Копьё Георгия Победоносца

Небо над городом треснуло и вспыхнуло. Гули-опа вздрогнула и уронила чашку. Горячий чай потёк по столу, окружая блюдечко с самсой.

- Чего испугалась? – хмыкнул Карим-бобо, покачав головой. – Салют из пушек стреляют! Говорил тебе, пойдём глянем, с рынка хорошо видно.

- Я всегда боюсь, - Гули-опа, кряхтя, поднялась, взяла тряпочку с перил деревянного топчана, где сидела, поджав ноги, и начала вытирать стол.

- Раньше такого не было, - пробормотала она. – Покричат, на лошадях поскачут, кумыса выпьют и всё. Придумали эти пушки. Это от урусов пошло. Они всегда что-нибудь придумают.

Старики замолчали. Карим-бобо налил чаю себе и жене, взял горячую ещё самсу и начал есть. В небе танцевали цветные узоры, по стенам дворика метались причудливые тени.

- Завтра пойду к Назару, - Карим-бобо стряхнул крошки на пол. – Он утром звонил, говорит, что Хусейн появился.

Гули-опа снова вздрогнула, из чашки пролился чай. Старик махнул рукой и засмеялся.

- Что-то ты заволновалась, любимая! – он осторожно взял чашку из рук жены и поставил на стол. – Уж не ты ли его вызвала? А?

- Дурак ты, - обиделась Гули-опа. – Нужен он мне, недотёпа.

Карим-бобо засмеялся, вытирая глаза.

Рано утром, ещё впотьмах, когда над крышами Самарканда разнёсся хриплый вопль соседского петуха, старик встал, умылся, поправил одеяло на спящей Гули-опа и взяв палку, пошёл к Назару. На улице Чорраха было тихо. Только в угловом доме, где пекли хлеб, хлопнула дверь.

- Руслан не спит, молодец, - подумал о хлебопёке Карим-бобо, спохватился и вытащил на обочину дороги свой штендер с завлекающей надписью «Тандирли Туграма Самса». Поставил его к стенке, покрытой трещинами, посмотрел по сторонам и двинулся налево. Постукивая палкой по асфальту, старик быстро вышел к перекрёстку улиц Чорраха и Имама аль Бухари. Скоро намаз, а ворота мечети Ходжи Зиёмурод ещё закрыты. Остановившись и прикрыв глаза, Карим-бобо пробормотал короткую молитву во славу аллаха и верного его слуги Джирджиса, похороненного здесь.

- Что таскаешься с утра пораньше, старый дурак?! – вдруг услышал он сиплый крик.

Покрутив головой, Карим-бобо увидел, как через дорогу, размахивая чётками, идёт мулла Фаткулло.

- Зачем кричишь?! – возмутился Карим-бобо. – Почему такой плохой ты? Скоро намаз, надо богу радоваться, а ты как дикий шайтан с утра прыгаешь.

Фаткулло, не отвечая, прошёл рядом и принялся открывать ворота мечети.

- Обижается до сих пор, - бормотал Карим-бобо. – Что забыл про него тогда, не прославлял. А когда мне было им заниматься? Джирджиса вот привёз из Дамаска, сейчас не нарадуется, никому не даёт в мечети этой работать. Только сам. А если бы я не привёз? Чем бы занимался аль-Бухари? Сидел бы в пыльной своей Бухаре и бубнил себе под нос, что всё плохо. Тьфу!

Назло вредному мулле он не пошёл по улице аль-Бухари, а двинулся по переулку. Покачал головой, глянув на купола Биби-ханум, где прораставшие кусты выковыривали упругими корнями изразцы, и вышел на Ташкентскую. По ней Карим-бобо дошагал до площади Регистан. Подмигнул памятнику, вздохнул, глядя на медресе Улугбека и не торопясь уже, добрался до памятника Тамерлану. Архитектор, чтоб у него печёнка болела каждое утро, сделал красивую скульптуру, но Кариму-бобо она не нравилась.

- Никогда я так не сидел, - проворчал он. – На голову корону нахлобучил, как королю франков. Бегали от меня все эти короли. Да и бороды у меня никогда не было!

Но место для памятника Карим-бобо всегда одобрял. За ним начинались кварталы, где селились урусы. И дальше он уже их не пустил.

