Верховный Жрец, кряхтя, вылез из носилок и направился к парадному входу императорского дворца, поддерживаемый под руки младшими жрецами и сопровождаемый целой свитой телохранителей и помощников.
Проходя по когда-то великолепному саду повелителя народа воинов – могучего Ауисотля, - старик остановился и покачал головой. Трава пожелтела и пожухла; деревья больше не радовали взгляд пышной листвой, а протягивали к безжалостному бледно-голубому небу сухие руки-ветви; прозрачные воды искусственных озер и ручейков превратились в липкую бурую грязь; земля растрескалась и покрылась коростой, как кожа больного проказой.
Злая засуха, уже второй год бесчинствовавшая на землях великолепного Теночтитлана, добралась и до императорского дворца.
Сколько людей приходило в храмы и город из когда-то плодородных долин и тенистых речных пойм, ставших сухими и омертвевшими! Бедняги шли и шли: из дальних и ближних деревень и поселков. Мирные жители несли за спинами детишек и стариков, у которых уже не оставалось сил идти; а потом и сами, изнемогая под непосильной ношей, падали замертво возле ворот. И грифы набрасывались на них, вырывая куски мяса из тел еще живых людей.
Верховный Жрец храма бога засухи Тошкатля («О, Великий! За что ты прогневался на свой народ?») каждый день посылал стражников и молодых жрецов на дорогу, чтобы попытаться спасти тех, кого еще можно было спасти. Но увы, иногда помощь приходила слишком поздно.
Ицтликоатл посмотрел на небо – оно было все таким же голубым, словно выцветшая ткань женских одежд, - и безжалостным: ни тучки, ни облачка. Яркие лучи стоявшего в зените солнца жалили и без того измученную землю. Старик подумал, что если приложить ухо к растрескавшейся поверхности, можно услышать стоны и плач Великой Матери всего живого.
Жрец двинулся по выложенной камнем дорожке к императорскому дворцу: негоже заставлять владыку Ауисотля ждать.
Молодой император вскочил, но тут же, повинуясь знаку Знающего Ритуалы, снова уселся на высокий каменный трон, украшенный изображениями священных животных, бога-змеи и покровителя народа воинов – ягуара.
- Ты плохо молишься своему богу, Верховный! – воскликнул Ауисотль. – Разве нет у тебя в храме отборного зерна и лучшего вина, чтобы приносить жертвы богам? Разве недостаточно у тебя крепких пленников, чтобы содрать с них кожу черным обсидиановым ножом во славу Тошкатля? Когда уже твой бог сменит гнев на милость? Когда прольется на наши земли животворящая влага дождя? Когда снова наполнятся водой реки и пруды, а земли покроются травой и цветами?
- О владыка ягуаров! И я, и мой собрат - Верховный жрец бога дождя Тлалока - каждый день, на рассвете, восходим с нашими помощниками и младшими жрецами на вершины храмов-пирамид, дабы вознести молитвы богам и принести им жертвы. Земное воплощение Тлалока просил моего согласия на проведение совместного жертвоприношения и молений в день 3 Оцелотль. Это – священный день, когда боги Солнца и Луны проводят на небосводе равное время, а на следующее утро бог Солнца дарит младшему брату несколько мгновений, жертвуя днем ради ночи. Но если господин и брат мой имеет в своем распоряжении достаточно прекрасных и здоровых, без единого изъяна, юных девочек и мальчиков, чтобы пролить кровь их во славу божества, то я содрал кожу с последнего дарованного тобой пленника еще две недели назад. Тошкатлю угодна горячая кровь отважного воина, захваченного в бою, но нет его у меня, - и Ицтликоатл, склонив седую голову, завернулся в мантию, сделанную из выдубленной кожи последней жертвы.
Ауисотль обернулся к группе советников, стоящих чуть слева и позади трона.
- Что слышу я? Неужели нет в крепких темницах и потаенных пещерах пленников, чтобы принести их в жертву?
Почтенный Тлакаелель – «младший брат» императора, крестьянский сын, достигший немыслимых высот на ступеньках великой пирамиды славы и богатства, - вышел вперед.
- О ягуар и сын ягуара! Уже второй год наши отважные воины сидят внутри городских стен или в своих деревенских поместьях, не помышляя о битвах. Ныне их заботит лишь благополучие жен и детей, умирающих от жажды и голода. Все же военнопленные, которые были у нас, давно переданы Верховному Жрецу и, как ты сам сейчас слышал, уже принесены в жертву.
