На валах Старой Рязани. Глава 13(начало)

Глава 13

Выехав на поросший редким березняком увал, Ратислав увидел у окоема темную полосу. Черный лес. К заходу солнца сотня, идущая в передовом дозоре, в которой ехал Ратьша с Могутой и Первушей, доберется до воинского лагеря. Того, в котором стоят вои, стерегущие от татар засечную черту. Объединенное рязано-муромо-пронское войско, идущее следом, подойдет  уже в темноте. Но, ничего, тут собирались остановиться дня на два, чтобы дать воям отдохнуть, прежде чем пересечь лес и ударить на монголов. Так что успеют и наесться и отоспаться. Ратислав легонько тронул шпорами бока Воронка. Умной животине этого было достаточно. Конь двинулся вниз по склону увала по дороге покрытой тонким слоем пушистого снега. Чуть поотстав, за боярином последовали Могута и Первуша, за ними остальные воины.  

Заканчивался последний осенний месяц грудень, или ноябрь по церковному. Снега пока выпало мало. Даже трава на высоких местах не была им полностью укрыта, но морозило изрядно. Береговой припай на реках уверенно продвигался к речному стрежню. Кое-где шуга, плывущая по течению, запружала узкие места, и здесь пешему уже можно было, сторожась, перебраться с берега на берег. Озера полностью покрылись ледяным панцирем. Правда, тонким и не прочным.

Ветер к вечеру послабел, но дул он с полночи, из лежащих где-то далеко ледяных владений зимы-морены, потому выстуживал тело даже через подбитый мехом плащ и поддоспешник. Ратьша снял рукавицу волчьего меха и начал сдирать с бороды и усов намерзшие сосульки. Дав шпоры коню, с ним поравнялся Могута.

- Считай, добрались, - промолвил ближник. – Пошлем пару воев вперед. Пусть готовятся встречать великого князя с братией?

- Пошли, - пожал плечами Ратислав. – Хотя, им еще ехать и ехать.

- Ничто, пускай пока шатер припасут, жаровни поставят, что б не тесниться князьям в воеводских палатках.

- Пожалуй. Пусть едут, предупредят.

Могута взмахом руки подозвал сотника и отдал приказ. Сотник окликнул двоих воинов и объяснил им, что делать. Оба посыльных выехали из колонны и, дав шпоры лошадям, поднимая снежную пыль, помчались к темнеющей полосе леса. Отряд во главе с Ратьшей продолжил путь все так же шагом: спешить особо некуда, к темноте до лагеря успевали по любому.

Очередной порыв ветра поднял с земли пригоршню снега и бросил ее в лицо воеводе. Досталось и Воронку. Жеребец недовольно оскалился и мотнул головой. Ратислав смахнул тающие снежинки с ресниц, похлопал коня по шее.

- Ничего, Воронок, скоро приедем. Найдем тебе местечко где-нибудь в крестьянской конюшне. Отдохнешь, обогреешься. Другим лошадкам на морозе ночевать придется, так что, считай, тебе повезло.

Жеребец словно понял. Нетерпеливо всхрапнул и перешел на рысь. Ратьша его придерживать не стал: пусть, и конь согреется, да и самому не мешает, а то пальцы ног в сапогах начало прихватывать. Позади послышался частый топот копыт. Это конная сотня тоже пустила лошадей рысью. Вскоре холод отступил. Ратислав натянул уздечку, переводя Воронка на шаг. Хватит, пусть поостынет. Даже не столько он, сколько кони воинов дозорной сотни, едущей позади. Воронку он найдет местечко в конюшне здешней деревни, а вот остальным лошадям ночевать на морозе. Для того есть, конечно, попоны, но лучше, все-таки не палить лошадок. Езда шагом скоро начала навевать дремоту, да и усталость, накопившаяся за последнее время, давала о себе знать. Ратислав не заметил, как задремал. Проснулся от того, что снова начали неметь пальцы ног. Да, спать нельзя – поморозишься. Он подвигал ступнями, пошевелил пальцами ног в сапогах. Вроде отпустило. Раз спать нельзя, будем бодрствовать. Глянул вперед. Полоса леса заметно приблизилась. Оглянулся. Саженях в десяти позади ехали Могута, Первуша и начальник дозорной сотни. Они о чем-то беседовали. О чем за стуком копыт не было слышно. За этими троими двигалась в колонне по два дозорная сотня. Не спать, так не спать. Вот только теперь в голове начали крутиться воспоминания последних дней. Тяжелые, надо сказать, воспоминания.

