Кто я?

Кто я?
Сегодня я была кошкой. Кошкой мне нравилось быть больше всего. Я могла месяцами быть ею. Временами я даже забывала, кто я на самом деле. А кто я? Я уже давно не могла внятно ответить на этот вопрос. Может, потому что я одна? Совсем одна. И даже не в том дело, что нет существ на всем белом свете, похожих на меня, а в том, что, в каком бы обличье я не находилась, я всегда оставалась одна. Иногда я пыталась сделать вид, что я человек. Работала, жила как человек, но все это была просто иллюзия. Имитация нормальной жизни.
Сегодня я кошка. Может — так проще?

Я учуяла запах мыши. Маленькой беззащитной серой мышки. Я поняла, что очень голодна. Мой слух, зрение, обоняние обострены в этом теле. Мышцы приятно гудят в предвкушении охоты. Я отдалась существу нынешнего обличия. И через каких-то пять минут проглотила добычу.

День выдался пасмурным. Я сидела в ветвях раскидистого ореха и смотрела, как резвятся птицы. Тоже очень привлекательная оболочка. Летать — это прекрасно! Чувство безграничной свободы.
Закапал дождь. Я люблю дождь, но не в обличье кошки. Мокрая шерсть отвратительно пахнет. Я спрыгнула с ветки и побежала в укрытие, чтобы переродиться.
Меж двух домов я нашла нужный переулок, и мое тело начало меняться. Этот процесс всегда сопровождается болью. Дикой болью. Мою нынешнюю оболочку разрывало человеческое тело. Крик вырвался уже из человеческого рта.
В мусорном бачке лежал всего один пакет. Я надела коротенький сарафанчик и босоножки. Моему человеческому телу позавидовала бы любая модель, но за восемь столетий оно мне уже не казалось таким уж великолепным. Я начала задумываться о выборе новой оболочки. Допустим, тигра или леопарда. Уехать далеко от городов и забыть себя совсем.
Но сейчас я шлепала по лужам и улыбалась. Видимо, день особенный. Я улыбнулась еще раз. Мокрые волосы прилипали к лицу. Я подняла руки, и капельки дождя стали падать на ладони и разбиваться вдребезги о ладони.
Небо плачет! Наверное, провожает меня. Одна ночь. Всего одна. А потом я куплю билеты и уеду навсегда из мира людей.
— Ты совсем вымокла, — детский голос вырвал меня из мира раздумий.
Это был мальчик. Маленький. Лет пяти, может, шести. Очень хорошенький, с голубыми глазами и пухлыми губками. Кудряшки смешно взъерошены. В руках малыш держал маленький зонтик.
— Я увидел тебя в окно и подумал, что ты можешь заболеть. Мой папа говорит, что нельзя вот так промокать. Вымочишь ноги и непременно заболеешь. А потом лекарства и уколы. Вот зонтик. Пойдем в дом. Я чаю налью.
Ребенок все говорил, смешно картавя слова, а я не могла ответить ни слова. Может, я вообще забыла, как нужно говорить. Малыш взял меня за руку.
Маленький зонтик не смог бы укрыть нас от дождя. Мы побежали в сторону дома с красной крышей. Ухоженней двор, красивый цветник. Запах роз ударил в нос так сильно, как будто, я все еще была не человеком.
— Как тебя зовут?- спросил кудрявый мальчишка по дороге в гостиную.
— А,- как будто ком в горле у меня. – Я… я — Илея.
Кажется, так меня когда-то звали, но сейчас я не была уверена. Голос мой дрогнул.
— А меня зовут Ян. Папа сейчас на работе. Он будет рад увидеть тебя, когда вернется… Сейчас заварю чай.
Такой маленький и такой самостоятельный. Мальчуган поставил чайник на плиту и поджег газ. Все уже давно используют электрические чайники. Безопасно ли, чтобы ребенок постоянно включал газ? Но разве это мое дело? Зачем я вообще сюда зашла? И будет ли так рад тот самый папа моему присутствию?
— А где твоя мама? — теперь мои слова звучали более уверенно.
— Она умерла, когда родился я, но папа говорит, что она на небесах. Он меня бережет, хотя я уже большой.
— Она действительно на небесах. Так всегда бывает с людьми. Тело умирает, а душа поднимается на небеса. Идет суд, и принимается решение: или душа перерождается, или уходит в рай.
— Мой папа говорил так же.
— У тебя умный папа.
— Да. Он такой. Он у меня врач.
— Ух ты!
Засвистел чайник, оповещая о том, что вода вскипела. Ян снял его с плиты и поставил на стол две белые чашки. Красивый фарфоровый сервиз. Очень странно, что его используют каждый день. Обычно, такие держат в серванте и достают по большим праздникам.
Мы пили чай, и мальчуган рассказывал мне, как они живут с отцом. У врача нет нормированного рабочего дня. Малыш всегда один. Раньше была няня, но сейчас он уже большой и пойдет в школу на следующий год.
Я улыбалась. Это было странно. Я не пила вот так чай в компании человека уже лет восемьдесят. Я вообще человеком не была очень давно. Не просто в обличии человека, а именно человеком.
Что в этом ребенке такого особенного?
Мы не заметили, как открылась дверь. Это вернулся отец.

