Пока дремлют аспиды. Глава 5. Ламия против

Ламия никогда не думала, что сможет быть настолько сильной, чтобы протащить умирающего старика через извилистый потайной ход в замковых стенах, и при этом не умереть самой. Крон висел на ней грудой тряпья и почти ничего не весил, но Ламия взмокла и вся тряслась то ли от пережитого, то ли простуды, то ли от всего вместе. Указав на тайную дверь среди стеллажей, маг надолго замолчал, повиснув на ней безвольной куклой и оживая только для того чтобы показать нужное направление, когда ход разветвлялся. Ламия слушалась, плохо соображая, что она делала и зачем. Ее белое платье, которое она поспешно натянула под замороженным взглядом Кормака-чудовища, давно превратилось в черное, от него пахло кровью и вековой пылью, хранящейся в потайных коридорах замка. Чихать было нельзя, топать и шуметь тоже. Крон боялся, что их услышат духи-стражники, обитающие в соседних комнатах, поэтому велел ступать тише. Ему было легко говорить – сам он висел на шее Ламии, но девушка старалась, так как знакомиться с призраками, охраняющими замок, у нее не было никакого желания.

Кстати, в самом замке ничего не изменилось. В некоторых коридорах были слышны звуки праздника, и Ламия поняла, что провела в библиотеке не больше часа. Люди танцевали, веселились и пировали, не подозревая о трагедии, которая случилась так близко, и которая могла затронуть каждого. На миг Ламия задумалась о временных парадоксах – например, если верить тому, что главный маг сгинул в землях Цертуссы, то зачем его друг приехал праздновать свадьбу в замок, где Крона не было? Но потом решила не ломать голову. Ей хватило того, что она увидела и услышала, чтобы думать над этим всю оставшуюся жизнь.

- Здесь дверь на кухню, - просипел ей на ухо Крон, обдав запахом старости и смерти из почти беззубого рта. – В буфете у винного погреба, в корзине для сыра, Сандра хранит запасную связку ключей. Нам она нужна. Мы выйдем к решетке у нижнего рва, без ключа ее не открыть. Я подожду здесь. Это самое легкое из того, что тебе предстоит сделать, поторопись.

Ламия хотела было огрызнуться, так как уже оправилась от первоначального шока и еще не определилась со своей ролью в задумке Крона, но, взглянув в красные,  воспаленные глаза деда, молча привалила его к стене и выскользнула в залитую светом кухню.

Привычно ярко горели очаги, булькала похлебка в котлах, дышало в кадках тесто, сводили с ума запахи томящегося на вертеле мяса и пекущегося хлеба. Суетились люди – кто-то еще обслуживал пир, но большая часть кухни уже занялась приготовлением завтрака, а значит, время перевалило за полночь. Потайная дверь открылась в шкаф с метелками и тряпками, и Ламия, обрадовавшись находке, вооружилась шваброй для прикрытия. Ей повезло дважды, потому что у стула рядом со шкафом кто-то забыл накидку, под которой она спрятала испачканное платье.

На третий раз везение закончилось. У нужного шкафа стояла Хозяйка с поваром Тотусом, у которого еще недавно работала Ламия. Из их разговора стало понятно, что заклинания Крона работали. Сандра вздыхала о временах, когда Крон еще жил в замке, а не разъезжал по землям Цертуссы, и сетовала на то, что аппетиты королевского казначея, который взял замок в аренду на время отсутствия главного мага, надо как-то умерить, потому что пир каждую неделю это чересчур, а винный погреб не бездонный. Итак, смысл не менялся, менялось содержание.

- Ты кто такая? – окрик заставил ее замереть без движения в двух шагах от заветного шкафа. Ламия обернулась для того, чтобы уставиться в страшное безносое лицо Сандры и убедиться в том, что ее не узнают. Крон был прав и на ее счет тоже. Будь прокляты все маги Альцирона!

Ламия вздохнула и поискала глазами помощи. Ее не было. Даже проходящая мимо Мира, ее напарница по мытью посуды, взглянула на нее, как на чужачку. Значит, так оно и было.

- Я из деревни, - промямлила она, понурив голову. – Приехала в обозе с мясом, на колдунов посмотреть.

Сандра окинула взглядом ее запачканную бурыми пятнами одежду и фыркнула.

