Найти Валоку

Через слюдяное оконце таверны Анте рассматривала копошащихся на полях крестьян. Короткое лето наконец-то позволило людям заняться привычными хозяйскими хлопотами. Весь дождливый июнь она провела в этом местечке на окраине Альтума. Отсюда все дороги вели к Холодному морю, и вились по болотистым и топким местам. По таким дорогам редко ходили люди; ещё реже — они нуждались в помощи провожатых, а у тех, кто нуждался, вряд ли водилась хорошая монета. На окраинах Альтума и медяки в радость. Зато Анте, с её маленьким ростом и бледно-серой кожей, не вызывала у местных нездорового интереса. В таких местах не до чужаков, самому бы выжить. Тем более, никого не интересовали её незаконные заработки. Провожатых нигде не жаловали, но рядом с железными рудниками ещё и не такие промышляли на жизнь чем ни попадя.

Само местечко было не плохим и не хорошим. Обычное поселение с трактиром на перекрёстке, где можно отдохнуть с дороги. Кому на пару дней, кто-то задерживался надольше, дожидаясь погоды, обрастал домашним жирком и свысока посматривать на ищущих путь, как это делал трактирщик Джо. Он лично встречал каждого посетителя и только после долгих распросов указывал ищущим путь на провожатую. За это Анте платила трактирщику медяк в неделю, и деньги в её кошельке таяли быстрее, чем появлялись.

Вчерашний дождь обещал ещё один день пустых надежд. В трактире было малолюдно. Возле стойки маялась ожиданием худенькая девушка. Какая-то нужда гнала её в грязный порт, но Анте опасалась искать ей дорогу. Будь девушка рассудительнее — ещё в столице заплатила бы адептам пути и шла в свой порт законно, дорого и точно так же непредсказуемо, как и самоходом. Но она не была рассудительной. Она была упрямой, а дороги, обретенные из упрямства, никому не приносят счастья. Ни ищущим путь, ни провожатым.

Анте прошла мимо девушки, избегая встречаться взглядом. Она тоже хотела прочь из-под этой душной крыши — истосковалась по дороге, как тоскуют по любимому — остро, до ссадин истеребив душу ожиданием встречи.

«Если мне сегодня повезёт, возьму девушку с собой» — пообещала себе Анте, уверенная, что не повезёт. Она забилась в угол у окна, застыла и приготовилась терпеливо наматывать на палец минуты и часы в бессмысленном ожидании ночи.

Из небытия её вывел неосторожный возглас:

— Глянь ты! Это же гномиха! Я думал, их не бывает.

Анте поняла, что речь о ней и прислушалась.

Косой Джо ответил громче, чем следовало:

— Может, и не бывает. Но к Седому перевалу только если она поведёт. Больше никто не возьмётся.

— Мы заплатим, — раздался второй голос. Тихий и неторопливый, выдающий привычку говорить внемлющим.

В подтверждение слов о прилавок звякнуло несколько монет.

— Не в этом дело, — Анте представила, как трактирщик с сожалением отрывает взгляд от денег. — Никто не знает дороги. Даже адепты пути не берутся, а у них провожатых целая церковь. Столько народищу, а дорогу к никому не нужному Седому перевалу найти не могут.

— Да, адепты туда не ходят, — подтвердил спокойный. И добавил с сомнением: — А эта сможет?

Трактирщик хмыкнул и зашептал что-то. Не разобрать что, но, наверняка, обидное. Наверняка, про то, что у нелюдей нет разума, но есть нюх. Что верить им нельзя, а использовать можно. Как вожаку в упряжке — дать команду и вперёд пустить; в дороге подкармливать, но на привалах вполглаза присматривать, чтобы в ближайшее селение за течной сукой не сбежал.

Анте отмахнулась от обиды. Пусть думают, что хотят, лишь бы за дорогу заплатили. Лишь бы вырваться из города, надуть меха лёгких чистым воздухом и рвануть вперёд по одной ей видимой тропинке. А дорогу она куда хочешь найдёт, хоть к Седому перевалу, хоть туда, где земля с небом встречается. А сама не найдёт — Валока поможет.

К ней подошли двое. Один высокий, молодой, громкий — такие в каждом трактире есть. Где один — там скандал, где два — там драка. И второй — невысокий, немолодой, неприметный. Попроси кто Анте описать его поточнее — не смогла бы. Стоило только отвернуться — образ ускользал из памяти, как вода сквозь пальцы.

На обоих — добротная одежда, удобная обувь; за спиной — небольшая кладь. Опытные идущие, не в первый раз из дома вышли.

— К Седому перевалу дорогу знаешь? — спросил тот, что помоложе. Позже Анте узнала, что зовут его Пе. Второй молчал, рассматривая провожатую, и Анте стало не по себе от цепкого взгляда.

— Свою дорогу я хорошо знаю, — пожала плечами она. — А ваш путь никто не знает, пока вы его не найдёте.

— Отвести сможешь? За золотой? — спросил старший. Его звали Похо.

— Смогу, — кивнула Анте. — За десять.

Он молча выложил на стол пять золотых, и провожатая сгребла их.

— Когда выходим? — спросил Пе.

— Как вы сюда добрались? — словно не слыша его, спросила Анте.

Ищущие путь переглянулись. Первым ответил Пе:

— Сами дошли.

— Нас провожатый вёл, — поправил его Похо. — Но за пару горизонтов отсюда он подвернул ногу. Показал направление, мы смогли доделать путь сами. Разве так не бывает?

— Бывает, — кивнула Анте. Люди лгали, но это не её дело. Зачем им к Седому перевалу, провожатая тоже не спрашивала. Раз до окраины Альтума дошли — значит, цель есть. Если бы не было — заплутали бы, не успев от церковного тракта отойти. Она ответила:

— Выходим через час.