- Нечего делать, - сказал старик. – Пусть попробуют сунутся, сразу получат.

Возле Крытого рынка Карим-бобо начал выглядывать Назара. Так и есть, тот уже купил пиво, большую бутылку из мягкого стекла и отхлёбывая из горла, ждал, когда у главного входа начнут жарить чебуреки.

- Привет, Назар! – Карим-бобо слегка стукнул того палкой по спине. – Опять пьянствуешь? Мало я тебя наказывал?

Но старый приятель не обиделся. Захохотав, Назар обнял Карима-бобо, при этом пиво выплеснулось тому на кроссовки.

- Шайтан тебя съешь! – заругался Карим-бобо. – Всегда ты такой бестолковый! Где твой Хусейн, иди, показывай!

Но пока не купили пакет чебуреков, Назар с места не сдвинулся. Наконец, они поднялись к Университетскому бульвару, дошли до скамейки, там, где рядом крутилась мельница, поднимая воду из арыка и присели.

Карим-бобо махнул рукой и тоже отпил пивка, заедая его сочным ароматным чебуреком. По руке побежал горячий мясной сок, как когда-то на весёлых пирах.

- Вот скажи мне, амир, почему в Самарканде говядину везде едят? - спросил Назар. – И в чебуреках она, и в самсе, даже у тебя. Баранина ведь вкуснее.

- Мне говядина больше нравится, - пробурчал Карим-бобо и отняв бутылку у Назара, сделал пару глотков и вернул.

- Вот! – приятель поднял руку с чебуреком вверх: из того выпал кусок мяса, прямо на макушку! – Ой, чёрт возьми! А ты всё русских ругаешь. Ведь если бы не мы, так и не попробовали бы вы говядину. Всё бы баранов лопали.

Карим-бобо улыбнулся. Он вспомнил, как много лет назад, в погоне за Тохтамышем ему попался на пути русский городок Елец. В яростной схватке гулямы захватили деревянную крепостцу. А тамошнего князя Фёдора привели к нему на аркане. Понравился тогда неукротимый урус. Привёз его в Самарканд, с тех пор и прижился тут. Замолвил за него словечко перед Джирджисом и тот начал, как и Тамерлану, даровать новые жизни.

- Помнишь, как мятеж ты поднял тут? – Назар уже немного опьянел, видно, пиво разбудило вчерашнюю водку и старый друг уже запинался: - Я в воротах сидел, отстреливался от нукеров. Так и не взяли цитадель вы тогда.

Карим-бобо усмехнулся. Отчаянные русские уже готовились взорвать цитадель и погибнуть, когда подошёл генерал Кауфман с войском. Он тогда решил, что если сопротивляться, то погибнет очень много народу и приказал окончить мятеж.

- Молодец, молодец! – Карим-бобо забрал пиво и встал. – Показывай Хусейна, пока ещё в памяти.

Назар помотал головой и поднявшись, осмотрелся. Посмотрел по сторонам и подошёл к бескорому платану.

- Гляди, - икнул он и махнул рукой вверх.

Карим-бобо обомлел. На высоте примерно метров пяти на стволе виднелась ужасная рожа. Она скалила зубы и даже, как показалось старику, подмигивала ему.

- Это не Хусейн, - сказал Карим-бобо и прищёлкнул языком. – Это кто-то гораздо хуже.

Он быстро вытащил из кармана смартфон и начал снимать. Сделал несколько снимков, потом перешёл на видеозапись.

- Да я фоткал его вчера, - сказал Назар, поднося ко рту бутылку. – Скину тебе по блютузу, если хочешь.

Глядя на ужасный нарост, Тамерлан чуял, что это не отважный, но глупый амир Хусейн, который не смог даже спрятаться от него. И не хитрый и могучий Тохтамыш, расслабившийся не вовремя. Это уверенный в себе воин, за которым стоит колоссальная сила.

- Смотри! – крикнул Назар и ткнул пальцем в сторону нароста. Из бутылки выплеснулось пиво на скамейку.

Отшатнувшись, Карим-бобо видел, как ужасная рожа на платане прищурилась и оскалив зубы, начала хохотать. И почти сразу замолчав, она принялась съёживаться и вскоре от неё ничего не осталось.

