— Я у вас это… это самое… как это…
Прикидываю, откуда его черт принес. Мусорщик. Мастер. Нет, для мастера рожа сильно тупая, а мусорщик позавчера был. Торгаш какой-нибудь, развелось их, как блох. Нет, торгаш сейчас бы сразу варежку разинул, добрый день, предлагаем вам новый ошейник для блох со встроенной системой сенсорного поиска…
— Это самое… — здоровый детина смотрит на меня, — войти-то можно?
Не выдерживаю.
— А… что, собственно… вам нужно?
Не умею я с людьми, не умею, если это грабитель, мне вообще хана. На грабителей гаркнуть надо так, чтобы они посинели, а я гаркать не приучен.
— Да я это… самое… учиться к вам пришел.
— Ч-чему учиться?
— Ну… наукам, чему… вы же ученый?
— Астрофизик.
— Ну вот… астрофизику эту учить вашу.
Земля уходит из-под ног, хватаюсь за косяк.
— В-вы ничего не путаете?
— Не-а. Учиться пришел.
Хватаюсь за соломинку:
— Вас… кто послал?
— Да никто. Сам я…
Не умею я строгим быть, не умею, вот у наставника это хорошо получалось, а мне где…
— Я не принимаю учеников.
— Э, нет, — детина вклинивается в дверь, которую я уже хочу захлопнуть, — нельзя так. По закону испытать меня должны.
Думаю, чего я тебе еще должен, луну с неба, или рога от комолой коровы.
— В-входите. В школе-то… учились?
— Не-а, какая школа… Три класса… там батя помер, на заработки надо было…
Ёкает сердце, хочу сказать, что это вам, милейший, сначала бы в школе подучиться, а там и… не говорю. Закон есть закон, раньше чем через неделю я его выставить не смогу, главное, неделю эту пережить…
Легко сказать.
— Ну что же… о строении Земли… представление имеете?
— Не-а.
— Земля имеет… форму бесконечной плоскости… хотя… согласно некоторым исследованиям у земной плоскости имеется ничтожно малый радиус кривизны, из чего следует предположение… Что бесконечно далеко в пространстве земля замыкается сама на себя. Но это только гипотеза, ничем не подтвержденная.
По этикету надо бы предложить ему ужин. Или хотя бы чашку кофе. Не предлагаю ни того, ни другого, может, поймет мой тонкий намек, что ему здесь не рады.
Хотя нет, до таких намеки не доходят, ни толстые, ни тонкие…
— Ну вот, Ойкумена наша, — учитель разворачивает на доске карту мира, — вот… столица… а от неё во все стороны дороги. Размеры Ойкумены знаете?
— Световой год, — отвечаю.
— Чего-о-о?
— Световой… год.
Учитель смотрит на меня, жжет взглядом.
— Нда-а, мил человек, вы, может, в путешествие через Ойкументу отправитесь? Посмотрю я на вас, как вы световой год ехать будете…
— А… ч-что?
А то. Световой день от светового года отличить не можем?
Показываю учебник.
— Да вот же, написано, световой год…
— Это в помойку можете отправить. О-ой, мил человек… на заборе тоже много чего написано. Читаете, и не думаете даже. Световой день, мил человек, световой день…
Да, у учителя как-то с людьми получалось. У меня нет…
— Слышишь?
— Не-а.
Даммер прислушивается, хоть убей, ничего не слышит, вот всегда так, опытные-то за версту слышат, а где Даммеру за версту…
— Ну, ты даешь, блин… охотничек хренов…
— А говорят, когда поезд идет, вроде как рельсы качаться начинают.
— Ты чего курил? Идиотище добланное, рельсы ему качаться начинают… с чего они тебе закачаются?
— Ну, мало ли…
Подмораживает. Как пить дать околеет Даммер, холод-то вон какой собачий…
— А вот провода качаются, вишь?
Даммер видит. Качаются.
— И чего?
— А того! Вот вишь, это значит, поезд идет…
— Ну, я говорил, рельсы дрожат!
