Мартин, выстреливший себе в висок

            Великий император и полководец после кончины превратился в огромную жаркую и ослепительно сверкающую звезду. Звезда величественно вознеслась на ночной небосвод, украсив его. Своей яркостью она резко выделялась среди остальных светил, в тёмное время с любопытством глядящих на землю. Развесистые деревья жадно питались её светом, её чарующим излучением. А в сытых колодцах на пёстрых лугах всегда была свежая вода. Каждый подчинялся непререкаемым законам.

            Трость сломалась, и сокрушительные дожди мириадами тяжёлых капель обрушились на далёкие зловещие горы. Поверхность скал постепенно становилась от этого всё более острой и опасной. Трава пробивалась сквозь мокрую землю, недра которой скрывали несметные сокровища. Зародыши сжались на бутылочных донышках. Трагедия родилась из духа музыки. Через многие века после этого появился сверхчеловек. Души несчастных людей – это уродливые создания с перепончатыми крыльями, отчего-то похожие на кошек. Каждый, кто желает видеть истину, должен идти верным путём, освещённым благодатным сомнением. Стремление к абсолютной истине – это смрадный пёс, чудовищный зверь, не щадящий никого. Нейтральные фигуры сами собой складываются в отрицательные значения. Шёпот ржавых тряпок. Агония гаснущих свечей. Полёт через формулы физики космических пространств. Миролюбивые болота. Идеальные спирали. Волновые колебания. Ценностная ориентация в равнодушном мире.

            Небольшие мягкие шаги к анархии. Следы пролегают через поверхностное изучение биологии и через психоанализ. Обречённые реплики в диалоге вырезаются цензорами. Морские змеи. Пластиковые палатки. Козёл, принесённый в жертву богу плодородия. Копья и ножницы. Континуальный и дискретный языки. Кипение океана мук. Мусорные пакеты, сжигаемые в громадных печах. Иллюзия умелого контроля. Теория ущербных систем. Предатель по праздникам отдыхает на скале от адских мук. Зрячие слепцы. Безлюдные театры. Гневная философия. Новые способы производства. Треснувшие зеркала на пластмассовых кладбищах. Забытый всеми прорицатель.

            Большие вазы, наполненные экзистенциальной горечью. Алая ковровая дорожка. Неуверенная поступь вселенской лёгкости. Запутанный лабиринт волшебной паутины. Зрелища вместо искусства. Мумия культуры. Индивидуальности подвешены под скользким от пролитого вина потолком. Нечёткие контуры непонятных мыслей. Плесень настойчиво пытается проникнуть сквозь условные внешние границы. Одна змея проглотила хвост другой змеи и подавилась. Разложение принялось гулять по соломенной крыше. Серебристые лужи превратились в фасады и вёсны.

            Мартин ходил по комнате, делая небольшие шаги. Он измерял пространство пола, неспешно обходил комнату вновь и вновь. Лицо его выражало совершеннейшее хладнокровие. За окном был поздний вечер, начавший уже перерождаться в тёмную ночь. Иногда Мартин ложился на кровать, заложив руки за голову. Потом он снова вставал и продолжал однообразное движение. Наконец, Мартин вышел из комнаты, спустился по белой лестнице на первый этаж дома, прошёл в кухню и быстро выпил стакан молока. Вкус молока ему очень нравился. Он налил себе ещё стакан и осушил его. Только на этот раз Мартин пил медленно, смакуя. Сполоснув стакан, он поднялся в комнату, где стал просто сидеть на кровати и размышлять о всевозможных пустяках.

            Стук в физиологическую дверь. Черви, заточённые в мраморных стенах. Незримые кинжалы похоти. Притягательная ловушка петли. Глобальная трещина в свитке папируса. Бешеная игра с раздражением. Песня отважных насекомых. Кривые топоры. Умные очи. Путешественники, преследуемые гневом богов. Отброшенные основания бытия. Пронзительная радость обновления. Защита от солнца. Острые колья морализма. Разные языковые стихии. Всех нас окружают разноязычие и разноречие.

            Молчаливый страж. Бык, наступивший на боязливый язык. Позорное растерзание. Кукольные пчёлы. Дома в ледяных степях. Запоздавшие на сцену актёры. Внезапная регрессия. Проявления универсальных закономерностей. Рифмы и отсутствия рифм. Голодные прищепки. Активная жестикуляция. Предчувствие выходного дня. Относительность времени. Приглаженные утюгом травы.

            Мартин взял из ящика своего письменного стола револьвер. Какое-то время он смотрел на это оружие. Потом Мартин зарядил револьвер, спустился вниз и зашёл в ванную комнату. Недолго он глядел в идеально чистое зеркало овальной формы. Потом Мартин хладнокровно поднёс револьвер к виску и, не закрывая глаз, нажал на спусковой крючок. Пуля пробила его голову, оставив в неё прямую линию кровавого коридора. Кровь забрызгала многое из того, что было вокруг. Алые брызги появились и на зеркале. Мартин умер, не издав ни единого звука.

            В кровавых нитях запутались осколки разбитых чашек. Птицы закричали, повинуясь алогичному инстинкту. Механизмы заговорили о противоречиях поверженного разума. Пластины ногтей взлетели над жерлами патриотичных вулканов.

            Счастливые гробы. Отравленные ручьи. Искривлённые пути. Неистовая депрессия. Благородные формы эвтаназии. Ритуалы отчуждения. Соревнования сублимаций. Обилие экзотики. Перья исчезнувших песен. Соединения крошечных воспоминаний. Атаки пиратов. Жонглёр, ходящий на руках. Могилы заполняются кусками мяса. Крик сумасшествия разнёсся по окрестностям. Метафизика растерзала сама себя. Мир умер, превратившись в растоптанный жалкий пепел. Но очень скоро он родился вновь и расцвёл всеми атрибутами жизни, здоровья и благополучия. Всё вернулось на свои места. Но Мартина больше не было, он ушёл безвозвратно, он перестал присутствовать где-либо.