Этого времени хватило, чтобы рассчитаться с косым Джо за комнату, захватить давно собранный заплечный мешок и уговориться о плате с худенькой девушкой. Та обрадовалась согласию провожатой и не торговалась.

У выхода из города Анте нагнал здоровенный детина. Он сказал, что нашёл их по указке трактирщика и протянул золотой. Анте согласилась на скудную плату: на окраинах Альтума не принято отказываться от даров, что сами идут в руки.

Так и насобиралась группа, которая сейчас шла следом за Анте по одной ей видимой тропинке.

 

***

Когда местечко утонуло за горизонтом, Анте остановилась и втянула воздух. Терпкая смесь тумана и дыма от неразожжённых костров царапнула лёгкие. Даже в июне её дорога пахла октябрём. Летнее солнце ещё ласкало кожу, глаз радовала буйная зелень. А дорога манила колкой изморосью, ночным морозом и ломотой костей по утрам. Как холодная женщина, она не соблазняла — ложилась под ноги молча, оставляя путнице самой решать — брать или не брать даримое. Анте скользнула взглядом по изгибам тропинки и нахмурилась. Опыт не давал поверить в легкость пути. Все дороги капризны, но предчувствие шептало, что именно эту будет непросто удержать. Что хоть раз, но она попытается сбросить с себя путников. Внутри поднял голову извечный страх всех провожатых — страх потерять дорогу в середине пути. Страх, который стоил жизни не одному идущему. Анте мотнула головой, отгоняя дурные мысли и снова втянула воздух. Пахло будущими кострами, прелыми листьями и свободой. По крови, медленно наполняя собой всё тело, разлилось предвкушение счастья.

Анте оглянулась. В этот раз ведомых всего четверо, но каждый из них непредсказуем, и путь каждого — непрост и изменчив. В какую реку сольются эти четыре ручья — нипочём не угадать.

Ближе всех к провожатой стоял Похо. Немолодой, поджарый, хладнокровный. За ним — его компаньон, Пе. Он был крупнее, моложе, сильнее. Оба опытные идущие, могли бы стать желанными спутниками для любого провожатого. Если бы Похо не выдавал равнодушно-жестокий взгляд фанатика, а Пе не так откровенно возбуждался от вида крови или женской юбки.

Из-за них выглядывала Туве. Девушка, затеявшая путь из прихоти и прошедшая полстраны. Её безрассудное упрямство почти довело её до цели, но Анте всё равно боялась, что оно исчезнет в любую минуту. И что тогда делать Анте с капризной слабой Туве? Как убеждать сдвинуться с места — она не знала.

Замыкал цепочку Бугай. Он называл имя, которое совсем не сочеталось с широкими плечами, маленькой головой и крупнозубой улыбкой. Оно выветрилось из памяти Анте, как и название места, куда Бугай хотел попасть. Он был сильным, но нетерпеливым. Быстро уставал и начинал в голос сетовать на неудобства и жалеть себя.

Никто, кроме Анте, не взялся бы вести этих людей.

Никто, кроме этих людей, не согласился бы идти с серокожей Анте.

Едва вышли из местечка — тропинка зазмеилась между полями. По сторонам, то справа, то слева открывались благостные виды пасущихся коров и зелёных пашен. От разомлевшего июльского солнца и жирного запаха ухоженной земли идущие изменились. Отбросили вежливую городскую сдержанность, и наружу выглянули удивленные дети. Туве упрямо топорщила нижнюю губу. Толстый сопливый Бугай ныл. Шумный Пе рассказывал что-то и махал руками, а задумчивый Похо, забывшись, ковырялся в носу. Анте задала неспешный, удобный темп. Она надеялась, что если дорога изменила идущих — то и идущие смогут изменить дорогу, сделать её своей.

Так путники прошли несколько часов. Обласканные человеческими руками поля сменились заброшенными, исчезла домашняя живность. Один раз в высокой траве промелькнул заяц, и дважды в небе видели коршуна. Вскоре тропинка вывела к небольшой лиственной рощице, а за ней — на благоухающий летний луг.

Луг Анте не понравился. На розово-зеленой клеверной шкуре красовалась россыпь желтоватых блестящих кочек, поросших мягким пушистым мхом. Тем самым, которым хорошо чистить гниющие раны. Тем самым, который растёт на болотах, а на лугах — не растёт. Анте обернулась к группе.

Люди беззаботно шли, сбив порядок цепочки. Пе нагнал Похо и что-то ему втолковывал. А Туве шла рядом с бугаём, улыбалась ему и заглядывала в глаза. Одной ногой она ступала на тропинку, а другой то и дело утопла в мягкой листве. Дважды она едва не выбрала для опоры неестественно ровную, покрытую листьями гладь.

Анте хотела крикнуть ей, чтобы береглась, но не успела. Она почувствовала, как тропинка заворочалась под ногами, лениво потянулась, сгоняя обеденную полудрёму, — и ускользнула. В тело тут же впились тысячи ледяных игл, а на лицо хлынула болотная жижа. Кто-то сильный зажал нос так, что не вдохнуть. Анте дёрнулась вверх, вырвалась из жижи, жадно хлебнула воздуха вперемешку с грязью и закашлялась.

Недалеко от ямы стоял Похо. Он с любопытством рассматривал тонущую провожатую. К нему подошёл Пе и встал рядом.

Анте опять потянуло вниз. Она барахталась, пытаясь ухватиться за скользкие пучки травы, за рыхлый, вязкий берег — но тело было слишком тяжёлым. Оно возвращалось в топь так верно, что Анте поверила — тамей самое место. Не среди людей на твёрдой дороге, а под ней. Спрятаться от холодных человеческих взглядов под тонкой коркой видимого пути, пусть гадают, была ли когда-нибудь Анте или померещилась им.

Вдруг вспомнился Валока, янтарные глаза будто с недоумением заглянули в лицо. последним отчаянным рывком Анте вынырнула наружу.

