На валах Старой Рязани. Глава 14(продолжение продолжения)

Уехали недалеко. Татары выметнулись из-за рощи раскинувшейся  у подножия холма меньше чем в версте и понеслись навстречу Ратьшиному десятку, издавая какой-то каркающий боевой клич. Что-то вроде «кху-кху». Разворачивая Гнедка и пуская его в скач, Ратислав еще подумал: рано татары выскочили, могли подпустить поближе и, если не стоптать, так побить стрелами. Будто нарочно вспугнули Рязанский разъезд. Догоняли тоже, словно нехотя: коней особо не гнали. Число их Ратша оценил тысячи в две. Скакали почти час, пока в дали не завиднелось Рязанское войско. Увидев русичей, татары развернули коней и поскакали прочь. Ратьша перевел Гнедка на рысь, давая отдышаться. Олег, скакавший все это время последним, видно, надеясь, что какой-нибудь особо резвый татарин подберется поближе и будет с кем переведаться в рукопашной, подъехал к нему стремя в стремя. Конь Олега заметно устал - в броне. Не пересел князь Белгородский на легкого скакуна. Хорошо, что татары гнали их не в серьез, а то не ушел бы он от них. Ратьша попенял на себя – не досмотрел. На лице Олега было выражение досады – опять не добрался до врага, не напоил свой меч кровью.

- Так и будем бегать по степи, - проворчал он. – То мы за ними, то они за нами.

- Ничего, успеешь подраться, - утешил побратима Ратислав. – Может, даже еще сегодня.

Он глянул на небо. Солнце начало клониться к закату. Часа четыре светлого времени осталось. Дадут сегодня татары бой, или будут заманивать дальше в степь? К ним подскакала легкая Рязанская сотня, идущая впереди тяжелой конницы. Сотник легко поклонился князю и боярину. Спросил:

- Много татар за вами шло?

- Тыщи две, - ответил Ратислав.

- Опять ушли, боя не приняв, - подосадовал сотник.

На это Ратьша ничего не сказал. Потом спросил уже сам:

- Князь Юрий Ингоревич впереди идет?

- Да, - кивнул сотник. – В середке. Да вон, стяг его виден.

Ратьша кивнул и погнал коня к княжеской свите. Олег скакал чуть поотстав – конь его так толком и не отдышался. Великий князь с полусотней гридней и бояр ехал в пятистах саженях впереди тяжелой, построенной в линию тройных клиньев, панцирной конницы. Легкая конница шла на крыльях и впереди. Князь Юрий встретил их вопросом.

- Ну, далеко вражье войско?

- Не видели, - покачал головой Ратислав. – Шугнули нас.

- Близко они, - глянув на полуденный окоем, сказал князь Юрий. – Чую их.

Ноздри Юрия Ингоревича хищно раздулись. В глазах опять сверкнула ненависть.

- Пешцы далеко ли? – поинтересовался Ратьша.

- Нет, - оторвав глаза от заснеженной степи и глянув на воеводу степной стражи, ответил Великий князь. – Позади идут в паре верст.

- Уморились, должно?

- Ништо, - махнул рукой князь Юрий. – Бой начнется, им никуда не бежать, на месте стоять придется. Отдышатся.

Ратислав в сомнении покачал головой.

- Посыльный скачет от передовых сотен, - показал на всадника несущегося им навстречу кто-то из свиты.

- Должно, опять татары замаячили, - буркнул недовольно Олег Красный. – Опять в догонялки хотят поиграть.

- Поглядим, - пожал плечами Великий князь и выехал вперед.

Подскакавший гонец осадил коня перед Юрием, выдохнул:

- Татары впереди показались в большой силе.

- Далече? – спросил князь.

- Версты три. Из балки, через которую дорога на Онузлу проходит, выскочили. Сейчас в лаву разворачиваются.

- Хорошо, - голосе Юрия Ингоревича слышался азарт охотника, увидевшего, наконец, долгожданную дичь. – Готовьте войско к бою! – Это уже воеводам свиты. Те метнулись по своим местам.