- Но если не будет пленников, значит, не будет и жертв! А тогда боги не смилостивятся над нами! И всех нас – и крестьян, и женщин, и слабых детей, и немощных стариков, и воинов-ягуаров, и тебя, о Младший Брат, - ждет страшная смерть! Ступай же, скажи великому воину и предводителю Куохтлиотлу: пусть соберет он своих бойцов и готовится к битве! - и, обернувшись к жрецу, юноша-император добавил. – Возвращайся в свой храм, почтенный! Будут тебе пленники.
***
Предводитель Куохтлиотл стоял по пояс в воде, надежно укрывшись в зарослях камышей. Уже несколько раз вокруг него описывала круг черная водяная змея, но военачальник не обращал на нее внимания. Он пристально рассматривал противоположный берег, где привольно раскинулся небольшой приграничный город сапотеков.
Было раннее утро, и жители только пробуждались от сна. Куохтлиотл отчетливо слышал веселые крики детей, громкие гортанные голоса женщин и лай собак. Он втянул носом воздух и ощутил запах маисовых лепешек, что пекли преданные жены и заботливые матери.
«К вечеру нежные женские руки будут болтаться на поясах моих воинов, а сердца мужчин будут пожраны храбрейшими».
За его спиной в камышах неподвижно затаились пятьсот отборных ацтекских воинов, полностью укрытых от случайного взгляда, брошенного с другого берега.
Куохтлиотл знал, что с севера город надежно защищен невысокой стеной из обожжённой желтой глины. Для большой армии это была незначительная преграда, но малому отряду следовало действовать разумно. Предводитель прошел долгий путь воина и не раз видел, как лучшие погибали из-за глупости и гордыни военачальников.
Он не собирался допускать ошибок, потому и решился на хитроумный шаг. Его воины нападут на городок сапотеков рано утром, и оттуда, откуда никто не ждет – с реки. За два часа, что Куохтлиотл провел в камышах, он не увидел ни одного стражника. Воины охраняли подход с суши, и правитель города не предполагал, что опасность может явиться из воды
«О, отец всех воинов Уицлипоцтли, - мысленно воззвал Куохтлиотл. – Пусть в этом городишке найдется Избранный. Пусть он будет тем, кого я смогу привести к моему господину и возрадовать его сердце. И пусть кровь этого пленника умилостивит владыку засухи Тошкатля и подарит нам Небесную Воду. Много Небесной Воды для нашего великого народа!»
Предводитель поднял ладонь. Рядом с ним, словно из ниоткуда, возникли двое воинов. Это были командиры отделений Орлов и Ягуаров - лучших бойцов владыки Ауисотля. Куохтлиотл воспитал обоих и научил убивать. Из его рук эти воины впервые приняли обсидиановые мечи, и каждому из них он самолично сбрил пучки волос на затылке после того, как они взяли в бою своих первых пленников. Эти двое понимали его с полуслова, и Куохтлиотл знал, что именно им он доверит охрану будущей священной жертвы.
Когда предводитель думал о Великом Приношении, в его сердце разгорался жар. Воин мечтал как можно скорее увидеть того, кому предстояло отдать свою кожу, мясо и сердце великому Тошкатлю. Бог засухи жаждал крови и не терпел промедления. Иногда Куохтлиотлу казалось, что он чувствует эту жажду, и в эти мгновения военачальник мысленно осаживал себя. Думать, что ты сопереживаешь желаниям богов, – святотатство. Это право принадлежало лишь избранным жрецам – старому Ицтликоатлу и его собратьям.
- Пора начинать, - прошептал Куохтлиотл. – Когда вступите на берег, разбейтесь на две руки и продвигайтесь к храму. Помните, дети мои, чего боги ждут от нас. Не разочаруйте их и меня!
Спустя мгновения из камышей на простор реки выплыли без малого пять сотен небольших плотов, на каждом из которых лежал на животе воин, загребающий руками мутную воду. В полной тишине ацтеки переправлялись на другой берег, устремив взгляды на город, еще не ведающий о приближающейся беде. Первые женские вопли раздались уже тогда, когда плоты с воинами миновали половину пути.
