Джентльмен из могилы
Часть 2.Поцелуй скелета (Skull Smile)
Я задумчиво поправил шляпу.
Фетровую, порядком изношенную – истрёпанную временем. Холодный ветер завывал между плит. Я бы мёрз, если бы мог. Но это было, увы, невозможно. Ветер дул, тоскливо, тягостно трубя, словно в горлышке бутылки. Холодные, поросшие лишайником скалы зажимали его, стискивали – а он, холодный и злобный, прорывался между них, сердито срывая подушки мха.
Я взялся желтоватыми костяшками пальцев за края шляпы.
Её то и дело порывало снести. Трость лежала рядом со мной – я прислонил её к мшистому, буро-серому камню. Небо было серым, унылым. Весь пейзаж кругом навевал тоску. Иногда начинался серенький мелкий дождик, занавешивая туманным шлейфом горизонт. Мой фрак давным-давно промок, галстук-бабочка грустно опустила крылья. Вы не думайте, что, раз я скелет, то не считаю нужным следить за внешним видом. Мой костюм всегда в идеальном порядке, туфли начищены, а тросточка элегантна. Тем более меня удручает пребывание посреди этой заброшенной пустоши. Но делать нечего – я дал себе обещание.
Грустно отстукивая ритм фалангами пальцев по сероватому валуну, я тихонько напевал себе под нос:
Oh tonight you killed me with your smile
so beautiful and wild so beautiful
Oh tonight you killed me with your smile
so beautiful and wild so beautiful and wild...
Даже у скелетов бывает романтическое настроение, знаете ли.
Иногда мне бывает грустно – просто грустно. Ведь было время, когда я ещё мог почувствовать дуновение ветра, мог пригубить стаканчик виски, мог улыбаться. Йох-хохохо! Впрочем, теперь я всегда улыбаюсь... Ветер дует, сквозя между моими костями. Забирается между ребрами, развевает полы старомодного платья. Мои вкусы несколько устарели – но что поделать, я так привык одеваться. За то время, что я лежал в могиле и бродил по свету, многое изменилось. Девушки носят коротенькие маечки с «Микки Кэтти» из Дисней-сити, и юбочки, такие коротенькие, что можно без труда полюбоваться на их mutandini*.
* Трусики (итал.)
Эх, куда ушли те славные старые времена, когда девушки вообще не носили трусиков? Зато в моде были глубокие декольте, подкладки на бёдра и пышные юбки. Роскошные балы, где я легко скользил по паркету, трапезы и поединки, сияние тысячи свечей? Ароматы волшебных вин? Оливки на палочках? Ушли, канули в Ахеронт. Лишь воспоминания остались мне – терпкие, живые.
По горбатым камням вросшей в вереск дороги подъехал дилижанс. Я услышал его грохот за целую милю. Слух у меня отменный – хоть, ammazzalo!* – у меня и нет ушей. Двое франтоватых молодых господ выскочили из кабины, и с некоторым затруднением выволокли отчаянно отбивающуюся и извивающуюся девицу. В моей груди что-то защемило – ах, я сказал бы – «сердце», но у меня нет сердца. Она была очаровательна, как раз в моём вкусе. Из тех, что заставляет кровь бежать быстрее в жилах... Ох, о чём я только говорю. Откуда кровь у скелета? Впрочем, вам бы она, вполне возможно, и не пришлась по вкусу. Chi la vuole allesso e chi arrosto**
* Чёрт возьми (итал.)
** На вкус и цвет товарищей нет (итал.)
Я галантно приподнял шляпу.
— Позвольте поприветствовать юную леди.
Разбойники засмеялись, словно я сказал что-то смешное.
Какая невоспитанная молодёжь пошла в наше время! А ведь когда-то даже преступники были обходительны и преисполнены хороших манер. Они бросили девушку в пыль. Поскольку её руки были связаны за спиной, она уткнулась щекой прямо в вереск. Я поморщился. Разве так обходятся с дамами? Аккуратно приподнял её за плечо и поставил рядом с собой. С её губы стекала кровь – похоже, она и раньше сопротивлялась. Она ничего не сказала – впрочем, этому невинному желанию здорово мог помешать кляп, надёжно засунутый ей в рот и закреплённый липкой лентой. Меня она даже не удостоила взглядом. Не обратила внимания на элегантный, старомодный костюм, тонкую длинную рапиру на поясе, на вечную ухмылку гладкого, отполированного черепа. И этим вызвала мою искреннюю симпатию.