— Да не рельсы, а провода, идиотище долбанное! – Шач недовольно шипит, пристрелит он Даммера, как пить дать пристрелит…
Подмораживает. Даммер благодарит кого-то в небесах, что идет поезд, а то бы он тут и околел, Даммер.
— Ну… гляди.
Даммер глядит на горизонт, что-то мелькает там, в тумане, призрачные огни…
— Поезд?
— Ну… давай теперь…
Даммер наводит пушку. Как Шач учил. Целится, тут, главное, не промазать, по головному, по головному, а то Шач потом Даммеру так промажет, мало не покажется…
Что-то накатывает, наваливается на голову, сжимает виски. Даммер уже не видит поезда, не видит бескрайней равнины, ничего не видит. Снится что-то, и странно так, наяву снится, прячутся вдоль дорог добрые молодцы, грабят поезда. Мало-помалу поток поездов иссякает, в больших конторах большие люди с большими деньгами разводят руками, ми-ил человек, вы что, чтобы я через полмира повез свои вазы-картины-машины-костюмы-телевизоры-нужное-подчеркнуть? Да ни в жизнь, черта с два мы довезем что, как пить дать грабанут…
И иссякает поток поездов, рвутся связи между городами, умирают грода. Еще стоит что-то на горизонте, но это уже не город – скелет города, остов поднимается в небо.
Ржавеют трассы…
— …ты чего там, заснул?
Даммер спохватывается, наводит цель, ну только бы не промазать, это большего позора среди разбойников нет и не было, по цели промазать, это после этого останется только самовыпилиться, как Шач говорит…
Ну же…
Даммер жмет на кнопку, луч вырывается из пушки, пушка жжет руки, шепоток Шача, я кому говорил, идиотина долбанная, за ствол не хватайся…
Головной вагон вспыхивает, разрывается на осколки, обломки с громом и грохотом летят под откос, увлекают за собой состав.
— Десять баллов, — шепчет Шач, — ну чего встал, давай уже брать… чего там брать… о-ох, парень, чего ж ты состав-то под откос пустил, если там компы были или хрусталь какой, в жизни тебе не прощу…
Как бы это сказать…
Нет, не могу.
А сказать надо. Вот у других как-то легко получается говорить, а я от себя слова отрываю как будто кусочки самого себя.
— Прошу… прощения…
— Чего?
Даммер смотрит на меня, здоровенный, крепкий, да чего я его боюсь, не двинет же он мне кулаком по макушке, и нож к горлу не приставит.
— Прошу прощения… я… не могу вас учить.
— Чего?
— Не могу вас… учить… неделя прошла, вы ничего не понимаете, вы экспоненту от эксцентриситета отличить не мо…
Кулак Даммера опускается мне на голову, мир летит кувырком, швыряет меня под стол. Пробую встать, сапог здоровенного детины прижимает меня к полу, что-то блестящее прижимается к моему горлу, не сразу понимаю, лезвие…
— Как миленький меня учить будешь, понял? Не твоя забота, понял я или нет, а ты сделаешь так, чтобы понял… усёк?
Не двигаюсь. Этого не может быть, это не со мной, не со мной. Так не бывает. Так бывает на экранах в кино, но не на самом деле…
— Слышь?
Не двигаюсь. Здоровый детина встряхивает меня, прижимает к земле, связывает руки. Уже понимаю, сопротивляться бесполезно. Вспоминаю, что делают в таких случаях, блин, никогда криминальные хроники не смотрел, недосуг было, а тут надо что-то вспоминать… грабители вынесли из дома все ценные вещи, скрылись в неизвестном направлении. Хозяин дома освободился (как?) вызвал полицию, полицейские по горячим следам раскрыли преступление, и жили они долго и счастливо…
Теперь остается ждать, когда он вынесет всю технику и свалит в неизвестном направлении. Если опять приставит нож к горлу, спросит, где лежат сбережения, лучше сразу сказать, это я тоже где-то читал. Так-то оно так, только вот в чем прикол, никаких сбережений у меня отродясь не было.