Федора, привезенного в Рязань, схоронили быстро – торопился Великий князь отомстить за сына.  Супруга княжича на похоронах не пролила ни слезинки. Словно закаменела. И только при взгляде на Ратьшу в глазах ее появлялся немой укор: не сберег, обещал, а не сберег! Отплакали Федора за нее мать и сестры. Великую княгиню Анну Всеволодовну пришлось силой оттаскивать от плиты, накрывшей могилу княжича в Спасском соборе. Князь Юрий Ингоревич за дни похорон совсем почернел лицом. Зато глаза его теперь горели лихорадочным злым блеском. Вечером того же дня, когда Ратислав с Олегом привезли тело Федора, он созвал малый совет, на котором провозгласил свою волю: сразу после похорон сына объединенное войско выступает в степь, дать бой ненавистным пришельцам. Чего Ратислав и боялся. И не только он. И Ратьша и другие пытались отговорить Юрия от опрометчивого решения, но князь, ослепленный горем и ненавистью, никого не слушал. Надо сказать, что молодые князья поддержали решение двинуться в степь. Хотели драться на чужой земле Пронские князья, сыновцы Юрия от старшего брата Ингваря. Муромский князь тоже не возражал против похода. Даже сын коломенского князя Роман Романович был за то, чтобы ударить на татар.

Отец его Роман Ингоревич, сказавшись больным, отъехал в Коломну, успев покинуть Рязань до того, как сюда дошла весть о гибели Федора. Очень предусмотрительно с его стороны: что бы с ним сделал Великий князь, трудно сказать, мог и в поруб бросить, если не чего хуже.    Отъехать, Роман отъехал, но гридней, бояр с детскими и ополчение выдал исправно, оставив их под началом сына. На сына Юрий Ингоревич зла не держал. Да и не было в Рязанском княжестве таких, кому бы досадил Роман Романович: пошел старший сын Коломенского князя нравом не в отца. Был он незлобив, весел, бесстрашен и щедр. В присутствии родителя, правда, робел, но сейчас, оказавшись главным над своими людьми, явил все свои скрытые достоинства.

От Великого князя владимирского обнадеживающих известий пока не было, хоть сносился с ним Рязанский князь через гонцов почти каждодневно. Все еще собирает князь Юрий Всеволодович войско со всех городов своих огромных владений. Правда, со дня на день обещает отправить сына с конной и пешей силой. Из тех, кого успели собрать. Но то уж неделю обещает, но пока войско так и не двинулось. Коловрат, посланный в Чернигов вместе с еще одним сыновцом Юрия Ингварем Ингваревичем, для придания посольству солидности, тоже вестями не радовал: не дает князь Михаил помощи, говорит, грозят татары южным границам его княжества. Все это тоже угнетало князя Юрия, усугубляло горе от потери любимого сына. В общем, уговоры осторожных ни к чему не привели. На следующий день после похорон княжича Федора Великий князь приказал выступать.

Войско собралось воистину в Рязанском княжестве не виданное. Да еще, сколько ждало в лагере у засечной черты. Туда, уже посланы были гонцы с наказом собрать всех воев с засек в лагере. Такой же наказ Пронский князь отправил своим людям, караулившим черту Пронского княжества. Им приказано было тоже стягиваться в воинский лагерь Рязанцев. К подходу основного войска как раз все засечники должны были поспеть.