- Тебя ждал, - сказал Назар, поднимая двумя пальцами промокший в пиве чебурек. – Придётся ещё брать.

- Что брать? – непонимающе глянул на него Карим-бобо.

- Чебуреки, - пояснил Назар. – Видишь, пиво на них попало.

- Сейчас иди спать, а вечером жду тебя в Гур-Эмире, - сказал Карим-бобо. – Будем совет держать.

На такси, заплатив четыре тысячи сумов – что ему показалось дорого, он вернулся домой. Гули-опа уже встала и замесила тесто для самсы.

- Где ходишь, дорогой? – недовольно проворчала она. – Мясо кто рубить будет и лук резать?

- Сейчас всё сделаю, - Карим-бобо помыл руки и накинув клеенчатый истёртый фартук, принялся готовить начинку для самсы.

- Это не Хусейн, - сказал он, окончив работу.

- А кто? – испугалась Гули-опа. – С Хусейном тогда еле-еле справились, а тут сейчас… Тохтамыш, может быть?

Карим-бобо помотал головой.

- Не знаю, - он начал лепить самсу и выкладывать на деревянную доску. – Вечером пойду в Гур-эмир, с внуками и сыновьями посоветуюсь. Тебя попрошу, сходи в Шахи-Зинда, переговори с эмиром Бурундуком. Пусть тоже в Гур-Эмир наведается сегодня ночью.

- Сам-то что не идёшь? – подозрительно взглянула на него жена.

- Не хочу, - Карим-бобо сморщился. – Сестрица там моя, опять скандалить начнёт. С тобой-то она вроде мирно живёт.

- А как ей не ругаться? – пожала плечами Гули-опа. – Не можешь за неё слово замолвить перед Джирджисом. Так ведь и не может в город выйти, всё сплетнями занимается.

- Перестань! – замахал руками старик. – Хватит уже. Сходишь?

- Схожу, схожу, - пробурчала жена.

День был удачный, самсу раскупили ещё до обеда. Туристы из гостиницы «Караван Сарай», что рядом стоит, взяли штук двадцать, так понравилась. Колхозники, торговавшие самаркандскими красными дынями на перекрёстке, тоже купили пару десятков – сейчас перекусить и с собой в дорогу. Пришлось делать вторую партию. И её продали.

Жадноватая Гули-опа прибрала денежки, взяла немного с собой – на Сиабский базар ещё надо зайти – и пошла, переваливаясь на ходу.

- Ты телефон взяла? – крикнул ей вслед Карим-бобо. Жена хлопнула себя по лбу – забыла!

Старик сходил в дом, нашёл её смартфон и отдал. Гули-опа в прошлый раз, когда ходила в Шахи-Зинда, обещала там кино показать - новый турецкий сериал «Оттоман», что-то вроде продолжения «Великолепного века».

В мавзолее Гур-Эмир ни сыновья, ни внуки Тамерлана не узнали на снимках и видео, чья это рожа вылезла на платане Университетского бульвара.

Только эмир Бурундук морщил лоб, вспоминая.

- Помню лицо, на кого-то он сильно похож, - бурчал он себе под нос.

Назар, хотя и проспал весь день после пива с чебуреками, но внезапно показал с хорошей стороны. Он притащил большущий альбом с рисунками разных падишахов, эмиров, военачальников. Все внимательно вглядывались в цветные страницы, как вдруг Бурундук облегчённо выдохнул.

- Вот на кого он похож! – и ткнул пальцем в портрет какого-то надменного хана.

Назар, нацепив очки, наклонился и вслух по слогам прочёл подпись «Нойон рода чорос, ойраты».

- Вот, вы русских ругаете, а если бы мы альбом этот не напечатали, никого бы сейчас не узнали, - довольно сказал он.

- Ойраты, это же наша родня, - задумался Карим-бобо. – Что им надо здесь?

Эмир Бурундук подтолкнул локтём Назара, и когда тот обернулся, что-то зашептал ему на ухо. Русский кивнул и успокаивающе махнул ладонью.

- Надо к Джирджису идти, - Карим-бобо поднялся. – Может, он подскажет, что ойратам надо в Самарканде?

