Нетрудная работа. Часть 3

Войдя в открытое пространство, их колымага едва не столкнулась с крупным грузовым крейсером, заходящим на посадку. Эта парочка за своей перебранкой не заметила, как разогнала двигатели до весьма приличной скорости, хоть они и работали не в полную мощность.

— Какого черта ты так прешь? – орал Демьян на своего «капитана». – Мы чуть не проделали дыру в этом сарае!

— Не проделали же! Чего кричать? Я демонстрировал мощь двигателей нашему скептику, — Испанец повернулся и подмигнул Степану.

Демьян отвернулся и, ворча, стал что-то набирать на клавиатуре. На мониторах перед ним вновь поползли целые ряды цифр, и в реальном времени строилась трехмерная сетчатая модель какого-то тоннеля. Степан, видя, что Испанец все еще смотрит на него, оценив внезапно ставшую спокойной обстановку в кабине, вымолвил простую фразу:

— Да, весьма впечатляет, — а после добавил. – Честно признаться, я ожидал, что мы развалимся еще где-нибудь в атмосфере.

— Вот это ты загнул! – буркнул Демьян.

— Слишком плохого мнения ты о нашей малышке, — вторил ему Испанец, тем не менее, продолжая улыбаться. Похоже, здесь они были единогласны, что Степан видел впервые с момента его знакомства с ними.

— Забивай в компьютер координаты точки входа, — сказал затем Демьян.

         Очевидно те многочисленные вычислительные операции, протекавшие на мониторах, сводились именно к расчету координаты этой самой точки входа. Испанец ничего не стал отвечать, а просто нажал на своей приборной панели какую-то кнопку, после чего корабль накренился на правый борт и продолжал поворачивать до тех пор, пока, видимо, не встал на заданный курс.

         — А вот теперь можно выпить кофе, — едва ли не прокричал Испанец, завершив еще кое-какие манипуляции с приборной панелью. Он встал со своего места и вышел из кабины. Демьян еще продолжал заниматься какими-то вычислениями, поэтому Степан, решив, что делать ему здесь тоже нечего, отправился вслед за Испанцем.

         Кухня представляла собой не очень просторное помещение недалеко от кабины. Несмотря на то, что этот звездолет мог, помимо троих членов экипажа, перевозить еще и пяток пассажиров, кухня была рассчитана на размещение все же только экипажа. Стол был небольшой и круглый, стоял посреди помещения. Вокруг него стояли четыре стула, что было немного странно, учитывая, что экипаж состоит из троих человек. Вдоль стен, за исключением той, в которой находился вход, расположился большой кухонный гарнитур со всеми шкафами, раковинами, ящиками, плитами и прочей утварью. Здесь Степан и нашел Испанца, который стоял рядом с плитой и варил кофе. Он уловил взгляд Степана, брошенный в сторону кофеварки, и ответил на несказанный вопрос:

         — Не люблю кофе, сваренный в ней.

— Понимаю. Больше натуральности? – Степан сел за стол.

— Больше вкуса.

Испанец продолжил варку, а Степан принялся отстукивать дробь пальцами по столу, осматривая окружающий интерьер. Видимо, большая часть всех этих кухонных приспособлений не использовалась вообще – так невостребованно и одиноко они лежали на своих местах. Эти двое во время перелетов, очевидно, либо питались мало, либо ели повседневную пищу без излишеств. И тут Степан вспомнил, что на кораблях старого типа, как этот, должен был быть еще один член экипажа: повар. Это и объясняло наличие такой большой кухни и еще одного места за столом.

Наконец, кофе был готов, и Испанец разлил его по чашкам, сев напротив. Напиток наполнил кухню своим душистым ароматом, и Степан не мог не согласиться, что сваренный вручную кофе гораздо лучше, чем тот, что варганит автомат.

— Ну что? — начал Степан после некоторой паузы.

— Что что?

— Рассказывай.

— Чего тебе рассказывать? – Испанец отхлебнул из своей чашки.

— У нас достаточно времени во время полета, которое нужно как-то коротать. Поэтому нам можно было бы узнать друг друга получше.

— А, то есть ты хочешь рассказать мне о себе?

— Только после того, как ты расскажешь мне о себе, — Степан широко улыбнулся.

Испанец глядел на него несколько секунд, пока потягивал свой кофе из чашки, а затем, сделав большой глоток, сказал:

— Ладно. Твоя взяла – что ты хочешь узнать?

— Ну, хотя бы то – действительно ли ты занимаешься тем, что перебиваешься случайными подработками по всей галактике или у тебя все же есть какой-то определенный вид деятельности?