Возвращается уже в сумерках, несет что-то на подносе, улавливаю запах чая, повожу губами, пить, пить, пить… С наслаждением присасываюсь к чашке, гос-ди, кто бы мог подумать, что такое наслаждение, пить…
— Смутил я вас… учитель?
Да уж, так смутил, что дальше некуда. Не отвечаю. Какая-то безумная мысль, что если делать вид, что его нет, он исчезнет. Потому что… потому что.
— Вы уж извините, что я так… просто для меня это вопрос жизни и смерти, понимаете?
Не понимаю. Хоть убей, не понимаю. Бывало, приходили к нам какие-нибудь маменьки, приводили маменькиных сыночков, ах, мой Витечка умный такой, прямо маленький гений, он астрофизиком будет, а Витечка только и думает, как бы к компу присосаться и очередного монстра замочить… Или придет какая-нибудь гламурка с наманикюренными мозгами, ой, знаете, всю жизнь астрономией увлекаюсь, или что вы там изучаете, а сама так и смотрит, как тебя в постель затащить…
Так что всякое бывало…
Но это новенькое что-то.
— Я ужо вам расскажу, как дело-то было…
— Да уж расскажите… пожалуйста.
— Не сильно я вас?
— Руки… развяжите.
— Ага, и вы меня грохнете…
Смотрю на свои руки, где видна каждая косточка, ну конечно, я же этими руками только так здоровых бугаев душу штук по нескольку зараз.
— Ну вот… как договаривались, тебе сорок, мне шестьдесят, — кивает Шач.
— Даммер думает, ослышался.
— Э-э… говорил же, пополам.
— Ка-акое пополам, ослышался, что ли? Сказано было, тебе тридцать, мне семьдесят! О-ох, парень, уши надо мыть не компотом, и косточки выковыривать…
— Так пополам же…
— Чего говоришь? Тебе двадцать, мне восемьдесят? Ну-у, как скажешь. Тоже правильно, зачем новичку много… Ну ладно… давай, что ли… на боковую…
Шач устраивается на куче тряпья, широко зевает. Даммер следит за напарником, ну давай же, давай, засыпай уже. Шач косится на Даммера, многозначительно подмигивает, мол, ну только сунься…
Затихает.
Ночь молчит.
Даммер нащупывает в темноте пушки, ай, Шач, сволочь такая, на предохранитель все повыставил, пра-авильно, чтобы не пристрелили. Ничего, ножичек всегда с Даммером, хороший ножичек, продавец говорил, не затупляется…
— Ты чего, а?
Шач подскакивает на постели, сжимает горло Даммера, а вот ты как, товарища ножом, да, у нас знаешь, чего с такими делают, а…
Что-то происходит, хватка слабеет, Шач хватает ртом воздух да что это с ним. Пол расступается, открывает далеко внизу безграничный мир, тусклый, холодный, проржавленные рельсы, остовы умирающих городов, где бродячие собаки сбиваются в стаи…
Шач падает в темноту нижнего мира, еще пытается ухватиться за что-то, сжимает рукав Даммера. Даммер вырывается, пусти-пусти-пусти, срывает с себя куртку, ну же, ну же, ну…
Шач соскальзывает в темноту, плавно, медленно, как пушинка.
Что-то не отпускает Даммера, что-то тянет вниз, вниз, вниз, Даммер отползает от расщелины в полу, расщелина ползет за ним, приближается…
Даммер бежит прочь из фургона, прочь от награбленного богатства, через пустыню, куда-то в сторону железной дороги, может, там еще ходят поезда…
Даммер умолкает. Похоже, рассказал все, что хотел. Похоже, не поймали его той ночью.
— И… что же?