- Еще одна на мою голову. И как только привратники вас пропускают. Завтра обязательно с Гаретом поговорю. Ну что, посмотрела на колдунов? Дура, ты что думаешь, они по кухне у меня толпами ходят?

- Простите меня, - пропищала Ламия, а сама с трудом перевела дух от облегчения.

Многие девчонки из деревни пытались проникнуть в замок, чтобы взглянуть на магов. У кого-то это даже получалось. Сама Ламия была слишком большой трусихой для подобных приключений, но опыт подружки, рассказавшей ей про такую забаву, похоже, помог. Она чувствовала – угроза миновала.

- Сиди здесь и ничего не трогай, - распорядилась Сандра. – Сейчас найду Гарета, он тебя обратно отвезет с еще одной любопытной. По-хорошему вас бы начальству сдать, но возни же.

Хозяйка махнула рукой, указав на стул рядом с заветным буфетом, и убедившись, что Ламия послушно села, скрылась в другой части кухни.

Когда девушка вернулась к Крону, старик выглядел совсем плохо – с трудом дышал и не смог подняться на ноги с первого раза.

- Заклинание… быстрее… идет, чем я думал, - еле выговорил он. – Пока не найдем кости, я буду дряхлеть с каждым часом.

Ламия не хотела слушать ни о каких костях, поэтому рывком подняла Крона, почти взвалив его себе на плечи, и побрела на негнущихся ногах, надеясь, что у любого кошмара наяву есть конец, в том числе, и у этого.

Когда они выбрались из замка, силы у обоих были на исходе. Ламия свалила Крона на мокрую гальку и плюхнулась рядом сама, молча разглядывая лодки и узкий деревянный причал, уходящий далеко в темные воды Маро Озера. Места она не узнавала, но огни вдали показались знакомыми. Обернувшись, Ламия увидела громаду Северной Башни, нависшей над ними тяжелыми каменными боками, и поняла, что огни впереди были светом ее деревни – Яникова Светоча. Вспомнились глаза Хозяйки, и Ламии стало совсем плохо. Вдруг Крон был прав во всем, и дома ее теперь тоже не знают?

- Лодка, - прохрипел старик. – Скорее, стражи могут нас заметить.

Ламия взглянула на ряд качающихся на воде лодок, потом на дряхлого деда у своих ног и поняла еще одну неприятную вещь. Грести придется ей.

В ее родной деревне верили, что выходить ночью на лодке на Маро Озеро –самоубийство, ведь в темных водах обитает подводный золотой дракон, который охотится как раз по ночам. Драконьи полеты Крона немного уменьшили суеверный страх Ламии, убедив ее, что, скорее всего, тот самый золотой ящер сейчас дремал в теле дряхлого старика, скорчившегося на носу лодки. С другой стороны, мало ли сколько драконов водилось в озере, поэтому каждый раз, когда весло неосторожно задевало темную воду, издавая громкий плеск, Ламия невольно задерживала дыхание.

Грести оказалось не так уж и тяжело, а возможно, у нее открылось второе дыхание. Перед тем как заснуть, Крон указал направление – плыть к горе с раздвоенной вершиной, к городу Хартум.

- Карта показывает туда, - прохрипел старик. – Надеюсь, первый шаг заклинания пройдет быстрее, чем меня парализует от древности.

Ламия послушалась, про себя бездумно пожелав Крону скорее сдохнуть. Однако сейчас, глядя, как проплывают мимо знакомые огни деревенской церкви, где всегда зажигали свечи в безлунные ночи, она поняла, что ей нужно сделать на самом деле.

- Нет! – пальцы старика вцепились в ее руку, но сила Крона была мимолетней, и он тут же грузно осел на прежнее место. – Надо в Хартум! Что ты делаешь?

Ламия промолчала, но на всякий случай пересела лицом к деду, чтобы видеть, если он нападет еще раз. Былой страх перед главным магом Альцирона исчезал по мере того, как до нее все яснее доходила ситуация, в которую она вляпалась. И место умершего страха занимала крепкая злость, которая вытесняла не только испуг, но и здравый смысл.

- Не надо, Ламия, пожалуйста, - прохрипел Крон, цепляясь за ее юбку.

- Мы плывем в Яников Светоч, - отрезала Ламия, наслаждаясь унижением мага. Глубоко внутри она чувствовала себя последней скотиной, но ничего не могла поделать с чувством обиды, которая вдруг гордо расправила плечи и принялась громко перечислять провинности Крона, начиная с ее падения с Северной Башни и заканчивая заклятием забвения.