— Есть, — с серьезным видом ответил Испанец, а затем, улыбнувшись во всю ширину своей белоснежной улыбки, добавил:

— Этот определенный вид деятельности заключается в том, что я скитаюсь по всей галактике, занимаясь всем, что мне придется по душе.

— То есть ты пьянствуешь в разнообразных кабаках и ждешь, когда что-нибудь подвернется под руку?

— Кто же говорит про кабаки? В кабаках, между прочим, редко попадается что-нибудь стоящее. В основном, вся эта работа – сплошной хлам, не соответствующий запросам моей души.

— Запросам материальным? – подшутил над собеседником Степан.

— Конечно же не без этого! Но кроме денег мне важен интерес. Меня тошнит от работенки вроде: возьми ящик в одном месте и перевези его в другое, а в конце маршрута получишь скудный барыш. Нет, это не для меня.

— А что для тебя? Контрабанда?

— Контрабанда – это вообще моя специализация. Ты знаешь, что здесь двойной пол? – Испанец для убедительности потопал пяткой сапога. Пустого звука не последовало, но и было бы удивительно, если бы он был.

— И что же ты перевозишь? Наркотики? – Степан попытался съехидничать.

— Только легкие, что-то вроде курительного бамбука. Они же практически безвредные, — контрабандист развел руками. – С тяжелой дрянью я дела не имею.

— Тогда что же тебе перевозить? – искренне удивился Степан.

— Сразу видно несведущего человека. Полно всего! В этой галактике полно миров с разными законами и обычаями. Там, где одна вещь является повседневной обыденностью, в другом месте за нее сажают. Ты даже представить себе не можешь, что иной раз приходится перевозить, — Испанец вновь широко улыбнулся.

— И даже не хочу, — честно ответил Степан и вновь обмочил свои усы в бодрящем напитке.

— Понимаешь, — продолжил Испанец, — я вырос на Копецконе. Копецконе, твою мать! Ты хоть раз был там?

— Нет, но достаточно слышал.

— Так вот. На Копецконе есть только шахты и больше ничего. Целыми днями шахтеры только и делают, что роют землю по пятнадцать часов в сутки, и вовсе не потому, что хотят больше заработать на сверхурочных, а потому, что делать больше нечего. Кроме кабаков там нет ничего. Улететь оттуда практически невозможно из-за дороговизны билета, который не может себе позволить шахтерская зарплата, которая к тому же проряжается коммунальными платежами и различными налогами. Семьи у шахтеров большие, ибо, повторюсь, делать там нечего, и платежи тоже большие. Улететь просто так невозможно, поскольку там даже нет пассажирских лайнеров, ты можешь себе это представить?

Подавляющее большинство молодежи мечтает вырваться оттуда, но подавляющее же большинство остается, будучи сломленной огромной системой и большими финансовыми трудностями. Вся окружающая жизнь там построена таким образом, чтобы закабалить тебя на одном месте и не давать возможности свободно действовать!

— Ужас! Неужели подобные вещи еще существуют в галактике? – искренне удивился Степан.

— Не только существуют, но успешно процветают. Копецкон – это настоящая рабовладельческая система, только рабы там современные и обладают какими-то правами и собственностью.

— И неужели никто не борется за эти самые свои права? Никто не устроит забастовку, ведь все это в шахтерских же руках. Их же там большинство!

— Ты сейчас, очевидно, говоришь про принципы демократии и свободы личности, — Испанец состроил презрительную гримасу. – Вот только ты не учел одного фактора – шахтерской психологии.

— И что же это за фактор?

— Очень мощный и железный! Приятель, — беседа явно более дружески расположила к Степану Испанца, — более безвольного, глупого и послушного общества я не видел ни разу в жизни и нигде более в галактике.

— И что же это за общество!

— А вот такое! Я вырос среди них, и мне крайне не нравилась эта самая психология, точнее, мышление, которое мне упорно пытались вбить в мою детскую голову. Отца, как и остальных шахтеров, постоянно лишали премии, делали выговоры, урезали зарплату, потом опять повышали и снова урезали. А он только и мог, что пить в кабаке да ругаться дома на всех тех, кто сверху, жалуясь на несправедливость этого мира. Благо, что я был пятым ребенком в семье, а потому папашины рассуждения о жизни не очень меня трогали. Но моих старших братьев они закабалили навеки в тех норах, которыми изрыт Копецкон.

— А что же ты?