Теперь рядом с ямой стояла вся группа. Похо и Пе завели какой-то неслышный разговор… А Туве перепугалась вынырнувшей Анте, вскрикнула и отшатнулась. Бугай удивленно таращился.

Уже под водой Анте почувствовала, как в лицо больно тычется что-то жёсткое. Снова привиделся Валока, сильные предплечья и крепкие, беспощадные пальцы. Она протянула руку навстречу и вцепилась во что-то — это что-то оказалось корнем дерева — и подтянулась. Непослушные пальцы скользили по мокрому корню, но уцепиться получилось. Удалось подняться достаточно, чтобы упереться коленом и перебросить тяжелое тело через край ямы. Поняв, что под ней твёрдая земля и топи больше нет, Анте свернулась клубком, пытаясь согреться, и разревелась.

Люди хмуро стояли над ней, только румяный Бугай радостно улыбнулся.

— А разве гномы тонут? — засомневалась Туве.

— А что гномы? Не люди? — спросил Похо.

— Я не знаю. А разве люди?

— А никто не знает. Но, похоже, тонут.

— Что делать будем? — деловито спросил Пе. Он осторожно обошёл Анте, с интересом осмотрел землю под ней. Присел и даже зачем-то разгрёб листья руками. Почва выглядела твёрдой и надёжной; топи не было и следа.

— Она, — Туве кивнула на провожатую, — не велела сходить с тропинки.

— Да вот она тропинка. Никуда не денется, — отмахнулся Пе. — Привал же, думаю, никому не помешает. А, провожатая?

Анте с трудом расцепила стучащие зубы и выплюнула: "Привал".

Туве захлопотала по хозяйству. Она бойко поделила обязанности, и совсем скоро на поляне затрещал костёр. Над огнём висел котелок с водой, куда Туве добавила сухие травы. Воздух запах дымом и домом. Даже Анте согрелась и поверила, что до утра всё будет хорошо.

Сквозь полудрёму до неё долетели слова Похо:

— Есть поверье, что гному нельзя помогать. Дорогу, по которой мы идём, видит только он. Это его путь и его ямы. Мы ничем не рискуем.

Следом за ним подал голос Пе:

— А я думаю, зачем мы ей деньги заплатили? Разве может такая довести до перевала? — и тише добавил сам себе: — Зачем нам вообще этот перевал сдался?

На сомнение в голосе откликнулся Похо:

— Может быть, ты и прав. Может быть, мне следовало выбрать в компаньоны кого-то другого. А может быть, проделать этот путь предстоит не мне.

Бугай с сомнением вздохнул.

_ А может быть, нам всем следовало идти без провожатого, — примирительно сказала Туве.

Анте казалось, что она слышит шум волн — звук, с которым рождаются человеческие сомнения. Друг за другом они утекали прочь, растворялись между деревьями. Сомнения исчезали, но их мерное движение отталкивало поляну, как непривязанную лодку, назад, к началу пути. И это было плохое начало дороги.

 

Проснулась Анте на исходе ночи. Ещё не рассвело, но темнота уже не была бархатной. Скорее похожей на холодный тонкий шёлк, чуть прикрывающий начало нового дня. В темноте заливались ранние звонкие птицы.

Дорога не обманула: ночь прошла тихо. Но провожатая хорошо помнила, что вчера группа ложилась на краю рощицы, и в десятке шагов от поляны начинался клеверный луг. Сегодня со всех сторон Анте окружали деревья. Они росли редко, но тонкие стволы частоколом, не оставляя надежды на просвет.

Кроме того, Анте слишком хорошо выспалась. А "хорошо" — это неправильно. Её дорога — это колкая изморось и ноющие кости, это тоска по утрам и длинный, изматывающий путь к Валоке. Там, где хорошо — не её путь, и Валоки в конце удобной дороги не найти.

Рядом бесшумно возник Похо. Он молча указал на что-то пальцем, и Анте всмотрелась. Со стороны вчерашнего луга была ещё одна полянка, по которой двигалось что-то едва различимое. Какой-то призрачный отблеск костра, вокруг которого устроились туманные фигуры. Четыре рядом с костром и одна, бледная, поодаль.

— Видела хоть раз такое? — спросил Похо.

Анте покачала головой:

— Кто это?

— Это мы, — заявил Похо гордо, — вчерашние. Я не знаю почему, но это точно мы. Смотри.

Одна из туманных фигур поднялась, и Анте узнала широкие плечи Бугая.

— Понятно, — кивнула провожатая. — Дорога добавила к себе кусок себя. Но удлинить день для этого куска не может, поэтому ей приходится брать вчерашний.

— Это же значит, что мы оставили на дороге свой след!

— Это значит, что идти теперь будем дольше, — отрезала Анте и ушла будить остальных.

 

Начинали путь молча. Но как ни отгораживались люди друг от друга тишиной, дорожная скука всех сблизила. Потихоньку потекли ручейки разговоров.

— Мне нужно в порт, — рассказывала Туве, смущенно улыбаясь. — Меня давно зовёт подруга. Она певица в одном из трактиров. Она писала мне, что работа хорошая, и денег много платят, и даже золотом. У нас в деревне золото редко увидишь. Разве что на свадьбу кто подарит. А я не хочу свадьбу. Я хочу зарабатывать сама. Подруга сказала, что посоветует меня хозяину, и меня тоже возьмут.

Пе хмыкнул:

— Портовая певица — завидная работа. Без дела не останешься.

— Самому зарабатывать хорошо, — поддержал Туве Бугай. — И золотые — это хорошо. Вот у меня отец животину бьёт. С одного удара кого хочешь завалить может — хоть кобылу, хоть медведя. И брат тоже может. И я могу. Но на меня животины не остаётся. Всю, за которую платят — отец бьёт и брат. Никому моя сила дома не нужна. А в матросах — нужна будет. Я тоже в порт иду.