Город взорвался криками. Засвистели в воздухе стрелы сапотеков, и некоторые нашли свою цель. Вода под плотами пятерых воинов, плывших сразу за Куохтлиотлом, окрасились красным. Предводитель стиснул зубы.
«Пусть видят боги, на что мы идем ради их благоволения!» - подумал он, яростно загребая руками воду.
Берег приближался: среди мечущихся в панике женщин и детей стали мелькать фигуры в доспехах, украшенных перьями. Сапотеки выстраивались во фронт, ощетинившись длинными копьями с обсидиановыми и костяными наконечниками. Однако воины явно не были готовы к нападению с реки: среди бойцов сновали командиры, пытавшиеся пинками и руганью навести порядок.
Битва закипела еще в воде, на подступах к берегу. С леденящими душу воплями бились свирепые Ягуары и Орлы, заливая кровью себя и врагов. Все больше воинов-ацтеков спрыгивали с плотов и вступали в битву, стоя по пояс в реке. Жаркое утреннее солнце пекло плечи и руки сражающихся: пот мешался с кровью и мутными ручьями стекал в воду.
Куохтлиотл одним ударом короткой обсидиановой палицы проломил голову юному сапотеку. Ацтеки теснили противника, и бой разворачивался уже на самом берегу, между убогими лачугами, что собрались, как испуганные детишки, возле воды. Однако это не радовало ожесточенное сердце предводителя. Он окинул взглядом побоище и увидел то, что ему совсем не понравилось. Сапотеки бились слишком храбро. Уже сейчас было ясно, что у защитников города не было ни единого шанса отбить атаку ацтеков. Но враги сражались отважно, поливая кровью каждый клочок земли. Эта ярость распалила ацтеков: воины, не в силах сдерживать порывы сердца, добивали раненых. Пленных никто не брал.
«Отец всех воинов Уицилопочтли, отними у сапотеков храбрость. Пусть они побегут! - взмолился Куохтлиотл. – Если они и дальше будут умирать так храбро, мои воины не смогут сдержать зверя в своем сердце. И мы не сможем найти избранную жертву среди сапотекской падали».
Город пал к полудню, когда бог Солнца разжег свой венец в полную силу. Повсюду раздавались крики и стоны. Горели лачуги и дома купцов. Даже небольшой храм, что стоял посреди города, был окутан дымом.
Куохтлиотл оказался прав. Божественный Зверь в сердцах ацтеков требовал пищи. И хотя воины-сапотеки встретили свой доблестный конец, и некому было противиться захватчикам, теперь уже жители города гибли под ударами копий, мечей и дубинок воинов-ягуаров. Они не щадили никого: с хриплыми проклятиями и звериным рычанием метались по городу отряды обезумевших от боя и запаха крови ацтеков, собирая урожай человеческой плоти. Куохтлиотл пытался остановить бойцов, но воины словно лишились рассудка: ныне их вела великая жажда.
Ярость и ненависть к упрямым защитникам сделали свое дело. К вечеру ни одного жителя города не осталось в живых. Лишь выпустив кишки последнему старику и раскроив череп последнему младенцу, ацтеки вспомнили, ради чего они явились на границу. И тогда печаль горьким дымом окутала воинов Ауисотля. Они не смогли унять зверя в сердце и добыть жертву для повелителя засухи Тошкатля.
***
- Господин мой, - обратился начальник Ягуаров к предводителю. – Покорнейше прошу отдать тех дев моим бойцам. Я хочу наградить наихрабрейших.
Куохтлиотл кивнул и усмехнулся. Он презрительно посмотрел на десяток дрожащих от страха селян обоего пола, сбившихся в кучу на маисовом поле. Их деревня была сожжена, а все жители старше двадцати пяти вёсен - убиты. Предводитель был доволен: на этот раз всё прошло, как надо, и ворвавшиеся в село воины-ацтеки нашли в себе силы справиться с внутренним зверем. Теперь Куохтлиотлу было с чем вернуться в столицу.
После уничтожения городка сапотеков душой предводителя овладели желчь и печаль, недостойные истинного воина.
Что делать ему дальше, после такого проступка? Вернуться в столицу ни с чем? Тогда его ждет позорная и страшная казнь. Его кишками накормят уличных псов, а кости раздробят и развеют в порошок, прогнав его душу из священного города Верхнего Мира. Или?.. Он молился мудрому богу мертвых воинов Теояомкуи, прося дать совет и подсказать: как поступить? И знамение от бога пришло: это оказалась маленькая деревушка прямо на границе меж землями священного народа Ацтлана и презренных сапотеков.