— Я? Я не хотел жить такой жизнью, как и моя младшая сестренка, — лицо Испанца вдруг сделалось каким-то мягким и добродушным – его овеяли теплые воспоминания о младшей сестре. Степан вдруг осенила догадка, что у этого весельчака, грубого извечного скитальца и контрабандиста на самом деле, очевидно, доброе сердце. 

— Моя младшая сестренка спуталась с каким-то пилотом одного из грузовых лайнеров, что частят на Копецконе, и улетела вместе с ним, несмотря на старомодное ворчание мамаши, что, мол, дескать, все заезжие прохвосты, и нужно выходить замуж за надежного местного мужика, и подобная чушь. Но, видишь, моя сестра была кокеткой. Ей нравилось красиво одеваться, хорошо выглядеть. Ей нравилось и нравиться мужчинам, к тому же она была очень яркой для того гнусного тусклого мира, — Испанец даже сплюнул в сердцах – было очевидно, что он терпеть не может свою родину.

— Почему же ты говоришь о ней в прошедшем времени? – заметил вдруг Степан.

— Да потому что я с тех пор не видел ее. Я пытался найти ее, когда вырвался с этого Копецкона, но когда я разыскал того пилота в одном из кабаков Тавритии, она уже была не с ним, — Испанец повесил голову и с минуту молчал.

— Я очень надеюсь, — после паузы продолжил он, — что она не пошла по тому пути, по которому шли многие наши девушки, чтобы удрать с этих чертовых шахт.

— А что же они делали?

— А то тебе непонятно, — несколько зло бросил извечный скиталец, посмотрев на собеседника из-под густых бровей. – Моя сестра влюбилась в того пилота, а большинство девушек ни в кого не влюблялись. Они просто хотели улететь оттуда любым способом. И хорошо, если у какой-нибудь потом получалось устроиться в этом мире. Большинство же становились простыми дорожными потаскушками.  Ведь паспортов у многих не было, а даже, если бы были – их легко отобрать!

— Да, пилоты грузовых лайнеров бывают редкостными сволочами, — поддержал тему Степан.

— Настоящими скотами! – Испанец вновь в сердцах сплюнул. Было видно, что проблема хрупкой женщины в грубом мужском мире его явно волнует.

— Ты так и не рассказал свою историю, — Степан вернул этого вспыльчивого женолюба в нужное русло.

— Моя история? Ах да! Я картежник. А на Копецконе иногда бывают пираты. Ну, они там пережидают какие-нибудь тяжелые для них времена, тем более, что Копецкон находится на отшибе галактики. И от нечего делать они, естественно, пьют, играют в карты и тискают баб.

— И какое это отношение имеет к тебе?

Испанец налил себе еще немного остывающего кофе и выпил его залпом, несмотря на то, что он был еще достаточно горяч.

— Я выиграл корабль в карты! – заключил он.

— Прямо-таки они тебе его и отдали, — скорее не спрашивая, чем утверждая произнес Степан и захохотал во всю горло.

— Конечно же нет, — улыбнулся скиталец в ответ. – Когда дело дошло собственно до самого дела по передачи мне корабля, они, честно признаться, захотели меня пристрелить. Ведь у нас, на Копецконе, грохнуть человека – все равно, что высморкаться. Но ребятки не рассчитали силы и, очевидно, не учли сами того места, где они находятся, а потому их самих через полчаса скинули в ту грязную речушку, что несет свои воды через наш городок.

— И ты улетел один?

— Нет, разумеется. Желающих было много. Даже очень. Все бы не вошли, да мне это было и не нужно. Дело опять кончилось дракой. Кто-то, очевидно, забыл, что корабль изначально по праву принадлежит мне, а потому решил его у меня отобрать. Тогда-то я впервые убил… человека.

— Ты его убил? – усмехнулся Степан.

— Да.

— И какого тебе было?

— Знаешь, — задумчиво протянул Испанец. – Никаких особых чувств я не испытал. Он был отъявленной скотиной! грязной и вонючей скотиной! Он не гнушался тем, что вымогал у кого-нибудь послабее весь его скудный доход, а иногда любил попользоваться молоденькой несовершеннолетней девочкой, запугивая ее до смерти скорейшей расправой, если она кому-нибудь скажет. Так что я с легкостью проломил ему череп. После этого меня на Копецконе ничего не держало. Я и еще несколько смельчаков отправились подальше от того проклятого места!

— Случаем, не этот корабль? – Степан взглядом прошелся по стенам и потолку.

— Нет, конечно же. Тот был жутким разваливающимся корытом, мы кое-как на нем долетели до центра.

— Тирзаля?

— Да. А ты что ли бывал в нашей системе?

