Непутёвый (глава 3)

Замок стоял на утиной лапке, поворачиваясь туда-сюда кругом своей оси. Единственное крохотное окошко, под самой крышей, узенькое, зарешёченное... Ангел подлетел к окошку, посмотрел внутрь.

Там, на железном стуле, перед громадною печью сидел злой чёрт и ворочал угли кочергой. Чуть поодаль, ближе к стене, бедный Ивашка, сидя на коленях, играл серебряным мячиком. Было видно, что ему это уж давно наскучило. Мальчик ждал, когда хоть кто-нибудь придёт и заберёт его отсюда; впрочем, судя по горестному выражению лица, он в это не слишком верил...

Что до чёрта – чёрт был толстый, весь красный, как рак, и мешамер подумал: «Иметь с таким дело – себе дороже». Выхода, впрочем, не было.

Ангел спустился; постучал в ворота. Подождал, пока гулкий звук раскатится по коридорам, и вот, наконец, они открылись.

– Чего тебе? – хмуро буркнул КТО-ТО, плохо различимый в тени.

– Пусти меня, братец сатанаил, – жалобно попросил мешамер. – Я шёл из ада на небо, сбился с дороги, не представляю даже, где можно на ночлег остановиться. Решил вот попытать счастья здесь...

– Ладно, входи. – Дверь открылась. Злой чёрт недовольно пялился на внезапного предвечернего визитёра. – Голодный, небось?

– Как чёр... как ты, братец!.. – согласился мешамер, потирая живот.

Он заглянул в каморку; увидел Ивана, скорчил ему весёлую гримасу и подмигнул. Мальчик сидел, широко раскрыв глаза, ибо не понимал ничего: дядя Хранитель пришёл... за ним? А где он раньше был? Почему, когда злой ворон напал, его на месте не оказалось?..

– Отдохни пока тут, – молвил чёрт. – А я пойду баньку затоплю. С дороги попариться не грех; ещё потом посидим, приговорим пару кружек с брагой, крепкою да ж и в о й, как в старину делали. Ты ведь не откажешься, да?

Ангел улыбнулся:

– Да. Это будет здорово.

Чёрт ушёл; а он, сидя на его железном стуле, скучал и время от времени поглядывал на Ивашку (впрочем, тот делал вид, будто поглощён игрой, и не замечает своего Хранителя – как говорится, в упор. «Оплошал я», – понял ангел. – «Оплошал, задумав сейчас поиграть с ним. У меня на роже написано «всё хорошо», а он же видит, что это – не так! Вот и не поверил...») От такой досады просто-напросто плакать хотелось. Правда, наш герой не унизился бы до этого, но... Всё равно ведь на душе кошки скребли!

Стол был накрыт – там стояла миска с пузатыми варениками; правда, ангел не особо-то на них налегал, памятуя, что чёртово угощенье впоследствии может обернуться изрядно больным животом. Да и тем более – в баньку скоро... Под пятками были половицы, от которых шёл довольно приятный холодок; в углу шуршали прусаки. Юный мешамер понемногу успокаивался, думая про себя: «Не-ет, зря я так переполошился. Чёрт хоть и злой, а дурной! И убежать он нам вполне себе позволит, верней, спохватится, когда уж будет поздно... Хватки у него настоящей нет, вот что!»

Сгущалась ночная тьма. За окном выли волки (а может, не волки, – может, какая нечисть пострашнее).

Из тёмного чулана, еле-еле ковыляя на коротких ножках, выкарабкалась тряпичная кукла. С дыркой вместо носа, со ртом, зашитым суровой нитью.

Скорчила страшную рожу, промычала «Ы-ы-ых...», и поползла в подпол.

В углу комнаты летучая мышь, не удержавшись (по своему обыкновению) вниз головой на потолочной балке, рухнула в котёл с кипятком. Её вой долго разносился окрест, и даже был слышен снаружи.

Вошёл пёс, у которого были заметные проплешины в шерсти, красный нос и подслеповатые глаза. Ангел принялся гладить пса. Тот благодарно лизнул его в лодыжку.

– Не верь чёрту, – рявкнул пёс. – Он всех заманивает распить бражку на двоих, а потом никто с этой гулянки живым не приходит.

Ангел хмыкнул.

– Николай-Угодник не выдаст, – уверенно изрек он, потрясая указующим перстом. – Свинья не съест! Тем паче – не съест и злой бес. Авось, будет всё путём…

 

***

 

Предпоследняя кружка с брагой лежала на столе, опрокинутая; ангел расслабленно потянулся, чувствуя себя довольно-таки неплохо. Перед его глазами вдруг – ни с того ни с сего – встало по-детски круглое, доброе и милое лицо Айи, которую он оставил в Раю не далее как вчера; ангелица усмехалась во весь свой большой ярко-алый рот; лукаво сожмурив левый глаз, грозила пальцем... а потом вдруг превратилась в лысого старого чёрта. Чёрт по-прежнему поглощал пенный напиток, и на глазах становился всё больше, толще... н а г л е е.