Он услышал голоса и подумал, что это няня зашла, хоть он ее и не просил. А когда в гостиной в кресле около камина увидел женщину, пьющую из любимого сервиза покойной жены чай с его сыном, просто остолбенел. Она была прекрасна. И дело было даже не в ее внешности. От нее исходил свет. Яркий, золотой свет.
Он стал врачом именно потому, что видел ауры людей. У каждого человека она своя. Разные цвета, оттенки, текстуры. Не бывает двух одинаковых. Даже у близнецов они разные, как отпечатки пальцев. Аура как тень повторяет контур человеческого тела, и когда человек заболевает, она меняет свет. Точнее, темнеет в том месте, где началась болезнь.

Меня называют волшебником в больнице. Я этакий Доктор Хаус. Пациенты с неизвестными заболеваниями со всего города стекаются в нашу больницу. Я не мог диагностировать заболевание взглядом, но мог увидеть область, в которой нужно искать. Мой дар помог спасти не одну жизнь. Вопросов мне особо не задавали, ведь главное — не процесс, а результат.

Такой сильной ауры, как у незнакомки, сидящей в его гостиной, он не встречал ни разу. Быть может, она ангел? Он не мог увидеть ее лица. Светлые волосы спускались до самой талии ровными струями. Спина очень прямая. Идеальная осанка. Размер ноги маленький. Крохотные пальчики.
Смех сына оторвал его от созерцания самого прекрасного создания в мире. Сын впервые за много лет казался счастливым. Он всегда был другим. Не похожим на остальных детей. Более серьезный, более взрослый. Редко улыбался, часто размышлял. Много читал.
Знакомые успокаивали отца. Они говорили, он должен радоваться, что ребенок не сует пальцы в розетки, не ломает технику и не разоряет соседские ульи, но его не покидало ощущение неправильности происходящего.
А сейчас у маленького Яна горели глаза и он болтал без умолку, что вообще-то было ему не свойственно.
Мужчина вернулся к входной двери и хлопнул ею еще раз, чтобы оповестить о своем приходе.
— Ян, сынок, я уже дома!
— Это мой папа. Тебе он понравится!
— Я не думаю, что это правильно. Я просто… Это…

Дар речи снова покинул девушку. Хотелось бежать или лететь. Тело начало подрагивать. Мозг хаотично искал ответа, какую оболочку лучше принять для бегства.