Потихоньку прихожу в себя, если это можно назвать – прихожу в себя. Голова раскалывается от боли, Даммер, если я из-за тебя потом работать не смогу, я не знаю, что я с тобой сделаю… ничего я с тобой не сделаю. Даммер хлопочет вокруг меня, прикладывает к голове примочки, из кожи вон лезет…
— Как… не въехали?
Въедешь тут, когда тебе чуть голову не проломили. Мне своих проблем хватает, до сих пор не могу прийти в себя после того, как исчез учитель…
Исчез учитель…
Черт…
А ведь то же самое у нас здесь было. Хлопаю себя по лбу, тут же вздрагиваю от боли, вот черр-ррт…
— Я стесняюсь спросить, ты каким местом думал? Ты каким местом думал, я спрашиваю?
Молчу. Здесь лучше молчать, а то выставит меня за дверь, как пить дать выставит. Ну не умею я как учитель каждую циферку перебирать, не умею, я мысленно результат вижу, а как рассчитать его, не знаю, еще в школе такой был…
— Вот ты здесь корень извлек… квадратный… ты на хрена потом то же самое в квадрат возвел?
Вздрагиваю. Точно, не посмотрел даже, каким местом думал, спрашивается…
— Мы же умные самые… у нас же корень из восьмидесяти одного – восемь…
Нет, не так я себе все это представлял… поток мыслей, судьбы вселенной, от ее рождения до самой смерти, какой-нибудь ключик, которым открывается все мироздание…
— Ну что я могу сказать… способности у тебя есть, конечно, но не более того… ты бы себя попробовал в…
Рушится мир.
Учитель не договаривает. Не успевает. Что-то происходит, потолок над нами расступается, открывается что-то, залитое солнцем бескрайнее поле, огромные города под хрустальными куполами, сверхскоростные магистрали, самолеты поднимаются в небо, выше, выше, я жду, когда они опустятся к земле, — но самолеты не опускаются, почему-то они полетели выше неба…
— Учитель?
Учителя уже здесь нет, учитель там, на залитом солнцем лугу, уходит от меня куда-то, меня с собой не берет. Еще пытаюсь окликнуть его, уже знаю – не вернется…
Свет меркнет, снова вижу над собой потолок, только потолок, ничего больше…
Остаюсь наедине сам с собой, наедине с телескопами, этот на дальние расстояния, этот на ближние, главное, не перепутать. Если перепутаю, учитель мне голову оторвет… то есть, уже не оторвет, уже нет учителя.
Звонят в дверь. Спускаюсь по узкой лестнице, еще как дурак надеюсь, что учитель вернулся. Еще не знаю, что меня ждет здоровый детина, это… я это самое…
— Ну и как вы объясните данный феномен?
— Ну, понимаете… есть очень много версий, трудно остановиться на какой-то одной.
— И все-таки надо что-то делать, люди-то пропадают…
— Ну, я бы не сказал, пропадают. Люди переходят в иную реальность. Я бы так сказал, мультивселенная сама решает, какого человека куда отправить.
— Куда… отправить?
— Ну, понимаете, есть разные варианты развития цивилизации. Вот один вариант – разбойники грабят поезда, поезда перестают ходить, теряется связь между городами, империя распадается, люди дичают… И если человек, скажем, грабит поезда, или еще как-то мешает цивилизации – его отправляют в тот вариант реальности. Вот так. Сразу.
— Но… каким образом?
— И это вы у меня спрашиваете? Я всего лишь астрофизик, а не властелин мира. А вот если человек, наоборот, делает что-то для прогресса… научные исследования…
— …астрофизика, например.
— Вот-вот, точно. Тогда ему наоборот, отправляют в тот вариант реальности, где прогресс победил.
— Позвольте спросить, а почему вы, в таком случае, еще здесь, на нашей, так сказать, бренной земле?
— Знаете… вчера вечером я видел в небе над головой проблески света. По-моему, это знак. Так что не сегодня-завтра…
Перечитываю интервью с учителем, почему я нашел эту статейку только сейчас…
— А асимптота, это чего?
