Старик-Смерть сидел на травке и рассеянно смотрел, как Беленькая играет с котёнком. Его мысли были далеки от происходящего здесь и сейчас, в его тёмных, глубоких глазницах тлели углями боль и тоска. И то обстоятельство, что «здесь» и «сейчас» - весьма условные понятия для этого места, не имело в данный момент никакого значения, ведь время не движется в этом междумирье.
Беленькая, весело смеясь и тихо постукивая маленькими косточками, таскала за ниточку «мауса» - бумажный бантик, а котёнок, прижав голову к передним лапкам и перебирая задними, готовился к очередной атаке на свою игрушечную жертву... Ушки животного сторожко прядали, а короткий хвостик-шильце торчал кверху, словно антенна.
Старик глядел сквозь свою крошку-ученицу, размышляя о том, что вот скоро она придёт ему на смену и вспоминал, как сам получил свою нынешнюю должность.
Он погиб под Смоленском. Совсем не геройски, буднично... Ну что за подвиг — быть прошитым из фашистского пулемёта? Тот фриц и не целился даже в него — просто поливал свинцом свой сектор обстрела и даже и не подозревал, что одна из пуль его очереди попала в простого русского солдата-связиста, что скручивал концы перебитого телефонного кабеля.
Господь не принял его душу — просто отвернулся, сделав вид, что этого солдата не заметил. Оно и ясно — в сорок втором столько убитых солдат претендовали на свои места в раю, что забота о душе неверующего большевика-атеиста, да ещё и служившего до войны в НКВД, никак не входила в планы Всевышнего.
Проклятый Небом тоже не принял греха на свою чёрную душу и не пустил в чистилище воина — не имел погибший при жизни ненависти в сердце, служил честно, без фанатизма к врагам относился. И до войны, и на войне. А что жил с невенчаной женой и детки его как бы не совсем законны — так что то за грех?
Так и стал молодой покойный, не принятый ни раем, ни адом, подручным в междумирье. И так же тщательно, старательно, но без фанатизма, исполнял свои обязанности Последнего Проводника. И на войне. И после войны. И когда пришёл срок — проводил свою вдову от смертного ложа к Петру-апостолу. И сына младшего в свой срок принял и проводил. А перед тем - внука, в Афганистане голову сложившего...
Задорный смех Беленькой отвлёк Старика от воспоминаний. Шалунья, запутавшись в полах своего крохотного балахончика, плюхнулась в лужу и стояла в ней, стряхивая воду с полотна одеяния. В её глазницах сверкали весёлые искорки... Проводник улыбнулся и покачал головой внутри клобука. Совсем дитё! Он взглянул на суровые лики Проводников, хмуро насупившихся над метровым скелетиком и лишь пригасил уголёк в правой глазнице да развёл выдавшими стаккато, словно кастаньеты, кистями.