Из-под купола Гур-Эмира слетела тень в поблескивающем плаще.

- Я уже здесь, - услышали все глухой тяжёлый голос. – Мне сообщили, что опять идёт гроза на город, и это не слабоумный Хусейн, или бесстрашный, но слишком великодушный Тохтамыш. Что-то жуткое движется сюда и уже через две ночи они будут здесь!

- Святой Георгий! – увидев Джирджиса, закричал Назар. Бухнувшись на колени, он начал класть кресты. – Ты здесь! Всё будет хорошо! Ура!

Поднявшись, Назар дёрнул за рукав Бурундука, и мотнул головой, показывая, что надо отойти в сторонку. Они тихонько ушли в тёмный уголок.

Джирджис, он же святой Георгий внимательно разглядывал рисунок в альбоме, потом не спеша стал изучать снимки, сделанные Карим-бобо.

- Это Галдан-Церен, - сказал он. – Великий полководец джунгаров. Бывал здесь через много лет после тебя, эмир. Он ведёт сюда огромную армию. Ему помогают отец всех воинов Ата-Улан и чёрные драконы.

- Что им нужно здесь? – Карим-бобо уже не походил на доброго старичка, торгующего самсой на улице Чорраха. Все увидели мощного и очень опасного непобедимого Тамерлана. И он готовился к схватке.

Джирджис развёл руками.

- Не знаю, - сказал он. – Но что пощады они никому не дадут, это достоверно. Жители Самарканда их не увидят, но нас они уничтожат. Ата-Улан ведёт 6 666 воинов, не знающих жалости. Они помогали Чингизхану завоевать Вселенную.

Тамерлан помотал головой.

- Надо собирать всех, - он взглянул Джирджису в глаза. – Поднимай моих гулямов, что лежат в Самарканде, поднимай всех бойцов.

Святой Георгий кивнул.

- Только Шейбани-хана не смогу, - он вздохнул. – Проклятые кизилбаши отрезали ему голову и спрятали где-то. Поэтому его войско к нам не присоединится. Но здесь спит долгим сном Жалан Бахаддур. Я знаю, что он успешно бился с джунгарами. Познакомишься с ним, думаю, вы сработаетесь. Поднять надо и русских. Их много в Самарканде спит. И те, кто пришёл сюда с генералом Кауфманом и те, кто умер в госпиталях во время страшной войны.

- С русскими Назар будет, - Тамерлан огляделся. – Где он? Иди сюда!

Улыбаясь, подошёл Назар.

- Ты русский князь, подполковник белого царя, - начал говорить Тамерлан, но вдруг наморщил лоб и принюхался: - Ты уже напился! А где Бурундук?!

- Я здесь, великий эмир! – откликнулся верный полководец. – Я готов воевать хоть со всеми шайтанами всех пяти миров!

Пошатываясь и вытирая губы, Бурундук подошёл к Тамерлану и довольно улыбнулся.

- Ты опять устроил попойку в моём мавзолее! – закричал Тамерлан, повернувшись к Назару. – Как в прошлый раз! Снова бутылки по углам, объедки!

- Так это было двести лет назад, - запротестовал Назар. – И мы же прибрались.

Он поднял руку с пакетом, где лежала пустая бутылка из-под водки и остатки закуски.

Тамерлан махнул рукой.

- Сбор завтра ночью на Афросиабе, - Джирджис усмехнулся, глядя на качающихся Назара и Бурундука. – Там будут все, кого смогу поднять. Надо будет обговорить, как биться с нашествием. Пока думай, великий эмир.

Святой Георгий вышел из мавзолея, раздался его свист, цокот копыт и через секунду все услышали, как он ускакал на своём легендарном скакуне Бейхане – белом коне победы.

- Он сам-то поможет нам в битве? – спросил деда Улугбек. – Джирджис один тысячи воинов стоит.

Тамерлан помотал головой.

- Нет, - он выдохнул. – Его копьё, убивающее драконов, сгинуло в давние времена, и где оно, никто не может дознаться. Без копья Джирджис может только даровать жизнь, смерть он никому не принесёт.

Улугбек поморщился.

