные круги, и там, за мельтешением пятен, она разглядела солнечную поляну. В сочной зелёной траве резвился мальчик… Это же Сашка! Ему всего шесть. А годовалая Света сидит у Марии на руках и задумчиво рассматривает разноцветную игрушку. Скоро приедет муж, и они отправятся к озеру… Мария смотрела перед собой, но ничего не видела. В тот день они так и не попали на озеро: муж бесследно исчез вместе с машиной, да и озера не стало, – за сутки оно превратилось в глыбу льда.

А сегодня у детей на ужин будет картошка… солёная от слёз мёрзлая картошка.

Похожие статьи:

Рассказы → Голодный город

Рассказы → Грош надежды

Рассказы → Город тысячи мертвецов

Обзоры → "Dark [Тьма]" от Netflix. Назад в будущее по-немецки

Рассказы → Святой огонь