– Может, отпустишь его? – мешамер, как бы вскользь, кивнул в сторону Ваньки.

– Отпущу, – злой был (вернее, к а з а л с я!) на удивление покладист. – Если ты со мной сыграешь в карты.

– В дурачка?

– Ага. Только -- сам знаешь! -- не мухлевать…

(“Мухлевать -- это моя привилегия”, -- читалось в его взгляде).

 

Была ночь. В старом замке, что стоял на утиной лапе и оборачивался кругом себя, было тихо и темно. Холодный ветер, еле слышно, играл черепицей; шевелились кусты по бокам от дома, страшными своими руками-ветвями желая хоть кого-нибудь заграбастать; ворон, прошмыгнувший мимо, торопливо присел, чтоб не попасться им, и мигом поскакал в другое место. Словом, ночные страхи выползали из нор, и начиналось их обычное, донельзя т ё м н о е, времяпрепровождение.

Только одно окошко – под самой крышей – светилось едким рыжим огнём.

В зале, где когда-то была библиотека, творилось не пойми что. Повинуясь не слышимому здесь, но уловимому каким-то шестым чувством сквозняку, летели пергаментные свитки и книги (надо думать, вовсе не с Законом Божьим!) На ходу превращались в огромные факелы. Дрожали плиты пола, по стенам ползли трещины: злой чёрт впал в настоящую ярость... Кое-как закутавшись в простыню, наш мешамер тащил сонного мальчика на плечах. Торс юноши ярко был озарён красным светом, вокруг плясали странные – чтоб не сказать «страшные» – тени, и крылья, сложенные за его спиной, производили воистину жуткое впечатление.

Осторожно ставя ногу на скрипучую половицу, ангел вздохнул. «Ещё чуть-чуть, самую чуточку», – говорил он себе, – «и выберемся! Что, первый раз в переделку попали?..»

Но тут же, перепуган до смерти, шарахнулся в сторону: огонь, подбираясь к ногам мешамера, едва не опалил его. Мальчик у ангела на руках очнулся и заплакал.

– Что такое, – спросил Иван, – что?..

– Ничего особенного, – вздохнул ангел. – Просто я тебя проиграл в карты. Старому злому чёрту. Непутёвый я, что ж поделать, и вечно мне не везёт! Но ты не бойся, малыш. Я тебя злому не отдам. Авось как-нибудь прорвёмся, …

Половица – с резким «тресь!» – проломилась посередине. Они падали, погружаясь во тьму.

А потом... Потом вдруг, откуда-то сверху, хлынуло сияние.

Зелёные, розовые и голубые лучи... Они устремились к центру этого странного разноцветного огня; и, пока подлетали, ангелу казалось – он слышит грозный голос Николая Мирликийского: «Что же ты за слуга Небес, если даже ребёнка спасти не сумел; теперь ты уволен! Навсегда. Иди на землю!»

– Глупые взрослые, – молвил Ванька, и... прижался к плечу своего неудавшегося Хранителя.

Он страсть как не хотел, чтоб ему назначили другого.

 

***

 

Пастушья кучма, из-под которой виднелись длинные светлые кудри; небрежно накинутая бурка -- грубая, чёрная… Постолы с загнутыми носками. Ясные глаза. Нос и щёки, усеянные веснушками. Губы, плотно сжатые: даже тень улыбки не озаряет эти гордые и прекрасные, но суровые черты.

“Ох-ох-ох. Слышал бы ты себя сам… лет так пять назад! Друг мой Непутёвый, не говори красиво. Твои ш е ф ы, -- знаешь ведь, -- этого не любят”.

Овцы на лугу, покорно внемлющие песне его рожка. Тучи, залитые густо-красным огнём заката.

“До чего же тут грустно...” -- сказал кто-то у него в голове.

“Нет, не грустно”, -- возразил второй голос. -- “Скучно. Тоскливо. Несмотря на всю эту красоту -- мир кажется пустым. Да, в общем-то, так и есть”.

На самом краю зелёного косогора, свесив ноги в пустоту, сидели двое. Рохгберт и Айя, посланцы двух противоборствующих сторон. Можно сказать, “проверяющая комиссия”. Рохг... вернее, просто Рог! -- был шебутным дьяволёнком, всегда искал развлечений и умудрялся даже в Раю собрать компанию из беспутных ангелов и ангелиц, где-нибудь в подвальчике под старой черешней, откупорить на троих  бутылочку нектара... Айя же была нежна, кротка и таких шалостей себе не позволяла.