 

Галдан-Церен, в чьих жилах струится ночь, сидя на чёрном, как мрак шамхойской пещеры, жеребце, оглядывал своё войско. Четырёхлапый, с огромными стальными когтями, покрытый чешуйчатой шкурой, по которой бегало красное и синее пламя, владыка войны и отец всех воинов Ата-Улан шёл не спеша, иногда порыкивая на чёрных драконов. Те кружились в багровом небе вневременья, порой пикируя на Ата-Улана. Если бы они встретились в другом месте, обязательно бы схватились. Но сейчас, повинуясь воле грозного Бодончара, были союзниками в битве за Джирджиса.

Бодончар и поднял Галдан-Церена из тайной пещеры в горах Алтая, где тот мирно спал, окончив земной свой путь. Тогда же великий хан джунгаров увидел и драконов и Ата-Улана с его 6 666 воинами.

- Только ты, непобедимый Галдан из рода чорос племени ойратов, сможешь одолеть выскочку Темура Барласа, - сказал Бодончар. – Возьми Самарканд, уничтожь его защитников и приведи ко мне Джирджиса, или как его называют урусы и франки – Георгий, отец всех побед. Он поможет вернуть в мир сына моего – Чингизхана. Сам я не имею над ним власти смертной и живой. Чингизхана держат мертвецы всей ойкумены, и только Джирджис может его возродить. Я долго искал его, у него сотни могил, от моря до моря по всей Вселенной. Оказалось, что хитрый Темур Барлас увёз его из Дамаска и похоронил в мечети на улице Чоррах.

- Я много слышал о Джиоре, - Галдан-Церен исподлобья взглянул на Бодончара. – Он отец победы. Его нельзя захватить или взять в плен. Он непобедим. Ты знаешь об этом, отец покорителя Вселенной!?

Ата-Улан встал на задние лапы, его шкуру объял жёлтый огонь, поднявшийся в небо так высоко, что оттуда стали падать обожжённые им птицы. Он зарычал, и багряное пламя вырвалось из пасти и окутало Галдан-Церена. Тот только усмехнулся, ойраты не боялись пламени монстров, их прикрывало от него древнее заклятие рода чорос. Бодончар ударил палицей по хребту Ата-Улана.

- Береги силы для врагов! - прикрикнул он. – Или верну тебя обратно в знойный вихрь Макла-Такан!

Повернувшись к Галдану, Бодончар сказал: - Тело моего сына лежит в гробу прозрачного нефрита, его везут духи Онона Джебе и Субедей. Помоги нам захватить Джирджиса и мы разделим мир напополам между тобой и Чингизханом. А отца побед не бойся, у него нет его ужасного копья, и без него он может только даровать жизнь, смерть больше не подвластна святому Георгию.

- А где его копье? – спросил осмотрительный Галдан-Церен. Такие вещи надо знать всегда.

Бодончар развёл руками.

- Никто не знает и хорошо, что не знает. Я восемь столетий искал Джирджиса и нигде не слышал ни слова про это копьё. Думаю, что его сломали и выбросили. Оно же старое было.

Звёзды тут, во вневременье, расплывались тонкими кольцами и мигали сиреневым мягким светом. Войско Галдана шло по янтарным облакам, внизу спали города, сверкая ночными огнями мёртвых стёкол.

Впереди вспыхнуло пламя, это дозор передовых драконов наткнулся на сторожевую охрану войска Тамерлана.

- Началось! – мелькнуло в голове Галдана.

Шедшие на правом фланге уланы осадили своих вороных, дышащих огнём коней и вытащили алые клинки. Слева шли тумены Джебе и Субедея, растекаясь сплошным чёрным облаком, где иногда в бурлящей тьме сверкали багровые сабли лучших воинов Чингизхана.

Оставив коня, Галдан-Церен перескочил на дракона и взмыл вверх. Войско Тамерлана было полускрыто серым туманом. Виднелись расплывчатые ряды конников в островерхих железных шапках и тускло мерцающих доспехах. В стороне от них суетились артиллеристы, разворачивая орудия.

- Разрезать конницу Темура атакой уланов и драконов, пустить в прорыв Субедея, чтобы он обошёл пушки с тыла, - решил джунгарин. – А где же Джирджис?

