Сегодня у Императрицы день рождения. Она гуляет вдоль пруда и кормит лебедей. С утра она накрасилась особо. Белые лебеди смотрятся в гладь, а затем на нее, завидуя: белее их сияющих крыл лицо госпожи всей Поднебесной, посыпанное рисовой пудрой. Солнце смотрит с небес с изумлением: на веках ее – золотая краска, затмевает она блеск светила. Черные лебеди отвернулись в досаде: волосы Императрицы загадочно черны, словно тени в глубоком омуте.
Смотрится Императрица в пруд, но не может своей красотой любоваться: от ветра вода рябит, ходит волнами отражение Божественной. Тут подходит к ней Император, недавно лишь ставший ей мужем, и спрашивает свою ненаглядную:
– Довольна ли ты сегодняшними подарками, душа моя?
– Всем бы довольна была, – отвечает Императрица, – и нарядами великолепными, и ожерельями драгоценными, да не вижу только всего этого на себе. Пруд не хочет меня отражать.
– Разве тебе не хватает зеркал во дворце? Разве они не передают твой изысканный облик?
Махнула ручкой красавица:
– Что мне те зеркала? Каждое из них, как плохой портретист. Посмотришься в одно: рисует оно мне лицо по канону китайскому, посмотришься в другое – пишет оно с меня гейшу японскую, в третьем я желто-красная в профиль, как фараонша в египетской росписи. Но неужели, нет зеркала, что отразило бы меня, как я есть?
– Ты прекрасна во всех зеркалах, – молвил царь и владыка всей Поднебесной. – Потому они и отражают тебя по традициям живописи всех стран, ибо ты покорила бы всех мужчин, привыкших к любым канонам красоты.
– Скажи, – гнула свое Бесподобная, – почему не могу я получить зеркало, обычное зеркало, чтобы видеть себя в нем такой, какая я есть в самом деле?
– Фи! – поморщился Император. – Такие зеркала для простолюдинов сподобны, чтобы работники, в них глядясь, не уносились в мир грез и не забывали о хлебе насущном. Но раз ты просишь…
Спустя час к воротам дворца Поднебесной явилась машина доставки, в которой Императрице привезли трюмо, заказанное по интернету. Прекрасная, продолжая гулять по саду и кормить лебедей, едва не подпрыгивала в ажиотаже: зеркало было трехстворчатым, так что она могла видеть себя и анфас, и в профиль, и в три четверти без всяких канонов, и выбирала она его самолично по каталогу. Поэтому, завидев за оградой сада мелькнувшую надпись «Везет.под», она стряхнула все хлебные крошки с ладоней крылатым ревнивцам ее красоты и поспешила встречать свой дополнительный днерождевный подарок от мужа.
А навстречу грузчикам уже спешил со всех ног Самый Важный Чиновник и Первый Министр Императора. Он перехватил работников из доставки прямо на ступенях кабины автомобиля – сначала с одной стороны дверцу открыл, затем с другой, что-то шепнул, оглядываясь на поспешавшую госпожу, и, озадачив грузчиков, встал у дорожки, согнувшись в поклоне, чтобы приветствовать Самую Несравненную.
Два простолюдина, получив быстрые указания от Министра, оставались в ступоре еще полминуты, нарушив свои застывшие позы лишь чтобы синхронно почесать затылки. Задача, поставленная перед ними, была практически невыполнима: чиновник повелел, под страхом отсечения языка с головой, в присутствии Императрицы изъясняться исключительно благозвучной речью.
Ну, делать нечего. «И куда это меня черт понес?» – сказал каждый из них про себя, прежде чем на свой страх и риск приступить к работе. А Изумительная уже была у самых колес грузовика, и стояла, распахнув прекрасные глазки в невинном взгляде «Очарование Белой Кувшинки». И уловив этот взгляд, молодой грузчик поддался парализующему восхищению, и застыл, будто выпь в камышах, и забыл про все на свете, в том числе, что и надо держать нижний край огромной коробки весом почти пятьдесят кг.
«Да что ж ты, сукин сын, творишь?» – чуть не взревел второй грузчик гораздо более нецензурно, чем сказано здесь, ибо речь его мысленная переведена на русский с языка Поднебесной, и столкновение простолюдинского высказывания с ограниченным словарем программы-переводчика, увы, сгладило живой образный народный посыл, заключенный во всей этой фразе. К своему счастью, этот бывалый муж, почти сорок лет доставлявший по адресам технику и мебель всех образцов и видов, прикусил язык, когда угол тяжелой коробки едва не раздробил ему ногу, и принял это как не менее образный посыл свыше, ведь мы помним, что при небольшой стилистической оплошности он мог лишиться не только языка, но и головы.
И когда вернулся к нему дар речи, он вскричал:
– О горе мне! Родился я человеком, дабы ходить на двух ногах, а ныне сей дивный предмет, что держал в руках я, но не удержал мой помощник, надумал сделать меня одноногим калекой! Но лучше я охромею, а отнесу всемилостивейшей Императрице ее заказ по месту назначения!
А место назначения было на самых верхних ступенях дворца. Для того, чтобы доставить туда коробку, следовало пройти весь сад по прямой дорожке мимо пруда.