- Господин, это не сапотеки, - услышал Куохтлиотл тихий голос.
Предводитель нахмурился и повернулся к слуге Золину.
- Что ты плетешь, дурень? – хмуро вопросил воин. – А кто же это, если не те, за кем мы пришли?
Золин втянул голову в узкие плечи и, зажмурившись, произнес.
- Господин, это ацтеки. Я видел у мертвой старухи выколотое на коже имя богини похоти.
- Хм, Ишкуина, - задумчиво произнес предводитель ацтеков. – Пожирательница грязи… Здесь наказывают потаскух так же, как когда-то делали у нас. Значит ли это, что эти безродные скоты – тоже священный народ, как и мы?
- Думаю, да, господин, - прошелестел Золин.
- Ты кому-нибудь об этом сказал? – предводитель посмотрел в глаза ничтожному, съежившемуся под суровым взором воина-ягуара. – Кто-нибудь, кроме тебя, видел эту татуировку?
Слуга покачал лысой головой, преданно глядя в глаза хозяину.
- Твои глаза были слепы. Твои уши были глухи. Ты ничего не видел и не слышал, – медленно произнес Куохтлиотл. – Мы взяли в плен сапотеков. И если ты проговоришься, то я лично сниму с тебя шкуру: по одной полоске каждый день в течение половины шага луны.
- Да, господин, - послушно согласился слуга. – Я обознался, клянусь богиней Айаутеотль.
Предводитель погрузился в раздумья. Боги не просто так явили ему эту деревню: это был знак, возможность загладить свой проступок. Отважному ацтеку было стыдно, что он не смог удержать своих воинов от кровавой резни в том безымянном городке. И теперь он, Куохтлиотл, предводитель лучших воинов Ацтлана, может исправить все.
Он посмотрел на испуганных полуголых пленников.
«Никчемное мясо, - подумал Куохтлиотл. – Не пройдет и священного месяца, как каждый из вас будет освежеван на вершине пирамиды, а в плащах из вашей кожи будут щеголять старшие жрецы».
Впрочем, пораженными страхом выглядели не все. На земле лежал юноша, лицо которого было покрыто запекшейся кровавой коркой. Рану на его голове зажимала ладонью юная крестьянка, тщетно старавшаяся унять бегущую кровь.
«Храбрый воин. Сильный, как гепард».
Внезапно предводитель вздрогнул: сквозь кровавую маску, покрывавшую лицо юноши, предводитель ацтеков увидел взгляд пленника, полный ненависти и ярости.
«А он отважен и смел!» - уважительно подумал воин и, повернувшись к слуге, произнес:
- Пусть перевяжут голову этому сапотеку, – и добавил, впервые за много дней улыбнувшись. – Кажется, мы нашли священную жертву для Тошкатля.
***
Старый жрец, опираясь на копье, прошел вдоль ряда пленников, стоявших в храмовом дворе под охраной воинов-ягуаров и стражников бога Тошкатля. Все сапотеки были отважными воинами, они не сдались без боя: об этом свидетельствовали их раны. У кого-то перевязана рука, у других – свежие полосы желтоватой целебной мази на торсе. А у самого молодого – высокого, мускулистого парня – окровавленные волосы прилипли ко лбу. Юноша, почти мальчик, едва держался на ногах, но не склонял головы перед победителями.
Ицтликоатл оборачивается к храмовому лекарю.
- Окажи им помощь, почтенный. Это – смелые и отважные воины, они заслужили наше уважение. Вы же, - это уже младшим жрецам, - проследите, чтобы пленники были удобно размещены в гостевых домах, и чтобы у них было все необходимое: вкусная еда, выдержанное вино и прекрасные девы, чтобы усладить ночи тех, кто очень скоро взойдет по небесной лестнице и передаст наши молитвы богам засухи и дождя… Передай мою благодарность могучему повелителю народа ягуаров, великому Ауисотлю, - старый жрец склоняется перед предводителем Куохтлиотлом, лично приведшим пленников в храм.
Вернувшись в свой дом, расположенный к востоку от жертвенной пирамиды, Говорящий с Богом обращается к старшим и младшим жрецам, послушно следующим за господином.