На малом совете тиун Митрофан зачел расклад по войску: кого сколько и кто привел. По детям боярским получилось малость поменьше, чем должно было, но того и ждали: всегда так бывало. Зато пешцов и всадников из охотного люда при своем оружии получилось больше, чем ожидалось. В общем, княжьих гридней, хорошо обученных и вооруженных собралось двадцать две сотни. Бояр с детскими получилось меньше, чем должно: сорок восемь сотен. Правда, еще сотен двадцать сидело в лагере на засечной черте. А вот конных охотников вышло семнадцать сотен. Оборужены они были неплохо: из сыновей купецких, да богатых горожан и сельчан все, а вот биться в строю не обучены совсем. Натаскивали их с неделю в воинском лагере, раскинувшемся под Рязанью, да разве за такой срок чему научишь…  У детских тоже с этим не все было ладно, хоть и собирали их для упражнений по два раза в году. Да и в боярской усадьбе должны были тем заниматься. Но то должны…  Еще одиннадцать сотен набралось охотников из небогатых горожан и крестьян из окрестных сел. Тех, кого посадили на коней из княжьих табунов и вооружили из княжьих кладовых. Эти в седле держались уверенно и опыт в битвах имели: не впервой в ополчение набирались, но, все равно, до гридней им было далеко, да и до детских… И, все же, собралась огромная конная сила: десять тысяч вместе с тремя сотнями владычного полка. Снаряжение и выучка последних, кстати, нареканий не вызывало: епископ Фотий к этому делу всегда относился серьезно. Еще восемнадцать сотен бояр с детскими ждало у засеки. Там же девять сотен степной стражи и восемь сотен охотников из Рязанских степных селений. Тринадцать с половиной тысяч конницы выйдет в степь!

Пешцов собралось тринадцать тысяч. И еще четыре тысячи ждало на засеках. Это и боярские, и городовые полки, и охотники. Среди охотников-пешцов имелись, как хорошо вооруженные, из городовых полков и детских, так и совсем бездоспешные, с самодельными копьями и древними дедовыми мечами, или просто с топорами. Этим дали, что могли из запасов Великого князя. Пешцов тоже пытались научить бою в строю. Лучше всего с этим обстояло у воев из городовых полков. Их тому учили дважды в год. Чуть хуже держали строй детские. Остальные к бою в строю не были обучены совсем. На совете решили взять с собой в степь только семь тысяч пешцов. Наиболее хорошо обученных и вооруженных, посадив их на коней из княжеских табунов, что б не отставали от конницы на походе. Так всегда делали в степной войне. Перед сражением конная пехота спешивалась а коней уводили в безопасное место, ближе к обозу, как правило. В лагере на засечной черте к ним присоединится еще четыре тысячи пеших воев. Всего получится одиннадцать тысяч. Для боя стеной более чем достаточно. Шесть тысяч пеших, хуже всего обученных и вооруженных оставили в стане под Рязанью: будет кому защищать столицу, коль главное войско поляжет в степи.

Ратислав напросился в головной дозор. С ним просился и Олег Красный, но князь Юрий велел ему двигаться со своими людьми. Войско шло не быстро: обоз, пусть и не большой (идти не слишком далеко) с собой взяли. Да и дни коротки. Потому до Черного леса добрались только к вечеру четвертого дня пути. Вот он, лес, за которым стоит страшный враг. Осталось пройти сквозь него, а там до татарского стана рукой подать.

Сотня, миновав сторожевые посты, въехала в лагерь. Смеркалось, но пока еще можно было хорошо рассмотреть, шатры и шалаши, в которых жили вои. И тех и других заметно прибавилось. Ну, правильно: Прончане подошли, да с засек народ собрался. Там сейчас остались только дозорные, следящие, чтобы через лес не просочились мелкие татарские отряды. Ратислав подъехал к шатру походного воеводы Матвея. Тому уже доложили о прибытии головного дозора Рязанского войска и он встречал Ратьшу у входа. Опорожнив поднесенный служкой корец с горячим сбитнем, воевода степной стражи прошел в шатер, где был усажен за накрытый стол. Матвей уселся напротив, ожидая рассказа о последних новостях из стольного града. Поинтересовавшись, все ли готово к приезду Великого князя и получив утвердительный ответ, Ратислав кратко обсказал новости и, в свою очередь, поинтересовался, что делают татары.

- Да ничего, - ответил Матвей. – Дозоры наши постоянно следят за их станом. Ну, конечно, насколько могут: их разъезды особо близко не подпускают. Но и не нападают. Надеются, что ли, что покориться, все же, Великий князь?

- Ну, этого не дождутся. Хоть в степь идти и не надо бы, - ответил Ратьша. – Из-за засек надо бы биться, да Юрий Ингоревич никого слушать не хочет. Обезумел от горя. Но тут, надо сказать, и многие княжата масла в огонь подливают. Хочется им в чистом поле мечом помахать. Так, чтобы грудь в грудь. Да ведь глупость это мальчишеская.