- Вы тоже к своим ступайте, - обратился князь Юрий к Олегу и Ратше. – Твои, Олег, на правом крыле. Остатки твоих, Ратислав, там же. Готовьтесь. Чую, надоело татарве бегать по степи, решили, наконец, впрямую силами померяться.

Оба кивнули и погнали коней на правое крыло. Там Ратьша пересел на отдохнувшего Буяна и снова встал на острие тройного клина своих сакмогонов-панцирников, идущем в линии крайним справа. Олег занял то же место в строю своих гридней в соседнем клине. Ехали шагом. Впереди примерно в версте маячило несколько легкоконных сотен. Справа растянулись в широкую лаву две с лишним тысячи плохо одоспешенных конных охотников и детских, которых тоже скорее можно было отнести к коннице легкой. На левом крыле шло примерно столько же. Их предполагалось использовать в битве, как конных стрелков, или против легкой конницы кочевников. Линию тройных клиньев составляли семь тысяч панцирной тяжеловооруженной конницы, растянувшихся в ширину больше чем на версту. Вместе с крыльями из легкоконных Рязанское конное войско растянулось в ширину почти на две версты. Позади шла пехота с глубиной строя в десять рядов перегородив степь больше чем на  версту.

Вскоре впереди замаячила черная полоса чужих всадников. Снега над ними почти не поднималось: видно, тоже двигались шагом. Степняки приближались. Уже стало можно прикинуть их количество – тысяч десять, не меньше. Скорее, больше. Может и все четырнадцать. Это тех, что шли прямо на Рязанцев. И еще тысячи по три-четыре маячило справа и слева от основного войска степняков верстах в двух от его крыльев. Похоже, татары решили взяться за русичей всерьез.

Пусть четырнадцать, или даже пятнадцать тысяч идет встреч, рассуждал Ратша, еще тысяч шесть, пусть восемь на крыльях. Двадцать с небольшим получается. Где-то еще пятьдесят тысяч прячется. Ратислав привстал в стременах, осматриваясь по сторонам. Нет, больше степняков не видать. Правда, татары, те, что двигались на крыльях степного войска, ускорили ход коней и стали охватывать русское войско с боков. Но с этими должны справиться свои легкоконные, идущие справа и слева.

Татары, идущие встреч, приближались. До них уже осталось меньше версты. Те, что охватывали Рязанцев с боков, тоже заметно сократили расстояние. Легкоконные крылья русичей, получив приказ, развернулись на них и пришпорили коней. Панцирная конница тоже перешла на рысь, потихоньку набирая разбег. Татары тоже ускорили ход коней. Над ними заклубилась поднятая в воздух снежная пыль, скрывая задние ряды. Теперь, казалось, что врагами заполнена вся степь до самого окоема. По хребту продрал озноб. Чтобы прогнать незваную дрожь, Ратьша глянул влево, на скачущую линию, сверкающих серебром доспехов Рязанских клиньев. В шести десятках саженях на острие соседнего клина ехал Олег. Этот был спокоен, если не сказать, радостен в предвкушении хорошей драки. Заметив, что Ратьша смотрит на него, Белгородский князь приподнялся на стременах и вздел вверх копье, приветствуя побратима. Озноб ушел и татарская лава, мчащаяся навстречу, перестала казаться несметной. Он тоже приподнял копье, взятое им вместо потерянного в последней стычке, отвечая на приветствие. 

Когда до татар осталось саженей триста, Юрий Ингоревич, так и едущий со своими гриднями впереди Рязанского войска, пустил коня в скач. Панцирники последовали примеру своего князя. От грохот тысяч копыт, казалось, задрожала степь. Двести саженей до степняков, тоже пустивших своих коней в скач. Ратьша опустил копье в сторону татарской лавы. С беспокойством глянул на великокняжескую свиту: неужто Юрий Ингоревич так с полусотней, даже в клин не построенной сшибется с врагами? Это ж почти верное самоубийство! Но, нет, слава Перуну! Нашелся кто-то в свите здравомыслящий, придержал за узду коня рвущегося вперед князя. Великокняжеская полусотня придержала коней и втиснулась в промежуток между клиньями в центре строя.