И сразу увидел его. Всадник в серебряной кольчуге, отливающем золотом шлеме верхом на белом коне. Галдана заметили и от пушек к нему метнулся комок пламени, дракон сразу ушёл в сторону, но джунгарский хан успел увидеть, что у коня Георгия Победоносца нет ни узды, ни седла. Это очень опасно, такой конь сам по себе боец.

Воссияли алые клинки уланов, заплясали багряные блики на боках вороных коней, несокрушимой лавой пошли они в атаку на сумрачных гулямов. Впереди огромными прыжками понёсся Ата-Улан, полыхая бледно-зелёными языками огня. С высоты багряным потоком ринулись вниз драконы.

И сразу же навстречу помчались широким фронтом гулямы – конница в обороне не стоит! Воины Тимура обтекли с обеих сторон страшного Ата-Улана и тот выскочил один на пушки. Загремели залпы. Раскалённые ядра впивались в толстую шкуру огненного монстра, плавились и прожигали чешуйчатую броню. Несколько ядер угодили в морду Ата-Улана, не выдержав стального огня, он подскочил, развернувшись в прыжке и помчался обратно.

Гулямы смяли в жёсткой схватке уланов, но по ним с фланга ударили тумены Субедея и Джебе. Бой рассыпался на множество схваток. Побеждённые рушились вниз, порубленные, изувеченные, они падали сквозь янтарные облака. Там их уже поджидали птицы смерти – гуртаны и подхватывая на лету, ныряли с ними в подземные галереи Афросиаба. Там они будут лежать, ожидая Страшного суда, или благоволения Джирджиса или прихоти Бодончара, если тот, конечно, воцарится над Самаркандом.

Гулямы разворачивали коней и мчались назад, под прикрытие своих орудий. Выдержать натиск багровых знамён лучших воинов Чингизхана им оказалось не под силу. Субедей, Джебе и остатки уланов понеслись за ними.

Ночные гуляки Самарканда смотрели на небо. Там творилось невиданное. Ярко-жёлтые небывалые никогда раньше облака то вспыхивали багрянцем, то светлели, то по ним проносились в разные стороны мутные полосы, доносился рёв и грохот. Всё это снималось на смартфоны и видео уже ложилось в социальные сети. В комментариях гадали, что происходит. Но в топе новостей на первой строчке появилось известие «Инопланетяне привезли в Самарканд северное сияние».

Субедей наткнулся на Улугбека. Астроном ухмылялся, он был неплохим рубакой, их клинки сошлись с жутким треском, малиновая, с синими прожилками молния ударила в облако. Улугбек крутнул кистью, освобождая клинок, но не заметил, как наклонился Субедей и полоснул его багряным лезвием по шее.

Внук Тамерлана выронил саблю и камнем вывалился из седла. Стая гуртанов понесла его к месту покоя в мавзолей Гур-Эмир.

Драконы выжигали пушкарей. Те били по ним сгустками белого пламени, крылья небесных воинов вспыхивали, те рушились вниз, но те, кто остался, длинными языками огня палили орудия.

Гулямы ушли вглубь серого тумана, тумены ринулись за ними, но на их пути встали русские батальоны и каре суровых воинов эмира Бахаддура. Первый залп из длинноствольных ружей не остановил дикий напор конницы Галдана. Но второй ударил уже в упор и противник не выдержал. Груды валяющихся коней мешали атаке.

- Давай, пошёл! – кричал разгорячённый Назар своему приятелю эмиру Бурундуку. И тот ударил с фланга последним резервом Тамерлана – двумя сотнями отборных гулямов. И не выдержали огня русских батальонов, жгучих молниевых пуль, натиска яростных гулямов, помчались назад остатки туменов Субедея и Джебе; нахлёстывая вороных стальными плётками, неслись уланы.

- Победа! – Тамерлан подъехал к Джирджису. – Враг разбит!

Оставшиеся четыре дракона, еле махая обожженными крыльями, спешили укрыться в тылу. Им вслед палили из двух уцелевших пушек.

Галдан-Церен оскалился, вцепившись костистыми пальцами в гриву своего коня, и глянул на Бодончара.

- Когда? – молча спросил он.

- Сейчас! – также без слов ответил тот.