Вместо того чтобы смотреть на меня, она яростно взирала своих бывших мучителей. Её глаза грозно сверкали, а из заткнутого рта доносились какие-то невнятные звуки. Кажется, она даже не заметила моих костяшек, поддерживающих её за плечо. По её щеке тоже текла кровь – в падении она ободрала щёку о камень.
— Мы немного хотели попользоваться ей, пока везли в карете, — хохотнул один, полноватый, с вечно красными глазами. — Но она строптивая сучка, извивалась и брыкалась.
Только тут я обратил внимание, что одежда юной леди и правда была в беспорядке, а причина её бешеного взгляда стала мне понятна.
— Ну и Харон с ней! — сплюнул через зубы тощий. — Отведи её к Чифу, как и договаривались. Нам нужно алиби. Чары личины спадут у Мисски через 2 часа, она войдёт в Комнату зеркал и не выйдет. Нужно, чтобы нас видело как можно больше людей. За нами слишком дурная слава после того Дельца. Капрал Миурк так и ищет, как нас прижать за хвост.
Я вежливо склонил голову, сверкнув своей безупречной улыбкой. В последнее время я слежу за здоровьем своих зубов. Говорят, новые уже не отрастут.
Очень жаль.
Криминальные элементы сели в дилижанс и укатили. Ещё какое-то время слышался грохот колёс по камням. Дороги в Пустоши удивительно паршивые – обычное дело. Дороги и мафиози – вот две беды Фестралитэда.
Я посмотрел на свою пленницу.
Она была порядочно помята. Кровь на щеке стала уже сворачиваться, застывать, блестящей водянистой корочкой. Разбитые губы распухли, а под глазом наливался синяк. На ней была только маечка – такая, знаете, из вошедших в моду облегающих топиков, – обтягивающая два приятных подрагивающих холмика. Она упрямо рванулась, уходя от моей ладони, и по тому, как свободно всколыхнулась грудь под тканью, я понял, что под маечкой нет ничего. Никакого reggiseno. Кроме блузочки на ней ещё была коротенькая юбочка, не стесняющая движений. И кроссовки. С мигающими флуоресцентными подошвами.
Её волосы рассыпались по плечам белокурыми колечками, испачканными кровью и грязью, а глаза были синие-синие, как аквамарин. Я рывком отклеил ленту от её рта. Она засипела. Вытащил засунутый туда отрез ткани. Она тяжело, глубоко задышала, облизнула разбитые губы. Поморщилась. Руки её были скручены за спиной с такой силой, что плечи оказались заведены назад. Распутать узел было непросто. Тогда я просто разрезал его рапирой. Она молча села на вереск и заплакала. Потирая онемевшие руки. Размазывая кровь и слёзы по лицу. Я вежливо стоял рядом. Я мог так стоять хоть до самого захода солнца.
— Ну-ну, — сказал я. — Такой прекрасной леди не пристало плакать.
Ветер всё-таки сорвал мою шляпу. Ну и Тифон с ней. Она покатилась, прыгая. По камням. Она посмотрела на меня, словно пытаясь рассмотреть мою сущность. Я вежливо ухмыльнулся ей белоснежным рядом зубов. В последнее время я пользуюсь отличной зубной пастой.
— Отведёте меня к Чифу? — наконец спросила она.
— Да.
Её плечи поникли. Долгое время она молчала.
— Вас можно убить?
— Меня можно разломать на тысячу маленьких кусочков, — честно сказал я. — Но для этого меня нужно сначала поймать – я очень быстрый.
— Зачем вы меня развязали?
Я пожал плечами.
— Чтобы вам стало легче.
Она страшновато улыбнулась подпухающими фиолетовыми губами.