- Всего одна священная неделя - тринадцать восходов и закатов - осталась до великого дня 3 Оцелотль, когда братья-боги Солнце и Луна пребывают равное время на небосклоне. Согласно традициям, пленники должны провести при храме священный год до того, как я черным обсидиановым ножом срежу с них кожу на вершине пирамиды. Но у нас нет этого времени. Поэтому сделайте все необходимое, чтобы подготовить первого, кто взойдет по небесной лестнице, к нужному дню. И отправьте гонца к брату моему – Верховному Жрецу и воплощению бога Тлалока: пусть он обратится к своему повелителю в тот же день и час, когда мы будем взывать к Тошкатлю.
- Но кто станет первым, о Верховный? – почтительно спрашивает Ицтликоатла один из младших жрецов.
- Самый отважный и смелый! И самый юный. Рана на голове – свидетельство того, что этому сапотеку не ведом страх. Вы узнали имя пленника?
- Илхикамина, господин мой.
- Лучник, стреляющий в небо. Достойное имя для достойного противника. Такая жертва будет угодна нашему богу. Идите же, у вас много дел, - и Верховный взмахом руки отпускает жрецов.
***
Прекрасная Коаксок, завернувшись в алый плащ, спешит по искусно выложенной каменной дорожке к домикам пленных. Ночь уже вступила в свои права, над горизонтом поднялась лодка бога Луны, окрасив прекрасный Теночтитлан в цвета серебра и колдовства.
У стены, окружающей храмовую территорию, девушка останавливается и смотрит с высоты на родной город. Темнота скрыла страшные шрамы, нанесенные рукой безжалостного бога Тошкатля: не видно безлистных деревьев, растрескавшейся земли, пожухлой травы, обмелевшего священного озера. Теночтитлан, как и прежде, правит Атцланом, высокомерно оглядывая подвластные земли с высоты.
Увидев почтенного Ицтликоатла, Коаксок склоняется в низком поклоне.
- Доброго тебе часа Совы, дочь моя, - ласково произносит старик. – Кто из наших пленников сегодня позвал тебя к себе на ложе?
- Илхикамина, о господин мой.
- Ты ведь не в первый раз идешь к нему, милая радуга?
Коаксок кивает.
- Отважный лучник сражен твоей красотой. Будь же и ты добра к нему. Он – смелый воин и достоин твоего внимания. Пусть твои ласки заставят его забыть о полученных ранах, о том, что жизнь его прервется через несколько дней на алтаре бога Тошкатля. Подари юноше свою страсть, дай насладиться любовным искусством, которым ты владеешь в совершенстве. Но смотри, чтобы сердце твое не попало в плен к отважному сапотеку, не дай себе полюбить его.
- Господин мой, я помню наставления, полученные во время обучения в храме. И Илхикамина – не единственный, кто оказывает мне особое внимание. Были и другие пленники. Они окончили жизнь на алтаре, когда ты содрал с них кожу острым ножом, а потом сделал себе плащ из этой кожи. Я горда тем, что дарила радость отважным воинам в последние дни их пребывания в Среднем Мире, но не было в сердце моем печали после их смерти. Почему же именно сейчас ты решил напомнить мне о первых уроках?
- Потому что я старше тебя, дитя мое. И глаза мои, хоть и не сравниться им ныне зоркостью с очами орла, способны видеть незримое. Тебе нравится этот юный лучник, не так ли?
Коаксок опускает голову, радуясь, что в темноте Верховный Жрец не способен разглядеть румянец на ее щеках. Ицтликоатл гладит девушку по волосам, а потом ласково приобнимает за плечи, как отец дочку.
- Девочка моя, ты прошла хорошую школу в храме могущественного бога Тошкатля. Но ты молода и красива, и сердце твое жаждет любви. Не позволяй ей завладеть тобой, ибо познаешь ты только боль.
- Потому что он враг?
- Нет, милая. Врага тоже можно полюбить: за красоту, силу и добрую душу. В этом нет ничего постыдного.
- Тогда почему, Верховный?
- Потому что через несколько дней твой лучник взойдет на алтарь, чтобы выпустить последнюю стрелу в небо. Кожа его будет содрана, обнажив могучие мышцы, а мясо – отдано священным орлам, которые донесут нашу жертву до бога Тошкатля. Илхикамина уйдет по небесной лестнице в Верхний Мир, а ты останешься здесь. И, если успеет любовь поселиться в твоем сердце, оно будет стонать и кричать от боли, а душа будет биться в темнице тела, словно маленькая птичка, попавшая в сети. Не допусти же, чтобы это случилось… А теперь ступай, нехорошо заставлять нашего пленника ждать.
