На валах Старой Рязани. Глава 24 (довесок к окончанию).

После печальной повести Прозора в закуте воцарилась тишина. Ратислав молчал, переживая вновь смерть отца. Ведь подробностей его гибели, вот так из первых рук, никто ему не поведал. Мол, убили родителя вместе с пятью двоюродными братьями, пронскими князьями. Убили гридни Глеба и Константина с помощью нанятых половцев. А как убили, каковы были последние его минуты? Рассказать было некому. Не выжил никто из его ближников. Так думалось, пока не встретил он Прозора.

Остальные молчали из уважения к горю боярина, а еще потому, что думали грустные думы: не грызлись бы промеж собой русские князья, не зорили сел-деревень и городов, не гибли бы в бесконечных усобицах лучшие ратные люди. Тогда б, может и не подошли бы татары сейчас к стенам стольного града Рязанского княжества, встретило бы их объединенное русское войско далеко в степи, растрепало-разбило поганых. Хотя… Сильны татары, организованы в стальной кулак. Может и все силы Руси не перемогли бы их в чистом поле. Но можно же было встретить их на засеках, в лесной дебри, где русским драться знакомо и привычно. Отбили бы. Может и не разбили, но отбили бы точно. А там и замириться стало б можно. Но – увы! Вон, даже Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович не спешит на помощь Рязани, хоть и считается, что находится та под его могучей десницей. И Черниговский Великий князь Михаил, на чьей сестре женат Юрий Ингоревич не поспешил с помощью… Вот и стоят теперь татары под стенами. И рушат стены эти. И к вечеру, если верить Гунчаку, эти стены обрушат. А дальше… Гибель? Гибель всех от старого до малого? Да. Если верить Гунчаку. Да и не только половецкий хан об том рассказывал.

Нарушил тяжелое молчание все тот же Прозор.

- Вот чего еще хотел сказать тебе, боярин, - он примолк, вроде колеблясь, стоит ли продолжать.

- Ну, говори уже, если начал, - поторопил инока Ратислав. Сердце его зачастило в предчувствии каких-то важных для него лично известий.

- Были в нашей обители в самом конце осени монахи из угров. Подданные короля Белы, - наконец заговорил Прозор. – Принял их и Великий князь, но долго с ними не разговаривал – не до того ему было. А у нас в монастыре они прогостевали почитай целую седьмицу, отдыхали, отъедались. Говорил я с ними часто и подолгу. Досталось им их путешествие недешево – прошли они от своего королевства все поле дикое. Дошли, почитай, до самого Каменного Пояса, до южных его предгорий. Искали там земли предков своих. Знаешь, нет ли – угры в стародавние времена вышли как раз из тех мест. Говорят, нашли там людей своего языка. Но я сейчас не об том.

Прозор снова замолчал, крутя в руках пустой кубок, и на лице его было написано сожаление о затеянном разговоре. Ратьша забрал кубок из рук монаха, наполнил ставленым медом, пододвинул к нему, потребовал:

- Сказывай дальше.

- Так вот, - вздохнув, неохотно продолжил Прозор. – На обратном пути они попались татарскому разъезду и были доставлены в стан предводителя монгол Батыя. Их не обидели. Обогрели, накормили. Сам Батый принял их, долго распрашивал о том, о сем. Потом, снабдив припасами и дав деревянную пайцзу, отпустил восвояси. Пайцза, это…

- Я знаю, - перебил Ратислав. – Реки далее.

- Знаешь, так ладно, - кивнул монах и отхлебнул из кубка. Потом, видно окончательно решившись, сказал. – Пока гостевали угры в татарском стане, был к ним приставлен человек. Не из последних в орде – серебряная пайцза висела у него на шее. Вхож был в шатер самого Батыя. Происходил он родом из наших – русских, притом, рода не простого - княжеского. Звали его татары мурза Галиб.

- Что! – Ратьша аж привстал со своего места. Ты хочешь сказать…

- Не знаю! – поднял ладони Прозор. – Не знаю… - Он опустил голову, сложил руки на столешнице. Опять помолчал чуток. Потом сказал глухо. – Но, посуди сам: имя, возраст тоже подходит, внешность… Я подробно распросил монахов. Все сходится.

- Так убийца моего отца жив… - раздумчиво протянул Ратислав после долгого молчания. – Не сгинул в степи и находится в стане наших врагов. Наверное, помогает им. Советует… А уж не он ли… - внезапная догадка вспыхнула в сознании Ратьши. – Не он ли надоумил Батыя убить Федора. И про жену его греческую царевну  рассказал?

- Все может быть, - кивнул Прозор. Но тут же спохватился. – Только не наверняка все это. Должен понимать. Может и не Глеб то вовсе.

- Да, нет, - покачал головой Ратьша. – Он это. Чую сердцем.

- А коль и так, - ерзнул на скамье Прозор. – Не добраться нам до него в сердце стана татарского. Потому и говорить тебе о нем не больно-то хотел – чего зря душу терзать местью несбыточной.

- Несбыточной? – криво улыбнулся Ратислав. – А вот это поглядим. Не все ж время он в шатре сидит. Куда-то да выезжает по поручению господина своего. Тем паче, теперь, когда зорят его отчую землю. Чаю, часто нуждается сейчас Батый в советах и помощи его.

- Что верно, то верно, - согласился Прозор. – Да только в осаде мы, помнишь?

- Осада не вечно длиться будет.

- Это – да, - кивнул монах. И добавил совсем тихо. – Вот только чем она кончится…