Свет приносил боль и страдание. Он видел ладони с изящными, хрупкими, почти детскими пальчиками, что уверенно держали огромную чашу, выточенную из халцедона. В чаше плескался, шипел и ходил по кругу страшной, грязно-зеленой волной яд. И омерзительный, зыбкий, волнисто-серый пар поднимался к пещерным сводам.
Тонкой струйкой падал яд на его лицо, прижигая каленым железом крохотный участок кожи между бровями, принося боль куда большую, чем свет, принося забвение, кошмары и безумие. Он выл и корчился, а тело его содрогалось, билось в крепких пульсирующих путах, что живой сетью оплели его, срослись с ним. Тысячи картинок безумным калейдоскопом проносились перед внутренним взором его. Это были Девять Миров и все существа, их населяющие: люди, ваны, альвы, цверги, ётуны и асы… Он тоже был асом, когда-то давно… очень давно.
– Теперь ты связанный ас, – сказали они и привели его в пещеру, и положили на жесткое каменное ложе.
Один провел ладонью по живым, еще кровоточащим путам, по тому, что осталось от Вали, и что-то прошептал, вглядываясь в синеющие жилки на теплых пульсирующих завитках кишок растерзанного сына Локи. Живая сеть дрогнула и поползла по ногам осужденного.
– Расти, ширься, – шептал Один и чертил руну Лагуз перед собой указательным и средним пальцем правой руки, а теми же пальцами левой указывал путь неразумной плоти, и Локи почувствовал, что не может уже пошевелиться, что его спеленали, как младенца, от самого горла до покрывшихся испариной ступней.
– Теперь ты не сбежишь просто так, – усмехнулся Один, – чтобы сделать это, тебе придется убить Вали. Пусть его душа скована и висит между Асгардом и Нифльхеймом, но он не станет подданным Хель, пока ты не разорвешь кишки своего сыночка.
Связанный ас… он забыл своё имя, он забыл всё, что с ним произошло. А может, он и не хотел помнить? Обрывки воспоминаний, словно истлевшие прошлогодние листья, потрескивали и распадались на тысячи невесомых пушистых чешуек. Они были похожи на струйки бегучего песка, эти жалкие островки его памяти, что с тихим шорохом просачивались сквозь него в пустоту, в черную мглу, в никуда… Боль отступала, и он снова и снова падал в темноту, коварно-спокойную, обманчиво-мягкую, чтобы забывать, еще и еще… отдавать золотые крупинки своей памяти как плату за тишину и покой.
Похожие статьи:
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Потухший костер