- Да, в поле супротив татар выходить – войско погубить, - сгреб бороду в кулак походный воевода. – Татар, дозорные доносят, тьма тьмущая. Если и биться, так хоть от леса далеко не отходить, чтобы было, куда укрыться в случае чего. Неужто не можете убедить в том князя?

- Пробовали и не раз. Не слушает никого Юрий Ингоревич. Ты еще попробуй. Может, получится, - невесело усмехнулся Ратислав.

- Попробую, - уронил Матвей. Особой надежды в его голосе слышно не было. – Когда ждать князя?

- Мыслю, к ужину будут. Так что пусть накрывают столы в княжеском шатре. Поставили его уже?

- Поставили. Жаровни для обогрева разожгли. И столы накрывают. Закуски ставят, питье. Горячее понесут, уж как сядут.

- Вот и ладно, - кивнул Ратьша. – Кстати, найдешь в здешней деревеньке место в конюшне, для моего конька?

- Потеснимся, - кивнул Матвей. – Распоряжусь. Сам где хочешь остановиться?

- Свой шатер поставлю. О том не заботься. Люди уж, наверное, занялись.

- Вот и ладно. Угощайся пока, а я пойду за всем прослежу. Прости, что не могу разделить с тобой трапезу.

- Благодарствую, Матвей Терентьевич. Иди, конечно, какие тут могут быть извинения.

Походный воевода вышел заниматься своими делами. А Ратислав плотно поужинал: на походе не обедали, день короток, проголодался на морозце. Вышел из воеводского шатра. На улице совсем стемнело. Главную улицу лагеря освещали трепещущие под ветром факелы. У шатра его ждал изрядно замерзший Первуша. Увидел своего воеводу, обрадовался, подбежал, склонил голову в легком поклоне. Сказал:

- Шатер поставили, боярин. Тут неподалеку. Жду, чтобы проводить.

Подышал на озябшие руки без рукавиц, продолжил:

- Воронка свели в деревенскую конюшню. Матвей Терентьевич приказал. Я проследил, обиходил, попоной накрыл, овса задал.

Первуша засунул руки под мышки.

- Совсем замерз? – спросил Ратьша. – Куда рукавицы дел?

- Видно, в конюшне забыл, пока с Воронком занимался, - виновато опустил голову меченоша.

- Пойдем, поищем, - ворчливо проговорил Ратислав. – Руки поморозишь, какой из тебя вояка будет. Покажешь, заодно, где конь стоит, а то мало ли…

Дошли до конюшни. Заботливо укрытый попоной Воронок мирно хрупал овсом из торбы, привязанной к его морде. Ратьша проверил подковы, холку, ласково потрепал жеребца по шее. Тот, продолжая жевать, благодарно всхрапнул, скосив влажный глаз на хозяина. Первушины рукавицы лежали на жердине, отгораживающей загон. Парень обрадовано ухватил потерю, подышал внутрь, надел. Расплылся в довольной улыбке.

- Сильно голодный? – спросил у меченоши боярин.

- Да, не, ништо, - шмыгнул носом Первуша.

- А то зайдем в шатер к походному воеводе. Там еще много чего на столе осталось.

- Не, - замотал головой парень. – Наши уж наверно кулеш варят. Я с ними.

- Ну, смотри. Была бы честь предложена. Пошли, покажешь, где шатер поставили.

Тот и, правда, стоял неподалеку от шатра воеводы Матвея. Видно, тот хотел, чтобы воевода степной стражи был под рукой. Ратиславовы воины поставили его и даже успели разбить вокруг палатки для себя, благо, места хватило. У палаток уже пылало десяток костров, на которых варился кулеш, заправленный жирной свининой – самая пища для сугреву на морозе. Ратьша прошел вдоль палаток – ладно ли поставлены. Постоял у костров, хлебнул как раз уварившегося кулеша, на пробу, перекинулся парой слов с разомлевшими от жара костров воинами. Вроде все ладно. Подождал, пока поедят Могута с Первушей. Сам от кулеша отказался: наелся в шатре у Матвея. Вот травного взвара похлебал: бодрит и согревает. Увидев, что ближник и меченоша насытились и напились, поманил их за собой. Когда те подошли, сказал:

- Пошли к дороге. Чаю, Великий князь вскорости подъедет. Надо встретить.