А ещё… Ещё они были когда-то его друзьями.

-- Значит, теперь ты человек? -- хмыкнул Рогхберт.

-- Могло быть и хуже, -- задумчиво пожёвывая травинку, молвила Айя.

-- Да, конечно, -- бывший мешамер вздохнул, протёр глаза рукавом и принялся ковырять землю концом своего посоха. Он очень не хотел сейчас глядеть ангелам в глаза… -- Могли вообще отправить в преисподнюю. Кочегаром работать.

-- И стал бы ты тогда сатанаилом, -- Рог захохотал. -- Отец наш Небесный очень милостиво с тобой обошёлся, приятель!

-- Я знаю, -- хмуро ответил наш герой. -- По гроб жизни благодарен Ему...

-- Слу-ушай, Непутёвый, -- простонала Айя, -- ну не надо быть таким букой! Мне тебя жалко. Правда, жалко. А ты не веришь…

-- В аду, -- сказал Рогги, -- давно уже ходит слух, как ты тогда удирал от Небесного Правосудия. Как повстречал на своём пути молочную реку, слёзно молил её спрятать тебя под бережком -- дескать, за тобою гром и молния по следам летят, вот-вот настигнут! А река говорила: не хочу я, Непутёвый, тебя прятать. Пока не услужишь мне по-хорошему… Скажем, пока не уберёшь во-он тот большой камень...

-- Тебе врать-то не надоело? -- отмахнулся он. -- Рохгберт, мы с тобой не год и не два знакомы. Что ж я, по-твоему, на такие откровенные сказки “поведусь”?

Он хотел что-то ещё добавить -- и вдруг застыл, вглядываясь в зелёный сумрак чащи: там, где кончался косогор, под старой берёзой, стоял незнакомый парень в холщовой сорочке. На лице его читалась робость, отчасти -- смущение; он явно был здесь в первый раз.

-- Ванька, -- ахнул бывший ангел. Бросился, раскинул руки -- обнять, поскорей прижать к себе…

-- Ванька, братец ты мой! Нашёл... Ну надо же.

-- Не знаю, как там наши ш е ф ы на Небесах, -- Айя по-свойски, беззастенчиво обхватила Рогхберта за плечи, не скрывая, как её распирает от эмоций, -- зато я -- я ужасно довольна, что эта история кончается хорошо!

Солнце заходило; с пастбища доносилось жалобное блеянье овец, которым давно не терпелось в хлев… А Непутёвый всё кружился в дикой пляске с Иваном, смеясь во весь рот. И было совсем неважно, что на землю ложится ночная тень, что от оврага веет прохладой, что, в конце концов, если он не вернётся вовремя, от хозяина нагорит…

Т а к  счастлив он до сих пор не был никогда.

 

***

 

...Собирались в тёмном, переполненном шинке, вечером пили пиво, брагу, а кое-кто -- до ужаса вонючую сивуху. Говорили -- гуторили, по-местному -- обо всём. В том числе -- о новостях.

-- А слышал, Непутёвый, в городе Эборе твой тёзка появился? Такой же... с крыльями... В чистой белой рубахе. Мы даже сперва обознались -- думали, это ты летишь...

-- А он теперь, говорят, выбился в королевские советники. Тот Непутёвый, второй.

Бывший ангел молча слушал. Улыбался про себя. Смотрел всё больше не на пьяниц, а на заплёванный пол. "Надо будет, как время выпадет, и в Эбор сходить... что уж там. Проведать тёзку. Узнать, как там дела в Раю, почему они так быстро нашли мне замену..." Он успокаивал себя такими раздумьями -- но прекрасно знал, что на деле никогда не соберётся поехать в город. Ангела вполне устраивало жить, как он жил. Ходить в шинок, напиваться до белых поросят с разным отребьем, а в будние дни -- тихонько выпасать стадо на полях... Воспитывать Ивана. Вести беседы со своим стариком наставником (некоторые его звали Акальти, точь-в-точь, как известного отца и учителя церкви). Спокойная рутина; никаких приключений... Ведь это и значит -- быть уже не мешамером, а просто человеком. Он смирился с этой долей; теперь -- даже был рад. 

"Интересно, конечно, было бы на двойника взглянуть... но всё-таки у него своя судьба, а у меня -- своя".

Он вздохнул и вышел в глухую ночь. Ночь, насыщенную ароматом густых трав, вишнёвого сада, что был раскинут неподалёку, и естественных запахов, какие всегда царят в селе, где много мусора, грязи... "О Боже мой. Благодарю тебя за то, что ты дал мне именно эту жизнь".

Непутёвый улыбнулся и, пару раз помотав головой, чтобы согнать хмель, зашагал через село к своей хате... 

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Потухший костер