Утром Тимур разбудил Дмитрия рано.
― Пойдём по рынку прошвырнёмся, когда ещё придётся! ― предложил он.
Сафронов протёр глаза, умылся из деревянной кадки холодной водой и позволил вывести себя на улицу.
― Вот смотрю я на тебя, Тимур, и думаю, ты вообще-то спишь когда-нибудь? ― недовольно пробурчал Дмитрий.
― Какого только товара нет на рынке Остельма! ― начал Тимур свою лекцию, проигнорировав вопрос друга. ― Сюда ведут морские и сухопутные пути со всех городов Конунгии.
Они вошли на рыночную площадь шумную и многолюдную, несмотря на ранний час там уже стояла бойкая торговля. Рынок Остельма превышал размерами рынок Вастабана раза в три, а в плане разнообразия и количества товара далеко оставил позади своего западного соседа. Здесь можно было встретить экзотические фрукты, произрастающие в южных краях, редкую рыбу и копчёных морских обитателей от лотков с которыми многие люди шарахались в страхе. Красные, белые, чёрные и розовые вина лились рекой, мёд, сахар и всевозможные сладости привлекали тучи пчёл и ос. Ароматные специи, рассыпанные аккуратными кучками, щекотали своими терпкими запахами носы, отдельно продавалась соль и пищевая селитра.
Среди всего этого разнообразия привозного товара шла торговля и местными продуктами питания: зерном, овощами, фруктами, птицей. Не обошли торговцы своим вниманием и дары леса: ягоды, орехи, грибы продавались в огромном количестве. В загонах блеяла скотина, ожидая своих новых хозяев.
За продовольственным рынком начинались ряды ремесленников. Гончары, плотники, кузнецы, ткачи, оружейники, ювелиры, резчики по дереву и многие другие мастера громко рекламировали свои товары на все голоса. Что ни говори, а посмотреть на рынке Остельма было на что!
Внимание Дмитрия привлекло странное сооружение размерами и формой похожее на православную часовню, но только без креста на остроконечной крыше. Заинтересованный Сафронов подошёл к странной постройке, увлекая за собой Тимура.
― Это что?
― Место моления единому Богу, ― ответил ему товарищ и как-то сразу посерьёзнел.
― Какому ещё Богу? На Конунгии многобожие, все местные жители язычники!
― Ну, это пока. В программу развития Конунгии заложено мощнейшее движение, направленное на подготовку к приходу мессии. Сейчас оно ещё не набрало обороты, но совсем скоро толпы фанатиков, как штормовая волна сметут всех мелких божков этого мира.
― Почему тогда я, как программист, ничего об этом не знал? ― ошарашенно спросил Дмитрий.
― О некоторых программах Конунгии знали лишь избранные, рядовых сотрудников с ними не знакомили. Давай зайдём, раз пришли!
Внутри тесной молельни не было ни души, но чадило несколько глиняных светильников и в их неверном свете удавалось рассмотреть небогатую обстановку помещения. Если не считать низкого столика с дарами: зерном, вином, маслом и дешёвыми украшениями, внутри постройки больше ничего не было.
И тут в унылом полумраке молельни Дмитрий заметил нечто особенное. Напротив входа, на стене висела небольшая картина очень похожая на православную икону. Сафронов подошёл к изображению вплотную и убедился, что это действительно лик святого. Но какого!
С иконы, с обязательным для всех святых нимбом над головой, взирал Виталий Сергеевич Крюков собственной персоной. Изображение несколько отличалось от своего реального прототипа. Жёсткие черты лица расслабились, губы улыбались, глаза лучились светом и добротой, но это, вне всякого сомнения, был он.
― Это как? ― Дмитрий повернулся к Тимуру, лицо программиста выражало крайнюю степень растерянности.
― Ты что, Дима, так ничего и не понял? ― с грустью в голосе спросил его товарищ. ― Крюков придёт в Конунгию не жестокосердечным Богом, который огнём и мечом станет завоёвывать себе всенародное поклонение. Он явится горячо любимым и долгожданным миссией, несущим людям свет добра и справедливости. И никто не усомнится в его святости, и от этого он будет в сто раз опасней.
― Крюков и здесь неоригинален, украл библейский сюжет.
― Ага, только на Землю в своё время пришёл Спаситель, а Конунгии будет явлен лик зверя. Причём такого зверя, которого никто и не разглядит за овечьей шкурой. Народы Конунгии из любви и совершенно добровольно понесут ему всё, что имеют, включая свои жизни, если потребуется.
― Этого не должно произойти.
― Хотим мы этого или нет, но, как я уже говорил, приход великого пророка заложен в программу развития Конунгии.
― Мы должны этому помешать!
― Но как, Дима?! Или ты предлагаешь ходить по городам и сжигать молельни Крюкова?
― Если понадобится, я готов пойти даже на это.
― И тем самым только ускоришь процесс. Насилие приведёт к жертвам, а ничто так не способствует пополнению армии фанатиков, как грамотно раскрученные мученики.
― Что же нам делать?
― Решать первоочерёдные задачи. Крюков со своим пришествием ещё далеко, а вот черви уже уничтожают наши города.
Они вышли на улицу.
― Дима, ты веришь в судьбу? ― с несвойственной для него серьёзностью спросил Тимур.
― Никогда над этим не задумывался, а почему ты спросил?
― Я думаю над тем, можно ли изменить то, что предначертано?
― Если ты о приходе Крюкова в качестве бога, то здесь я никакой судьбы не просматриваю. Всего лишь программа, предписывающая определённые действия.
― Не забывай, реализованная программа. Её нельзя исправить через консоль, она намертво вплетена в законы мироздания этой реальности, она то, что предначертано. И в чем, по-твоему, её отличие от судьбы? Вопрос терминологии, не более того.
― Так может, и нет никакой судьбы вовсе?
― Может, и нет, ― легко согласился Тимур.
Ближе к вечеру Дмитрий гулял по городу в одиночестве и не заметил, как ноги сами принесли его к дому Игната. Отправиться в плавание, которое могло оказаться путешествием в один конец, не попрощавшись с Яной, он не мог.
Их свидание происходило в уже знакомом внутреннем дворике, где жена каменщика выращивала розы и тюльпаны. Молодые люди говорили мало, чувства, которые они испытывали друг к другу, были понятны обоим и без слов.
― Возвращайся! Что бы ни случилось, возвращайся! ― попросила Дмитрия Яна, когда тот уже собирался уходить.
― Если ты будешь меня ждать, я вернусь, ― пообещал он.
― Я буду ждать, ― прошептала девушка и поцеловала его в губы. И тут же вспыхнула, смутившись своего поступка, и убежала в дом.