Рано утром Саша выбежал из дома, надев мамину рубашку, папины трусы и дедушкины ботинки. Он хотел нацепить ещё и бабушкину шапочку, но старуха на всякий случай перед сном проглотила завязочки и прибила чепчик гвоздём к голове.
Морозный воздух в деревне под Девонширом трещал от уютного запаха сена и навоза. Словно гири облепили яблоню снегири. Наскоро сделав свои мальчишеские дела, Саша заинтересовался заметкой в газете. Расправив мятую бумажку, он прочёл по слогам: «Зе ти-мес». Очистив типографский шрифт от засохших коричневых наростов, Саша удивился. «Нашедшему конскую подкову»,— писал репортёр,— «газета обещала награду в два килограмма ко…».
— Чего же два килограмма? — соскребая ногтём грязь, бой вспоминал школьный словарь,— кокошники, колготки, коагуляторы. Лучше конфет.
Слово «конфеты» обладало фантастическими свойствами. Саша представил гору шоколадных батончиков в бумажных обёртках. Сладкий нектар, растворявший во рту ребёнка молочные зубы, заставил забыть о быстрых мальчишеских делах. Алекс, как звала его соседка, подпёр рукой подбородок и размечтался.
Мечтая, он вдруг обратил внимание на следы во дворе.
— Вор,— подумал Саша.
Из папиных рассказов малыш знал, что воры по дворам и квартирам разъезжали на лошадях. Приглядевшись к отпечаткам копыт и странным полосам на снегу, малыш удивился ещё больше. При взгляде на забор сердце следопыта чуть не выпрыгнуло из груди.
Борозда вдоль штакетника говорила о том, что это был конь а не лошадь. Живо представив трёхногого скакуна, в чёрной маске и чёрном пальто, он увидел на морде животного кривую турецкую улыбку.
— Эрдоган,— вырвалось из уст мальца.
— Зачем звал, Сашик, брат,— над забором появилась голова соседа, англичанина в третьем поколении Ахмеда.
— Помоги, Ахмедушка! — Саша не мог оторвать примёрзшую к земле колбаску.— У тебя лопата есть?
— Взрывчатка есть, рубленный гвоздь есть, лопаты нихт.
Собравшись с силами, Саша отбил дедовым ботинком примёрзшую колбаску и с криком побежал по Беккерстрит.
В этот день жители посёлка наблюдали таинственные следы. Они шли то в сточную трубу, то в булочную, то бежали по стенам домов и берегам ручья, кружили, петляли. Дураку было ясно, что их оставила не трёхногая лошадь в чёрной маске и чёрном пальто, а Санёк с торчавшим из задницы котяхом.
Проснувшись и увидев, что мальчуган выбежал на улицу без бабушкиного чепчика, отец хотел достать пассатижи.
— Лизонька,— обратился Чарльз к жене,— ты не видела пассатижи?
— В смысле плоскогубцы?
— Да нет же, пассатижи.
— Вчера соседи попросили, гвозди порубить,— Лиза расправляла перед зеркалом лицо.— У них праздник какой-то.
— А гвоздодёр где?
— У мамы в комнате.
— Для кого мама, а для кого …,— скрипнула дверь в тёщиной комнате. Запах нафталина ударил в голову. Блеснули набалдашники на стальных дужках кровати. Крякнула утка. Ничего необычного Чарльз не обнаружил. Старый комод, коврик с оленятами, куча шприцов на столе, молоток, портрет Идиты Пьехи.
— Иди ты! Так даже лучше,— подумал Чарльз, смотря на исправленную букву.
Из-под пухового одеяла торчала высохшая нога. К голове Матильды был прибит чепчик. Потянув за завязочки, Чарльз вытащил изо рта старухи конскую подкову.
— Во дела! — зятёк приложил подкову к тёщиной стопе.— Не её,— и тут Чарльза осенило. Он вспомнил вчерашний выпуск Зе Тимеса. В «подвале» после некрологов была заметка о подкове.
— Где мои трусы, Лизунь?
— Посмотри на бабушке.
— Матерь божья! — Чарльз вынул голову из-под одеяла.— Нету.
— Может, на дедушке?
В дверь постучали.
— Кто там? — суета Чарльза передалась жене. Она принялась мыть мантышницу для английских мантов. Затем, вытащив муку, взялась за яйца.
— У вас продаётся славянский шкаф? — за дверью нервно фыркали.
— Сашенька, милый, это что, розыгрыш? Нельзя было придумать что-нибудь поновее?
На пороге вместо сына, мотая хвостом, стоял трёхногий конь. Полы вельветового пальто, извалявшиеся в снегу, касались крыльца. От аккуратно подстриженной гривы пахло шампунем «Лошадиная сила». В глазах, обрамлённых чёрной маской, стояла тоска.
— Матильда дома? — спросил таинственный гость.— Я новый учитель арифметики.
— Чьей? — удивилась Лиза.
— Чей учитель? — в свою очередь опешил конь.
— Чьей арифметики,— в руках Лизы синели яйца.
— Вот анонимное письмо от вашей мамы,— раздвоенные копыта нервно выстукивали знакомую английскую песню.
— А по ночам мне снится конь,— донеслось из бабушкиной комнаты.— Лизонька, впусти его. Это ко мне. В лицо мне дышит рыжий конь. Косит лиловым глазом.
Через некоторое время, вспоминая события странного дня, семья выдвигала самые невероятные версии. Чарльз утверждал, что у вороного коня были платиновые коронки и пять ног, Лиза, что конь был не вороной, а педальный. Саша же считал, что пальто скрывало сбежавшего из зоопарка кенгуру. Лишь только Матильда узнала в незнакомце блудного сына от первого брака.