Пе хмыкнул:

— Мы с Похо идём к Седому перевалу, а это в другую сторону. Как гномиха будет делить одну дорогу на две стороны — я не знаю. Но скажу, что первым делом мы пойдём туда, куда нужно мне и Похо.

Провожатая расслышала последнюю фразу. Села на землю, вытряхнула из обуви песок и заявила:

— Я не веду вас в разные места. Я никого никуда не веду. Я ищу Валоку. Это мой путь. А у вас у каждого свой, и вам нужно его найти.

Туве возмущенно задохнулась, а Похо уточнил:

— И когда каждый из нас найдёт путь — мы доберёмся до места?

Анте пожала плечами:

— Может быть, да. Может быть, нет. Не цель определяет путь, путь определяет цель. Так Валока говорит.

В разговор влез Бугай:

— То есть мы дальше не пойдём?

Анте покачала головой. За всё это время они не продвинулись вперёд и на десяток метров. Идущие терпеливо отмеряли дорогу шагами, в ответ дорога великодушно добавляла им путь. Как заботливая мать, предлагала малым детям игру, ограждая от обидного понимания: дальше идти некуда.

— По-моему, она просто безумная, — решил Пе. — Трактирщик о чём-то таком предупреждал.

— Так что? Привал, что ли? — снова переспросил Бугай.

Путники разбрелись по полю. Они старались не расходиться далеко, иногда поглядывали на Анте. Та сидела, рассматривая травинки у ног и не поднимая головы. Туве отправила Бугая искать дрова и попыталась заняться обедом. А Пе никак не мог успокоиться, он подошёл к Похо и зашептался с ним:

— И долго мы будем тут сидеть?

— А что ты предлагаешь?

— Я предлагаю не слушать эту ахинею. Вон тропа, пошли дальше.

— А с провожатой что делать?

— Пусть остаётся. Зачем она нужна?

— Подожди, я не понял. Ты что, тропу видишь?

— Ну да. Вон же трава примята. А ты не видишь?

— Неважно. Если видишь, то пошли.

Сидя на пригорке и подставляя лицо тёплому вечернему ветру, Анте смотрела как медленно продвигаются к горизонту две чёрные точки — Похо и Пе. Дороги, по которой они идут, она не видела.

Вскоре из леса вернулся Бугай. Он принёс с собой кучу веток и тушку зайца. Туве освежевала тушку, развела костёр и сварила суп. После ужина путники молча улеглись спать. Анте с одной стороны костра, Туве с бугаём — с другой.

Ночью Анте проснулась от мучительно-знакомого запаха. От тепла рук под одеждой. От сильных, требующих ответа губ. От щетины, царапающей нежную кожу груди.

— Валока, — тихо выдохнула Анте. — Я нашла тебя.

— Это я нашёл тебя, букашка. Я опять нашёл тебя первым.

Летний воздух пах октябрём и холодным утренним туманом. Анте любила этот запах. Какой бы стылой и безнадёжной не была её дорога — её запах всегда превращался в запах Валоки. Единственный, который был нужен Анте.

 

Ночью Анте снилось, что вокруг костра сидят Бугай и Туве. А рядом с ними — гном: некрупный и серокожий. Анте сначала показалось, что это она сама, но присмотревшись поняла: Валока. Бугай рассматривает Туве со странным выражением лица, она рассказывает что-то, Валока слушает и, улыбаясь, посматривает на обоих. Анте не удивлялась, что во сне их окружает давешняя рощица. Не удивилась, увидев её и наяву.

После завтрака Туве подошла к провожатой. За её спиной топтался Бугай с двумя заплечными мешками в руках.

— Нам пора идти, — твёрдо сказала Туве.

— Но я не вижу дороги, — ответила Анте. — Я не знаю, куда идти.

— Нет, — покачала головой Туве. — Нам нужно идти. Вдвоём с Дамиром.

За спиной Бугай согласно кивнул.

— Вы видите дорогу в порт? — удивилась Анте, наконец, вспомнив забытое имя. От неуверенности Дамира не осталось и следа. Голос стал тише и глубже. А улыбка — не такой широкой, как раньше, но тёплой и почему-то уязвимой. Как будто у него внутри горело что-то, что он боялся потушить неосторожным движением или не уберечь от неожиданного порыва ветра.

— Мы видим дорогу, — ответил Дамир… — Но не знаем, куда….

— …и мы решили, что «куда-нибудь» — это лучше, чем «никуда», — не смогла удержать улыбку Туве.

— Но хорошо бы, что бы там было некому бить скотину, — сказал Дамир.

— И за это платили золотом, — добавила Туве. — Но не обязательно. Пусть бы просто платили — нам хватит.

И они ушли. А Анте осталась наедине с Валокой.

Она стояла и делала вид, что провожает идущих взглядом.

Она боялась оглянуться и встретиться с ним глазами.

Она почувствовала тёплые руки на плечах и втянула воздух. Смесь холодного тумана и горячего дыма от костра царапнула лёгкие. Едкая, невидная другим суть Валоки. Горько-повадный дурман с привкусом диких яблок. Холодность длинных цепких пальцев. Требовательность сильных, обветренных губ. Янтарь глаз — как огонь, застывший в камне.

Анте слишком горячо с ним.

Ей слишком холодно без него.

Нужно торопиться, пока не сгорела и не остыла — объяснить. Про то, как хочет отдаться. Согреть его, прильнуть и обвить собой, защитить от холода и мира своей кожей и своей кровью.

Вместо этого она покорной собакой легла на землю у его ног, оставляя ему решать — нужна или нет.

Валока скользнул взглядом по изгибам тела и нахмурился. Он не верил в покорность Анте. Все женщины ветрены, и эту ничем не удержать. Она уйдёт совсем скоро. Внутри поднял голову извечный страх одиночества. Ненужный страх — ему хорошо одному.

Ему страшно вдвоём с ней.

Валока опустился на колени.