- Но ты моя…

- Я тебе никто, - прервала его Ламия, и порывшись в недрах плаща, извлекла увесистый мешок с монетами. – Вот, держи, - она положила деньги рядом с сапогом Крона, который чудом не спадал с костлявой ноги. – Нашла в буфете рядом с ключами. Думаю, они принадлежали Сандре, но вы с ней потом разберетесь. Поражаюсь, как можно хранить деньги в буфете, но, наверное, у вас на кухне никто не ворует. Или точнее – не воровал раньше. Впрочем, я не об этом. Там около ста монет, это огромная сумма для любого деревенского парня. У нас много смышлёных и крепких мальчишек. На эти деньги можешь нанять любого. Он тебя будет на руках носить и пылинки с тебя сдувать, пока ты будешь искать свои кости, кровь и души. Я не хочу иметь к этому никакого отношения.

- Но ты уже… Как ты не понимаешь? Нельзя исправить, - старик закашлялся, но вдруг собрался с силами и даже выпрямился, вцепившись в борта лодки. – Ты ведь работала на меня в замке? Это тоже работа. Я хорошо заплачу. Ты даже представить себе не можешь, сколько у меня денег. Не только твоя семья, но и твоя деревня, все, кто тебе дорог, смогут разбогатеть, когда я разберусь с Кормаком.

Ламия на него не смотрела – не хотела видеть, как по стариковскому лицу текут слезы бессилия. Очевидно, поднявшийся ветер выбил их из старых глаз, оставив незаметными для гордого Крона. Хотя, чем дальше они отплывали от замка, тем правдивее казалась мысль, что настоящий Крон все-таки умер там в библиотеке, а развалина в ее лодке – лишь подобие, слабая тень великого мага.

- Вот именно, - хмыкнула она, - когда разберешься. А если этого не случится? Ты сам сказал, ни один маг раньше это заклинание не пробовал. Где гарантия, что ты победишь? Может, в тебе говорит тщеславие?

Ламия и не заметила, когда перешла с главным магом Альцирона на «ты». Впрочем, сейчас это было не важно. Ее переполняла злость, крепнувшая по мере того, как усиливалась боль в поврежденном запястье. От усилий и гребли рана растревожилась и снова закровоточила.

- Тщеславие? – дед аж поперхнулся от возмущения. - Думаешь, за четыреста лет, что я прожил, меня еще волнуют такие желания? Нет, во мне говорит не тщеславие, а надежда.

- Если миру остался всего месяц, я предпочту его провести рядом со своей семьей, - упрямо произнесла Ламия.

- Тебя там не помнят. Нельзя остановить Забвение.

- Ты не имел права так со мной поступать!

- Я импровизировал, - попытался защититься Крон. – Что мне еще оставалось делать? Кормак ведь так доходчиво все объяснил. Ему нужен был сильный маг, чтобы открыть портал в ад. Даже деревенская девушка должна понять.

- Хватит мне тыкать моей деревней, - взорвалась Ламия, - да, я деревенская, и горжусь этим. А ты не понять какой. Зачем было меня в это впутывать? Ты ведь главный маг! Собери армию, дай отпор.

- Это не война, - тяжело вздохнул Крон. – Такому, как Кормак, нельзя дать отпор. Когда он появляется в твоем мире, ты уже проиграл. Ни одна армия магов не способна ему противостоять.

- Кроме Крона, который захотел стать богом, - ехидно добавила Ламия. – Нельзя стать богом. Это кощунство!

- Ты права, - неожиданно согласился Крон. – Нельзя. Это просто выражение, которое выбрал создатель заклинания. Все маги мечтают о могуществе бога, но оно у меня и так было. Когда мы завершим четыре шага, я обрету силу, которая позволит мне спрятать Альцирон от Крона. Всего на несколько столетий, но за это время мы придумаем что-нибудь еще.

- У тебя уже были сто лет, и ты не очень-то подготовился.

- Кормак явился раньше. Я… растерялся, просто не знал, что делать, - Крон повис на борту лодки и, свесив руку, задумчиво чертил пальцами по воде. Ламии захотелось, чтобы какая-нибудь подводная рыба, сцапала старика за руку, таким образом избавив ее от необходимости думать, что делать дальше. Но, видимо, с Кроном никто не хотел связываться даже в таком его беспомощном состоянии.

- «Четыре Шага к Богу» - об этом заклинании все маги мечтают, - вздохнул старик, - но слишком многим нужно пожертвовать, чтобы преуспеть, это отпугивает. Риск велик, шансы на победу ничтожны, а условия для первого шага – невероятно сложны. Во-первых, нужно быть при смерти. Во-вторых, добровольно обречь себя на забвение, и это не просто отказ от памяти. Это отказ от всего, что делало тебя прежним человеком: от власти, денег, статуса, и самое главное – от магических способностей. В-третьих, нужно иметь помощника, заклинание называет его Ангелом. К помощнику нет требований за исключением одного: этот человек должен быть связан с тобой эмоционально. Крепко связан. После первого пришествия Кормака я долго думал о том, как собрать все эти условия вместе, но там, в библиотеке, они сложились идеально. Кормак почти убил меня, а на заклинания безвременья и забвения ушли все мои силы. Если оставить все как есть, я вряд ли умру в ближайшие полвека, но магические способности ко мне уже не вернутся. Кормак знал, что делал. И последнее. Если бы остался в живых Крист, я бы сделал помощником его. Он достаточно меня ненавидел, чтобы закрепить эмоциональную связь между нами. Но Крист погиб, и только благодаря ему мы сейчас живы. Да, в зале веселились и пировали с десяток сильнейших магов, каждый из которых был бы в тысячу раз лучше деревенской девушки-посудомойки. Но у меня не было сил и времени связаться хотя бы с одним из них. Когда приходит Кормак… это все равно что, когда к тебе приходит смерть. Вроде бы ты к ней готов, но она все равно придет неожиданно. Поэтому оставалась лишь ты. Когда я укусил тебя, твоя кровь подарила мне силы, чтобы завершить первый шаг, а еще она помогла мне понять, что ты в меня влюблена. И злишься за то, что я не помог тебе на Северной Башне, позволив это сделать Кристу. И да - за штраф тоже. Этих эмоций было достаточно для присвоения тебе статуса Ангела. К тому же, ты так похожа на ангела, Ламия. Помоги, я прошу не для себя. Для Альцирона.

- Тебе наплевать на Альцирон, ты себя спасаешь, - вне себя от ярости заявила Ламия. Слова о том, что она в него влюблена, неприятно резанули слух, но возражать - значит, оправдываться. Поэтому лучше проигнорировать.

- Альцирон – это и твой дом. Дом твоей семьи, твоих любимых...

- Не надо давить, - перебила его Ламия. - Знаешь, я немаленькая, и конец света уже несколько раз переживала. Самый последний - в прошлом году, когда пришлый колдун из Хартума напророчил, что летом на нас упадет большая звезда с неба и всех раздавит. Лето прошло, в августе особенно красиво падали звезды, но ни одна из них до нас не долетела.  

Крон закашлялся, и Ламия заметила, что его сильно трясет, но злость на мага по-прежнему владела всеми ее чувствами.

- Чего ты хочешь? - откашлявшись, просипел старик. - Ты ведь не собиралась всю жизнь мыть посуду в замке? У тебя есть заветная мечта? Возможно, ты еще не поняла, но я могу стать исполнителем любых желаний, даже самых невероятных.

- Мне от тебя ничего не надо, - отрезала девушка и спрыгнула в воду, чтобы подтянуть лодку к берегу. Весна в этом году была затяжной, и вода еще не нагрелась. Ноги обожгло холодом, и Ламия шумно втянула в воздух, не расслышав последние слова мага.

- Я женюсь на тебе, - заявил Крон с таким видом, словно принял тяжелое решение. - Все деревенские девушки мечтают выйти замуж за колдуна. Ты же станешь женой первого мага Альцирона. Не сопротивляйся чувствам. Знаю, ты любишь меня. Я тоже смогу полюбить тебя после того, как ты мне поможешь.

Ламия уставилась на старика, который предлагал ей руку и сердце с таким видом, словно делал одолжение. К счастью, придумывать ответ не пришлось, так как лодка уткнулась носом в прибрежную гальку, и девушке пришлось изрядно потрудиться, чтобы вытащить ее на берег. Когда она закончила, мир стал слегка двоиться в глазах, и Ламия ухватилась за корму, чтобы не упасть. Больше всего на свете ей хотелось спать, но она знала, что если закроет глаза, откроет их уже не скоро. Если вообще откроет.

