- Жарко сегодня! - Я без сил повалилась на стул. Баба Катя неспешно накрывала на стол, расставляя тарелки. Готовила она в летней кухне, поэтому в избе царила прохлада. - Надо бы к ручью сходить. Искупаться.
- В лес-то нынче нельзя заглядывать, - покачала головой старушка.
- Почему это?
- Так Исааков день, милая. Змеевик.
Я навострила уши, предчувствуя интересный материал. Именно за этим я сюда и явилась, собирать славянские легенды и сказания. А баба Катя по слухам была в этом деле большая мастерица. То ли от того, что сама в свое время историями увлекалась, то ли ведьмовское родство сказалось. У неё, говорят, тётка колдовством промышляла. Но по-хорошему. Хвори и порчу снимала, землю на урожай заговаривала.
- В этот день по воду только мужики ходят. Потому как семиглавый змей невесту себе выбирает. А девицам в лес ступать, густые травы тревожить не надобно. Бедой может оно обернуться. О невесте полоза не слыхала?
- Нет, - быстро чёркала я ручкой по бумаге, конспектирую каждое слово удивительной рассказчицы. - А что произошло?
- А то и произошло, что любопытство людское до добра не доводит. История эта давняя про Пашку-травницу. Ох, и непоседливая девка была. Да только в том и сила её заключалась, что без леса, без растений своих лечебных жизни она не мыслила. Как уйдёт, бывало, в марево рассветное так затемно возвращается. С кореньями лечебными да ягодами полезными.
Старушка заботливо подтолкнула ко мне обед. Но есть не хотелось. Увлечённая рассказом, я с головой окунулась в мир забытых обычаев и древних поверий. Следуя повествованию, воображение послушно рисовало картины прошлого, где прямая девичья фигура спокойно плыла по реке утреннего тумана. Первые малиновые лучи мягко озаряли смешливое лицо, выводя на щеках тонкий румянец. От обильной росы намокли полы длинного платья, и Паша остановилась, чтобы подобрать край одежды. Заправив концы юбки за пояс, она улыбнулась: нагие голени защекотала трава. Сегодня её путь лежал к оврагу у ручья, где обитали заросли мать-и-мачехи.
- Это «мать», - коснулась она нижней стороны листа, тёплой и пушистой на ощупь. – А это «мачеха» - погладила Паша холодный голый верх. Внезапно под рукой проскользнула змейка. Юркнув в листву, она с тихим всплеском исчезла в воде. За первым всплеском послышался второй, третий, четвёртый….
Подкравшись к краю обрыва, девушка обомлела. На соседнем берегу слившись в крепких объятиях, да таких, что невозможно было разлить контуры тел, стояли мужчина и женщина. Длинные, словно русалочьи, волосы женщины скрывали наготу пары, но там, где пряди распадались, вместо кожи горела змеиная чешуя. Ноги любовников утопали в чёрной жиже извивающихся, точно щупальца, гадов.
Паша прикрыла ладонями лицо, ей стало жутко. Она понимала, что нужно уйти, отвернуться, не глядеть, но любопытство было сильнее. Сквозь пальцы она видела, как мужчина откинул голову женщины назад, и по тёмной гриве заструились мелкие змейки. Часто мелькая меж локонов, они свернулись на макушке в причудливую корону.
Мужчина склонился для поцелуя, из приоткрытого рта вырвался тонкий алый язык. Паша вскрикнула и зажмурилась. А когда вновь открыла глаза, то поняла, что Змей тоже на неё смотрит.
Баба Катя поднялась и, вытирая руки о передник, сняла с плиты пыхтящий чайник. Улучив момент, я отложила ручку, чтобы размять запястье. Старушка вновь кивнула мне на тарелку, и, боясь обидеть её гостеприимство, пришлось опустошить блюдо. Однако вкуса еды я не чувствовала, мысли всецело занимала мистическая история травницы.
- И что же? Её нашли? - возобновила я разговор за чашкой смородинового чая.
- Так вернулась она в деревню.
- Вернулась?
- А как же? Только с того времени Прасковья сама не своя стала. Застынет на краю опушки, что в чащу ведёт, а носа в лес не кажет. Вот уж месяц минул от злополучной встречи, а ей за каждым листочком, под каждым камешком мерещатся глаза круглые янтарные с чёрным зрачком посередине. И будто шепчут они: «Будешь ты девица нашей, сама виноватая[1]». А душа-то её извелась, истосковалась по деревьям стройным да травам ароматным.
