Только сейчас Лёня обратил внимание на дедов пиджак. Вместо планок на груди раскачивались куски металла, нанизанные на суровые нитки.
— Осколки,— пояснил старый,— вот этот,— он показал на приплюснутый квадрат,— с Бородино.— Выпив очередную порцию, Ибрагимыч занюхал рукавом.— Скажи-ка, тётя…
Марта согласно кивнула головой:
— Недаром.
— Видишь,— задержав дыхание, ветеран шумно выдохнул,— не даст соврать, баба.
— Когда вот на этих руках начштаба помирал,— по щекам рассказчика ручьём потекли слёзы,— он сказал:
«Дай мне слово, дядя Витя…».
— Витя? Вы же дядя Ваня,— опешил проводник.
— Меня тогда контузило,— дед показал кулак,— это я потом наколол, чтоб не забыть. Витя, Федя, хоть Гансом назови, откликался. У комбата дырень в животе. Кровища хлыщет…
— Вроде, начштаба был? — Леня сглотнул слюну.
— Слушай, Линёк, совесть имей. Дай закончить. На, лучше выпей,— Лёня взял предложенный дедом стакан.— Начштаба на руках загибался, комбат в ногах, разве упомнишь! Скидку делай на возраст. Санек! — как ни в чём не бывало, продолжил рассказчик,— начштаба из последних сил тужится, хрипит. Я дыру ему пилоткой заткнул, а кровища сквозь пальцы струёй. У сапог багряная лужа. Вокруг безжизненные тела бойцов, гильзы, пустые ящики. Полуторка у землянки догорает.
— Санек, выслушай меня.
— Слушаю, командир.
— Помнишь, вчера артподготовку вели по городу? Британцам помогали… операция Маркет Гарден захлебывалась,— а у самого изо рта красные пузыри.
— Да помню, мать их, не тяни.
— Дай слово, что исполнишь последнюю просьбу.
— Даю,— а сам думаю, если жениться попросит на санитарке Натахе, не соглашусь.
— Мальчишке осколком хрен оттяпали.
— Какому мальчишке?
— Который в фонтане ссал.
— А что, ему во время бомбёжки поссать негде было?
— Вот,— протянул руку и помер.
Разжал ему ладонь, а там краник бронзовый в виде детского стрючка,— старик показал пальцами размер.— Как лезвием срезало.
— Почему Ибрагимыч? — вопрос проводника застал деда врасплох.
— Почему срезало?
— Нет. Почему Ибрагимыч?
— А-а-а, вот ты о чем! — дед щелкнул пальцами по горлу.— Прадед брагой баловался.
От выпитого у Леонида закружилась голова. Слова ветерана эшелонами проезжали мимо. Мысли стучали в мозгу, как колесные пары. Угольным дымом в штанах исходила труба.
В темном окне отражались лица двух мужчин и женщины. Лёня смотрел на себя со стороны и не мог взять в толк, что он — орел, делает на этой помойке?
Компания выжившего из ума старика и одноглазой Снежной королевы только усиливала ощущение безысходности. В сердце мгновенно шевельнулся осколок льда. На шее он почувствовал нежные губы Изольды.
Она любила его покусывать во время поцелуя. Живой язычок жадно бегал в промежности, возбуждая страстные недетские желания. Смутные очертания старенькой радиолы потянули за собой любимое Изольдой танго. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась…» — доносилось из соседнего купе.