— Я много где был, — Степан улыбнулся, а потом добавил:

— Так и как же вы долетели? Кто-то умел летать?

— Шутишь что ли? – Испанец скривил презрительную гримасу. – Мы едва не разбились на этой чертовой колымаге! Но нам нечего было терять, поэтому наше упорство и желание красивой жизни пересилили наши скудные летательные способности.

В это время в кухню заглянул Демьян, нахмурился и, что-то буркнув себе под нос, поплелся дальше. Степан тем временем продолжил:

— Значит до Тирзаля с горем пополам вы добрались?

— Да. Пара приятелей осели там, а остальные, включая меня, отправились скитаться по галактике. Правда, я с ними ошивался недолго.

— Почему?

— А вот потому, — Испанец вдруг загадочно улыбнулся. – Как-нибудь потом расскажу, а то что-то ты увлекся с вопросами. Расскажи-ка ты мне немного. Для разнообразия, так сказать.

Степан заулыбался во весь рот, а затем хорошенько потянулся всей верхней частью тела и погладил свои усы. Испанец все это время продолжал таинственно улыбаться.

— Ну, что тебе рассказать?

— Уж чего-нибудь. Например, о том, как ты докатился до того, что тебя хотят убить из-за какой-то информации.

— Это чрезвычайно важная информация.

— Я знаю. И я не спрашиваю, что именно это.

Степан глубоко вздохнул  и, видимо, решил ответить откровением на откровение:

— То, что на этой карте, спасет мой народ.

— Какой народ?

— Рашены.

— Рашены? – искренне удивился Испанец. – У них большие и богатые системы, от чего их спасать?

— Да есть от кого, — снова тяжело вздохнул Степан. – Можно сказать, что от самих себя.

— Ну, приятель, ты загнул, — Испанец вновь насмешливо скривил свое лицо.

— Да, я серьезно. Несмотря на то, что рашены богаты землями и ресурсами, они очень бедны, потому что не сами рашены владеют всем этим.

— А кто же? – продолжал насмехаться скиталец.

— Группы людей, у которых много денег, и которые считают, что все богатства и земли рашенов должны принадлежать им. И многие из этих групп людей вовсе не являются рашенами.

— Хо-хо-хо, что-то это все очень похоже на историю с Копецконом. Так почему же рашены позволяют им это делать? – заинтересовался вдруг копецконец. – Насколько я знаю, когда-то давно рашены были одним из самых сильных народов в галактике, и никто не мог их ни победить, ни поработить.

— Это так. Просто сила эта сейчас дремлет внутри, а внешне все рашены забитые и порабощенные. Понимаешь, в чем дело?

— Не совсем.

— Когда ты говорил про древние времена, ты говорил правду. За всю историю наш народ никто не мог завоевать и поработить. Но там, где нельзя это сделать внешне, нужно делать это изнутри.

На протяжении не одной тысячи лет шел процесс постепенного закабаливания и угнетения поколений и поколений рашенов, незаметный снаружи. В результате чего даже сами рашены понимали его как нечто должное и само собой разумеющееся.

— Да о чем ты говоришь? – сокрушался Испанец, сам того не замечая почесывая свой затылок. – Какое порабощение. В галактике все давно свободны и равны в своих правах.

— То-то и оно, — начал разгорячаться Степан. – Все рашены свободны и равны, как ты говоришь, в своих правах, вот только никто эти права отстаивать не в силах! Понимаешь? Ты рассказывал мне про свой Копецкон, про то, какая там жизнь, но подобные вещи происходят и на моей родине! И они гораздо более масштабны. Твоих шахтеров угнетают открыто и нагло, моих же сородичей более тонко и на первый взгляд было незаметно, но сейчас это делается практически так же открыто! Различные налоги, которыми стремятся их облагать; ежегодная инфляция, которая, как ты, наверное, скажешь, является нормальным явлением экономики, но нормальным оно является только тогда, когда вместе с ценами на товары растет и доход населения.

— А он не растет?

— В том-то и дело, что нет! Он остается практически на том же уровне, на котором был, скажем, пару лет назад. Приплюсуй сюда коррупцию, безнаказанность чиновничьего аппарата, которому фактически не писан закон; ужаснейшее состояние медицины, где медработники получают гроши; провал в сфере образования; совершенно необоснованные цены на недвижимость и ужаснейшие политики кредитования населения, которые фактически вгоняют людей в многолетние долговые ямы. Добавь сюда телевещательные каналы, подвластные властным структурам, которые постоянно промывают людям мозги; и банально издревле рашенская земля, находящаяся в частных владения и продаваемая по баснословным ценам самим же рашенам; добавь сюда вездесущее пьянство, которое является результатом многолетнего процесса постепенного спаивания! И сейчас практически каждый молодой человек считает употребление алкоголя само собой разумеющимся делом. А отсюда вырождение народа, детские болезни и уродства, слабость тела и духа! Вот, что творится в системах рашенов!

