По мотивам произведения «Адепт сто тысячного уровня» Таня Пламенная.
Она сидела на большом и гладком, впитавшем в себя последнее тепло отпускной недели. Прибой нежно облизывал подругу Аньку, вытягивая из-под неё гостиничное полотенце. Одинокая чайка, прихрамывая, бродила вокруг лежавшей рядом шаурмы. Тихий мягкий вечер завершал жаркий день сотым повтором шлягера.
— Чёрние гляза,— подпевала чайка, дожёвывая не прожаренное мясо.
Не желая быстротечного расставания с нудистким пляжем, огненное око светила, окрасив горизонт кровавым закатом, оранжево красными бликами мазнуло по утопающему в пальмах шестому корпусу пансионата «Рассвет».
— Закрываемси, милок,— беззубый рот бабы Нюры неотступно приближался к жгучему брюнету,— ты к энтим бл…м што ли, Любке с Анькой? — синий застиранный халат висел на старухе, как мокрые плавки на вешалке.
— Бабушка,— джигит держался из последних сил. Закалённый сезонными боями с отдыхающими, пищевод, раскорячившись застывшей страстью, сдерживал рвотный рефлекс на подступах к гортани.— Дарагой, не падхады. Мамой клянусь, нэ нада.
— Сынок! — вахтёрша всплакнула.— Дай я табе поцелую. Надо же, маму вспомнил! Ты это,— мадам кокетливо распушила редкие седые космы,— не оставляй их одних с мудистами энтими. Я давеча загорала с ними, веришь - нет, отбитца не могла…
— От мужыков?
— Нет. От чаек. Последнее склевали, изверги. Глянь,— старуха распахнула халат.
Ноги у Мурата подкосились. Сильные волосаты руки, скрюченными пальцами пытались ухватиться за что-то округлое, перед глазами проплыло Любино огромное, подернутое складками целлюлита бедро. Полосатые чашечки купальника уходили вдаль горным хребтом. Томно шевелящиеся булочки, медленно улыбались, таившей неизвестность складкой.
— Он спит,— пена на губах пациента напомнила фельдшеру скорой вчерашний вечер на берегу моря. Елена Александровна уверенным движением сунула парню руку в штаны.
— Ты што там потеряла, мать Тереза? — баба Нюра потянулась за шваброй.
— Пульс,— Лена нашла, что искала. Подушечки пальцев нащупали родинку на тонкой ножке. Она нервно сжала еще кое-что и сглотнула слюну.— Он, сомнений нет.
Перевернув тело, она ловким движением вытащила из брюк паспорт. Развернув документ, лицо женщины озарила счастливая улыбка. «Дура,— подумала она о себе, но вслух произнесла: — у него посттравматический шок. Нужна госпитализация».
— Я его сама вылечу,— держа под мышкой надувной матрас, в дверях пансионата стояла крупная дама в полосатом купальнике. Солёные капли, разбросанные вечностью по необъятному телу, мерцали в лучах ламп дневного света маяками. Детскими кулачками торчали соски. Круглое розовое лицо дышало здоровьем. Толстая русая коса, застряв где-то на вертушке, недовольно поскрипывала вымытыми начисто волосами.
— Эт што, Муратик? — вторая женщина вытирала живот казённым полотенцем.— Чёрние гляза,— тряхнув головой, спела подруга.
Бешеные глаза очнувшегося ловеласа бегали по зашарпанному рецепшену. От синего халата к полосатому купальнику, от белого колпака к рваному полотенцу.
— Запомни, джигит,— Люба положила на пол матрац и, ухватив за ногу быстро втянула ухожёра на шершавую резиновую гладь,— я коней в отпуске не меняю.