Смотрю на Даммера. Многозначительно. Как таких земля терпит…
— А-а-а, все, все, это крыса, она ходит по углам, и делит угол пополам.
Давлюсь собственными мыслями. В который раз хочется выставить его на улицу.
Ладно, не до него мне. Проверяю собственные расчеты, а ведь не сходится, черт побери. А-а-а, ну еще бы оно сошлось, правильно, у нас же гравитационная постоянная, оказывается, три и четырнадцать, если моим записям верить. Пра-ально, что постоянная, что пи, один хрен…
Спрашиваю с надеждой:
— А может, вам это… поезда пойти охранять?
— Чего-о?
Ёкает сердце, если он еще раз меня по голове грохнет, моя голова не выдержит. Правда, клялся и божился, что больше пальцем не тронет, так знаем мы эти клятвы…
— Ну, если есть те, кто поезда грабят, есть и те, кто охраняет… все-таки на прогресс работать будете…
— Этого мало… которые охраняют, те вверх не попадают, на хрена их вверх…
— Тоже верно.
Мне не до него. Мне вообще ни до кого и ни до чего, мне бы самому как бы сделать, чтобы меня взяли наверх…
— А это… — контролер оторопело смотрит на Даммера.
— Со мной.
— С-с вами?
— Ученик мой.
— Понимаю изумление контролера, не похож Даммер на ученика астрофизика, ну никак не похож.
Перебираемся в вагон, Даммер суетится, расставляет коробки с приборами, если бы мог, хвостом бы завилял, ей-богу. Прикидываю, сколько ехать до столицы. Прикидываю, доедем или нет.
Даммер-то точно не доедет, это я знаю. Ночью с ним опять приступ был, что-то темное, холодное, нездешнее уволакивало его туда, вниз, в какую-то чужую реальность, в мир мертвых дорог и мертвых городов. Как-то ему пока удается держаться на плаву, но вот именно что только пока…
А вот доеду ли я… Нет, меня пока никто никуда не уволакивает, я о другом говорю. Думаю, сколько раз нападут на наш поезд, и чем закончится нападение. А то ведь дороги еще живут, но вот именно, что еще.
Переезжаем. В столицу. В нашем городе делать больше нечего, да почти никого и не осталось в нашем городе. Как и везде. Как-то быстро разошлись люди, кто вверх, кто вниз, мне даже странно, что я до сих пор остался здесь…
Будь я проклят, если не докажу, что земля круглая. Что где-то там, там, через миллиарды световых лет земная твердь не замыкается сама на себя. главное, я это вижу, я это знаю, я это чувствую, а рассчитать не могу, цифры и я – понятия несовместимые…
Экспресс несется к столице, может, последний экспресс…
Тусклые огоньки в темноте ночи…
Что-то оттуда, из темноты, подбирается к поезду, ближе, ближе…
— Засада, блин…
— А?
— Засада… мать их тудыть за ногу…
Голос Даммера глухой, нездешний, будто уже из какого-то другого мира.
Выстрел со звоном разбивает стекло, Даммер швыряет меня на пол, нехило. Нужно что-то делать, знать бы еще, что делать в таких случаях, когда нападают на поезд, хочется замереть и лежать долго-долго…
Даммер высовывается в окно, целится в кого-то, стреляет, раз, два, три, чувствую, что попал…
Выстрелы в темноте обрываются.
Перевожу дух, неужели обошлось…
Даммер падает на сиденье, почему он согнулся пополам, почему он молчит, почему…
— Даммер?
Черные кляксы падают на пол, одна, две, миллион, лужа, море, океан…
Даммер, да вы что? врача… сейчас… сию минуту…
Мой спутник падает с сиденья, подхватываю его, почему я не могу его схватить, почему мои руки меня не слушаются, почему меркнет мир, ведь ранили не меня, не меня, почему меня утягивает куда-то…
Прицеливаюсь.
Бросаю камень, витрина разлетается с оглушительным звоном.
Сигнализация режет ночь.
Нет, у парней это как-то получается, размахнулись, швырнули, грохнули, смели с прилавка все, что можно смести. У меня вот не получается. Хватаю с прилавка что-то, первое, что попалось под руку, похоже на плитку шоколада, отлично, ужин есть…
Окрик продавца, щас домой дуть будешь и штаны сушить…
Пош-шел ты…
Пробираюсь по закоулкам, известным мне одному, взлетаю на чердак, на котором никто никогда не был. Смотрю на плитку в руке, ах ты ж долбанный ты на хрен, это же ценник, распродажа пятьдесят процентов…
Черт.
С силой грохаю ценник о стену, пропади оно все.
Да, у других как-то получается воровать, у меня нет. У других еще другое получается, шагнуть с подоконника, чтобы раз и навсегда от жизни такой…
Было же что-то по молодости… задумки какие-то, мысли какие-то, что земля наша не плоская, а круглая, по искривлению земли именно так и получается, только доказать надо.
Сейчас уже и не помню, как доказывать собирался…
Было же…
Пропади оно всё…
Смотрю на пустоту по ту сторону запыленного окна, забираюсь на подоконник…
— Документы ваши.
Сильные руки хватают под локоть, вот черт…
— В-вот… справка… об утере паспорта…
— Пройдемте с нами.
— А?
— С нами пройдемте…
— А я…
— Что вы?
— Это не я витрину разбил…
— А-а, так вы еще и витрину разбили? Ну-ну, далеко пойдете. Кто ж их бьет-то, надо же тихонько стекло из рамы вытащить, там только крепления отогнуть. Вытаскиваете товар, и стеклышко обратно. Комар носа не подточит. А вы…
Полицейский смеется. Черт бы меня драл, почему замешкался, почему не прыгнул, только бы меня и видели…
Пытаюсь вырваться. Пропади оно всё, а вдруг получится, не получается, полицейская дубинка обрушивается мне на голову, чер-ррт…
Черт…
Было же, было же так когда-то, удар по голове, звон в ушах, солоноватый привкус во рту…
Когда…
Не помню. Память зашкаливает, вываливается сама из себя. меня заталкивают в машину, еще верчу на языке какие-то коронные фразы, не имеете права, требую адвоката, и все такое…
К императору.
Падает сердце. А что, тех, кто витрины бьет, уже к императору на расправу отправляют… нехило…
Осторожно говорю:
— Требую адвоката.
— Зачем? Тебя что, обвиняют в чем-то?
— А не обвиняют, так чего везете…
— Так надо…
Человек в форме ведет меня в большой дом, говорит с кем-то по телефону, да, ваше величество, сию минуту, только дайте приоденем его, отмоем, а то как с помойки парень, ей-богу… а? сию минуту. Только говорю вам, он же как с помойки, ей-богу…
Смотрю на императора, где я раньше видел это лицо, нет, не на плакатах, и не страницах газет, а ещё раньше…
Когда…
— Не узнал?
Слышу его голос. Воспоминания наваливаются все разом, массивная фигура на пороге, хриплый бас: я это… это самое…
— Это… самое… — еле выжимаю из себя слова.
— Забыл всё?
— Не-ет, помню, помню…
— Ну, то-то же… чего, оборудование я тебе накупил, обсерватория у нас старенькая, посмотришь, скажешь, пойдет такая, или новую строить.
Давлюсь собственными мыслями.
— Еле выискал тебя…. – продолжает император.
— А… это мир… выше или ниже?
— Выше, выше, не боись… ишь как тебя судьба закинула, на улицу… То-то я смотрю, нет тебя и нет нигде…
Нужно что-то сказать. Только я не знаю, что.
— Ты поторопись уже… а то конец света не за горами-то…
— К-какой конец света?
— Ну, не конец, не знаю я, как называется. Люди уже пропадать начали, кто вверх, кто вниз… Сынуля мой вчера вниз провалился, а чего, мозгов хрен да маленько, учиться не хочу, работать не хочу, по клубам тусоваться хочу…
2014 г.