Сто саженей до татар. Теперь их стало можно рассмотреть. Это были какие-то другие татары. Таких Ратьша еще не видел. Это были не половцы и не легкая монгольская конница, с которой они сталкивались до сих пор. И шли они, оказывается, не лавой, а длинными плотными шеренгами, прижавшись, колено к колену. Вооружены эти всадники, похоже, были тяжелее обычных степняков: налобники у коней, то ли кожаные, то ли черненые металлические и кожаная латная защита на груди скакунов. На всадниках тоже более тяжелые доспехи, чем у легкой конницы: нагрудники с оплечьями, металлические шлемы, круглые щиты, поблескивающие железной оковкой по краю с железным же умбоном в центре. Да, пожалуй, с этими будет  потруднее, чем с теми же половцами. Из каких стран пригнали с собой монголы этих воинов? Или это сами монголы, только вооруженные посолиднее?

Пять десятков саженей. Ратьша сел поплотнее в седле, упираясь крестцом в высокую заднюю луку. Готовясь к копейной сшибке, ухватил покрепче копье. Он уже видел противника, с которым предстояло переведаться силой. Здоровый – косая сажень в плечах воин. Уже можно было рассмотреть его широкое лицо голобородое, с вислыми усами. Узкие глаза вперились в Ратьшино лицо, грозя, обещая смерть.

Десять саженей. Ратислав вздернул щит, ловя несущееся ему в лицо трехгранное острие длинной вражеской пики, опустил наконечник своего копья, целя в бедро степного всадника. Вот только соседи, скачущие по бокам богатыря, тоже нацелили на него свои пики, поскольку других противников для них пока не было – Ратьша мчал один впереди своих. Да, биться против такого строя строем клиньев, смертельно для передовых всадников, идущих на остриях. Теперь ему надо было ударить самому и отбить не меньше трех копий противников. Сложно. Почти невозможно для плохо подготовленного воина. Но он, Ратьша не из таких.

Пора! Ратислав, продолжая плотно упираться в заднюю луку седла, вытянулся вперед и вправо вдоль шеи Буяна, перенацеливая свое копье на левое бедро скачущего на него степняка и уворачиваясь от пик других врагов. Увернуться получилось, но соперника поразить не удалось – тот успел опустить щит и отбить острие Ратьшиного копья. В следующий миг их кони столкнулись грудь в грудь. Хорошо Ратислав сидел в седле, пригнувшись к шее Буяна. Опытный в таких схватках жеребец приподнялся на задних ногах, стараясь подмять вражьего коня. И у него это получилось – Буян оказался мощнее, а, главное, злее. У степного скакуна от удара подломились передние ноги и он вместе со всадником провалился куда-то вниз под копыта напирающих с обеих сторон коней.

По ушам ударил лязг стали, грохот столкнувшихся щитов, визг раненых лошадей, яростный крик людей. Это столкнулись Рязанские клинья с ровными рядами степной конницы. Буян с хрустом, слышимым даже сквозь адский шум, прошел через опрокинутого коня и всадника и добрался до второй шеренги татар. Скорости, набранной при скачке, еще хватило, чтобы пробить щит следующего степняка. Достал ли наконечник до него самого Ратьша не понял: кочевника вынесло из седла. Ратислав бросил застрявшее в щите копье, краем глаза увидел летящий в лицо наконечник пики. Вскинул свой щит, обивая. Удар! Хороший удар – еле в седле удержался! Потянул из ножен меч. Буян взвился на дыбы и обрушил копыта на лошадь и всадника в следующей татарской шеренге. Опять пришлось прижиматься к шее жеребца, чтобы усидеть в седле. По поножу скрежетнул наконечник пики, соскользнул, ударил в кожаную бронь на боку Буяна. Не пробил. Ратьша отмахнулся мечом, перерубая пику у наконечника. Жеребец опустился на все четыре ноги. Тут же слева в лицо полетела кривая сабля. Отбил щитом, рубанул по открывшейся спине степняка справа. Стало тесно. Справа степная лошадь, лишившаяся всадника, придавила ногу Ратьши к боку Буяна, слева ногу сдавила еще одна с всадником, пытающимся достать его саблей и толкающим своим щитом в щит Ратислава. До этого слева дотянулся своим копьем Первуша, удержавшийся за своим боярином. Слишком высоко поднял щит степняк, вот и получил пару четвертей железа в живот.

