В комнате, пропахшей гнилью и кровью, умирал человек. В целом, это было даже не выдающимся событием, такие теперь постоянно происходят в нашем искореженном апокалипсисом мире, но я почему-то относилась к этому с некоторым сожалением. Может, это напоминало мне самой о том, что я утратила, а может, я была слишком доброй для нового мира.
Освещение было тусклым. Лампочка неприятно мерцала, громко щелкая в тишине, огромные тени скакали по стенам, создавая невероятных чудовищ в темной тесной грязной комнатке. Человек полулежал на полу, спиной опираясь на обшарпанную стену, одной рукой придерживая кровоточащую рану на животе, а другой пытался оттереть с грязной фотокарточки пятна крови. Мужчина тяжело дышал, хрипло выдыхая, но даже не делал попыток дотянуться до аптечки, что хранилась на полке у противоположной стены. Он понимал, что его время заканчивается.
Я сидела и внимательно наблюдала за этим человеком. В любой момент, пусть только почую опасность, я могла покинуть эту комнатку с настежь открытыми дверьми, не испытывая ни малейших угрызений совести. Все они – в прошлой, спокойной мирной жизни, когда не приходилось бороться за свое существование с таким ожесточением.
В какой-то момент, выловив из обстановки блуждающим-полубезумным взглядом мою фигуру, мужчина хрипло рассмеялся, после чего, кашляя кровью, тихо произнес:
- Подойди сюда. Не бойся. – Я лишь сузила глаза в ответ, не отрывая внимательного взгляда. С одной стороны, меня совершенно не интересовало знакомство со всякими умирающими, чтобы потом пытаться выполнить их последние просьбы, с другой – мне было просто очень любопытно, что же будет дальше. – Ну же, - в голосе человека проступили просящие нотки, и я починилась, бесшумно поднимаясь со своего места. Подошла поближе, и устроилась рядом, молчаливо рассматривая мужчину в ожидании продолжения.
Он был бледен. И насквозь пропах болью этого умирающего мира. Теперь, когда все рушилось, я остро чувствовала чью-то конкретную боль, умела определить ее очаги с первого взгляда. Совершенно бесполезное умение, особенно, когда не можешь помочь. Но в этом человеке было столько боли, что я даже невольно задержала дыхание. Ему было тяжело, и вовсе не от раны, полученной в перестрелке за пару банок консервов.
- Думал, что помру тут один, а ты погляди, ошибся, как и всегда, - мужчина снова рассмеялся, отчего красное пятно на оборванной грязной одежде расползлось еще больше, и к звуку мерцания лампочки присоединился звук капающей крови, нудный, немного отвлекающий. Монотонный, как тиканье часов. – Совсем как тогда, когда семью свою повел на охоту. Думал, что смогу защитить, дурак, - рука крепко стискивает фотографию, сминая счастливые лица уже ушедших за грань. – А потом одни бои. Даже отдыха не знал. Только и думал, что помереть хочу от какой-нибудь шальной пули. А теперь... - человек дрожал, крепче прижимая руку к ране, глубже вдыхая и со свистом выдыхая. Я молча наблюдала и слушала, всего один раз тяжело вздохнув, потому как заранее знала ответ. - ... а теперь жить хочу, понимаешь меня?
Я понимала. Именно поэтому я аккуратно забралась человеку на ноги, свернулась калачиком и, сложив голову на лапы еще раз вздохнула. Все хотели жить, даже если это казалось невозможным. Человек плакал, поглаживая меня, а я молчала, размышляя о превратностях судьбы.
Когда мужчина умер, я плавно поднялась на лапы и, потянувшись, бесшумно пошла к выходу, чутко прислушиваясь к звукам вокруг. Все тот же монотонный звук капающей крови на грязный, пропахший гнилью пол, неравномерный гул мерцающей лампочки и далекие шаги идущего мимо очередного страдальца. Оглянувшись назад перед тем, как скрыться в сгущающемся сумраке ночи, я в третий раз печально вздохнула, привыкая к ощущениям новой жизненной силы, которую я выпила досуха из бедняги, попавшегося на моем пути. Бредни – все эти слухи про девять жизней кошки. Одна у нас жизнь, да только длинная она, если ее подпитывать чужими.
Все хотят жить, человек. Ничего личного.
Насчет плюса можно подумать... но восторга не вызвало. Хотя, автор, видно, старался.