Но что будет с мальчуганом, если я на его глазах преображусь? А какая разница? Я не хочу говорить с его отцом! Я не хочу говорить с другим человеком!
«Ты не хочешь говорить с мужчиной!» – подсказал внутренний голос. И, кажется, уже поздно. Я чувствовала его энергию совсем близко.
— У нас гости, сынок? Кто эта леди?
— Это Илея, пап, она гуляла на улице под дождем и совсем промокла. Я пригласил ее в дом, чтобы отогреть и напоить чаем!
— Ты настоящий джентльмен, Ян.
Илея повернулась немного резче, чем нужно. Это тело еще так непривычно.
Глаза встретились с другой парой глаз. Такие голубые. Казалось, в них тонет вечность, а в вечности сущность Хамелеона. Вот кто я! Я Хамелеон. Древнее создание, которое может принимать облик любого живого существа. Последний мой собрат умер лет двести назад, и с тех пор я совсем одна. Живу в разных оболочках и пытаюсь заглушить боль одиночества.
Я вспомнила, кто я. И желание убежать стало еще сильнее. В глазах появились слезы. Предательские слезы – это все слабая человеческая оболочка. Кошка не плачет. Хочу быть кошкой.
— Меня зовут Стефан. Я отец этого самостоятельного сорванца.
Молчание затягивалось. Повисла неловкая пауза.
Мужчина обратил внимание на изменение ауры гостьи. Она была взволнована и напугана. Но почему? Как котенок, которого в первый раз вынесли на улицу оживленного города, где каждый звук заставляет его маленькое сердечко биться быстрее.
— Почему у вас нет электрического чайника? – вопрос вырвался невольно, Илея не хотела его задавать. Она вообще не хотела ничего говорить. Единственное, что она хотела, это — бежать!
Вопрос застал Стефана врасплох. Теперь он молчал, не зная, что ответить.
— Ребенок постоянно использует огонь и газ, что бы подогреть чай. Это небезопасно! У вас такой хороший сын. Хорошо хоть есть микроволновка.
Отец Яна опустил голову. Он не хотел признавать, что все еще не отпустил свою Елену. Этот чайник, и сервиз, и кресла около камина — это все осталось от нее. И все в этом доме осталось от нее. Она все делала сама. Покупала мебель, предметы обихода, делала ремонт.

Мы так хотели, чтобы наш сын родился и жил в уютном гнездышке. А потом ее не стало, и все вокруг стало иллюзией того, что все хорошо.

Я не плакал на похоронах. Я не плакал и потом. Шли годы, а я все говорил с ней. Мне так не хотелось осознавать, что я теперь один. Совсем один.
— Мать Яна говорила, что в электрическом чайнике невкусная вода. Мы всегда кипятили воду для чая на газу. Вы правы, что ругаете меня. Я хороший врач, но никудышный отец.
— У плохих отцов не бывает таких чудесных детей.
Что я делаю? Успокаиваю чужого человека? Кто бы меня успокоил!

Прикосновение чьей-то маленькой ручки. Такой нежной и теплой.
— Папа принес суши. Он всегда приносит их по пятницам. Завтра у него выходной: это нужно отметить! – Ян смотрел на меня с надеждой.
Надежда была так сильна, что в нее хотелось верить.
— Вы любите суши? – спросил Стефан, и казалось, что его сердце пропустило пару ударов, ожидая ответа.
— Я? Да, пожалуй, я люблю суши!
В этот вечер было неважно, кто ты и как стал тем, кем ты стал, главное, что ты был человеком. А человек очень не хотел быть один. И когда аура Стефана соприкоснулась с аурой Илеи, она поняла, что ждала этого момента уже двести лет. Неизвестно, что будет дальше, но она точно знала, что задержится в этой неудобной, слабой оболочке на неопределенное время! Сегодня она человек!
Стефан смотрел, как сын уплетает суши и рассказывает гостье, как они впервые ели их в баре.

Я тогда облился соей и, переборщив с васаби, выпил пол литра сока. Сын так точно изображал меня, что я не удержался и рассмеялся. Смеялась Илея и Ян вместе со мной. Сегодня я не один. Сегодня мой сын не один. Я снова почувствовал себя живым. Сегодня я человек!