Лихтенштейн.
Сияющий камень.
Лихтенштейн.
Замок на вершине горы.
Я еще не вижу его отсюда – он далеко, бесконечно далеко – но я знаю, он там. Возвышается на скале, сверкает белоснежным камнем в лучах солнца.
Лихтенштейн.
Дом мой, опора моя, жизнь моя – Лихтенштейн.
Нахлестываю своего Цезаря, скачу во весь опор.
Я успею.
Я должен успеть.
Османы… темное слово, страшное слово, слово, от которого больно сжимается сердце – но только на мгновение, чтобы снова разгоряченно забиться в предвкушении жаркой битвы.
Османы…
И не верится, что они уже там, атакуют замок, дом мой, опору мою, жизнь мою – Лихтенштейн.
Сбился с пути… когда и где я сбился с пути – уже не помню, да и незачем это помнить, здесь, главное, вернуться на дорогу…
Все дороги ведут в Рим…
…бред, бред, полный бред.
Все дороги ведут в Лихтенштейн, я это знаю.
Пришпориваю Цезаря на перекрестке дорог, смотрю на чумазых крестьянок, собирающих что-то с поля – женщины шарахаются от меня, как черти от ладана, приветливо киваю, спрашиваю:
- Лихтенштейн?
Все, как одна, показывают в сторону.
Предчувствия меня не обманули.
Замок там.
Бросаю на землю горсть монет, нахлестываю взмыленного Цезаря.
Успеть, успеть…
Османы… не видать Османам Лихтенштейна, как своих ушей…
Лихтенштейн.
Сияющий камень.
Там.
На горе.
Скачу во весь опор, хоп – через реки, через пропасти, через мосты, по полям, по лесам, по узким горным тропам – вперед, вперед.
Успеть.
В жизни не прощу себе, что оказался далеко в тот роковой момент, когда османы подошли совсем близко…
Пришпориваю Цезаря.
Смотрю на солдат в непонятном одеянии.
Спрашиваю:
- Лихтенштейн?
Не понимаю, что значит, разрушен, почему разрушен, не может того быть…
Снова скачу во весь опор.
Ветер в ушах.
Замираю на перекрестке, смотрю на людей в странных одеяниях, видят меня, направляют на меня тонкие палочки.
Спрашиваю:
- Лихтенштейн?
Люди показывают все в одну сторону.
Срываюсь с места.
Кто-то кричит мне вслед – Иоганн Иосиф не принимает.
Ничего не понимаю, какой, к черту, Иоганн Иосиф, откуда…
Неважно.
Скачу во весь опор, через лес, ветви больно хлещут по шапке, через поле – ветер свистит в ушах, хоп – перемахиваю через извилистую реку, подернутую туманом.
Скорее.
Скорее же.
Будь я проклят, если не успею.
Лихтенштейн.
Дом мой, опора моя, жизнь моя – Лихтенштейн.
…спешиваюсь.
Черпаю воду из ручья, жадно пью – большими глотками, ополаскиваю пылающее лицо, жду, когда мой Цезарь передохнет.
Закрываю глаза.
..сияющий замок парит передо мной в тумане на вершине горы.
…спохватываюсь.
Одергиваю себя, не спать, не спать.
Прыгаю в седло, - Цезарь возмущенно ржет, нахлестываю коня, скорей, скорей…
Грохот.
Там.
Впереди.
Скачу во весь опор.
Дым.
Что-то рокочет высоко в небе, причудливая колымага выкатывается из зарослей, тяжело переваливается, поводит железной трубой. Думаю, почему колымага едет сама по себе, должно быть, где-то там спрятана лошадь…
Человек показывается из колымаги, недоверчиво смотрит на меня.
Кричу:
- Лихтенштейн!
Он показывает вперед.
Все верно.
Лихтенштейн там.
Подгоняю коня, человек что-то кричит вслед, берегись… это мне-то – берегись, мне, от чьего имени трепещут османы, только бы добраться до них…
Сжимаю зубы.
Добраться.
Любой ценой.
Отстоять землю мою, дом мой, опору мою, сияющий камень – Лихтенштейн.
Выскакиваю на дорогу, необычайно ровную, причудливые колымаги с визгом замирают, трубно гудят, из ближайшей колымаги высовывается человек, машет рукой.
Спрашиваю – мой голос срывается на хрип:
- Лихтенштейн.
Мне показывают туда, вперед.
Благодарно киваю.
Монет не осталось, ничего не осталось.
Кто-то шепчет мне вслед:
- Реконструктор.
Даже не останавливаюсь, чтобы поправить, что я Лихтенштейн, а не Реконструктор, не знаю такого рода и племени… Ёкает сердце, а что если этот род уже захватил замок, и теперь пирует в больших залах и пьет вино…
Нет.
Нет.
Никто не посмеет переступить порог замка…
Никто…
Снова гудит потревоженное небо, заволакивается черными тучами.
Успеть.
Османы.
Не видать османам нашего замка, не видать.
Конь спотыкается, конь хрипит, конь не может идти дальше. Соскакиваю с Цезаря – и вовремя, за секунду до того, как мой верный спутник падает замертво.
Бормочу какие-то молитвы, упокой, Боже, вспоминаю слова священника, о людях молятся, а не о животных, ничего, я настоятелю объясню, что конь мне ближе иного человека был…
Иду. Через поле, через пустошь, теряюсь, не нахожусь.
Тени в тумане.
Темные силуэты в масках. Замирают, направляют на меня железные трубки.
Спрашиваю – в отчаянии:
- Лихтенштейн!
Идущий впереди изумленно вздрагивает:
- Ват?
Повторяю:
- Лих-тен-штейн.
- Лихтен… штейн? Камень, который светится?
Киваю:
- Лихтен. Штейн.
Человек показывает вперед.
Остальные уже спешат к умершему Цезарю, взмахивают кинжалами. Отворачиваюсь, не хочу видеть расправы над своим спутником, у меня нет сил заступиться за него.
Что-то сверкает на вершине…
Что-то…
Узнаю свой замок.
Лихтенштейн.
Дом мой, опора моя, жизнь моя – Лихтенштейн.
Бегу… легко сказать – бегу, ноги меня не слушаются, хочется оторвать их и бежать дальше без ног.
Хватаюсь за камни, спотыкаюсь на лестнице.
Сияние совсем близко.
Первый раз вижу, чтобы замок светился.
Начинаю понимать, что случилось.
Второпях вспоминаю молитвы, да святится имя Твое…
Османы… их здесь нет, они ушли, замок прогнал их.
Ступаю к замку, спотыкаюсь о чьи-то останки, поднимаюсь по сияющим ступеням крыльца, силы оставляют меня…
…сильно пострадал во время бомбежки, уровень радиации в окрестностях замка составляет…
