Поначалу идти было легко, но потом, ноги стали увязать в столетних мхах, зеленым ковром покрывающим почву. Это на опушках сосновые деревья стройные да гладкие, словно копья, вздымающиеся из-под земли. Но стоит углубиться в лес, как увидишь и кривенькие, нависающие над головой, словно падающая Вавилонская башня, и узловатые, словно скрюченные в припадке радикулита бабки. Сами сосны и земля покрыты мхом, словно густой травой. Чуть выше – лианы, обвивающие стволы так плотно, что на землю почти не проникает солнечный свет и непонятно, как в этой полутьме процветают папоротники, которые торчат громадными пучками прямо под соснами, достигая в толщину полуметра в обхвате.
Ежу понятно, что дороги в лесу не было никакой. Мишаня даже полетел пару раз на землю, не заметив колдобин прямо под ногами. Вдобавок ко всему похолодало и невесть откуда попер туман. Следить за девушкой в таких декорациях было легко (учитывая туман, заросли и маскировку из размазанной по телу глины), но жутковато. Ибо сразу припомнились детские страшилки про сереньких волчков, которые больно кусают за бок детишек, не желающих ложиться спать, и крадут Красных Шапочек, неосмотрительно несущих пирожки своим бабушкам. Тем более, девушка и в самом деле имела на голове красную косыночку. Ну, у Красных Шапочек и Косыночек судьба такая – волков встречать, а ему очень не хотелось быть укушенным ни за бочок, ни за какое другое место. Миханик даже зашарил по голым бокам, пытаясь отыскать оружие, позабыв, что давно пропил свой последний карманный самострел. Обливаясь холодным потом от каждого треска веток, следователь крался за подозреваемой, мечтая только об одном:
- Ладно волки, от них на дерево можно залезть. Куры бы не набежали, от них на дереве не спрячешься. Заклюют насмерть, и никто не узнает, где могилка моя…
Девчонка же, не выказывая никаких признаков страха, прокладывала себе дорогу в зарослях. То ли куры прикормлены были, то ли… Мишка вдруг озарился догадкой.
- Сатанисты! Точно они. Ишь какая, еще косыночку напялила. Маскируется ведьма а сама косы не заплела.
Ведьма же, словно услышав его шепот, вдруг замерла на месте.
- Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа, - позвала она, стягивая красный платок с головы. Угольно-черные волосы рассыпались по плечам масляной волной, скрывая серую одежонку почти до бедер.
Лес загудел, закачались папоротники, сминаемыми мощным телом, усиленно потревоженные птахи и на просеку выскочил игуанодон. Птах был метра полтора в холке – молоденький, совсем еще цыпленок. Черно-желтый полосатый окрас позволял этому травоядному оставаться практически невидимым, одновременно делая похожим на тигра. Тем временем ведьма подошла к ездовой скотинке, огладила топорщащиеся перья и влезла ей на спину.
- Пошла! – цокнув языком, приказала девушка, и игуанодон со своей всадницей исчез в лесной чаще.
Мишаня растерянно заскреб пальцами в затылке. Согласно инструкции следовало бы вернуться и доложить начальству. Но это означало потерю времени.
- И вообще! – возмутился он таким мыслям. – Что я, не смогу за бабой на курице проследить? Вон, какая тропа протоптана. Хоть на санях езжай с закрытыми глазами.
Чтобы высвободить руки, он выломал две ветки: одну - потолще и покороче; вторую, потоньше и подлиннее. На ветку потоньше увязал узел с одеждой. Вторая палка должна была стать оружием. От птиц не отобьешься, конечно, но всякую лесную мелочь шугануть – в самый раз.
***
Вопреки ожиданиям, лесная чаща вовсе не кишела кровожадными птахами, людоедами и Тетками Элизабет (мелкими хищными ящерками, размером с овчарку), как рассказывали на уроках ОБЖ. Можно было даже сказать, что тут было, как в пустыне, если бы не вездесущая мошкара. Мишаня пробирался уже второй день по оставленной игуанодоном тропинке, и за все это время встретил только лису, которая удрала прежде чем тот успел потянуться за дубиной.
Жрать хотелось неимоверно. За все это время следователь схомячил несколько пригоршней малины и сырых грибов. Завалить бы птицу-муравьеда, или белку-летягу. Но охота требовала времени и розжига костра, разводить который ночью было бы крайне неосмотрительно.
- Ладно, - пообещал он сам себе. – Вот закончу дело. Вернусь. Получу премию. Пойду к Сахи и закажу у него самую большую шаурму, какую он только сможет сделать, с картохой и сырным соусом. И пива жбан. Или даже два!
Мечтая о будущем обеде, Миханик не заметил в сумерках, как лес начал редеть. Тысячелетние сосны стали перемежаться столетними дубами – что являлось признаком людских поселений. На изменение ландшафта следователь обратил внимание только практически уперевшись лбом в деревянный забор.
«Это еще что?» – подумал он, изумленно обозревая неизвестно поселение.
Насколько он помнил, в лесу никаких поселений вплоть до индейских территорий не было. Однако, вопреки всякому здравому смыслу и учебникам географии, перед следователем стоял город. Город, строенный по древним обычаям – вкруговую. Город обнесенный стеной тесанных бревен. Город, с одними единственными воротами.
И у этих самых ворот как раз и обрывались следы птаха. Было очевидно, что ведьма вошла в город. А значит и Миханику тоже придется туда проникнуть. Кое-как сокребши с себя грязь, следователь оделся. Ночью лезть в незнакомое поселение было глупо. Во-первых, там наверняка ночная стража с собаками и Тетками Элизабет. Во-вторых, не зная плана, легко было заблудиться. Дождавшись рассвета, когда сон у людей особенно крепок, Мишаня выдвинулся к воротам.
- Интересные дела, даже не заперто. Воруй - не хочу. Или храбрые такие, что их все боятся? - пробурчал он, втискиваясь в щель неплотно прикрытых дверей. – Сатанисты? Контрабандисты? А может, база гешефтмахеров? Если так, премию мне выпишут размером с годовую зарплату, а может быть, еще и повысят. Дожить бы только до этой премии.
Городская стена была толстенной – шагов десять. Такая любой птичий налет выдержит. Ворота гранитные, толщиной в два аршина – долбись хоть башкой, хоть клювом – один черт. За воротами – никакой стражи.
Город внутри, как и подозревал следователь, был строен по подобию улитки. Одна улица, постепенно закручивающаяся к центральной площади. Заблудиться было невозможно. Спрятаться тоже. Улица разделена на две полосы: топталище и ездовую. Однако, ездовая была пуста: ни телег, ни птахов, ни коней. По топталищу же шли люди.
Шли молча на центральную площадь. В полной тишине. Не смотря друг на друга, и не переговариваясь. Точно ходячие мертвецы.
Мишаня пристроился за одной из групп, чувствуя, как волосы на загривке встают дыбом от этой нехорошей тишины.