Прижал Анте к земле и почувствовал, как по крови, медленно наполняя собой всё тело, разливается болезненное желание — вбить Анте в тропинку. Вместо этого он медленно приколол её и замер.

Немного подождал, пока букашка поймёт, что попалась. Что ей не улететь. Что можно сбежать. Но нутро придётся оставить. На тропинке посреди леса. Под ним.

И Анте поняла. Затрепыхалась, выгнулась. Сбросила и сама забралась сверху. Валока почувствовал, что его прижимают к дороге, и та откликается. Что его обвивают две дороги, ласкают две женщины, сжимают четыре бедра, рвут на части четыре руки.

Он дёрнулся между ними. Но внутри словно что-то порвалось, и Валока выплеснулся, пытаясь дать больше, чем может дать.

 

А вечером вернулись Похо и Пе. Вышли на поляну из кустов. Молча осмотрелись. Пе молча распотрошил мешки, достал посуду и протянул Похо. Тот подсел ближе к костру, снял с огня котелок с кипящей водой и, не спрашивая разрешения, разлил по кружкам.

— Вот ты говорил, что провожатая безумна. А ведь похоже, что она говорила правду, — заметил он, обращаясь к Пе, и повернулся к Валоке: — Ты — тот самый Валока? Которого она искала?

— Я.

— Теперь, стало быть, нашла. И снова может видеть дорогу?

— Наверное, может, — пожал плечами Валока.

— И ты можешь?

— И я могу, — кивнул он.

— Это хорошо, — удовлетворенно сказал Похо. — Значит, кто-то из вас должен отвести нас к Седому перевалу.

— Вам должен открыться ваш путь. Вы не видите его? — спросил Валока.

Похо ответил:

— Дорога, которую мы видели, привела нас сюда.

— Значит, то, что вам нужно — здесь. Но если вы не видите путь как люди, почему вы не видите дорогу как адепты?

— А дороги нет. Её нет на всех новых картах, хотя в церковных архивах мне удалось найти одну, на которой ещё была. Мы проверили с Пе — там только степь. Теперь туда можно добраться только по морю, но я думаю, что скоро Седой перевал исчезнет совсем.

Помолчав, Похо добавил:

— Знаете, многие адепты пути считают, что дороги крадут нелюди.

— А куда ещё они могут деваться? — спросил Пе у Похо, но тот не стал отвечать. Он смотрел на Валоку.

Валока с удивлением перевёл взгляд с одного адепта на другого, и рассмеялся, словно не мог поверить в услышанное:

— Гномы не могут менять мир. Мы только слышим изменения. Вот пока мы разговариваем, справа впереди разъезжается почва — земле больно, но я слышу, как открытая рана заливается целебной холодной водой — там будет озеро. А слева земле щекотно — это отшелушиваются мелкие кочки. Там будет ровное и удобное для ходьбы поле. И полю, и озеру всё равно, есть рядом с ними гномы — на последнем слове в голосе Валоки послышалась горькая ирония, — или рядом с ними гномов нет.

— Это ересь! — воскликнул Пе и неуверенно оглянулся на Похо. — Земля не может меняться сама по себе.

— Ересь, — согласился с ним Похо. — Но сейчас речь не об этом. Нам нужно к перевалу, и сами дойти мы не можем. Поэтому вы найдёте для нас дорогу. Вы оба или кто-то один — мне не важно.

Валока отрицательно помотал головой:

— Вы не сможете идти чужой....

Пе легко вскочил на ноги, подскочил к Валоке и без предупреждения отвесил короткую злую зуботычину. Тот жалко втянул голову в плечи, вскинул левую руку, прикрывая лицо, а правой попытался ударить в ответ, но Пе даже не заметил этого удара. Он играючи опрокинул Валоку на землю и прижал горло коленом.

Тем временем Похо объяснял перепуганной Анте:

— За Седым перевалом нас ждёт корабль. Если через неделю мы на него не попадём, капитан корабля выпустит почтового голубя. Один голубь не может сделать беды — всего-то верные церкви люди поголовно вырежут всех гномов в округе, — внимательный взгляд адепта дарил тепло; голос обволакивал искренним участием и терпеливой мудростью. Рядом под громадиной Пе беспомощно хрипел Валока. Речь Похо лилась мягко и размеренно:

— Но это первый голубь. Скоро их станет много. По одному на каждую потерянную дорогу. По одному голубю и по два адепта, которым нужно эту дорогу найти. Очевидно, всем придётся просить помощи у гномов. Очевидно, каждый раз гномам придётся выбирать: помочь людям или потерять близких. Но важно не это. Важно то, что на картах больше не будет пустых мест. Их заменят либо дороги, либо гномьи кладбища. И что будет на месте этой пустоты, — Похо сунул Анте под нос потёртую карту, — нужно решить вам. Сейчас.

Анте ответила, не с первого раза справившись с севшим голосом:

— Пусть будет дорога.

Похо кивнул:

— Это мудрое решение. Убедите в нём своего друга.

Он подал знак Пе, и тот отпустил Валоку.

 

С этого дня дорога присмирела. Послушно змеилась у ног, прислушиваясь к разговорам идущих. То ли пытаясь в них что-то понять, то ли успокаиваясь спокойными интонациями. Говорил чаще всего Похо. О потерянных дорогах, о брошенных человеческих деревнях, о стёртых картах и об адептах пути, чей долг вернуть людям их родные земли. Время от времени Валока пробовал спорить, его голос звучал негромко и мягко. И дорога всё чаще шла по лесу — будто стелила под ноги идущим опавшую листву, приглушая шаг идущих, чтобы каждое сказанное о ней слово звучало в нерушимой тишине.

— Наш мир стар, — говорил Валока. — Он не помнит себя и не умеет больше держать постоянную форму. И хотел бы, да не может. Но его помнят разумные существа. Люди, гномы — мир отражается в их памяти, как в тысячах зеркал, и это отражение делает его неизменным.

