Я потерял свой кейс.
Нет, я его, конечно, и раньше терял. И не раз. И не два. И не десять. Бывает так, зазеваешься в толпе, закрутишься, засмотришься на что-нибудь, а где кейс, а нету. И начинается – ау-у, люди добрые, кейс мой не видели? Потом в полицию кинешься, потом еще куда, кейс потерял, ну черный такой, да какая там, к черту, натуральная кожа, искусственная, потертая, жизнью убитая…
То есть, я его, конечно, и раньше терял. Но то как-то не насовсем терял, были еще шансы найти. А вот теперь так потерял, что дальше некуда.
Главное, как дело-то было… вышел я из вагона, еще думаю, вот хорошо, вовремя успел, потом хвать – а кейса нет.
А без кейса куда идти, я и не знаю.
Кинулся за поездом, да разве за ним угонишься… главное, даже если бы угнался, ничего бы мне это не дало. Совсем ничего. Потому что не помню я, хоть убей, не помню, в вагон я с кейсом заходил или без.
Стою, жду. Затравленно оглядываюсь по сторонам, может, вспомнит про меня мой кейс, может, заберет меня.
Оглядываюсь, смотрю на вереницы сумок, пакетов, чемоданов, портфелей, ранцев, авосек, клатчей, баулов, и иже с ними. Ищу знакомое лицо своего кейса, не нахожу. Кто-то отгоняет меня, какая-то необъятная сумища меня отпинывает, пшел, пшел…
Жду. Хочется кричать, кричать во все горло. Давненько такого не было. Никогда такого не было. Как-то сразу с детства усвоил, — от сумки от своей отходить нельзя. Неважно, что у тебя там, портфель школьный, кейс, рюкзак, да хоть пакет из супермаркета – иди, куда он тебя ведет, ни на шаг не отступай.
А тут на тебе.
Чувствую себя покинутым. Потерянным. Сколько себя помню, вертелся, как белка в колесе, дом-работа-работа-дом, полседьмого подъем, бегом-бегом в метро, бегом-бегом в офис, извините, опоздал, тэ-экс, что у нас тут сегодня… а кейс уже тащит на какие-то переговоры, туда, сюда, в середине дня дай бог вспомнит, что человеку поесть надобно…
Жду. Может, он меня уже ищет. Да не может быть, а ищет, как это обычно развешивают фотографии на стенах, потерялся человек, рост метр семьдесят восемь, телосложение астеничное, кожа светлая, шерсть на голове темная, глаза голубые, прикус неправильный. Может, кто и увидит меня, может, кто и позвонит, але-але, тут этот ваш сидит… на перроне… прикус неправильный, рост выше среднего…
— Тц-тц-тц-на-на-на, — необъятная хозяйственная сумка останавливается передо мной, протягивает кусок колбасы. Вспоминаю, что голоден. Почтительно кланяюсь. Уже подумываю, а не пойти ли за сумкой, а что, плохо, что ли, ходишь себе по супермаркетам, там колбасой пахнет…
Увязываюсь за сумкой, получаю легкий пинок, пшел, пшел вон…
Жду.
Он не может не прийти.
Просто… не может.
Нет, всякое, конечно, было, бывало, орал на меня, да что за идиотище, да наказание мне с ним, вот найду себе кого потолковее… Ну это же он так, в сердцах… все они так на нашего брата, на человека орут…
Жду.
Сегодня приходили два следовательских портфеля, конечно, со своими людьми. Смотрели на меня. Говорили о чем-то. Недовольно качали головами.
Я что думаю, а вдруг с кейсом моим что-то случилось. Нет, конечно, сумки долго живут, а мало ли. Может, пожар какой. Или авария. Или еще что.
Хочется выть.
— На-на-на, — два школьных ранца останавливаются передо мной, протягивают какие-то шоколадные батончики. Вежливо улыбаюсь, протягиваю руку. Из батончика выскакивает пластмассовый паук, прыгает мне на руку.
Вот, блин…
Жду.
Я уже чувствую, с моим кейсом что-то случилось. Что-то. Прикидываю, что дальше делают с людьми, которые остались без сумок. Это теперь надо идти в полицию, составлять какие-то протоколы, потом…
Что потом…
Суп с котом…
Наугад кидаюсь за какими-то сумками, получаю крепкие пинки. Увязываюсь за кем-нибудь, неважно, за кем, мало ли, может, кому-то нужен еще один человек, а вдруг…
— Ну чего ты? Айда со мной.
Еще не верю, что это мне. Смотрю на дорожный чемодан, обклеенный какой-то таможенной чертовщиной. Иду за ним, осторожно, чуть-чуть на расстоянии, мало ли что у него на уме…
— Пошли-пошли… некогда мне… — чемодан нетерпеливо оборачивается, — ты идешь, блин, или нет?
Иду. Спешу. Из метро выскакиваю за ним в какую-то газельку, чемодан просит меня передать за проезд. Вспоминаю, что голоден. Прошу у чемодана чего-нибудь перекусить, он любезно сует мне парочку хлебцев, а у него еще курица гриль припрятана, вау…
Хочу спросить, куда мы едем. Не спрашиваю. Мало ли. Пытаюсь представить себе, где живет этот чемодан, какая у него квартира. Где работает. Куда я буду носить его каждое утро, и откуда буду носить его домой каждый вечер.
На душе становится как-то мерзехонько, опять начнется, дом-работа-дом-работа-дом-работа… только сейчас понимаю, как отдохнул за эти дни, когда был предоставлен сам себе.
Только сейчас…
Проклевывается шальная мыслишка, потихоньку выскочить из газельки, драпануть куда подальше, неважно, куда. А что, говорят, живут где-то в лесах такие вот, которые от сумок сбежали… говорят… говорят, что кур доят. Может, где-то люди и уходят в леса, только не в России, тут на тридцатиградусном морозе не очень-то поживешь…
Чемодан ведет меня. Через терминалы. Через таможни. В автобус. И дальше по трапу…
И дальше по трапу…
Черт…
От волнения долго не могу найти место, указанное в билете, стюардесса любезно подталкивает меня, да вот же, да что вы как в первый раз… ага, в первый… приятного вам полета… и вам того же… да какое там, нам-то самая работа начинается…
Хочу спросить, куда мы летим. Не спрашиваю, чтобы не показаться совсем уж идиотом.
Чемодан подсказывает мне.
Вот черт.
Осторожно спрашиваю, а Сидней, это где? А это далеко. А вы давно по свету ездите? А-а, работа у вас такая… а я что должен делать? А-а, корреспондент...
— Уважаемые пассажиры, просьба пристегнуть ремни…
Кто-то врывается в самолет, стюардессы снуют по салону. Люди-граждане, человека не видели, худой такой, высокий, глаза голубые, шерсть темная…
Екает сердце.
Вижу свой кейс.
Прячу лицо в ладонях, делаю вид, что сплю. Кейс проходит мимо, до конца салона, идет назад…
Господи, пронеси…
2013 г.
Даже редактор его так, переиначив, назвал.