Глядя вслед убегавшей по дорожке девушке, Верховный Жрец подумал, что, верно, пришла пора выдать Коаксок замуж. Среди стражников, несших службу при храме, найдутся желающие взять в жены прекрасную дочь ягуара. И лучше сделать это, пока не поздно. Нельзя допустить, чтобы сердце юной девы почернело и завяло в печали, погубив и саму милую радугу, и ее будущее.
Великий Тошкатль не простит этого своему жрецу. Но куда важнее, что сам Ицтликоатл не простит этого себе.
***
Последний солнечный луч, скользнув по краешку окна, убегает за далекий вулкан, отсвечивающий алым на темном небе.
Илхикамина машет брату Солнцу рукой, прощаясь с ним до завтрашнего утра. Потом низким поклоном приветствует бога Луны, что путешествует в серебристой лодке по небесной дороге из молока, в незапамятные времена пролившегося из груди Праматери всего живого.
Стражник, придерживая копьем край циновки, впускает в домик двух прислужниц, несущих свежие фрукты, жареное мясо и ароматное вино. Следом входит Коаксок.
Дождавшись, пока служанки выйдут, а стражник, опустив циновку, стукнет копьем по порогу и отойдет на расстояние полета стрелы от домика, Коаксок бросается на шею пленнику.
- Сегодня я останусь с тобой до рассвета, мой небесный лучник, - девушка морщит губы, то ли улыбаясь, то ли сдерживая слезы.
Илхикамина гладит красавицу по черным волосам, перебирает подвески из разноцветных камушков, вплетенные в косы.
- Значит, это случится завтра, - произносит юноша. – Не огорчайся так, о прекрасная радуга. Я ведь не первый и не последний пленник, которому ты даришь радость любви перед жертвоприношением.
- Да, до тебя было еще двое. Оба они провели здесь священный год, как и полагается по обряду. Тебя же я знаю всего одну неделю. И знаю я, что завтра тебя ждет великая честь: взойти к по небесной лестнице на вершину пирамиды, где встретят тебя наши боги. Но почему-то сердце мое болит, а душа не хочет отпускать тебя.
- Скажу тебе правду, Коаксок: мое сердце тоже не хочет расставаться с тобой. Но я буду ждать тебя на вершине небесной пирамиды. И однажды ты присоединишься ко мне.
- Боги не позволят дочери ягуара пребывать на одном солнечном луче с пленником. Как бы ни был ты мил мне, ты – враг нашего племени, захваченный в бою.
Илхикамина осторожно подходит к окну, выглядывает наружу. Потом приподнимает циновку. Стражник, темной тенью маячащий возле уличной жаровни, настораживается, но, увидев, что пленник не пытается бежать, снова усаживается на корточки.
Юноша возвращается в дом и усаживается на ложе.
- Коаксок, сядь рядом. Я хочу поведать тебе то, чего не знает никто в храме великого бога Тошкатля. Долгие тринадцать дней, оставаясь здесь целыми днями в одиночестве, думал я: сказать или нет Верховному Жрецу правду. Но решил смолчать, потому что Говорящий с Богом мог подумать, что это - не мои слова, но моей трусости. Сейчас же вновь овладели мной сомнения. Не боюсь я того, что случится завтра. Напротив, горжусь, что вознесусь на Небо и смогу передать мольбу соплеменников нашим богам. Но и опасаюсь в сердце своем: вдруг великий Тошкатль прогневается еще сильнее, получив неподобающий дар!
- Соплеменникам?! – прекрасная дочь ягуара в гневе вскакивает, мгновенно забыв о нежных чувствах, что влекли ее к пленнику. – Как можешь ты, сапотек, именовать гордых ацтеков своими соплеменниками!
- Как ты могла не узнать своего брата, Коаксок? – возмущается Илхикамина. – Как могла подумать, что я – ничтожный сапотек, попавший в плен только потому, что не смог с честью пасть в бою. Я – не воин, а сын писца из маленькой деревушки. Но в жилах моих течет кровь нашего великого предка Ягуара, и в той битве я показал себя достойным бойцом.