Ратьша кинул взгляд через правое плечо. А вот Могута приотстал, зажатый сразу тремя противниками. Помочь  нельзя: стоит повернуть Буяна боком к напирающим рядам степняков, тут же опрокинут жеребца, а самого поднимут на копья. Надо двигаться вперед. Только за правым, оставшимся неприкрытым боком, следить получше. А Могута справится. Да и, подпирающие сзади вои, помогут. Ратислав вонзил шпоры в бока Буяна. Конь, ослабивший, было, напор, взвизгнул, захрипел зло и рванул вперед, проталкиваясь сквозь горячие, парящие на морозе потом, конские тела. Зубами он хватал за незащищенные доспехами шеи, разрывая податливую плоть. Первушин конь, прижавшийся правой лопаткой к крупу Ратьшиного жеребца, держался рядом, позволяя своему всаднику прикрывать боярина слева. За ним держалось еще несколько Ратьшиных панцирников, продирающихся сквозь плотный татарский строй. Остальные оторвались, приостановленные плотной массой коней и всадников.

Когда Ратислав с оставшимися при нем воинами взломали шестую шеренгу степняков, стало просторнее.  Причем, как-то сразу. Всадники следующих шеренг, видно было, придержали коней. Потом, ломая ряды, начали их разворачивать. Испугались? Не сильно похоже. Вон, Ратьшин клин почти уже застрял в плотном строю степняков. Может, конечно, левее, где ударило основная сила панцирной конницы, сражение складывается более благоприятно для Рязанцев? Отсюда не видно, но все может быть. Татары, тем временем, развернув коней ударились в бега. Те, что остались позади и перемалывались панцирными клиньями, тоже разворачивали коней, пытаясь вырваться из дикой давки. Рязанцы, почуяв слабину, усилили натиск. И увязшие в схватке степняки побежали. Все разом. По полю сражения пронесся ликующий клич русичей. Рассыпавшись лавой, они бросились преследовать бегущих.

Ратислав придержал Буяна, рванувшегося, было, вслед за уносящими ноги противниками. Жеребец, недовольно заржав, встал, ударил передним копытом в мерзлую землю, выбивая из нее снег  и пучки жухлой травы. Первуша остановил своего коня рядом. Ратьша глянул на меченошу. Вроде цел. Мимо, издавая воинственные крики, проскакали воины Ратьшиной сотни. Справа осадил жеребца Могута. Со лба его, заливая глаз, струилась кровь. Зацепили ближника.

- Оторви тряпицу от перевязочного полотна, - велел Ратислав Первуше.

Парень вытащил из седельной сумки свернутую узкую полосу чистой льняной тряпки, припасенной для перевязки ран. Оторвал от нее кусок, протянул Ратьше. Тот передал его Могуте. Ближник отер глаз, прижал тряпку ко лбу, буркнул:

- Копье отбил неудачно, царапнуло. Щас остановится.

Отнял тряпку ото  лба, глянул, снова прижал. Посмотрел вслед преследующим врага Рязанцам. Озабоченно сказал:

- Ехать надо. Отстанем.

- Надо, - согласился Ратислав. Только уж больно легко они побежали. Могли б еще драться: до половины их строй пробили, не больше. Словно по приказу коней развернули.

- Может и так, - кивнул Могута. – Думаешь, заманивают?

- Наверняка.

- А князь-то, неужто не видит?

- Может и нет. Горе и ненависть его слепят.

- Все равно, - вздохнул ближник. - Не оставаться же здесь.

- Едем, - кивнул Ратислав и дал шпоры Буяну.

Не остывший еще от сражения жеребец, рванулся с места в скач.