Вошли грузчики в ворота и остановились. Первый Министр тут как тут, прошипел змеей, что по дорожке первой всегда идет Императрица, дальше могут продолжать свой путь простолюдины, а он сам со стороны, с боковой аллеи за всем посмотрит. И вот идет Луноподобная впереди и волнуется: а ну как мужланы ее драгоценный подарок уронили? Так что ступает она по дорожке и без конца оглядывается – все ли в порядке? А молодой работник доставки видит ее лицо, и каждый раз издает звук: «Кряк!» Это он так эмоции приглушал, ибо в другое время, в другом месте более четко мог выразиться, четко, но как не при дамах. Так что идет он вдоль линии пруда и только покрякивает. А на пруду его лебеди слышат и шеи от любопытства вытягивают: что это еще за утка такая? Новая? Крупная? Принять или гнать? Терпеть или бить? Выбрались лебеди из пруда и шлепают по берегу целой стаей с грузчиками за компанию. Императрице неинтересно, что птицы творят, а рабочим пришлось смотреть, как бы на подопечных Неотразимой не наступить.
Кое-как доплюхали всточетвером до ступеней дворца, теперь поднимать груз до верхней ступени. А птицам все интересно, мешаются, шеи тянут. Собрал старший грузчик свои ораторские способности, и воскликнул:
– Увы мне, если не Сто Испытаний порока обратились в этих прекрасных птиц, чтобы решить, достойны ли мы того, чтобы доставить зеркало в руки его беспорочной владычицы! Но кошмар, что за кошмар! Боюсь, ни мне, ни напарнику моему, не пройти эти сто испытаний, ибо запятнаны наши души грехами и всеми пороками, одолевающими смолоду нас, простаков. И лишь владычица, чья душа чиста, словно горный снег на поверхности мерзлого озера, может заставить этих ревнителей морали пропустить нас с ее заказом!
Услышала Императрица воззвание из уст несчастного, и поняла, что из-за лебедей может не получить вожделенное трюмо. Махнула она прелестной ручкой и объявила Ста Испытаниям свой вердикт:
– Кыш!!!
Пришлось повторить это слово еще сто раз, дабы Сто Испытаний послушались и вернулись ловить лягушек и хлебные крошки, а не порочные души простонародья. Устала Императрица гнать моралистов, в горле у нее пересохло.
Наконец, добрался подарок до верхней ступени, поставили грузчики короб у дверей, ведущих в покои Страстодарящей, подали акт о доставке и получили подпись владычествующей заказчицы изящными иероглифами. И все бы хорошо, разошлись бы все по домам, но Первый Министр тут как тут:
– А ну-ка, заказ давайте проверим. Все ли как надо доставили? Ничего не разбили?
Позвал он скорей мускулистых стражников, разодрали те картонную коробку, и взорам Императрицы, Министра, стражей и похолодевших от страха грузчиков предстало…
Холодильник!
Трехдверный!
Марки «Трюмо».
Первым опомнился старший грузчик под нехорошим взглядом министра. Выловил он из глубин сознания несколько граммов неизрасходованного красноречия, и начал было вещать:
– О, что за чудо! Что за великое испытание подготовили нам Великие Силы, когда мы рассчитывали на благоволение Императрицы, отогнавшей от нас Сто Испытаний…
Он запутался в мыслях, и что говорить дальше – не знал. Но этого и не требовалось, ибо приказы Министра:
– Взять их! Казнить их! – перебил сладострастный рев Звонкогласной:
– МОРОЖЕНОЕ!!!!!!!!!!!!!!
– Но… наказать их… – слабо пискнул Первый Чиновник, оглушенный божественным восклицанием госпожи. Однако Императрица его не слушала, и пришлось ему отпустить стражу.
– У нас будет мороженое! У МЕНЯ будет мороженое! У меня в спальне будет стоять ХОЛОДИЛЬНИК С МОРОЖЕНЫМ! У меня нет претензий к доставке! Где расписаться? Давайте скорей! – ликуя, Калиграфичнейшая расписала все бумаги в руках у грузчиков похвальными иероглифами, и министру, который стоял рядом, все глубже и глубже вжимая голову в плечи, ничего не оставалось, как заплатить за полученный товар и добавить по приказу Щедрейшей еще много золотых монет, которые он позднее пометил в личном бухгалтерском свитке как «На чай. Оолонг».
С тех пор прекрасная Императрица не жалуется на отсутствие зеркала. Если ей охота поглядеться на себя, она ставит в морозильную камеру темный лоток с водой, и, когда слуги гладко отполируют застывший лед, она смотрит в недра своей загадочной женской души, отражаемой в темной таинственной глубине, вплоть до тех пор, пока лед не растает. И это ей нравится больше, чем глупое и безжалостное зеркало простолюдинов.
А про мороженое и холодные десерты на ее столе даже упоминать не стоит. Ходят слухи, что Император недавно болел горлом в самую жару, но поскольку он очень немногословный, никто этих сплетен с достоверностью подтвердить не мог. Можно только одно утверждать со всей ответственностью: из многочисленных подарков, полученных Гостеприимнейшей на ее день рождения, этот пришелся ко двору больше остальных.