— Так почему же исчезают дороги?

— Потому что их никто не помнит. Они теряют форму и гуляют по свету, забывая о предназначении. Можете поймать и приручить любую.

Пе фыркнул:

— Хотите сказать, что люди сами виноваты в том, что теряют земли? И как так случилось, что они ходили по дорогам, а потом вдруг перестали?

— Это случилось не сразу, — ответил Валока. — Чем меньше народа помнит дорогу, тем тяжелее по ней идти. Больно, страшно, обидно. Иногда недостойно. Люди сами придумали себе это "недостойно", чтобы не ходить трудными дорогами. Они бросили земли, где сложно жить. Разве плохо, что на них поселились гномы? Или что гномы умеют приручать дикие дороги?

Анте видела, как в глазах Валоки мелькают тёплые искорки, когда он говорит о дорогах. Они зажигались всегда, когда речь заходила о странствиях и путях. Но не мелькнули ни разу, когда Валока смотрел на Анте. От этой мысли внутри царапнулась ревность.

Впереди присвистнул Пе. Он уже вышел из тенистого лиственного леса и увидел, что дальше предстоит крутой спуск. Но удивило его не это. Вся шкура склона была изрыта тропинками. Большие и утоптанные — хоть гуляй под ручку; маленькие и заросшие — едва различимые в траве, на таких и одному неудобно. Крутые и пологие. Разные. Почти все они начинались у ног идущих и разбегались в стороны, чтобы через пару шагов снова вернуться и пересечься с одной или несколькими сразу. Стоило только отвести от них взгляд — и казалось, они шевелились, сплетались в клубок и снова распадались на отдельные части. Анте присмотрелась, пытаясь поймать движение — и тропинки снова замерли. То ли обычное перепутье под ногами, то ли морок змеиной свадьбы — не понять.

— Вчера такого не было, — настороженно сказал Похо.

Валока кивнул и спросил, обращаясь к Анте:

— Сможешь среди них нашу найти?

Анте неуверенно кивнула:

— По запаху — должна...

И принюхалась. Открываясь ей навстречу, хлынули разгорячённые летним солнцем, крепкие запахи: мускусные, приторные, горьковатые. Среди смрадного секрета тропинок-полозов едва уловимо послышался знакомый запах дыма. Анте ступила на ближайшую тропинку и подобралась к нему поближе. Словно поощряя выбор, за плечи приобнял холодный октябрьский туман. Анте нашла свою тропинку и начала спуск.

Шла осторожно, закрыв глаза — боялась потерять след. Несколько раз слышала испуганные вдохи идущих рядом, но вслепую обходила ямы и выбоины. Привычная смесь дыма и тумана вела уверено и надёжно, как будто за руку. Пока Анте не почувствовала новый запах. Тоже дым, но не костровой — домашний, от не вовремя закрытой печки. В нём можно было различить привкус вяленого мяса, кипячёного молока и сухих пряных трав. Наваждение обняло Анте уютными лапами, и она поверила — ей нужно бросить прежнюю тропинку, уйти и увести за собой Валоку. Тогда их путь закончится, и тропа приведёт к горящему очагу, укрытому от непогоды надёжными деревянными стенами. Она шагнула навстречу счастью — и поняла: её не пускают. Будто косой за ветку зацепилась — кто-то не давал сдвинуться с места, тянул обратно.

— Глаза открой, — напряжённо выдохнул в ухо Валока.

Перед ней шевелился клубок змей. Не тропинок-полозов. Настоящих крайтов, яд которых дарит смерть быструю и неизбежную.

Анте попятилась. Вернулась на тропинку и только там разревелась. Рядом присел на корточки Валока, утешая и бормоча что-то тихое. Пе гаркнул:

— Опять никуда не идём?

Валока поднял голову, ответил мягко, пристально глядя в глаза:

— Иди своей дорогой, если её видишь.

— Не вижу, — сбавил обороты Пе.

— Не видишь — жди.

Валока погладил Анте, поднялся и объяснил, обращаясь к Похо:

— Анте путается. Она часто путается, когда я рядом. Будет лучше, если я сам поведу.

Он пошёл вперёд, не оборачиваясь. Идущие поспешили следом. А на тропинку спустился туман. Тот октябрьский туман, который весь путь слышала Анте и который странно видеть посреди лета: колкий, словно взвесь мелких льдинок, и густой, как небытие. Он закрыл собой все другие тропинки, оставив одну — ту, что вилась под ногами.

— Может нам лучше остановиться, — спросил Похо у притихшей Анте. — Мы ведь заблудимся, не видно ни зги.

Она помотала головой:

— Нет. Валока не может заплутать. — Помолчав, добавила: — Он не ошибается.

—… потому что хорош собой? — — иронично спросил Пе.

—… потому что ничего, кроме дороги не видит, — тихо объяснила Анте.

Серые лохмотья отрывались от тумана и медленно плыли по воздуху, врезаясь в путников, но не оставляя следов на их одежде.

—… потому что почти слеп, — объяснил Валока в вязкой тишине. — Вы не бойтесь. Это ненастоящий туман. Иллюзия, благодаря которой я нахожу дорогу.Даже там, где её нет.

— Надо же, — удивился Похо. — И все гномы так могут? Я хочу спросить, все гномы умеют находить дороги? При помощи тумана?

— Любой может научиться. Если вы не видите дорогу, значит, вам что-то мешает. Что-то важное, какая-то привычка или черта характера. От неё нужно избавиться — и вы сможете видеть дороги. Любые. Все.

— А вам что мешало?

— Зрение. Я слишком любил яркие краски. Мог надолго остановиться в красивом месте и рисовать. Часами, днями. Это мешало мне двигаться вперёд.

— Значит, стоит только найти, что мешает мне, и я увижу дорогу? И Пе увидит? Так просто?

