1W

Порох и Корица

в выпуске 2014/07/17
24 марта 2014 -
article1610.jpg

    Я растёр порох на ладони и понюхал. Корица. Это следы Юлии. Она всегда пахла ею. Но времена Юлии прошли, началась эпоха Кузи. Длинноволосой и пугливой. Ссыпав порох в банку из-под манной крупы, я забрался глубже в рукава тулупа.

   Дрезина постукивала на стыках. Ёлки приседали и проваливались в сугробах. Темнело и декабрь стыло скрипел под лапами Серого, бежавшего по нашему следу. Наш след пах корицей. Это всё из-за Юлии. А Серый не любил корицу. Мне кажется, или я должен благодарить за что-то Юлию?

   Но на дрезине жил Огонь, я и Кузя. И Серый, опустив нос, продолжал следовать за нами вместе с сумерками.

   Кузя, задумчиво прикрыв глаза, думала о званом ужине, затеянном ею. Но у нас ничего не было, кроме Огня, следов корицы от Юлии, а ими Кузя не хотела пользоваться принципиально.

   — Если бы ты остался ещё хоть немного в городе, — проговорила Кузя, вытягивая длинные ноги в валенках к Огню, — мы могли бы купить чего-нибудь.

   — Чтобы чего-нибудь купить, нужно чего-нибудь продать, как говорил один мой знакомый, — я размахнулся и закинул лассо, в кустах, возле дороги мелькнул рыжий бок лисицы. Но промахнулся. — Никогда не говори мне под руку. Ужин пошёл спать в свою нору.

   — Хоть под ногу. Я не ем мясо. Гринпис против.

   — Ты всегда была очень послушна.

   — Это плохо?

   — Это скучно. Что будет сегодня на ужин?

   — Устрицы по-японски. Ты наловил устриц?

   — За поворотом будет небольшой заливчик. Там, на отмели, я разденусь, пройду, увязая в белом песке по щиколотку. И насобираю устриц. Можешь присоединиться.

   — Но у меня много дел на кухне. Да! И захвати тобико. Мне нужно будет немного икры.

   — Хорошо.

   Я поцеловал её. Она улыбнулась.

   — Я пока приготовлю васаби.

   Её тонкие руки принялись колдовать над котелком, нарисованным на коробке от плазмы.

   — Кого ты пригласила на ужин? — спросил я, разгоняя дрезину, которая стала останавливаться, дорога шла в гору.

   — Макса Черепаху с семьёй и Чёрного Кота с Брусникой.

   Семья Черепахи состояла из хромого пса по кличке Бродяга и черепахи, которую Макс носил за пазухой. А Брусника… Кузя так звала свою школьную подругу. Брусника любила ходить в длинных платьях и босиком, носила на голове ободок из цветной проволоки и большого зелёного камня. Помнится, она отдала за него всё, что у неё было — комнату в коммуналке. Это ничего. Я отдал две комнаты с подселением за дрезину. А Макс забыл, где у него дом вообще. Кот любил свой дом, но никому не говорил, где он. "Когда-нибудь я вас всех приглашу туда, а пока… пока у меня не прибрано. Ставил камин прошлым летом в гостиной. Знаете, как это бывает… ну вот, примерно так и у меня. А что, Брусника, выходи за меня замуж..." Кот, с хвостом длинных волос и папкой рисунков под мышкой, которую таскал везде с собой, открывал свой альбом и смеялся: "Ты будешь королевой Белых? Или Чёрных? Ты любишь ходить первой, Брусника, или тебе всё равно?" "Я люблю ходить босиком". Брусника кривила губы. "Не люблю зиму". На ногах её были чужие угги, а на голове — чалма из шарфа Кота.

   — Для этих достойных людей у меня будет к устрицам графинчик саке.

   — Макс обещал приготовить хигаси, похожие на снег. Мне лишь нужно будет немного бобовой муки и сахара.

   — Помнится, в прошлый раз он пожелал приготовить оленину на вертеле, — хмыкнул я.

   — Гринпис его наказал, — поджала губы язвительно Кузя.

   — Ты забыла, это был Бродяга. Это он тогда стащил вертел вместе с зайцем, которого Макс назвал оленем.

   — Так ему и надо, — слабо выраженный злобный выпад нисколько не портил Кузю.

   Она не злилась никогда по-настоящему. Я подумал, что мне не понятно, кому так и надо. Максу, Бродяге, который обжёгся и отказался есть оленину, или зайцу. А Кузя ушла в дом.

   Этот дом на колёсах я построил почти сразу, как только купил дрезину и оказался за городом. Боязнь высоких нот, нелюбовь к скрипке и ненависть к слову "должен" мешала мне заняться этим прежде.

   Оказавшись за городом, я сначала оглох. Потом онемел. Потом потерял боязнь и расстался с ненавистью. Я гнал дрезину вперёд и вперёд. Старая колымага стучала на стыках заброшенной узкоколейки. И этот монотонный звук сливался с шагами дождя, идущего тихо рядом. Скоро дождь смешался с жёлтой листвой и опал снегом. Я подумал, что он мне что-то хотел сказать, этот дождь, что я стал стар и должен обзавестись домом, я хотел даже разозлиться на него… А утром выпал снег.

   — Проходи, Макс. Как поживает крошка Мими? О, у Бродяги появилась подружка!

   Макс забросил пса и взобрался на дрезину, придерживая за пазухой Мими.