- Деньги у тебя есть, - сказала она в ответ на полный укора взгляд Крона. - Прощай, маг.

Покидая берег, Ламия не обернулась. Сзади раздавался плеск воды, шорох гальки и стоны ветра, но не слышалось ни шарканье слабых ног, ни стариковское кряхтение. Крон упрямо оставался в лодке. «Ну, и дьявол с тобой», - выругалась про себя Ламия, запоздало подумав, что дьявола следовало заменить на Кормака.

В отцовской избе еще горел свет, который за секунды растопил всю злость и усталость Ламии. Дом был всегда. И когда она упала с утеса в Маро Озеро, сильно повредив шею; и когда ее подрал волк во время сбора хвороста две зимы назад; и когда ее бросил башмачник, а все подружки потешались над ее невезучестью. Он был рядом в самые трудные минуты ее жизни. Не должен был исчезнуть и сейчас.

Дверь открыла мать, и Ламия едва сдержалась, чтобы не повиснуть у нее на шее. Так хотелось привычно уткнуться в мягкий материнский платок, вдохнуть запах родных волос, немного дать волю слезам, а потом рассмеяться от того, что все позади.

- Ты кто? - спросила женщина, и Ламия, наклонившаяся было вперед, застыла, словно ее заморозили. Так они и простояли, почти минуту молча разглядывая друг друга: девушка в грязном мокром платье и пожилая крестьянка, все еще сохранявшая следы былой красоты.

- Я... Ламия, - с трудом вымолвила Ламия и принялась отчаянно тереть щеки, решив, что мать не узнала дочь из-за грязи, осевшей на нее в тайных коридорах замка.

- Джан, - окликнула мать отца и перевела на Ламию встревоженный взгляд. - Подойди сюда. Тут девушка. Хочет чего-то, да я не пойму. Милая, что с тобой случилось? Ты откуда?

- Немая, что ли? - буркнул отец, оттесняя мать от двери. - Ты иди, я сам разберусь. Если денег хочешь, у нас нет, - хмуро заявил он Ламии. - Ты в церковь лучше ступай, там и накормят, и на ночь приютят. Давай, топай отсюда, нечего добрых женщин таким видом пугать.

И дверь захлопнулась, забрав вместе с собой полоску света и последнюю надежду. Какое-то время Ламия еще стояла на крыльце, не веря в то, что случилось, но тут из-за двери послышался голос Риналя, соседского мальчишки, который забегал полакомиться матушкиным пирогом по средам. Риналь всегда говорил громко и четко, поэтому Ламия без труда услышала его слова о том, что девица - ведьма, и надо бы ее поймать раньше, чем она наделает пакостей.

Так быстро Ламия никогда не бегала. Впрочем, помогли соседи. То ли они подслушали разговор, то ли им хватило ее оборванного вида, но, когда она услышала, как спускают с цепи Клыка, то припустила так, что забыла и про усталость, и про болезнь, и про обиду на весь мир. Если ее не узнали родные, то что стоило ждать от самой злобной псины в деревне?

Ноги сами принесли ее к берегу и лодке, на борту которой скорчился Крон, обдуваемый ночными ветрами. Старик дрожал так, что с трудом произнес:

- Ну что, пойдешь за меня замуж?

Лучше бы у него отказал язык, но, похоже, это последнее, что случится с главным магом Альцирона.

- Будет достаточно, если ты вернешь мне мою жизнь, - устало сказала Ламия, забираясь в лодку. - Только у меня условие: тебя в ней не будет.

Крон с усилием поднял руку и накрыл ее ладонь.

- Договорились. Когда я стану богом, думаю, мы сможем обойтись друг без друга.

Ламия кивнула и скорчилась на дне лодки, буркнув Крону, что ей надо поспать, а в Хартум они отплывут с утра. Дед недовольно закряхтел, но настаивать не стал. Съежился на носу и закрыл глаза, став совсем похожим на мертвого.

Ламия же еще долго не могла уснуть. Ворочалась, кутаясь в собственные объятия, тщетно пряталась от холода, думала о том, что неплохо было бы развести костер, и пыталась прогнать навязчивую мысль, от которой на душе становилось мерзко, а во рту горько. Крон выбрал ее не потому, что она была избрана, или обладала уникальными способностями, или потому что оказалась лучшей. Ее выбрали от безысходности. Потому что больше никого рядом не было.