Расправив сгорбленные плечи, словно не было в них никогда девичьей стати, Паша засобиралась в деревню. Утренний холодок приятно пощипывал кожу, и она зажмурилась, пытаясь забрать с собой это чудесное напоминание о прошлой жизни, потому как теперь в ней было пустынно и одиноко. Так же как в доме. Отчего-то на встречу не выбежала даже кошка, всегда жадная до хозяйских ласк. Со двора вдруг закричали.
Около сарая, в центре людской кутерьмы пашкина животина билась со змеем. Она, то лихо подпрыгивала, то выгибалась дугой, бесстрашно атакуя неприятеля.
От ужаса девушка приросла к месту. Это он, за мной пришёл! Опомнившись, забежала в избу, закрылась на все засовы, да так и просидела там до вечера. К вечеру явилась котейка. Хромая, с облезлым боком, но живая. Чутьё у неё, корень целебный она откопать может, что от яда змеиного избавляет. Авось и для людей такое снадобье имеется, подумала Пашка. Чтоб погубить гада, чтоб глаз его ненавистных ни во сне, ни на яву больше не видеть?
- И что же, есть такое средство? - полюбопытствовала я, убирая со стола посуду. Старушка притомилась и пришлось сделать перерыв.
- Есть, милая. И папоротник, и марьин корень, и ясень змей устрашает. Но сильнее всех “змеиная трава”, что любую хворь от змеи полученную извести способна. Да только найти ту травку окромя самой Прасковьи некому было. Так и получилось, что в лес ей воротиться пришлось.
Но не видела она знакомой витой тропинки, узорчатых плетений кустарника и мягкого мха в овражках, её глаза были туго перетянуты лентой, как повелела знахарка.
- Беду ты на себя накликала, девица, - сказала ей дряхлая лекарша. - Зачем на свадьбу змеиную явилась? Приглянулась ты Царь-Полозу, невестой тебя назвал. В очах его колдовство сильное. Глянет снова, так и уйдёшь за ним. Царицей змеевой станешь.
Только не желала Паша царства змеиного, не хотела супружницей полозовой становиться, потому и повязала на глаза повязку. А травку она и так найдёт, лес ей путь подскажет.
Вновь вывел лес Прасковью к ручью. На пологом склоне здесь ютились скромные голубые цветы. Простое растение, а сколько в нём силы, подивилась девушка. Коснувшись хрупких чашелистиков, она улыбнулась. Солнце заботливо согревало ей спину, в листве слышались переливчатые трели птиц, и, забывшись, Паша по обыкновению запела за работой:
Ходила я босая,
Умылася росами,
Бросила платьице за спину.
Оделась туманами,
Пахучими, пряными,
Пьяною слушала тишину[2].
Незаметно песню подхватил ручей. Сначала вторил девичьему слогу, а затем, нет-нет, да и вставит своё слово, колдовское. И что нашёптывает он, то и делает Паша помимо воли. Вот зашла она в ручей, плеснула ей вода в лицо и очнулась Прасковья от морока, да поздно. По ноге змейка скользнула, поднялась на плечо и долой с глаз ленту. А перед ней уж очи полозовые медовые, голодные. И зовут её вниз: “Родная, спустись. Обниму в тридцать три кольца[3]”...
- А дальше? - замерла я над блокнотом.
- Не видал больше никто Прасковьи-травницы. Ушла она вслед за змеями.
Я поёжилась:
- Баб Кать, как думаете, правда всё это, или люди выдумывают?
- О том никто не знает, милая. Только от любопытства добра не жди. Вот и ты, любопытничаешь, истории вековые, под пылью схороненные, оживить решила. А надобно ли это? Дозволено ли о том ведать?
- Кто знает? - пожала я плечами, а по спине пробежал холодок.
- Кто знает, тот и плату вытребовать может.
- Чем это?
Старушка хитро прищурилась:
- Жизнью, милая.
[1] «Невеста Полоза», группа «Мельница»
[2] «Солнце», группа «Мельница»
[3] «Невеста полоза», группа «Мельница»
Похожие статьи:
Рассказы → Богатырь из нержавеющей стали (Славянская сказка - Работа № 8)
Рассказы → 31 мая (Славянская сказка - Работа № 7)
Рассказы → Сказка про лягушку-квакушку (Славянская сказка - Работа № 6)
Рассказы → Оборотень в погонах (Славянская сказка - ВНЕконкурс)
Рассказы → Боб Бобович да Горох Распопович (Славянская сказка - Работа № 1)