— Чтобы товар был в более товарном виде, когда доставите его мафиози? А что потом? Наркотики для подавления воли и сексуального возбуждения?
— У него неплохой вкус, — вежливо сказал я. — Вы мне тоже нравитесь.
Она хрипло рассмеялась. Сплюнула на дорогу.
Брусчатка окрасилась розовым.
— Вы бы тоже меня изнасиловали – да вот беда, никак? — ухмыльнулась она.
— Увы, — развёл руками я.
— А если я попытаюсь бежать?
Я присел на камень. Солнце медленно опускалось за холмами, окрашивая небо в кровавый цвет. Делая облака красными, словно расплываясь. Красные полосы, красные и фиолетовые, заполнили небо.
— Бегите. Жаль, что увижу Вас в последний раз.
Она уставилась на меня, не веря своим ушам.
— Что за чертовщина? Вы же только что сказали, что отведёте меня к мафиози!
Я задумчиво порылся во внутренних карманах, вытащил трубку и вставил её в зубы. Курить я не могу, ощущать запаха табака – тоже, но вид трубки в зубах мне нравится до сих пор. У меня их три – из тёмно-вишнёвого дерева.
— Только если вы сами захотите.
— Тартар и Преисподняя! — вырвалось у девушки. — Вы шутите или серьёзно? Вы бы сами хотели, чтобы вас изнасиловали, превратили в сексуальную рабыню, накачивали ежедневно наркотиками и афродизиаками, пока вы не загнётесь от передоза?
— О, а вы неплохо разбираетесь в этих делах.
Девушка фыркнула.
— Смотрю телевизор. К Церберу и Ехидне все ваши загадки! Я убегаю. И если вы...
— Вы пойдёте со мной к Чифу, — медленно и негромко сказал я, — Если не хотите, чтобы ваша сестра Элиза не оказалась в его кабинете второй. Она совсем юная, не так ли? Но у неё тоже красивое тело и золотые кудряшки. Сколько ей лет? Тринадцать?
Тиффи села на холодный мох и снова заплакала.
Страшно, беззвучно. Потом, наконец, встала.
Глаза были пустыми, словно стеклянными.
— Ладно, я пойду.
Я скорее увидел, чем услышал эти слова. Ветер гудел между скал.
— Тогда идём.
***
Всё-таки пошёл дождь.
Он хлынул так внезапно, что я даже не успел открыть зонтик. Он встроен в основание трости. Тугие струи ударили сверху, набирая силу и толщину. Майка пленницы моментально промокла и облепила её совершенные формы. Эх, где те времена, когда подобные вещи меня ещё волновали? Кареты и дилижансы. запряжённые демонами, проносились по улицам, разбрызгивая тучи воды. А потом дождь стал редким, мелким. Повис в воздухе, словно туманная завеса. Мелкая серая тоскливая морось. Капельки затекали мне внутрь черепа, через глазницы.
А потом он и вовсе прекратился.
Девушка шла механически, едва переставляя ноги. Как кукла. Глаза её были пустыми, она лишь изредка шевелила губами. Мокрые волосы облепили лицо, свалялись в колтун на спине. Она шла прямо по лужам.
Неоновые вывески превращали лужи в радугу. В драгоценные камни – в опалы, яхонты, смарагды. Она наступала на них – и от каждого шага у неё под ногами разбегались сполохи света.
Вот, наконец, мы дошли до окраин. Толкнули старую, скрипучую дверь – и оказались в старинном зале. Роскошь внутреннего убранства резко контрастировала с нарочитой бедностью снаружи. Два бесстрастных грифоносфинкса лишь проводили меня глазами. Девушка шла....
Мы поднялись на второй этаж. Я повернул ручку из бронзы. Дохнуло светом – и наверняка теплом – сияние свечей, масляных ламп и электрического освещения. Странная смесь. Чиф был большим оригиналом. Он сидел за столом и задумчиво тушил сигарету о своё запястье.
— А, вот и ты, костяшка.
Странная, какая-то скособоченная улыбка прорезала его лицо.
— Первое серьёзное дело, не так ли?