— Вам предстоит отказаться от части себя, — вмешалась в разговор Анте. — Если эта часть не ушла до сих пор, значит, вросла в вас глубоко. Вы изменитесь и нельзя заранее сказать, как именно. Дорога сама решит, что из вас вырвать — и вы понятия не имеете, что это будет — зрение или счастье. Желание покоя или ваши драгоценные многомудрые карты.

Валока кивнул:

— Всё зависит от того, способны ли вы отказаться от своей помехи.

— Способны, — отрезал молчавший до сих пор Пе.

Похо жевал губами, взвешивая. Спросил только:

— Каково это — жить, видя не дальше пяти шагов? Тоскливо?

Валока скользнул взглядом по Анте:

— Иногда вполне терпимо.

— Хорошо, мы согласны, — наконец решился Похо.

Анте рассмеялась:

— Говорить-то об этом зачем? Завтра на деле покажете.

— А что будет завтра? — спросил Похо.

— Завтра — последний переход.

Словно в ответ на его слова облака на горизонте сложились в цельную картинку: из тумана медленно и вальяжно выплыл Седой перевал.

 

Седой перевал — тоже дорога. Прочная тонкая леска, ведущая через горы к тихому, надежно скрытому от любопытных глаз побережью. Место это хорошо известно не одному поколению контрабандистов, оттого тропинка через перевал неизменна и хорошо видима на всех картах. Вот только как подойти до него со стороны материка — не известно никому: пришедшие с моря люди растворялись в опустевших землях, не оставляя за собой ни тропинок, ни следов.

В последний день дорога ложилась под ноги удивительно бойко. Земля была ровной и твёрдой, шаг — быстрым и, едва успев показаться на горизонте, приметные кусты или камни тут же оказывались далеко за спиной. Седой перевал подплывал медленно, но неизменно, и идущие расслабились. Посчитали путь почти оконченным и перестали ждать подвоха. Адепты завели веселый разговор о том, что сделают первым делом, едва попадут на корабль, а затем — в город. Валока отмалчивался, а Анте боялась. То ли конца дороги и одиночества, то ли бесконечности пути, неизменного холодного тумана и равнодушных любимых глаз, глядящих сквозь Анте на дорогу.

Дорога спустилась по склону оврага и ловко поднялась обратно наверх, по второму. Идущие повторили манёвр.

Следующий овраг был поглубже. Дорога так же ловко сбежала вниз и снова поднялась. Первым по ней прошёл Валока. Невозмутимо и размеренно он сокращал расстояние на время, не различая спуск под его ногами, подъём или ровная поверхность. За ним шёл Похо. И его шаг был сбивчивым и осторожным. Он неуверенно примерялся к тропинке, то ставил ногу, то передумывал, рассматривая траву в поисках более удобного и надёжного упора. Ему с трудом давались подъёмы, но и спуски будили в нём двойную осторожность. Это раздражало идущего следом Пе. Ноги сами просились ускориться, сбежать по склону и ощутить возбуждающее кровь превосходство — над склоном, над дорогой, над трусливыми спутниками, над всем миром. Анте заулыбалась молодости и глупости, рвущимся наружу. Ей подумалось, что быстрый Пе был бы слишком быстр, если бы рядом не было слишком медленного Похо.

За вторым оврагом их ждал третий. За ним — четвёртый. Каждый все глубже и глубже. На пятом Пе не выдержал. Радостно проиграв борьбу с осторожностью, он отпустил себя. Дал волю сильному ловкому телу, доверился натренированным крепким мышцам. Пе бежал упоительно и легко, как большая, глупая, свободная птица.

Анте хотела крикнуть ему, чтобы поберегся, но вместо этого втянула в лёгкие ветер и рванула за следом. Будто взлетела. Неслась быстро, едва касаясь ногами земли. Обогнала Похо. Обогнала Валоку и уже почти добежала до дна, но споткнулась и кубарем полетела по принявшей в объятия, мягкой траве.

— Что творишь, дура? — отругал Валока, помогая подняться и отряхнуться. — Разбиться тебе не страшно?

Анте улыбалась. Ссаднила рука и болели рёбра от приземления на острый камень. Но страшно не было. Было опасно и весело. Забылись неподъёмные мысли о будущем, пропала боязнь потерять Валоку, испуганно сбежала ревность. Ненадолго Анте стала живой и свободной.

Следующий овраг был последним. Неширокий — с дюжину шагов, не больше. А на другой стороне — начался Седой перевал. Хорошо видная, утоптанная тропка, нестроптивая и вальяжная, как старая куртизанка. К самым лодыжкам вёл дряхлый мост, растерявший от возраста зубы, доски и перила. Но ещё молодцеватый — оставшиеся доски ещё крепкие, рискни пройтись, если жизнь не дорога. А между досок выглядывала смерть. Не быстрая, как в пропасти без дна. А обыденная и грязная — с рвущими мышцы осколками костей, безумием и долгими стонами пересохшей от сухого воздуха глоткой.

Валока молчал.

Пе скрипнул зубами.

Похо разочарованно протянул:

— Нам нужно искать другую дорогу. Как думаете, сколько понадобиться на то, чтобы обойти...

Анте втянула воздух. Терпкая смесь тумана и дыма от неразожжённых костров царапнула лёгкие. Запах уверял: вот она, их дорога, лежит под ногами, по-собачьи верная и покорная. С надеждой ждёт, что сможет быть полезна. Подставляет крутые бока: наступи, не сомневайся. А едва поверишь — затрепещет под тобой, изогнётся старым мостом — и победно сбросит. Избавиться от соперницы одним махом, чтобы сразу же улечься под Валоку — надёжной и послушной, как раньше.

Дряхлый мост манил близостью.

Дорога искушала обещанием конца.

Конца дороги или конца пути — есть ли разница? По крови, медленно наполняя собой всё тело, разлилось предвкушение свободы.