   — Еле успел, — Макс довольный развалился в старом продавленном кресле и укрылся пледом, — знал, что сегодня ты должен проезжать здесь ровно в семь часов… Да! Мими нужна капуста. Кузя, у тебя есть капуста?

   — Как я рада тебя видеть, Макс. У нас есть устрицы по-японски и хигаси, а капусты нет, — грустно покачала головой Кузя.

   — Это ничего, — важно ответил Макс, — Мими, ты вполне могла бы уйти в спячку и подождать ужина там. Там сухо и тепло. Всегда есть ужин и крыша над головой.

   — Да, а потом просыпаешься и думаешь, что бы это значило, — хмыкнула Кузя, — здесь же, Мими, можно ни о чём не думать. Потому что ничто ничего не значит.

   Дрезину сильно качнуло. Чёрный Кот с Брусникой забросили баул, промелькнули их улыбающиеся лица и остались позади. Я стал притормаживать. Этого хватило, чтобы Кот втолкнул Бруснику на дрезину и запрыгнул сам.

   Брусника забралась в старое плетёное кресло с ногами. Пёс Макса ловил наши тени, потом свой хвост, потом свою подружку, потом опять наши тени, пьющие за наше здоровье.

   Огонь радостно плясал на лицах моих друзей. Они держали рюмки с устрицами и икрой летучей рыбы.

   На Кузе было кимоно из моего старого тулупа и деревянные сабо поверх валенок. Она вскинула руку со скрипкой и взмахнула смычком. Длинный пронзительный звук разрезал небо надвое. Потом натрое. Ещё, и ещё… Взошла луна. И Серый, подняв матёрую голову к небу, завыл. Он сидел на шпалах и прощался со мной до утра.

   — Это прямо какой-то ажиотаж, — сказала Брусника, глядя в небо, собирая глазами звёзды и потягивая тоненькую папироску.

   — Нет, это высокие ноты, — сказал Макс и закурил, — вы не слышали, как Бродяга обрушивает на меня их, когда хочет жрать. А когда Мими хочет покушать, она делает вот так...

   Макс сидел, завернувшись в плед, и выглядывал теперь из него, как его Мими из панциря. Он покрутил головой, вытащил руку и поскрёб себя по шее.

   — Кузенька, — вдруг сказал Макс, хлопнув себя по лбу, — я же тебе принёс хигаси.

   И протянул ладонь. На ней лежали три маленьких белых шарика. Как снег.

   — Говорю же вам, это — ажиотаж, — сказала Брусника и взяла три хигаси, — а вы всё про еду...

   Она встала и начала танцевать. Сложила руки, помахала веером, просеменила вправо. Влево. Съела хигаси. Опять помахала веером. Ей казалось, что она гейша. С хигаси в руке и веером. Она семенила вдоль края дрезины. Ветер железных дорог развевал полы её стёганого кимоно. Веер разворачивался и сворачивался. Разворачивался и сворачивался. Брусника закрыла глаза.

   Лицо спящего Будды плыло перед нами над веером. Кузя резала смычком небо на куски.

   Сколько раз говорила мне Кузя, что пятая доска с краю выпирает. То, что доска по-прежнему выпирала на том же самом месте, я понял, когда лицо Будды накренилось. И медленно упало. Бродяга с подружкой психанули и принялись искать выход с дрезины, где становилось опасно.

   — Ты бы не упала, Брусника, — расхохоталась Кузя, — если бы съела одну хигаси.

   — Лучше бы я вместе с Мими ушла в спячку, — ворчала Брусника.

   Она теперь была не одна, с ней был Синяк.

   — Давайте все, все уйдём в спячку, — придерживая Мими за пазухой, ворковал Бруснике на ухо Макс.

   "А зря мы забыли про Кота", — подумал вдруг я.

   Кот не любил одиночества. Это я вспомнил, когда над головой раздался грохот.

   Банка с порохом, набитая углями, взлетела в воздух и взорвалась.

   Бродяга с подружкой нашли выход с дрезины и исчезли в лесу.

   Крышка от банки прилетела в глаз Бруснике. Кот шептал ей что-то ласковое на ухо.

   — Ненавижу корицу, — проговорила Кузя.

   Макс хихикал, как идиот. Потому что смеяться он уже больше не мог.

   Я виновато пожал плечами. Но, глядя на счастливые лица друзей, понимал, что вечер удался. И только подгонял и подгонял дрезину. Мы шли под гору. Колёса постукивали на стыках. Банка из-под манной крупы догорала в овраге...

Похожие статьи:

РассказыО любопытстве, кофе и других незыблемых вещах

РассказыКультурный обмен (из серии "Маэстро Кровинеев")

РассказыЛизетта

РассказыКак открыть звезду?

РассказыНезначительные детали

Рейтинг: +2 Голосов: 4 1287 просмотров
Нравится
Комментарии (4)
Константин Чихунов # 29 марта 2014 в 22:43 +3
Очень красиво написано, Татьяна!
Подкупает доверительностью чувств и домашним уютом.
0 # 30 марта 2014 в 06:38 +4
Спасибо, Костя! Рада, что тебе понравилось smile
Шуршалка # 17 июля 2014 в 11:34 +2
Небанально, красиво.
0 # 17 июля 2014 в 20:32 +2
Спасибо за отклик! Рада, что понравилось smile
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев