– Именем закона Залии,– в знак уважения к святыне пальцы Малвина коснулись седых висков. Ветер, слегка прикасаясь к зачесанным назад волосам, взъерошил соболиный мех на длинной шубе. Оранжевые полосы заката превратили выражение смуглого лица высокого мужчины в неприятное зрелище. Налитые кровью глаза пылали ненавистью, губы сжались тончайшей нитью, подбородок отяжелел, напоминая скальный выступ.

Голос властителя гремел над стоящими на коленях рабами, отражался от блестящих лат охраны и замирал в пещерах презелийских каменоломен. Страх смерти поглотил истерзанную невинную плоть, распластавшуюся у его ног.– Галвин, я приговариваю вас к смерти.

«Что может быть страшнее смерти? – подумал старик, пытаясь шевельнуть связанными за спиной руками.– Наша жизнь».

Солнечные лучи, играя бликами, осветили над бритой головой друида нимб. Белый балахон был заляпан красными пятнами. Босые ноги, погружённые в раздавленные плоды омелы, посинели от холода. Рёв двух белых быков, привязанных друг к другу рогами, истреблял из человеческих душ надежду на спасение.

Выражение лица старика показалось Малвину странным. Он казнил многих людей, и привык встречать наполненные страхом глаза, дрожащие губы, невнятную бессвязную речь.

Найденное счастье сменялось в лике жреца болью потерь, грусть – радостью. Музыка жизни боролась в нём с бесконечной палитрой смерти. Но глаза приговорённого выражали спокойствие, точно перед ним простирался не миг, а целая вечность. 

На ярком образе уходящего светила, варвар напоминал своего божка, нарисованного на стенах святилищ. Тоска пронизала душу Малвина. Восемнадцать лет он не может покинуть эту планету. Так долго он ещё нигде не задерживался. Чёртова Эвела! Будь проклята земля бриттов! Будь проклята галактика Пограничный Вектор!

Блеснуло лезвие длинного меча. Весенний воздух, рассечённый широкой ладонью прозрачного металла, пьянил. Всё замерло: каменоломни, колышущиеся волны зелёной травы на болоте, вода у замка Лар. Бескрайнее тёмное небо родило первую звезду. Звук упавшей головы вместе с вздохом облегчения эхом пронёсся по расщелинам.

Светлым пятном на сером фоне земли лежало обезглавленное старческое тело. Из шеи потоком схлынула кровь. Белели позвонки. Тёмными сгустками пульсировала толстая вена. Пар, от тепла разрубленных органов смешиваясь с туманом, оседал на траве каплями алой росы. Ногти скрюченных пальцев почернели. Лишь неестественно лежавшие в грязи ноги портили картину природной гармонии.

– Вот оно – то место, где живут души побеждённых врагов,– аккуратная бородка на лице, покоящейся в кустах головы, напоминала мох на небольшом валуне.– Воин, обладавший коллекцией голов вождей,– вспомнил Малвин слова оракула,– окружался почётом.

Получается, что я почётный гражданин Лондиниума,– слегка унявшая тоску мысль оставила после себя во рту горечь.– Кимвры и галлы! – крикнул Малвин.– Я призываю в свидетели ваших богов! – он ткнул остриём меча в небо. Несколько рядом стоящих высоких воинов в боевых доспехах зажгли факелы.– Я видел много существ во Вселенной: потомков Абена из Светящихся Развалин, кровожадных манифов, живущих по другую сторону Лумузы, лунджилов – самых грязных и продажных тварей во всей Кирабе, и все они… Вы слышите-е-е,– от голоса Малвина поблекли звёзды. Тяжёлый влажный воздух медленно подминал под себя Презелийские горы. Звон золотых колец на рукавах шубы придавал речи властителя оттенок беспощадности,– все они повиновались мне!

Малвин проводил взглядом уходивших на отдых каменотесов, оценив сноровку охраны, коренастых прикормышей, взятых в плен под Марджанином. Ему на мгновение захотелось оказаться среди них – голодным, в изодранной одежде, без будущего, но на своей земле.

Кинув взор на бездонную пропасть звёзд, Малвин нашел в туманности Субиры Крест Номуса. Ниже двух спиралей – последнего пути ядер вымерших комет – мерцала алая точка. Радость наполнила тело повелителя. Слева от красной Аланы, в пересечении колец трёх газовых планет, еле заметной рябью переливался рукав галактики Драгонов.

Где-то там под толщей космической пыли парила его Залия. Земля необъятных деревьев, величественных рек и озёр, полей, утопающих в цветах рахати, девушек, таких же прекрасных, как жизнь залийцев. Цветущие города, построенные из голубого камня… Малвин поймал себя на том, что думает, как человек.

Я прихожу к тому, за что убиваю. Мысль кельтских жрецов, усиленная разумом варваров, испепеляет душу: «Смерть скажет о жизни больше, чем знания людей!». Мне кажется, что я давно умер и лежу под слоем болотного мха. Моё сгнившее тело доедают черви, шубу донашивает один из здешних оборванцев, прячущихся в лесу. Из черепа сделан масляный фонарь, перемолотым прахом костей кормят свиней. Я согласен на свободу, данную мне смертью, лишь с одним условием: хочу умереть на своей земле.

Услышь меня ахама – мать-земля. Я повторяю это слово, как людскую молитву, чтобы их боги, наконец, отпустили нас.

Светящийся шар полной луны подпирали каменные башни замка друидов. На озере голосили гуси. Языки костра лизали сумерки. От зарезанных быков пахло кровью. Мясники свежевали туши животных, ловко орудуя острыми ножами. Хлюпали внутренности, скулили собаки.

Болотный гнилостный запах, деля ложе с ароматом жареного сердца, стелился по земле мутными белыми шарами.

Черный силуэт драгона появился неожиданно. Во тьме зелеными точками горели глаза родного существа. Тяжёлое дыхание помощника Малвин ощущал порами кожи, если биологическую ткань сына Залийского короля можно было назвать таковой. Последней тварью, не пострадавшей от рук варваров, управляла Рут.
При взгляде на жену Малвин вторил людям: сердце его и душа становились податливыми, как глина. О сердце, душе и глине он узнал на этой проклятой Эвеле.

Тряхнуло каменные глыбы. С песчаной горы повалился пласт спрессованной земли. Дубовая роща зашлась криком птиц. Поджали хвосты безухие псы-волкодавы. Фыркали и толпились лошади в низине. Раб, подкинув дров в костер, упал ниц, закрыв ладонями глаза. Пламя выхватило из ночи страшного гостя.

Змеиная пасть крылатого исполина дышала огнем. Вытянутая морда, утыканная рогами-наростами, истекала кровью. Остатки ужина волокнами свисали с острых клыков. По натянутой коже перепончатых крыльев текла парящая маслянистая жидкость. Мощные трехпалые лапы, покрытые голубой пылью, сжимаясь, вырывали из земли увесистые комья.

Длинный измазанный экскрементами хвост, волочился за существом, оставляя после себя широкую темную полосу. Глубоко дышало мускулистое брюхо, перевязанное канатами. Утробный смрад, обжигая листья, вырывался из твари клубами едкого дыма. Шахты глаз драгона источали неоновую зелень.

Белое свечение ладони Малвина успокоило животное. Голова его поникла, изумрудные зарницы потухли, последний выдох, и помощник превратился в гору спящего мяса.

Зашипел привязанный к спине кокон. Скрипнула дверца капсулы. Когда показалась Рут, Малвин уже шел ей навстречу.

Блестящий утянутый на талии комбинезон в свете луны переливался стальным блеском.

Высокая, стройная женщина, была похожа на свою мать, залийскую оларию – полуживотного, полурастение. Создание, покрытое нежной оболочкой принимало вид любой жизни. Её изысканного запаха жаждали в королевстве многие, но принц Малвин оказался первым, кому волею судьбы досталась молодая бестия.
Копна густых рыжих волос лежала на плечах, слегка прикрывая тонкую шею. За все годы, проведенные с людьми, кожа Рут приобрела бордовый оттенок.

Миловидные очертания лица портил сломанный нос, но такие мелочи делали ее только загадочней. Раскосые глаза цвета рокоса, на людской манер она называла их фиалковыми, глядели нежно, и в то же время внутри от её взгляда, становилось не по себе.

Ладони, через которые залийцы общались с окружающим миром, стали мягкими и податливыми. Малвину нравились её поглаживания. Он растворялся в любви к этой женщине и прощал ей всё, даже общение с изгоями, не желавшими подчиняться новому властителю.

За всё это время повстанцами было убито десять драгонов. Помощников, переносивших дэйо – голубые камни для строительства портала – единственной оставшейся возможности попасть домой. Огромные тяжелые глыбы каменотесы шлифовали годами, вымеряя в природной структуре заданную Малвином конфигурацию.

Ловко пробежав по рельефной шее спящего гиганта, Рут прыгнула на Малвина и впилась губами в его уста. Ошеломлённый смесью запахов и темперамента жены, Малвин еле устоял на ногах. Смрад от измазанного дерьмом существа не мешал наслаждаться любимой. Малвин привык к трудной жизни аборигенов. К кучам навоза, торфа, угля; к бесконечному голоду, дождям, вонючей бедности, лаю собак, хрюканью свиней. К коровьим лепёшкам, делавшим новые сапоги непригодными к носке.

Он простил бы людям всё, если бы не нож в спину. Последние два голубых камня треснули сразу после укладки.

Небо ощетинилось огненными хвостами комет, Таонго, пронизывая Вселенную смертельными лучами, выжигало последнюю надежду.
 
Рут прилетела на Эвелу ребёнком. Она не помнила родную землю. Красота Симизолы была для неё пустым звуком. Блеск утреннего Руфаро в зелёной дымке тумана не тревожил сна. Горный хребет Удо, воплотивший в себе всю красоту Залии, не срывал с места и не заставлял сломя голову нестись домой.

Зато она растворилась в источавшей любовь, кровь и ненависть земле бриттов. Душа её беспечно парила над зелёными лугами Лондиниума. Словно потомок античных сирен, она заманивала мужчин в ловушку, пугая и в тоже время соблазняя.

Её смех разносила по островам морская пена. Пока душа Рут гонялась наперегонки с презелийским эхом, тело её кокетничало среди людей, смеялось, плакало, мстило, охотилось, сходило с ума от постоянных дождей.
Малвин так и не понял, когда она стала частью Эвелы.

– Я соскучилась по тебе, любимый,– Рут уткнулась в шею и громко вдыхая, пыталась насладиться запахом мужа.– Вот здесь,– она поцеловала его в кадык,– ты пахнешь костром. Тут,– девушка лизнула грудь рядом с кожаным доспехом,– голубой пылью и потом рабов. Там,– она попыталась встать на колени.

– В замке тебя ждёт ванна, милая,– поднимая женщину, Малвин повернул её лицом к луне. Пытаясь разглядеть в глазах-фиалках цветы рокоса, огромные нежные листья, льнувшие к поднесенной руке, он вспомнил мать.
         
– Они не выпустят нас. Им нужны наши знания,– руки девушки выписывали на спине Малвина фантастические круги. Слегка карябали, разминали оболочку, касались плеч кончиками пальцев. Под девичьим напором шуршала шуба. Ножны, то и дело бились о высокие сапоги.

– Я чувствую запах грудного молока.

– Любимый,– влажные губы Рут светились в ночи мягким бархатным светом.– Я хочу ребёнка. Маленького, с пухленькими щёчками, с розовой попкой, пахнущего так, словно вся радость мира вселилась в его малюсенькое тельце.

– Ты плачешь? – в груди у Малвина стало неуютно. Сбилось дыхание. Что-то учащённо забилось под доспехами.– У нас нет сердца! – неожиданно крикнул он.– Всё, во что ты влюблена, навязано тебе этой планетой.

– Я нянчила малыша,– слёзы оставляли на щеках девушки тоненькие неровные полоски,– драгонова вонь не может затмить радость моей души. Я говорила с ними. Они убьют нас, Малвин! Как ты не поймешь! У нас остался последний драгон и предпоследний голубой камень,– Рут сникла. Плетьми повисли руки. Она боялась поднять глаза, зная ответ.– Будь проклята Залия, если она разлучает любовь.

Уверенное движение лошади успокоило девушку. Мягкое седло, наброшенная на плечи шуба, тёплые бока животного: Рут прижалась к гриве. Конский ухоженный волос нежно касался щеки. Светилась украшенная золотом сбруя.

Лязг цепей моста через ров спугнул уток, мирно плавающих в зеленеющей заводи. Хмурые испуганные лица охраны, запах свежеиспеченного хлеба, яркая луна, крепкими родными объятиями прижимали к себе соскучившуюся девочку. Она выросла здесь. Сильные руки кузнеца вправляли ей вывихнутые кости, дети слуг бились с ней на деревянных мечах, юношеская дружба с Лейсом, сыном друида, тревожили девичий сон.

Стены замка пестрели шкурами животных. Блестели щиты, копья, секиры. За спиной гасли факелы, исчезала охрана. Потрескивали сухие дрова в камине. Уютное гнёздышко было наполнено ожиданием любви и счастья. Запах ароматных свечей, обволакивая уставшее тело, уносил женщину далеко от замка. Слабое дуновение ветра, и дубовая роща превращается в детскую погремушку.

Пожелтевшая кора деревьев топорщится старушечьими бровями. Шуршит листва. Одетый в волчью шкуру, ползёт по земле ребёнок. Обезображенное стражей лицо мальчика ужасно. Нос отрезан, на месте ушей окровавленные дыры. Фаланги обрубленных пальцев белеют костями. Из кустов доносится приглушённый стон. Там умирают восставшие против Властителя. Перед глазами меч мужа – бесцветный металл, ставший алым факелом в руках убийцы.   

Когда наложницы сняли с Рут комбинезон, она, стыдясь мыслей, вспомнила руки Лейса. Сын казнённого Малвином друида касался её запястий, дрожал от переполнявших его эмоций, боялся вымолвить хоть слово. Двоякое чувство овладело женой Властителя. Она любила мужа, чтила предков, надрываясь, возводила портал и в то же время искала другой жизни. Той, которая окружала её: с обычными людскими радостями, печалями и заботами.

Перехватив взгляд, Малвин направил на жену ладонь. Яркое свечение испугало девушек. Оставив Рут, они ушли. Пар над водой в каменной ванне, туманом окутывал стройные ноги. Руки нежно массировали гладкий лобок. Высокие дубовые кресла, широко расставив толстые резные ножки, любовались женскими прелестями.

– Зачем ты сканируешь меня? – мыльная пена медленно поглощала инородную ткань. Худые плечи поочередно выглядывали из радужных пузырей. Намокли спутанные волосы.– Ты и так знаешь, о чём я думаю. Мне кажется, что у меня есть сердце. Что-то же в груди разрывается на части!

– Нет,– лоб Малвина заволокли морщины,– ты не могла это сделать.

В тусклом мерцающем свете огня выражение лица мужа напомнило Рут бродячего актёра. Лес кишел странными людьми. Она улыбнулась.

– Тебе смешно? Ты хочешь лишить нас будущего и радуешься этому? Перечеркивая мою жизнь, ты прощаешься со своей.

– А в чём она, жизнь? – капли воды, скатываясь со лба, исчезали в чаще волос.– В тысячах убитых, ни в чём не повинных детях? Или в строительстве портала, точке пересечения двух галактик? Или, может быть, в любви к наложницам, рабам или повстанцам? В еде, в питье, в золоте: в чём?

– В любви, ты права,– безумный блеск глаз Малвина смутил Рут.

– Но я ведь люблю тебя. Люблю твои руки, лицо, изрезанную шрамами голову. Люблю этот замок, слуг, лес, горы. Моя душа так огромна, что мне иногда кажется, туда поместится Вселенная.

Внезапный гул в коридоре заставил Малвина направить ладонь в другую сторону. Белое свечение выхватило в темноте толстую дверь, обитую широкими медными пластинами. Отполированные руками дружины блестели заклёпки. С приближением топота ног лицо Малвина темнело.

– Ты убила его …

– Повелитель,– огромный мулат в кожаном шлеме преклонил голову. Ножны длинного меча, украшенные красными камнями, стукнулись о каменную плитку.

Гора мускулов, накрытая пятнистой накидкой, напоминала вековой дуб.– Драгон хрипит. Из пасти чудовища льётся кровь.

– Я же приказал усилить охрану.

– Тройное кольцо оцепления: бойцы меняются каждые два часа,– дерзкий тон стража не смутил Малвина. Он знал Нелвина, как решительного и сильного воина.– Его отравили пару часов назад,– Нелвин мельком бросил взгляд на Рут и сразу опустил глаза. Меховая накидка начальника стражи была зашита в нескольких местах грубой нитью.– Приказывай, повелитель!

– Это не я, Малвин! – Рут потянулась за одеждой.– Любимый, зачем мне убивать своего последнего любимца?

– Замолчи.

– Он сожрал по дороге какого-то нищего,– не стесняясь наготы, Рут встала из ванны и набросила на плечи расшитый золотом королевский плащ. Пять подвесок на фибулах, как пять золотых змей, извивались на ткани, словно живые.

– Заткнись! – Малвина было не узнать.

– Что с тобой, милый? Ты мне не веришь? – она стояла в луже. Под ногами хлюпала вода. На левом мизинце отсутствовал ноготь.

– Ты меня с кем-то спутала.

– О чём ты?

– О нём,– один из охранников вытащил из мешка голову.

– Кто это? – губы Рут задрожали.– Ты не мог этого сделать! – крикнула жена, увидев родинку на щеке отрубленной головы.

– Этого негодяя зовут Лейс,– в голосе Малвина послышалось отчаяние,– за связь с тобой поплатилась вся его семья! – от последних слов задрожали стены. Звякнул о щит, висевший на медвежьей шкуре топор.– Мы не сможем без драгона перевезти к полнолунию последнюю плиту. Слышишь, не сможем! Ни по земле, ни по воде,– на шее Малвина вздулись вены. Лицо осунулось.

Растрёпанные волосы стояли сплошной стеной.– О боги, я ждал этого момента восемнадцать лет!

– Я тоже.

– Что тоже?

– Ждала восемнадцать лет,– от пышущего жаром тела женщины шёл пар. Она просунула ноги в меховые сапожки. Мокрые волосы напоминали свалявшуюся гриву.
Глаза метали молнии, руки дрожали,– чтобы сказать тебе: я остаюсь.

Плащ распахнулся, и свора Властителя увидела на животе у Рут пять белых точек. Стройная женская фигура, окружённая каменными сводами, казалась сказочным завораживающим существом. Шейная серебряная гривна подчёркивала утончённость хозяйки.

Торк ей подарил друг детства Лейс. «Убитый Малвином»,– теперь при каждом упоминание этого имени, в голове Рут появлялось дополнение.

Огонь в камине усиливал ощущение божественного присутствия. Точки излучали голубое свечение. Испугавшись, воины встали на колени. Лишь Малвин не мог совладать с собой. Рука его то и дело тянулась к мечу.

Во взгляде мужа проснулся сумеречный невнятный мир Залии. Постепенно заполняя комнату, мифы и легенды всё больше теснили реальную жизнь. В какой-то миг Рут ощутила себя в каменном мешке. На мгновение появилась кормилица-няня, деревянная лошадка, куклы, сделанные из обрезков кожи.
«Залия»,– застучало в висках.

И сразу с заполненного драгонами неба закапала кровь. Красные пятна на снегу стали озёрами, морозный воздух – дымом. Отрубленная голова Лейса и сверкающие латы убийц вернули женщину к действительности.

– Малвин, дорогой, какова же цена твоей любви, если из-за какого-то, пусть самого лучшего друга, ты переступаешь через меня? Все твои слова лишь эхо в каменной клетке. Это плод твоего воображения: нет любви, нет Залии. Не тешь себя, ты сильный, достойный своего короля воин. Ты – муж, но не смей прикасаться к тому, что давало мне силы всю мою жизнь.

По растерянным лицам мужчин бродил ужас. Потрескивали поленья в камине. Коптили факелы. С толстых свечей тоненькой струйкой стекал воск. В соседнем зале громко хлопала крыльями летучая мышь. За стенами замка выли собаки: прощальная песня животных наводила тоску.

– Мне запрещено поднимать на тебя руку,– Малвин успокоился, гнев прошёл, глаза его снова стали ясными,– с тобой будет разговаривать он.

Блеснул меч, прозрачное полотно металла покрылось бурой жидкостью. Глаза Рут расширились. Сквозь кривую усмешку на губах послышалось: «любимый». Пронзив тело женщины, лезвие разрезало золотую змейку на плаще. Хвост гада запрыгал по каменному полу. Вспыхнули и погасли точки на животе.

Падающее тело подхватил Нелвин:

– Госпожа,– только и смог вымолвить мавр. Чиркнул под кожаными подошвами змеиный хвост. Полы плаща распахнулись. Тёмный живот пересекала короткая черта. Кожа блестела, будто смазанная маслом.

Хлопнули двери. Из темноты, кусая на ходу пар, появился охранник. Упав ниц, он долго не мог отдышаться.

Недовольство старших чинов и бледное лицо Властителя не давали стражу открыть рот. Он водил безумными глазами по сторонам и беззвучно шамкал губами. Его испачканная одежда, перетянутая кожаными ремнями, источала запах животного дерьма. Длинные, обесцвеченные известью волосы были повязаны гнилой веревкой. Торчавшая клочьями чёрная борода таила в себе остатки ужина.

– Как ты посмел, галл? – пустые глаза Малвина смотрели сквозь стену. Побелевшие пальцы сжимали рукоять.

– Он жив…,– вымолвил галл.

– Кто? – взгляд Малвина замер на отрубленной голове.

Вся жизнь, пролетевшая перед Властителем, превратилась в скользкую бесплодную массу. Мгновенье назад он правил частью Эвелы, являясь пасынком Неба. Кто он теперь? Вокруг пустота. Нет абсолютно ничего. Ни замка, ни стражи, ни мёртвого тела жены. Ни этой золотой безделушки, валявшейся на полу. Ни меча, пронзившего жизнь. Ни времени, как хищник берущего за горло. Ни голубых камней.

Полный мрак оказался тем, из чего он пытался построить будущее. Холод, страх и тоска лишь дополняли пустоту. Но чего-то не хватало. Маленькой детали, нежного взгляда, запаха любимого тела.

Пустоту и тьму пронзила искра. Выдох женщины нарушил стройную гармонию ночи. Дрогнули стены. Нервный шаг гиганта крушил преграды на своём пути. Крики двух самцов, потерявших в этой жизни всё, слились воедино.