Он махнул рукой.
— Нет-нет, я помню, как ты помог нам разобраться с головорезами из Подворотни, – его улыбка была страшноватой. — Тогда весь Город отошёл под меня. Все западные кварталы.
Он потащил новую сигарету из портсигара.
— Не хочешь? Хаха… не хочешь.
Он положил ноги на стол.
— Скажи мне, Скул, а какие ты вообще получаешь удовольствия от жизни? Я знаю, ты не можешь есть, ощущать запахи, пить. Не можешь тискать девок... — он хохотнул. — Вернее можешь, но… А хочешь, я прикажу её выпороть у тебя на глазах? А? Может, такие удовольствия тебе по нутру? Нет?
Он смотрел куда-то на стену.
— Скажи мне, Скул – зачем ты работаешь на меня? Это задание было проверкой на гнильцу, ты привёл девчонку. Молодец. Но всё-таки, я не люблю, когда чего-то не понимаю. А я не понимаю. Рыжий Ястреб любит ломать пальцы. Толстый Боров обожает молоденьких девчонок. Салага после каждого дела нажирается до потери сознания. А ты, насколько я знаю, таскаешь с собой молитвенник, и каждую свободную минутку читаешь псалмы Соломона. Не понимаю я тебя.
Он перевёл взгляд на меня – взгляд холодных, цепких, неприятных глаз.
— Я живу. Потому что я хочу выполнять свои желания, Череп. Сегодня я захотел эту девчонку – и я получил её. Но, демоны меня забери, я не понимаю, чего хочешь ты. А когда я чего-то не понимаю, я начинаю нервничать, костяшка. Оставь в покое девку. Я вижу, ты её развязал, но это ей не поможет. Внизу сторожат грифоносфинксы. Они разорвут кого угодно в мгновение ока. Мой демон-хранитель, – он постучал по кольцу на безымянном пальце, – ждёт лишь приказа. В соседней комнате полных моих людей. Почти вся банда. Кроме Семёна и Рявки – их зацапали при налёте. Дураки прокололись. Туда им и дорога. Знаешь, мой демон может легко проходить через стены. Прежде чем они успеют рассказать что-нибудь коннетаблю, они умрут.
Мертвенно-бледная девушка села в кресло.
— О, сегодня мы славно развлечёмся, — растянул губы в улыбке Чиф. — Десять парней и одна девка. Интересно, переживёт ли эту ночь она? Как ты думаешь, груда костей?
Девушка сравнялась в цвете с моей полированной головой.
Мафиози наклонился вперёд и ухмыльнулся. Зубы у него были плохие, жёлто-чёрные. Не следит....
— Поучаствовать не можешь, так хоть посмотри, черепушка. Я приглашаю тебя.
Он задумчиво покрутил кольцо на пальце.
— Да, верно, ты прикончил тех мерзавцев с Алых улиц. Но они были такими же пропащими душами, как и мы. Знаешь, я в детстве слушал нянькины сказки. Так вот – там рассказывалось, про некоего скелета, странствующего по свету – и никак не желающего упокоится в могиле – ну прям как про тебя. Великодушного и благородного, защитника сирых и убогих. Точно как в рыцарском романе. И вот теперь я думаю – то ли сказки врут, то ли врёшь мне ты.
Пальцы сомкнулись на кольце, и он хмуро посмотрел на меня.
— Я думаю, ты хочешь прикончить меня. Я не понимаю лишь одного, — признался он. — На фига ты притащил эту девку сюда. Почему ты так долго ждал?
— О нет, — неожиданно мягко сказал я. — Кто я такой, чтобы вершить Божий суд? Я прикончил тех мерзавцев, но они попросту пытались прикончить меня. А мне моя груда костей пока что дорога. Я пришёл сюда не для того, чтобы убивать тебя, Джон. Я пришёл лишь для того, чтобы спеть пару псалмов Соломона. А то, что все ребята с тобой – это очень кстати, пусть и они послушают моё пение.
Церемонно поклонившись, я вытащил из сюртука крохотную зачитанную книжку со Святыми словами. И – странное дело – его пальцы не шевельнули кольцо на пальце.