Она перехватила мешок поудобнее и побежала. Легко взмывая в воздух, едва касаясь ногами гнилых перекладин, наступая на воздух между ними. Анте ждала треска, готовилась рухнуть вниз, туда, откуда никто, даже Валока, не вытащит. Пока не пришло понимание: крепче, чем самые надёжные мосты мира, её держат сильные руки дороги. Её невидимого другим второго я.

В спину бились истеричные крики:

— Анте! Не смей! Стой!

Голосом Валоки фальшивил ненужный страх. Глупая боязнь потерять Анте, упустить дорогу, остаться одному в непролазном слепом тумане. Внутри словно что-то порвалось, и весь мир сузился до фигурки на мосту. Исчезли крутые склоны оврага, исчез Седой перевал. Осталось только болезненное, мучительное желание догнать Анте, бросить на землю и вбить в тропинку.

Приколоть к земле.

Приковать к себе.

Оборвать крылья — чтобы мелкая букашка потрепыхалась и осталась рядом навсегда. На тропинке. Под ним.

 

Валока догнал Анте уже на другом краю пропасти, у начала Седого перевала. Догнал и, не удержавшись, отвесил звонкую пощёчину. Которую Анте тут же простила. Она смотрела на дряхлый, ходивший ходуном мост. По нему бежал Пе. Он изменился, стал даже красив. Пропала презрительная крысиная гримаса. Небрежно смятые черты лица разгладились, смягчились упоением ветром и нахальным вдохновением. С таким хорошо сидеть на рее, хлестать ром из горла и орать богу дерзости.

А следом за Пе — быстро шёл медленный Похо. Любая неуверенность на этой узкой дороге без перил была бы смертельной. Но Похо не был неуверен. Он увлеченно и гордо рассматривал Пе, как лучшего щенка из всего помёта. Он забыл осторожничать, удивляясь новому умению Пе, и стремился догнать, чтобы получше рассмотреть. И светился уверенностью и необычным мягким светом. Вроде того, с каким старый, потерявший веру священник смотрит на кровоточащие стигматы.

А у начала Седого перевала всем стало стыдно. Как бывает стыдно после нечаянной близости или бескорыстной помощи. Все четверо разошлись, стараясь держаться на некотором расстоянии друг от друга — чтобы уберечь от чужих глаз что-то новое, найденное в себе, но пока не понятое. Понять его, рассмотреть и снова упрятать подальше. Так идущие и перешли Седой перевал: вместе, но держась поодаль.

 

Скатившись с другой стороны Седого перевала, тропка привела на морской берег. Отлогий пляж с крупным сероватым песком, о который с разбегу разбивались темные волны. Как надменные военачальники они брали пляж штурмом, теряли войско и, споро собрав жалкие остатки, отступали, чтобы вернуться. Белое солнце скупо дарило тепло, которое тут же отбирал соленый ветер. В октябрь на этом побережье верилось намного проще, чем в июль.

Похо не врал — адептов действительно ждали. У входа в бухту красовалась парусная бригантина на три десятка вёсел. У берега были привязаны несколько лодок, а на пляже — разбит лагерь. Едва пришедшие появились на берегу, в лагере произошло тихое движение, и навстречу Похо вышел человек. Не военный, серый мундир без знаков отличия, только замысловатый символ адептсва на груди и спине.

Человек встретил адепта радостно, даже дружелюбно. Но на лице Похо отразилась мука. Он неуверенно кивнул на приветствие, оглянулся на пришедших, и заговорил. Говорил долго, сперва сбивчиво, но с каждым словом обретая уверенность. Речь лилась гладко, человек слушал с интересом. О чём они говорили — Анте не было интересно. Ей было хорошо. Дорога окончена, тропинки не было рядом и её не тянуло ни к Валоке, ни от него. В воздухе разливалась густая, сонная, равнодушная свобода.

Из густого воздуха возникли солдаты. Они схватили пришедших, связали им руки. Заклеили рты, чтобы крики не нарушали благостного настроения человека в сером мундире. Заложив руки за спину, он прохаживался, ожидая пока солдаты соберут четыре виселицы. Ни одним жестом он не выказывал нетерпения. Гулял, время от времени, останавливался, доставал из кармана тряпку и аккуратно стирал налипший песок. Распрямлялся и с удовлетворением оглядывал щегольски начищенные сапоги — так, как будто видел в них небо. В сторону виселиц он не смотрел, избегал вульгарных зрелищ.

Когда всё было кончено, солдаты разобрали лагерь, и потяжелевшая бригантина покинула место стоянки. Быстрее бригантины в столицу летел почтовый голубь. Он нёс донесение о том, что благодаря старательным действиям адепта в сером мундире дорога на Седой перевал восстановлена. К сожалению, он потерял двух верных пути адептов, но в результате похода найдены и остановлены четверо гномов-самоходов, распространявших опасную ересь. Утверждавших, что дорогу может найти любой и тем самым ставивших под сомнение нужность братства адептов. Отдельно в донесении подчёркивалось, что местное гномье население никак не помогло адептам в исполнении их миссии. То, что дорогу удалось найти и отобразить на карте (оригинал карты будет доставлен лично) — единственно и исключительно заслуга человека в сером мундире.

 

Бригантина покинула бухту. Темные волны разбивались об отлогий пляж с крупным сероватым песком. Холодный прибрежный ветер обошёл бухту, проскользнул мимо висящих тел, собрал до ноты весь запах дыма и холодный октябрьский туман. Взлетел с ними к белому солнцу и развеял над Седым перевалом. Вернулся к пляжу и замолчал, отдавая скорбной минутой последнюю дань четырем людям. Четырем последним людям, помнившим дорогу к Седому перевалу.

Похожие статьи:

Рассказы → Малыш

Рассказы → Гайди

Рассказы → Любовь в коммуналке [18+]

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]

Рассказы → Разбуди меня!