Холодно-длинные, чешуисто-гадкие тела извивались тугими кольцами велосипедных цепей, сжимая водопадную грудь, запястья, бёдра и соски побрито-влажными ногами. Лоснящаяся ядом, жала осколками янтаря на глаза земляному полу. Изгрызя морскую воду, скрываясь с головой в пенных каплях чешуек на высохших губах, медведяно-барсучья морось пряталась в прибрежном галечнике.
Ярнвидно-унитазное сердце стальными шипами Ёнтунхервыговоришь, пахнущее сумрачно-железным страхом, словно разбуженное всполохом болотных манил, пульсировало сквозь не задернутые занавеской окна. Магичил, зазывая новых тварей, скрёбся изогнутыми кинжалами волчьих когтей о старых. Дышал за порогом хижины тяжелыми морскими бурунами, высвистывал птичьими мутно-перламутровыми боками линяющих змей.
Подковы Мира. Узда Вселенной. Хандра Космоса. Это так, чтоб перевести дух.
Она вскинула ладонь. Затем другую. Змеино повела пальцами ног и, очерчивая вокруг лица многоголовую руну, швырнула белотелому змею обе ступни. И белотелый гад, раздувая дымный столб над кровлей раздвоенного жалом языка кивнул, оставив на теле влажно-липкие следы.
– Инна…Инна…упор лёжа принять!
– Я не Инна.
Змей жёг упор малахитовыми глазами. Капли ненастной медведено-суслиной росы, золотились в пасти бездонной зажегшейся бледными лунами непроглядной ночью.
Солнце клонилось красно-багровой поляной волчьей шерсти. Бродило по траве на длинно-сиреневых ходуляногах в предзакатных тенях сумеречных дождей. Пахло звонким островершинным охотничьим рогом.
– Клац …хру-м… п…дец, доходилось.
Еловая стена свежеобгрызенных костей сыпалась на траву скрюченно-изломанными ветками. Нидфьёльфиербах – Колдун Железного лося, чёрный, как снег, пискнул испуганной мышью.
– Шварк…– пропахав два еловых ствола, обросшая лапа тотчас преградила дорогу.
– Гр-р-р? – щетинистая шерсть играючи швырнула плечо на траву.
Цепь натянулась. Подрагивая и звеня, скрипнуло колесо. Запрокинув к небу косматую голову Нидфьёльфиербах, напомню – Колдун Железного лося завыл бесформенно-жёлтой пеной, окрашенной клыкасто-рубиновым светом. Пахнуло лесом и псиной. Лесом, наверное от леса, псиной, скорее всего от колдуна.
– Конец наших страхов. Пожиратель любви. Грибники в лесу. Это опять просто так.
На границе леса и чернеющей белым облаком поляны, качнулись, изготовленные к прыжку, сумрачные пни. Бледно-глубокой ямой, оплетая лодыжки языками корней, расступилась земля.
Кровавозубая скорбь мира с чавканьем потянула в себя. Наточенным волчьим когтём всплыли толстые личинки червей, грызлись друг с дружкою волки, взахлеб ласкались сурки. Пока не появилась Она – Гиннунгагап(прости Господи).
Её горячая кожа ослепительно-белыми колодцами бездонной черноты, венцом стальных остроконечных лезвий сияла на голове. Она спросила:
– А где бабуля Хельхейма?
– Я за бабулю,– ответил Колдун Железного лося.
– Настанет час и последним погребальным костром вспыхнет Пигддрасиль.
– Мы ж разве ж против? Этих пидрасильцев давно надо было того,– Кодун Железного лося небрежно махнул рукой между ног.
– Девять Миров. Урд скурд. Хозяйка Веретена, Схульд отрежут. Норы-паучихи,– Её голос вился у виска белесовато-трупными червями.
– Схульд им надо было давно отрезать, а остальное ни хера не понял.
– Тебе нет нужды понимать, за лосём следи. Придёт время,– медленно разжёвывая жухлые цветы в волосах, Она шуршала высушенными шкурками хомячков,– и судьба сама постучится в твои двери…
– Не расслышал, судьба или лосиха?
Гиннунгагап (еще раз прости Господи) выплюнула клочья незаживающих язв и сгнившие от старости зубы. Её влажное мясо сходило с костей, словно с трибуны Мавзолея и едким туманом погребальных костров уходило в сумеречное небо. Дым ел глаза, забивая ноздри, и закусывал густой паутиной медленно слезавшей плоти.
– Походу с лосихой опять в пролёте,– сказал Нидфьёльфиербах и пошёл к питомцу.
Дим, ещё раз тебе говорю, ты злой! 
Ага)) Айда на ЭФ, Липатов!")) Анютка Орлянская второй день там флюдит, опять же я и Грег все публикации заполнили)) Весело))