— Я был во многих рашенских землях и не нашел особой разницы с другими мирами, — возразил Испанец.

— Конечно, не найдешь. Внешне жизнь в наших мирах ничем не отличается от жизни в других развитых системах, но только в других системах мнение народа все-таки имеет свой вес, причем очень ощутимый.

— Ну а в чем же дело? – опять развел руками капитан корабля. – Ты рассказал мне кучу всего про свою родину, справедливо сравнив с моей. Заметь, я соглашаюсь с тобой – справедливо, поскольку в корне рашенских проблем совершенно очевидно лежат те же причины, что являются первоисточником проблем моих земляков-шахтеров. А именно бездействие со своей стороны. Рашены имеют весь этот букет проблем единственно только потому, что они сами это допустили. Кстати, не потому ли на Копецконе такие дела творятся, что добрая половина населения имеет рашенские корни.

— Может быть, — Степан нехотя улыбнулся.

— Может быть, — съязвил Испанец. — Тогда чего ты тут разглагольствуешь? Никакая информация на твоей карте не поможет твоему народу. Ему может помочь только сам народ.

— Тут ты немного неправ.

— Почему это?

— Потому что на этой карте сама история рашенов. Здесь хранятся давно утерянные древнейшие знания, которые сами рашены, уже давно принимают за ересь и детские сказки. Причем история реальная, истинная, а не та, которую выдают за нее.

— Как какая-то история может помочь?

— Может. Может помочь. Рашены уже давно принимают и пытаются соблюдать разные чужеземные традиции, но при этом не помнят своих. А народ, которые не помнит и не чтит свои традиции, обречен на вымирание.

— А ты, значит, помнишь? – ухмыльнулся Испанец.

— Да, — улыбнулся ему в ответ Степан. – Вот только такие, как я, принимаются на родине на сумасшедших и сектантов.

— Тогда, — Испанец подался вперед, через стол, облокотившись на него всем своим весом, — с чего ты решил, что тебя послушают? И с чего ты решил, что это подействует? И мне кажется надуманным, что за какую-то историю можно убить. Ну, скажешь ты людям, а они поднимут тебя насмех. А те, кто не заинтересован, как ты говоришь, в возрождении культуры просто поддержат этот смех.

Степан, сидя напротив, откинулся на стуле и заложил руки за голову:

— Это так, если смотреть на это с позиции реального времени. Но это-то вопрос поколений! Да, конечно, я не увижу результатов своих трудов, поскольку этот процесс очень долгий, но начаться он должен и должен постоянно поддерживаться. Проживет ни одно поколение не поротых, прежде чем будут очевидны результаты. А что касается твоих сомнений насчет убийства, то я тебе скажу, что как раз сейчас и нужно убивать, или просто как-то ликвидировать. Сейчас! Именно на этом этапе, пока семя – а то, что я сейчас везу, по сути, является таким семечком – не произросло.

— Но я чего-то все равно не догоняю, — Испанец в задумчивости почесал затылок. – Как все-таки эта твоя «история» может заставить боятся тех, кто, как ты говоришь, притесняют твой народ.

— Да все просто, — Степан вновь оперся на стол, — если народу вернуть его культуру, его традиции, понимание того, кто он есть, откуда пришел и куда идет; дать ему, в конце концов, национальную, как это банально ни звучит, идею. Думаешь, народ, знающий свое богатство, потерпит, чтобы его земли, завещанные ему предками, за которые они беспрестанно лили пот и кровь, использовались и разграблялись? Нет. Ни один народ этого не потерпит, неважно в какой части галактики он живет и сколько конечностей имеет. Этого-то и стоит боятся. Поскольку именно такой результат в объеме поколений имеет тот процесс, который я и мне подобные хотят запустить сейчас и пытались запускать до нас. 

— Да, — протяжно прогнусавил Испанец, — но…

В этот момент что-то отвратительно запиликало по всему нутру корабля, а затем что-то сильно ударило по корпусу, отчего он весь затрясся...

Похожие статьи:

Рассказы → Тише Бэтмен, тише...

Рассказы → Ш и другие буквы [18+]

Рассказы → Нетрудная работа. Часть 4

Рассказы → 123 маршрут [18+]

Рассказы → Нетрудная работа. Часть 5