Из ниоткуда, из воздуха битвы возник вдруг Ата-Улан перед русской пехотой. Их пули были не страшны ему, а заряды к орудиям уже окончились. Нечем было остановить огненного монстра и он огромными прыжками понёсся к святому Георгию. Назар ударил его палашом, но тот даже не заметил его и стальной коготь разорвал тому грудь, обтянутую синим мундиром. Эмир Бурундук догнал монстра и начал рубить сзади, но, не останавливаясь, Ата-Улан ударил его задней лапой и всадник с конём покатились кубарем.

Тамерлан выхватил засиявший бледной позолотой клинок и помчался навстречу врагу. Его верный конь подлетел вверх и всадник лихим ударом снёс носовую броневую чешуйку монстра. Ата-Улан остановился и пыхнул пламенем. Тамерлан уворачивался от огненных плевков, а монстр загонял его на позиции разбитой артиллерии, там, где конь непременно сломает себе ноги.

Те, кто ещё не спал в эту ночь в Самарканде, и всё ещё смотрел в небо, увидели, как потемнели янтарные облака, и как с улицы Чорраха, из мечети Ходжи Зиёмурода вверх ударила белая молния. Неистовый, никогда не слыханный грохот разнёсся над Самаркандом, городом тысячи царей.

Тамерлан лежал возле пушки, силясь подняться. К нему подъехали Галдан-Церен и Бодончар.

- Ты храбрый воин и умный полководец, - сказал хан Джунгарии. – Но сегодня ты проиграл и мы забираем Джирджиса.

Ата-Улан крутился змеёй возле холма, где белый конь святого Георгия бил его копытом, не давая подойти.

- Надо помочь отцу солдатов, - сказал Бодончар, и не глядя на Тамерлана, помчался к Джирджису, Галдан двинулся за ним.

И вдруг рядом с Георгием Победоносцем мелькнула белая молния и в его руке оказалось блистающее копьё. Ни секунды не медля, отец побед ударил им стелющегося перед ним Ата-Улана. Тот взвыл от жуткой, никогда не испытанной им боли и не помня себя, помчался прочь.

Бодончар и Галдан-Церен сдержали коней.

- Уходите и больше никогда не приходите, - сказал им святой Георгий. Те склонили головы, развернули коней и понеслись вслед за огненным монстром. А за ними устремилось и всё войско.

Утром Карим-бобо пошёл на первый намаз в мечеть Ходжи Зиёмурода.

- Что тебе тут надо? – визгливо спросил его на улице мулла Фаткулло. – Иди, жарь свою самсу!

- Где ты взял копьё Джирджиса, о великолепный аль-Бухари? – поклонился ему Карим-бобо.

- Из Дамаска привёз, когда ещё тебя на свете не было, - раздражённо ответил аль-Бухари. – Это же смерть, а за ней надо приглядывать. Сейчас снова надо место искать, чтобы Джирджис не нашёл и не начал им размахивать. Надо жизни помогать, а не смерти! Спрячу, так не найдёт.

- Спасибо тебе, аль-Бухари! – поклонился ещё раз Карим-бобо.

Тот только махнул рукой.

Двинувшись после намаза к Крытому рынку, повидать Назара, Карим-бобо вспомнил, что тот погиб и сейчас появится здесь только через четыре года, не раньше. Так же не будет и Бурундука, и Улугбека, и его сыновей. Все они пали в страшной битве в янтарных облаках.

А вокруг уже шумел утренний Самарканд. Сегодня дети пошли в школу, нарядные мальчики и девочки, улыбаясь, бежали стайками по Ташкентской улице, с Сиабского базара пахло свежими лепёшками, уже начали готовить плов торговцы. Жизнь шла своим чередом и Карим-бобо был доволен собой – ему снова удалось уберечь любимый город, город тысячи царей от напастей. И он будет жить вечно, пока ходит по его улицам старый хромой хаким, недовольный памятниками, которые ему ставят модные, чтоб у них печёнка утром болела, архитекторы. Скучно будет без друзей, особенно выпивохи Назара, но четыре года пролетят быстро. А сейчас надо идти, рубить начинку для самсы. Гули-опа, она же Биби-ханум, уже проснулась, наверное, как бы не заругалась на него.