Девушка застыла в кресле.
— «И тогда я понял, что нет разницы между людьми и зверьми, и участь их одна – прах и тлен. И лучшее, что они могут делать – это веселится и делать добрые дела. Ибо рано или поздно могила заберёт их. И тогда Боги взвесят сердце каждого на весах, и если окажется оно тяжелее птичьего пера...»
Я говорил, и тени затрепетали. Электрический свет зашипел, замигал и пропал. Огоньки свечей затрепетали. Словно их развевал невидимый ветер. Лампы испустили клубы чадящего дыма. Длинные тени легли от порога к столу и Чифу. Густые, словно тяжёлые. Похожие на жадные лапы. А он застыл, словно не в силах шевельнуть губами.
— И тех, у кого сердце будет тяжело, сожрёт зверь Акеру*, он же Левиафан, дабы не допустить мерзости в Королевстве Последнем. Бойтесь, сыны и дочери человеческие, дел своих. Бойтесь.
Лицо бандита стало жёлтым, он жадно хватал воздух ртом.
— Нет... Нет таких слов в Псалмах! — просипел он.
— Да неужели? — удивлённо осведомился я. — Откуда же грабителю, насильнику и убийце столь тщательно знать Псалмы?
Морозное дуновение повеяло от дверей. Свет, окаймляющий контур двери, стал не жёлтым, а алым. Комната окончательно погрузилась во тьму. И лишь багровые лучики просачивались из-под двери. Словно языки пламени, они лизали косяк.
— Иногда Суд запаздывает, — мягко сказал я. — И тогда ему стоит немного помочь. Приоткрыть Дверь.
Капли пота выступили на его лбу. Я видел, как он пытается повернуть кольцо – и не может сдвинуть и пальцем.
— Как… но как.... — хрипит.
— Я многое узнал в могиле, — голос мой мягок, словно прикосновение бархата. — В ад ведёт множество дверей. Позволь мне распахнуть тебе одну. Как чудесно, что сегодня вся банда в сборе. ОНИ не любят, когда ИХ тревожат по пустякам.
Мои костяшки легки на бронзовую ручку.
— Нееет... Нет...
— Там тебя уже заждались, — терпеливо, как беспокойному ребёнку, сказал я ему. — Негоже заставлять ИХ ждать.
И распахнул дверь.
***
Мы молча шли по мокрым, сверкающим улицам.
— Ты дойдёшь домой? Всё в порядке?
–— Да, — пауза. — Скажи... Почему ты не рассказал всего сразу.
Я остановился и смотрел на сверкающие от дождя улицы.
— Ты должна была сделать свой выбор. Только чистые сердцем могут устоять перед пламенем ада. Я боялся, что твоё сердце окажется тяжелее пера.
— А ты сам? Ты сам не боялся?
Я посмотрел на неё, со своей вечной, неизменной улыбкой.
— Чего мне бояться? Я уже побывал ТАМ и вернулся. Плач детей ранит сильнее, чем огонь преисподней.
Она долго смотрела на меня и молчала. А потом её губы тронула робкая, неуверенная улыбка.
– Скажи, я ведь, правда, нравлюсь тебе? Я красивая?
Если бы у меня было сердце, оно бы заколотилось сильнее.
– Ты очень красивая, – тихо ответил я.
Она встала на цыпочки, вся ещё мокрая, в крови и грязи, и поцеловала меня.
– Спасибо, – шепнула она. – Спасибо за Элю. И… спасибо за меня.
И я стоял и улыбался – за неизменным оскалом черепа – по-настоящему, внутри – впервые за долгие, долгие годы. Чувствуя, как растворяется внутри пустота.
* Малоизвестное мифологическое существо древнеегипесткой религии.
Похожие статьи:
Рассказы → Однажды (Юмор - работа №1)
Рассказы → По головам (Ужас - работа №1)
Рассказы → Если б было море крови! (Юмор - ВНЕконкурс)
Рассказы → Семья (Юмор - работа №17)
Рассказы → Мордатые (Пограничье - работа №1)