- Как же ты оказался здесь?
- Отважные воины предводителя Куохтлиотла сразили всех сапотеков и везли домой богатую добычу. Но у них не было ни одного пленного воина, нужного для принесения в жертву богу засухи. И тогда военачальник приказал воинам напасть на приграничную деревню: за долгие годы соперничества с сапотеками наше поселение много раз переходило из рук в руки. Да, там живут мирные землепашцы: все они были в поле, собирая бедный урожай и моля Великую Мать сжалиться… Ягуары налетели, подобно смерчу. Мы ничего не успели объяснить им… И сейчас меня мучает только одно: что, если могучий Тошкатль разгневается на своих жрецов и всех обитателей Среднего Мира за то, что в жертву ему принесли не вражеского воина, а мирного крестьянина и грамотея. Такое ничтожество, как я, – не жертва, но оскорбление для великого и сурового бога.
- Значит, и остальные пленники – простые землепашцы и сыновья ягуара?
- Да.
- Я уверена, господин наш Ицтликоатл не знает об этом. Он так радовался, получив новых пленников, так мечтал о великом дне, когда сможет содрать с них кожу острым ножом из черного обсидиана… Но погоди, Илхикамина, ведь это означает, что завтра, в священный день 3 Оцелотль ты не умрешь!
- Почему?
- Мы должны пойти к Верховному Жрецу и рассказать ему правду. Тогда он сам отменит обряд, опасаясь прогневить бога еще больше.
- Коаксок, мы не можем этого сделать. Что значит мое или твое слово против ручательства предводителя Куохтлиотла? Он сделал злое дело, пожелав обмануть богов, но Говорящий с Тошкатлем не поверит нам.
- Тогда я сама отпущу тебя. Я не хочу, чтобы бог наслал на землю ацтеков еще большие беды. И, - голос девушки снизился до шепота, - я не хочу, чтобы ты умер напрасно.
- Милая, подними циновку и посмотри наружу. Недалеко от моей двери стоит могучий стражник с острым копьем. И множество других стражников охраняют стены и ворота храма. У меня есть только один выход: взойти на алтарь завтра на рассвете и надеяться, что бог согласится принять эту жертву, ибо велико мое желание помочь в беде моему народу.
- Бог не потерпит обмана. Да, могучий Тошкатль жаждет свежей крови, но ему не нужны лживые, бессмысленные жертвы. Он только еще больше прогневается на нас… И я знаю тайные выходы из храма. Бери же плащ, еды на дорогу и пойдем. Рассвет уже скоро, а ты должен уйти как можно дальше от великолепного Теночтитлана.
- А как же ты, моя прекрасная радуга?
- Меня нельзя принести в жертву: я – женщина. А наказать… Что мне любое наказание, если я буду знать, что обрела милость великого бога и место в твоем сердце. Собирайся же, у нас мало времени.
Коаксок стояла на стене, ограждающей храм, и смотрела на дорогу, выложенную каменными плитами, мерцающую белым, призрачным светом. Девушке казалось, что она видит стройную фигуру Илхикамины, хотя это и было неправдой: день еще не вступил в свои права.
Подул ветер. Он нес на своих крыльях прохладу, а в перышках его запутались капельки влаги.
Девушка перевела взгляд на север: на Теночтитлан надвигалась огромная, черная, беременная непролившимся дождем туча. А над алтарем, возведенным посреди храмового двора, сияла многоцветная радуга.
Примечания:
* Золин - перепел
* Илхикамина – лучник, стреляющий в небо
* Ицтликоатл – змей с обсидиановым ножом
* Коаксок – многоцветная радуга
* Куохтлиотл – воин-орел
* названия дней в священном календаре ацтеков пишутся именно так: «3 Оцелотль», т.е. цифра + имя священного зверя, соответствующего дню. Точно также пишутся имена собственные, содержащие цифры: «3 Попугай». Согласно принятым в русскоязычной исторической науке правилам, такие имена и названия не склоняются.
Похожие статьи:
Статьи → Собираем мнения по конкурсу
Рассказы → Сказки старого клёна. Работа № 1
Рассказы → На пляже можно грызть. Работа № 3
Рассказы → Подарок Королевы Осени. Работа № 2
Новости → Конкурс Легенды осени
Но я в их ритуалы так не внедрялась. И потом, если бы я о них писала, то не о жертвоприношениях 
